Читать книгу Переплетение - Алексей Поселенов - Страница 2

Незаметно подошла середина июля – самая маковка короткого сибирского лета, самый зной, самая пыль и самые сильные грозы, если таковые случались. Нежные, мягкие ягодки лесной земляники к этому времени уже отходили, а палящее солнце заставляло поспевать шедшие им на смену круглые и плотные ягоды полевой клубники.

По полям, по некошеным ещё лугам, по опушкам березников зрели они, клонясь к сухой земле на длинных жестких стебельках. Зрели нехотя, словно сопротивляясь и стараясь подольше оставаться зелеными хотя бы на половинку, хотя бы на треть. Но легкая эта недозрелость совсем не пугала охотников за клубникой. Бабы, ребятишки, взяв с собой бидончики да корзинки, шли в поля и, не обращая внимания на палящее солнце, на надоедливых и больно кусающих даже сквозь одежду оводов и слепней, ползали в траве, наполняя свои посудины душистой ягодой.

Вот за этим-то и собрались в один из таких жарких июльских дней Мишка с бабой Нюрой. Самые урожайные на эту ягоду места были там, где когда-то давно стояла небольшая деревенька Тихеевка, и где сейчас просторные поляны перемежались редкими березовыми околками.

– Завтра, вроде, вёдро должно быть. Охота всё же клубники побрать. Может, сбегаем к Тихеевке, поберём? – предложила баба Нюра внуку после обеда. – Ты как, не против?

– Давай сбегаем, поберём, – легко согласился тот, – чего дома сидеть.

На следующий день, проводив скотину в стадо и позавтракав, пошли с утра пораньше, пока солнце еще не жарило слишком сильно. Обратно вернуться рассчитывали к обеду.

Дойдя до места, Мишка с бабой Нюрой, как и положено при сборе ягод да грибов, не стали жаться один к другому, а, чтобы охватить участок побольше, разошлись в стороны, но в пределах видимости дабы не потерять друг друга. Время от времени они переглядывались, а то и перекрикивались. Человека, пригнувшегося в траве к земле, не всегда сразу увидишь, а так – крикнешь ему: «Эгэй! Ты где там?!», тот поднимет голову, отзовется, и вот он совсем недалеко, оказывается, рядышком.

Так, то переглядываясь, то перекрикиваясь, они медленно двигались по косогору либо ползком на четвереньках, когда попадалось особо урожайное местечко, либо просто согнувшись, как говорится, в три погибели. Склон косогора полого уходил вниз, где вдали стоял уже вполне густой лес и поляны заканчивались.

Самое, наверное, вкусное в полевой клубнике – это не есть её по одной ягодке, нет – так она не самая сладкая. Малина или та же лесная земляника куда как лучше будут. Полевая клубника хороша в варенье, но это уже потом, после.

А вот если её только-только собрать, а затем, опустив голову к корзинке или бидончику, вдыхать восхитительный её запах – вот оно, самое удовольствие! Невозможно оторваться, невозможно отставить её в сторону и сказать: «Всё, хватит, надышался».

И поэтому время от времени Мишка наклонялся к своей постепенно наполнявшейся ягодой корзинке и, блаженно улыбаясь и раздувая ноздри, жадно вдыхал сладкий аромат. В такие моменты он забывал обо всем на свете и, как ему казалось, был самым счастливым человеком на земле.

Солнце давно поднялось в зенит и жарило вовсю. В какой-то момент Мишка вновь поднял голову, чтобы посмотреть, где баба Нюра. Не увидев её, он громко крикнул: «Эгэй! Ба-а-а!!», однако никто не отозвался. Он крикнул громче, как только мог, и откуда-то снизу, со стороны леса, послышалось неопределенное: «А‑эйй!». «Эк, куда она уже утопала», – подумал Мишка и решил ускориться в том направлении.

Спустившись по косогору пониже, он снова крикнул что было сил, сложив ладошки рупором. И опять оттуда же, снизу, только ещё глуше и тише аукнулось: «Э-э-эй!». «Куда она идёт‑то? – удивился Мишка. – Ладно, догоню».

Собирая попутно клубнику, он шел довольно быстро вниз по косогору к логу, туда, где уже совсем недалеко начинались сосновые посадки. Пройдя метров пятьдесят, он опять закричал, но на этот раз ему уже никто не отозвался. Он кричал снова и снова, но безрезультатно. «Как так? Ведь она же отсюда, снизу отзывалась», – думал Мишка. Обойдя всю опушку и не найдя бабы Нюры, он побрел обратно вверх. Дойдя до ближайшего березового околка, стал кричать снова, но всё было впустую.

«Потерялись всё-таки, – понял он. – Ну да ладно, дорогу все знают, доберемся поодиночке». И он стал собирать ягоду дальше – не уходить же домой с неполной корзинкой, когда вокруг такое изобилие, а что потеряли друг друга, так то не беда, случается.

Когда корзина была почти полная, откуда-то из-за березничка, возле которого он как раз находился, послышался раскат грома. «Неужто гроза надвигается? – мелькнуло у Мишки в голове. – Давненько не было. Надо, наверно, к дому уже поворачивать».

Выйдя из-за деревьев, загораживавших горизонт, и глянув в сторону, откуда слышался гром, он обомлел. Там была не туча – там нависло над землей нечто страшное, чему люди, наверное, ещё не придумали название. Небо от края и до края было мрачно-свинцового, какого-то иссиня-черного цвета. Огромная сплошная темная масса медленно плыла по небу в сторону Мишки, издавая время от времени тяжелый и мрачный рык. То с одного её края, то с другого перед каждым таким рыком вспыхивали короткие, но жирные молнии.

Мишке стало не по себе. «Здесь оставаться нельзя, возле деревьев может так шибануть, что мало не покажется», – подумал он и быстрым шагом пошел к проселочной дороге, ведущей к деревне. Выйдя на неё, Мишка ускорился, но страшная черная громада на небе тоже не стояла на месте, медленно, но неизбежно подкрадываясь сбоку.

Дорога шла по полю, а в той стороне, откуда надвигалась гроза, примерна в ста метрах стоял березник. Мишка быстро шагал, с опаской поглядывая на наползавшую тучу. До деревни оставалось ещё километра два с половиной, не меньше. «М-да, точно не успею, придется мокнуть», – мелькнула в голове неприятная мысль.

И тут все звуки вокруг дополнились ещё одним – это был монотонный, без каких-либо оттенков, как и вся свинцовая масса на небе, гул. Мишка понял, что это идет дождь. Шум миллионов, нет – миллионов миллионов капель, падающих на землю, на лес, на траву, сливался в единый громкий шёпот, надвигающийся вместе с тучей. Они были едины – эта черная масса на небе и этот громкий шёпот, они были заодно и уже совсем рядом.

Мишка остановился и посмотрел в сторону березника. Через несколько мгновений из леса вышел ливень. Да, он именно вышел оттуда, как выходит кто-то вполне конкретный и осязаемый, и это был не просто дождь – это была стена из воды, ясно и отчетливо видимая, это был самый край тучи, ползшей по небу и изливавшейся на землю огромной массой воды. И тут же с той стороны влажным дыханием дождя налетел порыв прохладного воздуха.

Мишка смотрел на всё это как завороженный. Подкативший сперва, было, страх куда‑то исчез, и вместо него в душе поднялось неописуемое чувство восторга. За всю свою еще совсем недолгую жизнь он не видел ничего подобного. В его глазах это было наивысшим проявлением природной стихии – мощной, неукротимой, не признающей никакой власти над собой.

Повинуясь необъяснимому инстинктивному порыву, Мишка быстро снял трико с футболкой, свернул их и положил на корзинку с ягодой. Потом сорвал несколько листьев лопуха и закрыл ими одежду, оставшись стоять посреди поля в одних плавках и кедах.

И буквально через несколько секунд стена дождя дошла до него. Закрыв глаза и подставив лицо льющейся с неба воде, Мишка зычно заорал: «А-а-а-а!!» Но это был не крик страха, это был крик полного восторга, который просто нельзя было выразить никак иначе, кроме как заорав во весь голос.

Ливень лил с неба, не оставляя шансов ничему на земле остаться сухим. Но при этом он был очень теплым, и возникало ощущение, что ты просто стоишь под мощным приятным душем. Вокруг вспыхивали толстые ослепительные молнии, страшным оглушающим рыком гремел гром, но Мишке уже совсем не было страшно.

Немного придя в себя, он взял корзинку с клубникой и вещами, укрытыми лопухом, и пошел по дороге, шлепая по мгновенно появившимся на ней лужам.

Чувство восторга не оставляло его, на душе было весело и как-то безрассудно радостно. Мишке хотелось петь во весь голос! Вокруг него был уже какой-то совсем иной мир, он словно попал в другое измерение. Ему казалось, что они стали одним целым – и он сам, и эта тяжелая свинцовая туча, медленно ползшая над его годовой, и этот ливень, хлеставший по щекам теплыми струями. И туча уже была не такая уж и мрачная, и молнии были совсем не страшные, и пусть себе грохочет гром! Всё это были мелочи по сравнению с тем восторгом, который охватил его, с той силой, которая исходила от этой стихии, и с ощущением полного единства с ней!

Время от времени Мишка останавливался, ставил корзинку на землю, поднимал к небу лицо и протягивал вверх руки. При этом ему хотелось смеяться, просто хохотать от того ощущения счастья, которое так неожиданно вдруг нахлынуло на него здесь, что он и делал, нимало не смущаясь. Наверное, если кто-нибудь увидел бы его в эти моменты, точно бы покрутил пальцем у виска и сказал: «Свихнулся пацан».

В кедах хлюпала вода, но он совсем не обращал на это внимания, ему от этого было ещё веселей.

Когда он подходил к деревне, дождь стал стихать. Туча почти прошла, и откуда-то из‑за неё уже даже выскакивали солнечные лучики. Реальность возвращалась с каждым проявлением обычной, обыденной жизни. Мишка зашел на первую улицу, и дождь кончился совсем. Трава лежала, прибитая к земле напором воды, лившейся с неба, и кругом были огромные лужи, лывы – как их называли в деревне.

Капли на березовых листочках весело подмигивали солнечными искорками, а осмелевшие петухи выходили во двор и горланили, радуясь уходу стихии и стараясь перекричать друг друга. Бочки, стоявшие у домов под желобами, были полны, и только слышалось, как в них звонко падают последние капли, стекавшие с крыш.

Мишка подошел к какому-то забору, поставил на мокрую траву корзинку и снял с неё лопухи. Удивительно, но одежда была почти сухая. Лишь совсем немного по краям было замочено, видимо от брызг, которые летели снизу да с боков. Одевшись, он пошел домой.

Баба Нюра была в избе, она пришла ещё до дождя.

– Ой, батюшки! – она хлопнула себя руками по бокам. – Вымок, небось? Где ты был-то?

– Так, где… ягоду брал. Ты-то куда делась? Кричал, кричал тебя. Вроде откликаешься, а нет нигде.

Мишка сел на стул возле кухонного стола и стал намазывать мёдом большой кусок хлеба. Он основательно проголодался с утра.

Оказалось, что, собирая ягоду, он обогнал бабу Нюру и спустился ниже по косогору, а она осталась позади возле небольшого березничка. Когда он кричал ей, она его видела со спины и откликалась. Но, видимо, какая-то замысловатая акустика того места отражала звук совсем с другой стороны, и Мишке казалось, что она кричит не сзади, а, наоборот, спереди, снизу, оттуда, где был лес.

– Кричу, кричу тебе, а ты в другую сторону идёшь. А бежать за тобой, так мне не угнаться – ноги-то уж не те, чтоб бегать за молоденькими. Ну, думаю, не маленький, сам дорогу найдешь, я домой и пошла одна потихоньку, – баба Нюра налила Мишке большую кружку молока. – Может, картошки тебе разогреть? Поешь нормально.

– Не, не надо, так хватит. Всё равно ужинать скоро.

Долгий июльский день закончился как обычно. Пришла из стада скотина, прибрались во дворе, посидели на лавочке у калитки, провожая заходящее за березник солнце.

Потом легли спать, однако Мишка ещё долго не мог уснуть – перед глазами стояла стена воды, выходящая из леса и с шумом надвигающаяся на него. При этом внутри у Мишки всё сжималось, словно сейчас на него, лежащего на мягкой пуховой перине, польются струи дождя. И опять поднимался в душе восторг, и опять накатывала необъяснимая радость. Так он и заснул.