Читать книгу Операция «Фроттер» Приказано внедриться! - Алексей Оутерицкий - Страница 5

«Сотрудник-мужчина должен быть всегда аккуратно подстрижен, тщательно выбрит, опрятно и со вкусом одет, может умеренно использовать парфюмерию».

Из статьи 18 «Внешний вид и форма одежды».

Кодекс профессиональной этики сотрудника органов внутренних дел РФ.

Чьи-то сильные руки трясли Костика, а он никак не мог проснуться.

– Нет, ну что ты будешь с ним делать… – услышал он сквозь сон чей-то знакомый хрипловатый голос. – Лейтенант Головко! Приказываю встать!

Повинуясь чувству долга, которое оказалось сильнее похмельного сна, Костик вскочил и вытянулся в струнку. Через секунду, сонно помаргивая, он разглядел перед собой на удивление свежую и даже чисто выбритую физиономию полковника Бугаева, и вспомнил все, разом.

– Виноват, товарищ полковник…

– Еще как виноват, – добродушно пробасил тот. – Что коньяка на опохмелку не припас.

– А разве… – Костик попытался включить не соображающую пока голову и припомнить, остался ли после вчерашнего коньяк.

– Да шучу, – все так же добродушно сказал Бугаев. – Я перед работой не пью. Думаешь, твой начальник не может руководить отделом, не приняв на грудь пару сотен граммов?

Вообще-то Костику показалось, что полковник уже приговорил примерно половину бутылки, иначе с чего бы у него было такое благодушное настроение и откуда бы взялись силы на утреннее бритье, но, естественно, озвучивать свою мысль он не стал.

– Да нет, конечно, – пробормотал он. – С чего бы мне так думать.

Полковник взглянул на наручные часы и стал серьезным.

– Значит, слушай мою команду, опер, – деловито сказал он. – Даю тебе двадцать минут на помыться, побриться и перессать. Затем приходишь на кухню, и после быстрого пайкования поступаешь в распоряжение старшего по званию, то есть, в мое. Все понял? Вопросы есть?

– Вопросов нет.

– Выполнять.

И Костик побрел искать свою сумку, до разгрузки которой у него так и не дошли вчера руки…

Когда он относительно бодрым шагом, с прояснившейся после умывания головой, которую дополнительно продержал под струей холодной воды несколько минут, вошел на кухню, его ожидал сюрприз. Кухня превратилась в настоящую милицейскую штаб-квартиру. Включивший телефон полковник сидел за столом, отдавал кому-то команды и принимал рапорта. Перед ним лежал толстый ежедневник, в который он по ходу разговоров вносил какие-то пометки. Тут же, усиливая сходство со штабом, суетилась официантка, то есть, тоже удивительно свежая и какая-то помолодевшая Аделаида Вильгельмовна. Она обслуживала личный состав – то есть готовила штабным офицерам нечто, что скворчало сейчас на сковородке, распространяя весьма аппетитный даже для похмельных желудков запах. В какой-то момент, устав прижимать трубку к уху плечом, полковник включил громкую связь, и сходство с полевым штабом усилилось. Кухню заполонили голоса подчиненных, и в какой-то момент Костик узнал голос Сергеева, того самого капитана, который обеспечил ему кратковременный отдых в больнице.

– Товарищ полковник, я с вечера со своими в засаде сидел. Ну, по делу Паленого. Вот, только что засаду сняли. Не пришел, стервец, по адресу. Придется информатора трясти.

– В засаде сидел… И что? – настороженно поинтересовался Бугаев, по тону подчиненного почувствовав какой-то подвох.

– Ну, я не успеваю на похороны, – оправдывающимся тоном сказал Сергеев. – Может, вы пошлете кого-то другого? – И поспешно добавил: – Мне б домой хотя бы на полчасика зарулить. Ну, перекусить, там, сменить носки, побриться… О сне я даже и не мечтаю, товарищ полковник.

Бугаев чертыхнулся. Он поморщился, что-то обдумывая, сделал очередную пометку в блокноте и неохотно сказал:

– Хорошо, Сергеев. Езжай домой, брейся. Только имей в виду. Если узнаю, что ни в какой засаде ты не сидел, что ты мне тут туфту прогоняешь, так я тебя тогда…

– Да что вы, Иван Александрович! – с такой искренней обидой воскликнул капитан, что даже Костик понял – врет. – Да разве я позволил бы себе…

– Отбой… – Бугаев, не дослушав, нажал кнопку окончания связи, и тут же набрал чей-то номер. – Володя? Нет, ничего не меняется. Машину подашь к тому месту, где ты высадил меня вчера. Только вот… – он быстро взглянул на часы, что-то прикидывая, – минут бы на десять раньше. Сможешь? Вот и хорошо… Все, отбой.

Он вздохнул, с явным облегчением отодвинул телефон, и, обведя взглядом присутствующих, с воодушевлением потер руки.

– Ну, вот и все. Чего застыл, лейтенант? Присаживайся. А ты, – он повернулся к хлопочущей соседке Костика, – давай, тоже, заканчивай там. Нам с опером работать пора. Наша служба, знаешь ли, и опасна и трудна. – И, не стесняясь, хлопнул ее по заду.

Порозовевшая Аделаида Вильгельмовна поправила халат, метнула быстрый взгляд в Костика, потом перевела его на полковника.

– Ничего, здесь все свои, – отмахнулся тот. И, посмотрев на Костика, официальным тоном, от которого тот едва не вскочил, сказал: – Лейтенант Головко. Извещаю вас, что я провел ночь в коридоре, возле комнаты уважаемой госпожи Винкель, охраняя ее покой. В этом и состоит наша служба, охранять покой доверившихся нам граждан. Вам все понятно?

– Так точно! – гаркнул Костик, все же вскочив.

– Вот и прекрасно, – поморщившись и жестом опустив Костика обратно, на табуретку, подытожил Бугаев. – Тогда приступаем к завтраку, товарищи офицеры и примкнувшие к ним гражданские лица…

– Сейчас на кладбище, потом, как всегда, на точку, – глядя в бритый, толщиной в ляжку взрослого человека, затылок молча кивнувшего водителя, распорядился Бугаев.

Он расположился сзади, а Костика усадил на переднее сиденье. С точки зрения Костика это было лучшее пассажирское место, и будь он начальником, он бы только спереди и ездил. Говорят, некоторые усаживаются назад, чтобы дистанцироваться от шофера соответственно табеля о рангах, но вот, например, Костику, будь он хоть генералом, было бы на все это наплевать, он бы все равно ездил спереди. И удобно, и демократично. И почему Бугаев залез сейчас назад, он не понимал. И, кстати, он всегда так ездит, или сел туда только сегодня? Если только сегодня, значит, в этом есть какой-то умысел и это как-то связано с ним, Костиком. Эту ситуацию не мешало бы тщательно прокачать, что-то тут нечисто.

– Опять о херне думаешь, лейтенант?

Костик вздрогнул.

– Это почему еще, товарищ полковник?

Он развернулся корпусом к начальству и уставился на Бугаева вопросительно. Тот, кажется, уловил в его голосе тщательно скрываемую обиду, потому что добродушно усмехнулся.

– Ну, а о чем ты еще можешь думать, – обосновал он свое мнение, чем заставил Костика еще больше насупиться. – Ладно, лейтенант, не обижайся. Ты мне вот что лучше скажи. Знаешь, куда мы сейчас едем?

– Знаю, – уверенно сказал Костик. Он опять повернулся к полковнику, и опять подумал, что на переднее кресло его посадили с умыслом. Чтобы он так вот и вертелся всю дорогу, отвечая на вопросы начальства. С другой стороны, эти домыслы выглядели нелепыми. С чего это Бугаеву над ним изгаляться. Он мужик хороший, это чувствуется сразу. И к Костику отнесся очень даже доброжелательно, вон и капитана за него отмудохал, и в больницу лучшую определил, и квартиру пробил, и даже на новоселье пришел… Костик посмотрел на Бугаева с обожанием, и твердо повторил, показывая, что он не какая-нибудь там размазня, а к тому же хорошо контролирует обстановку, четко фиксируя малейшие детали происходящего: – Знаю, конечно. На кладбище. Ну, на похороны.

– А почему именно мы туда едем, знаешь? – словно экзаменуя его, продолжил Бугаев, и Костик опять уверенно подтвердил:

– Естественно. Потому что капитан Сергеев отпросился. Вы, как мудрый руководитель, разрешили ему передохнуть, и сейчас едете туда вместо него. А меня просто прицепом, наверное, взяли, потому что потом все равно поедете на «точку», ну, то есть, в наш отдел. И заодно подбросите меня. Верно?

– Верно, – сказал полковник. – Верно, да не совсем. Но то, что ты четко врубаешься в детали, цепко схватывая картину происходящего, это, конечно, хорошо… – Это, он, наверное, имел в виду, что Костик грамотно уловил смысл состоявшегося разговора, когда полковник врубил «громкую». – Кстати, ты знаешь, кого сегодня хоронят, и зачем я все-таки взял тебя с собой? Потому что тебя я захватил не просто так, не потому, что нам просто по дороге.

Костик замялся лишь на секунду. Его постепенно освобождающийся от алкоголя мозг прокачал ситуацию очень быстро.

– Предполагаю, хоронят сотрудника, – сказал он. – Возможно, бывшего. И кто-то из нашего отдела должен присутствовать, чтобы отдать ему дань памяти. А зачем меня… – Он опять думал не более секунды. – Наверное, чтобы я побыстрее окунулся не только в рабочую обстановку, но и… ну, чтобы прочувствовал некоторые нюансы милицейской атмосферы вообще. Я же из училища только… И не знаю пока, как наши хоронят своих товарищей, отдавая им последние почести, и прочее в том же духе. Правильно?

– Ну прямо Шерлок Холмс какой-то, – сказал Бугаев. Костику при этом показалось, что он быстро поднес что-то к губам, тут же что-то негромко булькнуло, и полковник убрал руку вниз. – Нет, Володь, ты слышал? – Шофер, не поворачивая головы, кивнул. – Шерлок Холмс и инспектор Лосев в одной упаковке, так сказать… – Костик с облегчением зафиксировал, что голос Бугаева звучит добродушно, а подначки в его тоне – едва-едва. – Но ты опять прав, лейтенант… Только, взяв тебя с собой, я преследую еще одну цель. Может быть, даже, куда более важную, чем демонстрация той самой атмосферы. Похороны и почести – это только внешняя, так сказать, сторона. Есть еще и внутренняя. И я хочу показать тебе, лейтенанту, суть некоторых вещей. – Теперь Костик, хоть и искоса, но вполне четко уловил, как Бугаев опять быстро приблизил руку к губам. Опять что-то булькнуло, и полковник негромко крякнул. – Хочу показать тебе, лейтенант, где и как ты закончишь в итоге свой путь, если, конечно, будешь служить честно, как Леонид Павлович… – Костик догадался, что это имя сотрудника, которого хоронят. – Потому что в ином случае ты закончишь этот путь в Нижнем Тагиле… И это даже хорошо, что все так совпало, что ты в самом начале своей службы увидишь все собственными глазами. Подумай над тем, что я тебе сказал, лейтенант…

– Есть подумать, – четко ответил Костик, и остаток пути старательно делал сосредоточенный вид.

– Приехали, – негромко объявил водитель. Это было первое сказанное им за всю поездку слово. Он вылез, огромный и несокрушимый, как платяной шкаф, обошел машину и открыл полковнику дверцу.

– Ну, ты мне как бабе, прямо… – проворчал полковник, однако вылез с кряхтеньем вполне довольным.

Костик вылез сам…

Церемония, вопреки его опасениям, не оказалась чересчур формализованной. По крайней мере, никому не пришлось стоять по стойке «смирно» или делать что-то подобное, и ему не пришлось сооружать театрально-скорбную маску на физиономии. Все походило на похороны обычного гражданского лица, кем, собственно, и являлся безвременно усопший, отставной милицейский майор, Леонид Павлович Боровой. Нет, многие были в милицейской форме, присутствовали, кстати, и довольно высокие чины, вплоть до двух генералов, но обстановка не была сугубо официальной. Наверное, неплохой был мужик, – подумалось с любопытством осматривающемуся Костику. Они слегка опоздали, и сейчас полковник тихо ходил среди пришедших проводить усопшего, тепло здоровался со старыми знакомыми, издалека кивал тем, кого знал заочно, понаслышке… Ну да, Бугаев вряд ли станет зря кого-то восхвалять. Вот только фамилия у мужика какая-то нехорошая, совсем как у этого ворюги, ну, который в паре с Новодворской работает на американцев…

Костик уже в который раз посмотрел на трех курсантов милицейского училища во главе с дородным прапорщиком. Курсанты были вооружены автоматами Калашникова. Будет салют, – сообразил Костик. И подумал: салаги, всего лишь второй курс. Настоящей оперской работы еще не нюхали, а я вон уже в первый день службы сотрясение при исполнении получить успел…

– Опять замечтался? – услышал он над ухом насмешливый голос незаметно подошедшего со спины шефа.

– Н-никак нет, – сказал Костик.

Они переговаривались тихо, почти шепотом, потому что над могилой кто-то уже произносил речь. Единственное, что тяготило во всей этой процедуре Костика, это некоторая затянутость действия. Казалось, каждый хотел сказать о покойном хотя бы пару теплых слов.

– Замечтался, замечтался, – убежденно сказал полковник. – Ты, лейтенант, забыл, что я сам из оперов. И из неплохих, если без излишней похвальбы.

– Кто б сомневался, – уважительно сказал Костик. И спросил: – А ему что, и салют положен?

– А, уже мечтаешь, как над тобой в свое время целая почетная рота в небо палить будет? – догадался Бугаев. И не успел Костик возразить, сказал: – Да нет, в общем-то. Это друзья такую вот последнюю почесть пробили. Уважали его… Вон, генералов двух видишь? – Костик кивнул. – Ученики его. Когда-то он их, салаг молодых, безусых, вроде тебя, натаскивал, жизни учил… И неплохо, видать, научил, если они время нашли, чтобы на похороны приехать. Они ведь не по долгу службы и не для галочки, а чисто по велению души. Наверняка отменили ради этого какие-то дела…

Они стояли довольно далеко от могилы, потому что все ближайшее к ней пространство было запружено провожающими усопшего в последний путь. Внезапно Костик заметил, что на противоположной стороне кто-то в гражданском делает им какие-то знаки и сообразил, что это, конечно же, сигналят ничего не замечающему полковнику.

– Иван Александрович… – тихо позвал он и проследивший за его взглядом Бугаев тихо выругался.

– Черт, – с досадой пробормотал он, – мне только речей сейчас толкать не хватало…

Однако он, извиняясь, стал послушно пробираться через толпу, а Костик пристроился к нему в кильватер, как хрупкое суденышко за мощным ледоколом. Полковник встал в изголовье могилы и прокашлялся.

– Сейчас короткое слово скажет полковник Бугаев, бывший сослуживец Леонида Павловича, – объявил кто-то, кого Костик не смог разглядеть сквозь обступающую его людскую массу, и полковник прокашлялся еще раз.

Бугаев начал. Сначала он говорил тихо и даже стоящий всего в нескольких метрах Костик различал только отдельные словосочетания типа «карающий меч правосудия», «пламенный борец с преступностью», и прочие штампы. Внезапно, когда он слегка отвлекся на свои мысли, разглядывая неожиданную в этом скопище милиционеров симпатичную девчонку, наверное, чью-то родственницу, произошли какие-то изменения. Люди перестали перешептываться, а затем относительная доселе тишина превратилась в абсолютную. Костик с сожалением отвел взгляд от упруго выпирающей под тонким свитерком женской груди, и навострил уши.

– Ну, что еще добавить… – в этой наступившей тишине сказал Бугаев. – Собственно, добавить-то особо и нечего. Многие тут все нужное, правильное, уже сказали до меня… Это был не коррумпированный милиционер, и просто честный, правильный во всех смыслах человек. И как всякий честный, не умеющий подстраиваться человек, честно помер от цирроза печени… – Кругом стали переглядываться, послышался легкий гул голосов. – Да, Леонид Павлович совершенно не умел притворяться, подстраиваться под сиюминутные веяния времени, – после короткой паузы выдал Бугаев. – Потому и не стал прикрываться всяческими там, больше подходящими для изнеженных гражданских, ишемическими болезнями сердца… – Словно очнувшись, он вдруг уловил устремленные на него непонимающие взгляды, заметил отвисшие челюсти родственников и, спохватившись, поспешно вернулся к накатанному: – И он никогда не пресмыкался перед начальством и бандитами… – Вышло как-то двусмысленно, словно два этих понятия шли в одной связке, и полковник опять взял паузу. Он покашлял, якобы прочищая горло, и скорбно опустил голову, давая понять, что все важное уже сказал.

Его потихоньку принялись оттеснять от могилы, освобождая место очередному оратору, а Костик, забыв о чьей-то грудастой родственнице, задумался, сможет ли он в свое время так же честно помереть от цирроза печени, и будут ли над его могилой звучать такие скупые, и оттого такие еще более весомые, слова.

В чувство его привел троекратный залп холостыми патронами – три раза одиночными, довольно слаженно, хотя и палили салабоны. Все стали разбредаться, огромная людская масса раздробилась на множество небольших кучек, двинувшихся между могилами, а между ними, в свою очередь, резво сновали распорядители, давая указания, кому в какой автобус садиться, где стоят сами автобусы, и объясняя, где находится место поминок, если кто-то намеревался добраться своим транспортом. Прикинув количество гостей, Костик подивился размаху скромного погребения отставного бескорыстного майора, но так и не решился спросить у Бугаева, на какие шиши их всех будут поить и кормить в ресторане, в котором были назначены поминки. Может, в конце концов, кто-то из родственников этого майора был крупным бизнесменом, или деньги выделила организация милицейских ветеранов.

– К машине, – коротко бросил полковник. Он постоянно промокал пот со лба носовым платком, и чувствовалось, как хочется ему снять китель. Костик, в своей рубашке с короткими рукавами, даже поймал себя на чувстве вины – за то, что он почти не потеет. – Такие вот дела, лейтенант, – неизвестно в связи с чем сказал, уже усевшись на заднее сиденье, Бугаев. Костик опять не уловил, что за предмет он опять быстро поднес ко рту, а потом так же быстро сунул во внутренний карман кителя. Затем полковник шумно выдохнул, отчего Костика обдало ядреными парами алкоголя, и выдохнул еще раз, уже умиротворенно: – Давай к нам, Володя…