Рассказы. Сколько ног у муравья?
Реклама. ООО «ЛитРес», ИНН: 7719571260.
Оглавление
Алексей Праслов. Рассказы. Сколько ног у муравья?
О Б И Д А
ТРЕТЬЯ ВСТРЕЧА
П С Е В Д О Н И М
СКОЛЬКО НОГ У МУРАВЬЯ?
А Ф Р О Д ИТ А
У К О Л
Отрывок из книги
Пётр Иванович Жаров схоронил свою жену в начале весны. Место на кладбище досталось им, он считал, хорошее. Всего сто шагов от входа и налево у самой ограды-стены – её могила. Поначалу эта стена раздражала его. Голая неоштукатуренная кладка кирпичей с потёками раствора своей казённостью сбивала с тихого печального настроя. Но к лету она затянулась плющём, расцвела весёлыми вьюнками и, словно, подобрела. А краснота кирпичей, кое-где проглядывавшая сквозь густую вязь плюща да шалашик из старой коричневой жести, который венчал стену по длине, даже добавляли домашности и уюта. Это успокаивало Жарова, стройного седого и всё ещё красивого старика. Тёплый зелёный июнь смягчил его, понемногу выманил из ожесточённого безразличия к себе и к жизни вокруг, в которое он впал после смерти жены, но не разбавил тоску по ней. Ему было одиноко.
В прошлый свой приход Пётр Иванович заметил, что через ряд, тоже у стены, появилась новая могила. По утрам в этом уголке кладбища тень, и бледно-голубая оградка из торчащих вверх тонких пик, памятник такой же окраски чётко рисовались на тёмном фоне зелени. Тогда, перед уходом, Жаров поинтересовался «соседкой». Покойница и вправду оказалась женщиной. Совсем молодая, в гимнастёрке с лейтенантскими погонами, из-под пилотки – чубчик кудряшек, красивая.
.....
…Лез на остановках в зарешечённую четырьмя толстыми прутьями отдушину паутинный покой бабьего лета. На крутых поворотах коротких перегонов залетал тёплый, но свежий ветерок, разбавлял тошнотную вонь потных, грязных тел. Жаров сидел в углу вагона на тощей кучке соломы, смешанной с сухим конским навозом. Две недели в госпитале сверкнули короткой радугой в разрыве туч, и только стиранный желтоватый бинт на руке напоминал ему об этих днях. Уткнувшись носом в повязку, он вдыхал резкий аптечный запах и, как от нашатыря, выплывал из тёмного омута оцепенелости.
Обласканный и успокоенный обхождением в госпитале, он жил в тихой радости, как внове ощущая жизнь, страшась и удивляясь каждому её дню. Несколько раз в крепком сне видел себя на берегу речки, видел рядом с собой усталого капитана, говорил ему что-то, успокаивал, поглаживая по плечу, и они улыбались друг другу. И опять он летал, только уже парой с капитаном, взяв его за руку и показывая вниз на круглый изгиб реки, на дом у берега, где жил до войны. Они смеялись свободно и весело, видя на яру прыщавого доброго лейтенанта, который задрав голову, непонимающе смотрел на них из-под козырька. Кричали ему вниз, звали с собой, а он вдруг, как ребёнок, начинал плакать, отворачивался обиженный, сжимал голову руками, словно не хотел, или был не в силах познать какую-то тайну. Днём в лёгкой после обеденной дрёме Пётр вспоминал этот сон, вспоминал довоенную жизнь, клуб, где был заведующим, холостяцкие гулянки, которых сейчас было не жаль, а наоборот, стыдно. Он не знал, как пойдёт его жизнь дальше, но первое, что наметил после госпиталя – жениться.
.....