Читать книгу 200 лет спустя. Повесть для кино - Алексей Олексюк - Страница 4

Дольше всего память сохраняет запахи. Можно совершенно забыть какое-то событие, человека, место, но стоит только уловить сопровождавший их запах, как в воображении всё оживает вплоть до мельчайших подробностей: интонации, трещинки на асфальте, формы облаков, прикосновения ветра, номера билета – шершавого, шуршащего в похолодевших от волнения руках…

Так стоял он десять лет тому назад с билетом в руках в аэропорту, ожидая посадки на рейс Москва – Париж. Накануне ночью пронёсся ураган: возле парковки лежал поваленный ветром рекламный плакат и повсюду – обломанные ветки. Моросил дождик. Многие рейсы задержали или отменили вовсе, поэтому в здании аэровокзала яблоку было негде упасть. Люди вносили ватную сырость внутрь здания на верхней одежде, как переносят моровое поветрие. Но это никоим образом не умеряло движения и раздражения толпы, ожидающей вылета.

Атос вспомнил об этом, учуяв знакомый запах в тесноте и суете метро; тут тоже люди несли с собой – с поверхности – густой запах сырости: сытный, тяжёлый дух бесснежной зимы. Как ни странно, многое здесь было похоже… только чище и безнадёжнее…

Поезд подземки нёс Атоса к центру города – к постылой и унылой работе. Каждый будний день входил он в старинное красивое здание, проходил в один из залов, увешанных картинами и уставленный скульптурами, усаживался на стул у дверей и… сидел на нём ровно восемь часов (отлучаясь по физиологическим надобностям только в часовой перерыв). Посетители не обращали на него внимания. Сырыми серыми толпами текли они через зал, обдавая Атоса всё тем же знакомым запахом.

В очередной раз отбыв бессмысленное восьмичасовое сидение (ибо зачем нужны смотрители, если есть видеокамеры?) Атос вышел на улицу и, вдохнув полной грудью волглый, скорее осенний, нежели зимний, воздух, вдруг отчётливо припомнил хрустящую на зубах арбузную свежесть морозного утра. Тоска сжала сердце. Мучительная тоска по прошлому, по родному городу, по друзьям, по несбывшимся надеждам. Да, у его тоски тоже был запах. Она пахла первым снегом, когда выходишь из дому, а весь двор и улица, и весь город укутаны ещё не тронутым белым-белым, мягким-мягким махровым полотенцем, каким укутывала Атоса мать в детстве после купания – и от которого веяло невероятной, недосягаемой чистотой.