Читать книгу Чао! Древний Рим - Алексей Николаевич Кукушкин - Страница 6

Консулами выбраны в Римской республике Квинт Фабий Максим Гургит младший от патрициев и Луций Мамилий Витул от плебеев. Цензоры Гней Корнелий Блазион от патрициев и Гай Марций Рутил Цензорин от плебеев. Граждан насчитано 282.234 человека. Граждане Сиракуз избрали тираном полководца Гиерона. Ок. 265 – 215 – Тиран Сиракуз Гиерон II (ок.306-215). Гиерон осадил Мессану. Мамертинцы послали в римский сенат просьбу принять их в италийский союз. Народное собрание Рима приняло предложение. К Гиерону направлено требование прекратить войну, в Карфаген – посольство потребовать объяснений по поводу происшествий под Тарентом. Карфагеняне повели уклончивые переговоры. Против Антигона восстали галатские наёмники. Антигон разгромил их у Мегар и почти полностью истребил. Антигон осадил Афины. Спартанцы старались оказать афинянам помощь, но Арей отвёл назад войско под предлогом, что вышло все продовольствие. Антигон заключил с Афинами мир на условии, что введёт к ним гарнизон. Гибель Арея в битве под Коринфом. 265—262 – Царь Спарты из рода Агидов Акротат. Птолемей послал к берегам Греции флот. Флот Антигона одержал решающую победу над египетским флотом в битве при Косе.

Старший брат

Стоя перед вражеским поселением Ювавум, будущий Зальцбург, Луций меньше всего ожидал удара в спину. Но его и не последовало. Прискакали две турмы всадников набранные в Патавии на хороших конях и в новом обмундировании, вооруженные копьем, мечем и круглым щитом – скутумом, но по-прежнему с четырехрогими седлами и без стремян.

– Еле Вас догнали, – произнес запыхавшийся декурион Друз, командовавший одновременной и второй декурией турмы.

– Как дела в Патавии? – поинтересовался Луций, – душа ведь болит за город, как строительство нового дворца?

– Народ не очень доволен, но трудится и не ропщет, а активно размножается, повитухи38 не справляются и на 2380 населения родились 190 крепких ребят, примерно, в половину мальчиков и девочек, которым уже стали мастерить игрушки в виде кукол для девочек и мечей с лошадками для парней.

– Отличная новость, а что с разбором здания, доставшегося нам от варваров?

– Все плохо, на века строили, плюнули и решили порт построить, а то транспортные корабли для перевозки зерна – корбиты, стороной обходят. Можем получать до трехсот тысяч динариев, а собираем, дай Церера не соврать, лишь половину.

– Какие товары продаете? – спросил Луций у всезнающего всадника.

– В Медиоланий стекло и ткани, в Арреций железо, рабов, мрамор, а с Аримином предметом торговли идут гончарные изделия, рабы и стекло, – ответил Друз, – пока я до тебя скакал встретил наемников из числа варваров, но конных. Они просят большую сумму сразу, но затем их содержание будет весьма умеренным, до ста тысяч динариев, в то время как моим воинам требуется минимум сто десять тысяч.

– Сразу сколько они просят?

– Восемьсот тысяч, если я правильно перевел, – сказал Друз, – натравим варваров на варваров, пусть сражаются и заплатим меньше.

– Отличная идея, пошли за ними, скажи им, я заплачу, – кивнул Луций в знак согласия, а своим центурионам приказал готовить войска к атаке.

Через некоторое время прискакали пять варваров свирепого вида и один из них прорычал: «Мы примем у тебя деньги римлянин, меня зовут Кахир, и я буду верно служить тебе. Отставь у себя в свите моего друга Дункана и он не только защитит тебя, в случае необходимости, но и нам если необходимо даст указания».

– Отлично мужчины, зря я Вас на смерть не пошлю, но уж если прикажу, то сделайте все возможное и невозможное, чтобы моё приказание было выполнено, а в противном случае пеняйте на себя, – произнес Луций и одним жестом показал, что разговор окончен, а вторым, что манипулам пора выступать.

Не смотря на присоединение новых сил, как в виде турмы Друза, так и наемников Кахира с врагом у неполной когорты Луция был паритет, а учитывая то обстоятельство, что сражаться предполагалось не в чистом поле, где всадники могут показать всё своё мастерство, а между домушек выстроенных из камня, дерева, а то из говна и палок, то ситуация настораживала.

Под ногами хлюпала слегка раскисшая земля и было совсем не жарко. Подойдя к городу на дистанцию видимости в милю Луций узрел, как его любит богиня Фортуна и мысленно воздал ей благодарность. Прямо у лавки торговца находились восемь десятков тяжелых пехотинцев врага, а чуть правее вообще десять дюжин крестьян.

– Против тяжелой пехоты задействовать лучников и манипулу гастатов, а против крестьян отправить Друза и Кахира, – приказал Луций.

– Господи, а почему они голые, – разглядела служанка Аоиф огромных мужчин с не менее огромными мечами у торгового двора, хоть в свои восемнадцать видала и не такое и практически никогда не стеснялась ничего, даже находясь в солдатской бане всегда старалась быть женственной и угождать мужчинам.

– Племя гельветов39 ничего не боится и много тренируется в любую погоду, – рассказал красавице, со светлой кожей и точёной талией, работорговец Доминик, не первый раз добивающийся от девушки благосклонности, – жаль, что стрелы будут протыкать их тела на части, а затем пилумы оставлять рваные раны и свою храбрость им придется показывать, находясь в меньшинстве.

Время на разговоры не оставалось. С замиранием сердца все четыре спутника Луция, вольных и не вольных, наблюдали, как всадники Друза на полном скаку нарушили строй гастатов Ювентуса, которые кинулись за почти голыми мужиками с мечами, а всадники Кахира следом, тоже помяли бока как гоплитам, так и лучникам Поллукса проскакав, из озорства сквозь их строй.

– Глядите, тяжелая пехота врага убегает, а крестьяне, видимо поняв, что им не спастись бегут на наших всадников с ножами! – воскликнул Луций и его расслышали стоявшие рядом его телохранители.

Друз мчался на своём коне по полю боя, лишь только ветер свистел в ушах, повинуясь воле Луция, а рядом с ним были его друзья-всадники. Конь галла Аластор влетел в гущу крестьян с длинными ножами, и новообращенный римлянин, как на бойне скота, ткнул одного человека в грудь, второго в лицо, третьего в бок и копье обломилось. Он засадил сломанное древко в ухо какому-то ротозею и взялся за меч, разрубив одному голову, второму шею. Только после этого смог отдышаться и успокоиться так как отряд врага как целая боевая единица перестал существовать.

Всего, в первой сшибке, убито была четверть сотни гельветов, подоспели и всадники галлов, которые за звонкую монету решили продать своё воинское мастерство. Подчиненные варвара Кахира не имели рубашек и мечей, но копья у них были более массивны, нежели римские, и они насаживали крестьян на них как куропаток. Те бедные не знали, куда деваться. С одной стороны римляне на конях, с другой стороны галлы-предатели и тоже верхом.

Вот одного зазевавшегося римлянина, из хорошей семьи, ткнули длинным ножом в ногу, с противоположной стороны куда был направлен его взор и тыкал копьем, затем крестьяне ткнули глубоко пару раз коня. Когда всадник в пурпурной одежде упал, то пятеро набросились на него и не только проткнули раз двадцать, но товарищи всадника тут же отомстили и разделали обидчиков.

Подобное происшествие, к счастью для римлян, было единично. Отряд крестьян устремился на небеса, оставив бренные тела здесь в траве и грязи, как старые одежды.

«В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься», – произнес один из конных воинов в пурпурном плаще.

Луций мысленно похвалил всадников, как римских, так и варварских и отдал приказ двум центуриям гастатов по семьдесят шесть человек в каждой, занять пространство между двумя раскидистыми деревьями, а центурии самнитов, состоящую из десяти деций бойцов, позицию слева, между правым огромным деревом и оплотом воина – тем зданием, где тренировались гельветские воины при любой погоде и температуре на улице. Центурия из восьмидесяти лучников Поллукса, набранные из бедных слоёв римского общества, которое делилось по имущественному цензу, заняли позиции за гастатами Бенедикта и Ювентуса – ветеранов, прошедшие по нескольку битв.

Сам Луций во главе своей турмы всадников встал позади и видел, как в плотном строю стоят две боевые группы с копьями по десять дюжин каждая, а восемь десятков полуголых пехотинцев с дредами на головах, набедренными повязками, кожаными сандалиями, шестигранным щитом и качественным мечем.

– У них камень глупости40 удалили? – спросил Луций у начальника своей гвардии Купидона.

– Сейчас лучники сделают залп и поглядим, – опытный воин наблюдал, как не состоятельные горожане натягивают тетивы и вкладывают на них стрелы. Бесшумный залп, похожий на клацанье языка, и восемьдесят палочек с наконечниками летят в сторону врага.

У противника тяжелая пехота, получив стрелы в щиты, отошла, а из боевой группы упали лишь четыре воина. Остальные легко поймали стрелы деревянными щитами чем-то обитыми.

– Гастаты подойти вперед и лучники тоже, – скомандовал Луций, – требуется нанести максимальный врагу урон перед рукопашной схваткой.

Манипула в составе двух центурий пехотинцев и одной лучников выполнила приказ. Обстрел возобновился с большей эффективностью и упали уже восемь воинов. Вся боевая группа гельветов ринулась в атаку на центурию Ювентуса. Римляне бросили свои пилумы выбив дюжину врагов, но те, с упорством обреченных ринулись в атаку. Легионеры бросили еще по пилуму, встали за своими полукруглыми щитами скутумами и принялись энергично работать мечами, разя врагов в руки, бока, лица и шеи. Гельветы откатились, в количестве семидесяти, не самых храбрых воинов, а римские лучники продолжили обстрел. У гастатов центурионов Бенедикта, старшего в своей манипуле, состоящей из двух центурий, погиб один молодой мужчина, а у младшего центурия Ювентуса два. Их тела оттащили под деревья, чтобы после битвы предать земле.

Вторая боевая группа варваров, видимо, им стало неудобно перед первой, ринулась в атаку, но лучники Поллукса сразили шесть копьеносцев повстанцев. Первый отряд, ранее отступивший, стал драться в ближнем бою с центурией Ювентуса вполне успешно, так как семь римлян упали пронзенные копьями, в то время как варваров погибло всего человек десять, что было сопоставимо.

Одно не учли гельветы, а именно свой оголенный левый фланг, с которого врубились в их ряды пятьдесят четыре варвара на конях с копьями и щитами вождя Кахира, присягнувший римлянам. Хоть они потеряли семь бойцов, от копий обороняющихся, но варваров погибло двадцать два и осталось всего сорок деморализованных, как обстрелом стрелами и пилумами, затем, мечами легионеров и копьями кавалерией варваров. Слишком много переживаний за один день для любого противника.

– Кто дрогнул один раз дрогнет и еще, – философски сказал Луций глядя на то, как погиб следующий, на его глазах за сегодня, отряд врага, перенесший многие невзгоды. Самнитские наемники, с перышками на шлемах, похожие на рожки, храбро бегут в атаку на вторую боевую группу гельветов, повинуясь приказу и сминая первую шеренгу своей энергией и яростью. Им стали помогать центурии Бенедикта и Ювентуса, численностью в шестьдесят два бойца. У отряда врага насчитывается, на данный момент, сто одиннадцать храбрецов, а из первой боевой группы остался всего десяток инвалидов41.

К Луцию подскакал Кахир, чей отряд значительно убыл к настоящему моменту времени:

– Мои люди остались там валяться на земле и в пыли. Почему ты послал Дункана с приказом нам отступать? Ведь при храброй атаке я потерял семерых, а при позорном отходе столько же. Только одни попадут в верхний мир как герои к пышногрудым девам, а вторые, как трусы, к джинам.

– Останься ты там мы бы сейчас с тобой не разговаривали. Доверь вести ближний бой профессионалам. Принеси богам жертву за моё здоровье, так как я пытаюсь не только захватить город, но и сберечь Ваши жизни, – ответил Луций Юлий, глядя на пробегающих мимо лучников Поллукса.

– Куда бежите? – спросил он у самого центуриона.

– Занять позиции для стрельбы по полуобнажённым тяжелым пехотинцам гельветов, которые могут сотворить много бед в ближнем бою, ведь средняя пехота у нас вся уже выбита, – со знанием дела ответил главный лучник, – приходиться нам отдуваться.

– Юпитер Вам в помощь! – прокричал Луций, хоть это и было признаком разбушевавшихся чувств и несдержанности.

– Долго тебе пред ним танцевать придется, – сказал изящной Аоиф писарь патриция, – даже не знаю какой наряд подойдет.

– Я не буду одевать никакой, – ответила девушка, – лишь легкая вуаль разбудит фантазию твоего патрона и заставит забыть ужасы сегодняшнего дня.

Бой тем временем продолжался. Гельветы мужественно держались, потеряв лишь двадцать пять воинов, но отправив к праотцам неполную дюжину самнитов и такое же количество гастатов из центурии Ювентуса. В ней осталось лишь пять десятков бойцов.

– Без стрел и дротиков даже гельветы сражаются достойно, – подумал старший центурион Бенедикт и направил свою центурию из семидесяти пяти бойцов в тыл варварам.

Старший из лучников Поллукс с удовлетворением отмечал, что после первого залпа его ребят, у мечников варваров упали шесть бойцов.

– Неплохой результат, – поделился он с десятником и жестом показал, чтобы стрельба продолжалась.

От второго залпа рухнул всего лишь один берсерк, и Поллукс решил применить дьявольскую хитрость, а именно стрелять по варварам сквозь строй собственных воинов, тщательно прицеливаясь каждый раз.

Боевая группа гельветов насчитывала девять десятков бойцов с копьями и щитами. Центурия Ювентуса насчитывает вдвое меньше, а сражающаяся рядом центурия вспомогательных самнитов имеет шестьдесят четыре бойца. Центурия старшего Бенедикта бросила с тыла пилумы в разъяренных полуголых мужчин и поспешила в атаку.

У римских лучников ничего не получилось, так как, почти голые варвары, играющие своими мышцами с блестящими мечами и щитами, легко и быстро бежали на них. Лучникам Поллукса удалось увернуться от бежавшей на них толпы, с далеко не мирными намерениями, буквально в последний момент. Им на выручку Луций Юлий отправил турму Друза, турму Кахира, да и сам поспешил на помощь, так как терять ценных воинов ему не хотелось.

– Хочешь сделать хорошо, сделай это сам! – сказал он Купидону перед тем, как одеть шлем и броситься в атаку.

Лошади военачальника сперва пошли медленно, но затем, рысью, а вскоре вообще сорвались в галоп. Он видел, как гигантские мужчины с дредами на голове шутя перерубали лошадям шеи или всадника на пополам, смотря куда попадет огромных размеров меч. При первой сшибке погибло четырнадцать римских всадников и три галла, но и гельветов они смогли проткнуть копьями десяток, а в некоторых врагов попадали сразу по два или три копья, промахнуться было сложно, но и с ними они размахивали своими мечами круша все во круг.

Луций врубился в строй к великанам. Находясь во власти адреналина, он рубанул одного по шее, второму отсек руку и тот уже проткнутый копьем второй рукой сорвал с предводителя плащ. Луций проскакал место боя насквозь и уже заканчивали бой его люди, так как кто-то ударил его сзади по шлему мечем плашмя и оглушил.

– Враг Таксимагул повержен, унес десяток наших собака, – прокричал Купидон патрицию.

– Заканчивайте здесь всех, – по инерции распорядился Луций, полностью доверяясь своим людям, а сам пошатываясь в седле. Подчинённые не подвели и довершили разгром неприятеля с захватом и разграблением города.

Луций, сидя в своей палатке, обихаживаемый лекарями и стройной Аоиф, совершенно никого не стесняющейся в своей легкой накидке, приносящей то питье, то меняющей повязки и специально близко наклоняющейся к патрицию, заслушал доклад писаря Каликса, из свободных людей, который глядя на стройные ножки служанки, доложил: «Ваша охрана потеряв дюжину мужчин убила двадцать девять воинов с мечами».

– Да видел, великаны огромны были, некоторые со меной на коне ростом, мускулистые и сильнее раза в три обычного натренированного воина. Вот почему мы так мало их убили, а они нас прилично.

– Гастаты Бенедикта постарались, восемь их ребят, против пятидесяти врагов.

– Молодец старший центурион, а что младший?

– Там потери больше, а именно три дюжины, но и они в два раза больше врагов одолели, – ответил писарь, одним глазом примечая как нескромно молодая девушка наклонилась.

– Что с лучниками? – спросил Луций одной рукой отмахивая кудрявые волосы Аоиф и наслаждаясь как от нее пахнет и подумал: «Хоть рядом ставь и вдыхай аромат, как от вазы с благовониями».

– Как всегда молодцы, без потерь. Три десятка врагов убито, из них семь гигантов пронзенные стрелами. Если бы не они, так могли бы потери быть у нас больше, учитывая, что каждый великан до трех воинов мог унести с собой в мир иной.

– Что с пехотой самнитов? – поинтересовался Луций, а Аоиф приложила к его затылку лед в тряпице.

– Комси комса42, – прочитал писарь доклад Гелия, – как иначе описать потери четыре дюжины на три дюжины.

– Да, покромсали их, – играя словами сделал вывод Луций, – такие союзники нафиг и нужны, а что всадники?

– Их порубали на мясо, – писарь Каликс глядел на поднос, принесенный грациозной девушкой с лепешками и копченым мясом, он глотал слюнки по одному и второму, его мысли невольно обратились к еде, – как еще назвать потери доходящие до 2/3 отряда, но ребята Друза убили семьдесят врагов, а варвары Кахира сто пятьдесят шесть.

– В лазарете народу много? – жуя лепешку спросил Луций, а Аоиф плюнула43 в рану у него на плече, помазала мазью и перевязала.

– Ты что делаешь девчонка? – промычал патриций.

– У меня на родине всегда так делают, я добра желаю, – мелодичным голосом, на распев ответила девушка и мило улыбнулась, так, что на нее невозможно было сердится, а хотелось кое-чего другого.

– В лазарете народу не много, лишь полтора десятка гастатов, так как видимо варвары тоже плюют в раны и девять всадников Кахира вскоре должны вступить в строй, – ответил писарь и оставил Луция наедине со служанкой.

Занятие деревни, где из достойных строений, имеющих смысл были лишь: оплот воинов, святилище Эзуса и торговый рынок, учрежденный, вероятно, финикийцами или греками, произошло спокойно. Почти шесть сотен человек отправили в Патавий, для распределений среди других римских городов, а солдаты награбили 75 тысяч динариев, которых хватало лишь на выпивку. Свиту Луция пополнил раб-камердинер, в обязанности которого входило одевать господина и чистить доспехи, так как Аоиф делала это совершенно бездарно и её руки и ногти после занятий по хозяйству выглядели ужасно.

– Строим первым делом грунтовую дорогу, – распорядился патриций, стоя на крыльце оплота воина, построенного в виде корабля, так не понравившегося его жене, но являющегося культурной частью общества галлов и гельветов, с которыми ведется война в настоящее время. Рядом с ним стоял разведчик Деций Курий и тоже глядел на маленький городишко, в нем осталось лишь половина жителей, где-то шесть сотен человек.

– Как тебе удалось проникнуть сюда? – спросил Луций.

– Я пришел с грузом тканей из Патавия, представился торговцем, местные женщины и девушки быстро расхватали ткани и я еще и хорошо заработал, а помог я Вам тем, что сказал, что римляне сражаются один на один. Полководец гельветов Таксимагул, сам из великанов, ростом ярда три, деревья руками выдирал из земли и играючи камни увесистые закидывал далеко, поверил мне. Сперва он на Вас крестьян отправил, чтобы поглядеть как Вы бьётесь, затем одну боевую группу, потом вторую, а сам быстро побежал и хотел тебя зарубить, вместе с конем и всеми товарищами44.

– Твоя помощь неоценима, – сказал Луций и отдал лазутчику кошель, в котором лежало годовое жалование Деция в сотню динариев, – ты давай на запад двигай, и птичку мне отправь с донесением, а я на восток схожу и построю там башню сторожевую, для обзора окрестностей.

Через неделю, когда строители возвели сторожевую башню по римскому образцу, Луций получил почтового голубя. Из прикреплённой к лапке птицы записки, римлянин узнал, о том, что к северо-западу был замечен германский отряд вождя Лутгардикса с тремя боевыми группами воинов по десять дюжин воинов в каждом.

«Ценная информация, надо после устройства дорог хоть частокол возвести», – решил патриций, а сам поднял налоги в новом городе республики с 546 тысяч динариев до 756 тысяч или на 38%. Никто даже не пикнул.

Лидер рода

Тем временем, Флавий, сидя в Медиолании тоже получил пару донесений. Одно из Сената, что в честь его фракции будут проведены игры. Второе донесение от сына Луция. В нем говорилось, что его войсками занят Ювавум и сын строит дорогу, а также Луций просил отца прислать еще войска. Войска у Флавия были. Недавно к нему притопали четыре центурии гастатов и даже одна центурия триариев, сформированная из состоятельных мужчин 1-го класса45, возрастом 40 – 45 лет и отлично вооруженных.

– У нас сейчас есть прекрасная возможность, – обратился Флавий к своему среднему сыну Квинту, бывшему при нем, продолжить начатые завоевания и мне двинуться с большей армией на запад, а тебе, немного помочь брату, и пойти на восток.

– Но мы, получается, разделим наши силы? – Квинт уже думал кого взять с собой, так как отца переубедить было очень сложно, фактически невозможно. По крайней мере, такой человек среднему сыну был не знаком.

– Ты пойми сын, – продолжил лидер рода, – сейчас благоприятная ситуация для расширения, так как земли вокруг наших владений пустынны и порядка в них нет. Города малочисленны, как и армии, сражающиеся за городом, и более походят на большие отряды.

– Кого мы оставим здесь?

– Для надежности триариев Антония, правда их всего четырнадцать человек, но они стоят целой сотни, особенно в обороне, умрут а не отступят, да и в придачу к ним центурию городской стражи. Попрошу Нумерия из Сегесты прибыть сюда и здесь похозяйничать, а возможно и перемещаться то в Медиоланий то обратно, чтобы везде успевать.

– Я возьму две центурии гастатов, – сказал Квинт, – да отправлюсь в Патавий, помочь брату в войне против иллирийцев, скажу ты приказал туда идти и захватить город Сегестика.

– Мне тогда достаются триарии и пять центурий гастатов. У меня три полные манипулы, только без вспомогательных войск, – ответил Флавий.

– Если ты уйдешь из города, то придется уменьшать налоги, так как ушлые горожане своего не упустят, да и ветерану Антонию предстоит нанять новых триариев, а в городе оставь кого-либо за него, мне так будет спокойнее.

– Хорошая идея, – на удивление согласился Флавий, – командиром шестой центурии я назначу одного из командиров городской стражи, хорошо себя зарекомендовавшего и убившего девяносто врагов, – а именно Мария.

– Второго дай я себе возьму старшим центурионом, пусть он и не такой герой, но в своем деле разбирается.

– Ты знаешь сын какое новое поручение от Сената я получил?

– Нет, даже не догадываюсь. Захватить какой-либо город? – предположил Квинт.

– Заключить торговое соглашение, и с кем бы ты подумал? – прищурился Флавий, – с германцами, которые спят и видят, как разрушить наш миропорядок и государственное устройство.

– Отправь Секста Антония, пусть предлагает все что они запросят, но выполнит волю сената. Последние игры в Арреции были весьма хороши, народ позабыл свои мелочные обиды и невзгоды, – предложил Квинт.

– Тем более, надо подобное сделать, так как Дакия и Скифия объявили союз, – Флавий поглядел на карту, – а против кого они могут дружить? Наверняка против нас.

– Давай пошлем голубя к дипломату, – предложил Квинт, и когда прошло несколько дней, и птичка вернулась к родному гнезду единственный дипломат дома Юлиев доложил: «Один из знатных германцев Лутгардис из города Норея46 мне отказал, но я нашел некого предводителя средней руки Бертгарда и хорошенько напоив его мы обо всем договорились. Ваш приказ выполнен, можно высылать караваны с товаром».

– Еще бы Лутгардис не отказал, у него там золотые россыпи, – произнес Флавий, – он надменный и властный, хотя воин хороший.

– Предлагаю отправить донесение в Рим самому верховному понтифику Сервию Максентию или цензору Публию Максентию, что их указание выполнено и можно с германцами торговать.

Еще через неделю пришло донесение, с очередной птичкой, что семье Юлиев выделен миллион динариев.

– Не на такую награду я рассчитывал, – сухо произнес Флавий, прощаясь с сыном, – но пусть будет хоть такая, так как у нас зимним, 265 годом до нашей эры уже построены: порт в Патавии, торговец здесь в Медиолании и мой наследник построил дороги из Ювавума до остальной части Римской республики. В казне целых пять миллионов, семьсот тысяч динариев.

– Твой внук Маний, сын младшего твоего сына Вибия, что сейчас управляет Аррецием, достиг совершеннолетия и давай отправим его в Сегесту, набираться опыта.

– Я согласен, – произнес Флавий и задумался, – а может и до Массилии с комфортом по морю добраться, вдоль берега аккуратненько?

– Отличная идея, и с внуком повидаешься, – сказал Квинт, и обняв отца попрощался с ним, навсегда или нет, будет видно.

Его манипула бодро дошагала до Патавия по плохонькой дороге, по которой шли караваны со стеклом и тканями. Последним приходилось уходить с дороги в сторону, чтобы дать пройти солдатам.

«Дороги в нашем государстве необходимо всячески улучшать», – подумал Квинт, а у самого Патавия его встретила не только манипула из центурии городской стражи и велитов центуриона Татиуса, уже показавшего себя в бою, но и лай сотни, не просто больших, но огромных, свирепых псов.

– Что у Вас тут такое твориться? – поинтересовался Квинт.

– Причуда Луция Юлия, он завез их откуда-то свирепых собак и приказал воспитать и обучить, – ответил старший центурион велитов.

– Что они могут делать на поле боя? – удивился средний брат. – Мне страшно на них смотреть. Зарубить то их смогу с большим трудом, а если два-три набросятся разом, то и подавно.

– На это и рассчитано, – ответил бывалый Татиус, – против копьеносцев или мечников эффект малый будет, но против легкой кавалерии и лучников самое то.

– Хорошо, проверим в бою, когда удастся их приручить выполнять хотя бы простейшие команды, – с разрешения господина ответил десятник Флекс, приданный Квинту Юлию.

– Мои бывшие соплеменники будут в ужасе от таких псов, – вымолвил варвар-перебежчик Игорь, тоже входивший в свиту среднего сына лидера рода Юлиев.

– Что в городе сейчас строят и чем он знаменит? – спросил Квинт у Татиуса.

– Вокруг города производиться расчистка земель под посевы47, чтобы увеличилась доходность, а регион славиться своими стеклодувами, ткачами и работорговцами, которые этим промышляют.

– В сельском хозяйстве я не очень разбираюсь, – честно признался Квинт, – но отправить брату голубя с сообщением об общем плане действий и выступить с ним на соединение, это я могу.

Прибыл и адмирал Оппий весь в морской соли, высохшей на Солнце, с лицом, изъеденным яркими лучами: «Рад приветствовать сына нашего лидера», – поднял он руку в жесте приветствия.

– И тебе привет, семь футов под килем48, – поздоровался Квинт, – что расскажешь, как обстоят дела на Адриатическом море?

– В соседнем городе иллирийцев49 – Сегестике сосредоточено лишь три отряда воинов для защиты и надо бы его немедленно атаковать, – включил стратега адмирал.

– Я уже послал сообщение брату о совместном выступлении, правда еще ответа не получил, – честно признался Квинт так как знал, что у Оппия свой подход к Флавию и они старые друзья.

– На юге есть поселение Салон50, так у него даже стен нет, но защищают город наемники и пираты, но не думаю, что у армии будут с ними проблемы.

– За двумя зайцами погонишься ни одного не поймаешь, – ответил Квинт, – да и далеко городок, в случае нападения на нас, подмоге долго к нему идти. Ты мне лучше ответь, пара корбитов с грузом ткани, стекла и рабов дошла до Тарента?

– Обижаешь патриций, я его как собственный берег, да и казна получила положенные 158 тысяч динариев или 632 тысячи сестерциев, так как курс ¼.

Старший брат

Луций Юлий перезимовал в захваченном Ювавуме, уютно расположившимся между больших горных хребтов, занимался контролированием постройки дорог, а весной приказал построить частокол для обороны городка от нападений. Войск у него не прибавилось, та же манипула гастатов из центурий Бенедикта и Ювентуса, лучники Поллукса, половина центурии самнитов, оказавшихся воинам так себе, и две турмы, как собственных всадников, так и римлянина Друза с варваром Кахиром, которые подружились и сообща гоняли свои сорок семь всадников, договорившись действовать вместе.

Каково же было удивление Луция, когда телега с грузом шкур прибыла из германского Могонциака (будущего Майнца), а другая с болотным железом из Аквинкума или Будапешта. На вопрос к купцам, те ответили:

«Между нашими правителями заключено соглашение о торговле, которое тебе патриций нарушать не гоже, позволь нам продать груз за девятьсот и пятьсот динариев, соответственно».

– Черте что, – сплюнул на землю Луций, – я тут горло грызу варварам, а отец торговлю задумал, совсем на старости лет рехнулся.

Делать нечего, торговцев/разведчиков пустили, во все времена подобное было, и они быстро, с шуточками и прибаутками, продали свой груз.

Прибыл караван и из Патавия с грузом стекла и тканей, а народ покупал подобные изделия охотнее, и торговцы заработали две тысячи динариев. Прилетел и голубь от брата: Frater carissime, in Patavia fui, vidi canes tuos immanes, valde impressus. Age Segesticam, quacum potes, me quoque instanter, dum urbem facile capere potes. frater tuus Quint51 (Дорогой брат, я в Патавие, видел твоих огромных псов, весьма впечатлен. Выдвигайся к Сегестике, с кем можешь, я тоже, срочно, пока можно легко захватить город. Твой брат Квинт).

Получив подобное сообщение Луций, понял, что здесь ему резко надоело, и вызвав центурионов и декурионов и сообщил им о выступлении в направлении Сегестики. Вперед выступили, как наиболее подготовленные, центурии ветеранов Бенедикта и Ювентуса, а также Поллукса. Но когда он сам покинул город и остались лишь полсотни всадников с тридцатью самнитами, то оставшиеся шестьсот жителей почти взбунтовались, требуя понизить налоги с очень высоких 558 тысяч динариев, хотя бы в половину. Оставленный за главного всадник Друз решил действовать методом кнута и пряника. Налоги он понизил до просто высоких, чтобы оправдаться перед Луцием, но десять дюжин самых здоровых бунтовщиков своей властью призвал в трудовую армию крестьян, чтобы просто их воспитать тренировками и маршами, а также трудотерапией52.

Сам Квинт Юлий решил не торопиться и побыть в Патавии побольше времени, так как рассудил, что Луцию из Ювавума, по враждебным землям добираться дольше, нежели ему из соседнего Патавия.

К младшему сыну лидера рода прибыл дипломат Сенакул из Сабиса, который уже пытался ранее склонить к миру Луция Юлия и вновь потребовал отдать Медиоланий и Патавий в обмен на мирный договор.

«Пошел ты к черту, – велел передать Вибий дипломату, – к Вам уже направляется мой отец, он с Вами разберется. Ждите».

«Обмен пустыми словами с таким как вы, лишь пустая трата времени», – ответил на оскорбление дипломат.