Читать книгу Последний год - Алексей Новиков - Страница 4

В Петербурге еще стояли белые ночи, но уже чуть потемнели прозрачные воды Невы. На раскаленных улицах столицы некуда укрыться от зноя. Только вековые парки, раскинувшиеся на невских островах, манили прохладой.

Под вечер сюда вереницей тянутся экипажи. Изящные дамы, совершающие прогулку, подобны пышным цветам разгорающегося лета. Даже чопорные молодые люди, сопровождающие красавиц, позволяют себе по летнему времени вольности в туалете: у одного чуть заметной искрой играет галстук, на другом – жилет светлых тонов. Дамы и кавалеры, покинув экипажи, медленно прогуливаются по аллеям Каменного острова. Смелое смешение красок словно создано для того, чтобы привлечь взор живописца.

Изысканную картину портят, пожалуй, только те любители природы, которые добираются из города собственным пешим ходом. Запыленные и взмокшие от жары, они держатся, правда, на почтительном отдалении. Но разве и малое пятно не портит картину, в которой художник все обдумал, все предусмотрел?

По счастью, эти незваные и непрошеные посетители являются только по воскресеньям и в другие табельные дни. В остальное время никто не нарушает летнего отдохновения избранного общества на Каменном острове.

Величественно-плавно текут могучие воды Невы, и гордо глядятся в их темное серебро барские дачи, раскинувшиеся на зеленых берегах. Одну из лучших дач, стоящую на берегу большой Невки, снимает, как значится в контракте, супруга камер-юнкера высочайшего двора Александра Сергеевича Пушкина. Злые языки судачат, что Наталья Николаевна сняла эту дорогую дачу в счет будущих доходов мужа от журнала. Но мало ли болтают досужие завистники! Ведь первый номер «Современника» еще в апреле вышел в свет, – стало быть, и доходы тоже, конечно, будут.

А какое общество живет на островах, собирается на Стрелке или в летнем каменноостровском театре! Правда, Наталья Николаевна не участвует в увеселениях. Ее крохотной дочурке Наташе нет и месяца. При ней безотлучно находятся нянька и кормилица, но разве доверишь им новорожденное дитя? Да и мать не оправилась после родов.

Наталья Николаевна лишь изредка появляется на веранде, еще реже гуляет по любимой аллее, ведущей к реке. Она решительно избегает любопытных глаз и чаще всего остается в верхних комнатах. Сидит в своем будуаре у раскрытого окна и вдыхает, вдыхает бальзамический воздух…

В саду звенят детские голоса. Любимица матери Машенька по праву старшинства беспощадно тиранит брата Сашку. Сашка лицом вышел весь в отца, но медлителен и робок. Он вечно отстает и от Машеньки и от няньки, этот увалень! С особой нянькой ковыляет по саду едва научившийся ходить младший сын Гриша. А только заревет, споткнувшись, Григорий Александрович, ему тотчас откликнется из своей детской Наташа. Эта крошка и плакать толком не умеет, пищит тоненьким, комариным писком. Легко ли управиться со всей этой оравой матери, которой нет еще и двадцати четырех полных лет?

Да если бы досаждали только дети! Гораздо больше хлопот молодой хозяйке дома с многочисленной прислугой. Хозяйка, пожалуй, не очень твердо знает даже по именам всех пушкинских и гончаровских дворовых, к которым прибавились, неведомо почему и как, еще и вольнонаемные слуги.

Слуги несут Наталье Николаевне счета из магазинов и от поставщиков, а вольнонаемные просят порой и невыплаченного жалованья. Но с тех пор, как к Пушкиным переехали из Москвы сестры Гончаровы – Екатерина и Александра, Наталья Николаевна охотно предоставляет хлопоты по дому милой Александрине. Просто удивительно, откуда у Азиньки такой практический ум и такие умелые руки!

С утра Александра Николаевна, отдав распоряжения повару и буфетчику, садится за разборку счетов. Ее не соблазняют ни пригожий июньский день, ни дачные увеселения, о которых болтает с Екатериной Наталья Николаевна.

– Сегодня, Таша, будет блестящая кавалькада, – слышится из соседней комнаты голос Екатерины. – Говорят, что полюбоваться на кавалькаду приедет сам наследник…

Александра Николаевна старается не слушать. Наморщив лоб, она откладывает те счета, по которым еще можно отсрочить платежи, и внимательно рассматривает те, по которым нужно платить немедленно. Эта пачка растет. Азинька начинает новый пересмотр: авось хоть что-нибудь можно еще раз отложить… Увы! Залежавшиеся счета от ювелира, из английского магазина, от модисток, из золотошвейной мастерской и опять от модисток откладывались столько раз!

Александрина еще больше хмурится. За стеной сестры продолжают болтовню. Коко, как с детства в семье зовут Екатерину, чему-то заливчато смеется. Слава богу, хоть Коко сегодня в добром настроении!

Наталья Николаевна слушает Екатерину и, находясь в вынужденном затворе, завидует старшей сестре. Она завидует ей еще больше, когда Екатерина Николаевна, такая статная в своей амазонке, готовится вскочить на верховую лошадь. Наталья Николаевна окидывает ее опытным взглядом и крепко целует. Зависть нисколько не мешает любви, которая царит между сестрами. Наташа не меньше любит и Александрину, хотя Александрина, придя на смену Коко, тяжело вздыхает, а потом говорит всегда одно и то же – о назойливости поставщиков, требующих уплаты.

Наталья Николаевна слушает Азиньку рассеянно. «Как можно волноваться из-за пустяков? Дай бог удачи Коко на кавалькаде!»

День разгорается. Детей уже ведут из сада в столовую обедать. Когда туда пришла Наталья Николаевна, Александрина заботливо распоряжалась, следя за тем, чтобы каждый получил любимое блюдо.

Наталья Николаевна так захлопоталась с детьми, что не заметила, как с прогулки вернулась Екатерина. Переодевшись, Коко быстро взбежала наверх, в будуар Натальи Николаевны. Возбужденная, сияющая, с горячим румянцем на смуглых щеках, она порывисто обняла младшую сестру.

– Мне было так весело, Таша! – Екатерина присела рядом с сестрой, прикрыв глаза. Все еще не могла расстаться с недавней радостью.

– Я счастлива за тебя, дорогая! Кто же был твоим кавалером?

– Сказать? – Екатерина секунду колебалась, в упор глядя на Наташу, и вдруг заметно побледнела. – Изволь, скажу… Мне нет нужды скрывать… – Вздохнув всей грудью, она твердо отчеканила: – Барон Жорж Геккерен был сегодня моим спутником.

Наталья Николаевна подняла глаза на сестру:

– Да? И что же?

– И ты не ревнуешь? – Екатерина попыталась улыбнуться, но улыбка вышла невеселой. – Мне было бы легче, Таша, если бы ты ревновала.

– Ты очень хорошо знаешь, Коко, что мелешь вздор! Стоит ли снова обо всем этом говорить?

Екатерина молчала, поникнув головой. Заломила руки, сказала с тоской:

– Ах, Таша, Таша, что со мной будет? Люблю его, хотя знаю, что он смотрит только на тебя. Все знаю и ничего не могу с собой поделать.

– Чем же я могу тебе помочь? Завладей сердцем барона, если ты над ним властна, Коко… – Наталья Николаевна в раздумье гладила по голове притихшую, опечаленную Екатерину. – Надеюсь, – продолжала она после долгого молчания, – барон ничего не спрашивал обо мне?

– Я хотела бы, – Екатерина быстро подняла голову, – о, как бы я хотела сказать тебе: «Нет, нет, нет!» Но ты все равно не поверишь! Изволь же: спрашивал, конечно, спрашивал, не понимая, как он меня терзает. – Она посмотрела на сестру с только что родившимся у нее подозрением: – Ты что-то скрываешь от меня, Таша?

– Представь, вчера я получила от него записку.

– Опять?!

– Но я не собираюсь делать из этого тайну от тебя, Коко! Барону вздумалось рекомендовать мне какой-то модный французский роман, – Наталья Николаевна улыбнулась. – Сколько раз я говорила ему, чтобы он прекратил свои ребячества! Кстати, я охотно уступлю тебе книгу, присланную бароном, если это доставит тебе удовольствие… Право, мне не до романов…

Невозмутимое спокойствие Натальи Николаевны привело Екатерину в полную растерянность. По-видимому, такой откровенности и такого великодушия она никак не ожидала. Коко бросилась к Таше и вдруг, охваченная новыми сомнениями, разрыдалась.

В комнату тихо вошла Александра Николаевна. Одного взгляда было ей достаточно, чтобы понять, что происходит с Екатериной. Ее безнадежная влюбленность в барона Дантеса Геккерена давно известна.

– Екатерина, – строго сказала рассудительная Азинька, – возьми себя в руки! Стыдно видеть твое унижение!

Сестры продолжали разговор втроем. Когда они были вместе, красота Натальи Николаевны выступала еще резче, еще ослепительнее. Гончаровские черты, которые роднили ее и с Екатериной и с Александрой, были словно перевоплощены в ней гениальным художником. Казалось, художник допустил только один недосмотр – чуть-чуть раскосые глаза.

…Давно утихло в детских. Ночной свежестью веяло в открытые окна. Где-то далеко мигал и покачивался в летнем сумраке едва движущийся огонек. Кто-то медленно плыл в невидимом ялике по невидимой Неве.

– Александр Сергеевич опять остался в городе… – Азинька вздохнула.

Наталья Николаевна, задумавшись, ничего не ответила.