Читать книгу Упыри. Они среди нас, они уже здесь, они пришли за тобой… - Алексей Рожков - Страница 7

Упыри

И всё бы хорошо, вроде и с работы не выгнали. Да только стал я на себе ловить потом внимательные взгляды Упырёва, и улыбочку эту его поганую. А ещё ощущать какое-то излишнее внимание к своей персоне. Так же я заметил, как его жаба-янычар Чернобаба стал меня ревновать, давать поручений каверзных, в своём стиле, больше прежнего и вообще всячески задевать, пытаясь оградить от внимания любимого хозяина. Как я говорил тогда – милые бранятся, только тешатся. А генерал чего-то выжидал, видимо он уже предопределили мне какую-то роль. Асмодей же, Владленович, будь он неладен, как будто выискивал удобного момента, чтобы стереть меня с лица земли, но так, чтобы сделать это похитрее, поизворотливее, поподлее.

И всё бы хорошо, два кровососущих клеща – Упырёв и его слуга Чернобаба, продолжали жиреть, а вот людишки в нашем офисе стали странным образом хиреть. Почему-то поголовно все вроде стали худее, бледнее, сначала всё это списывали на небывалые управленческие таланты упырей. Мол вон видите, как хорошо они заставляют крепостных работать, как эффективно, какие, понимаешь, «талантливые» управленцы. Но это всё до поры, до времени. Потому как через некоторое время человечки-то наши начали помирать. Отдавали Богу душу загадочным образом, смерть косила их целыми отделами, штабелями. Но всё строго от естественных причин, не подкопаешься.

Борисов Олег был мужик не старый, крепкий, средних лет, да поддавать любил. Ирина Никодимовна кажись болела чем-то по женской части. Светка Глушкова, та и совсем была баба молодая, только тридцатник стукнул, да у неё вроде бы онкологию нашли. Все по осени внезапно Богу душу отдали. И так далее и тому подобное… Вроде бы никто не виноват, всему находилось разумное объяснение, диагноз, но странным оставался этот «закон эпидемичности», который невозможно было объяснить логическим путём, когда смерть стала косить направо и налево людей одной профессии, словно мы работали где-то на ядерных рудниках. Правда выжившим думать тоже особо не приходилось, потому что у каждого из нас вдруг, откуда ни возьмись, появились странные хронические болезни. У кого гастрит, у кого холецистит с панкреатитом, у кого давление вдруг пошло в разнос, у кого-то вообще предынсультное состояние. Да так всех поголовно прихватило, что нам всем сразу стало сугубо всё равно до остальных, так как думали все в первую очередь о своих болезнях, не вылезая из клиник, в которых врачи только разводили руками, поражаясь столь массовой полиорганной деградации организмов в одной социальной группе.

И вроде казалось – вот оно, сейчас вся работа остановится, показатели поползут вниз, работать- то стало некому, все по больницам, да по процедурам сидят. Но… и тут Упырёв с Чернобабой оказались на высоте. Люди дохнут – значит они омолаживают коллектив, понижают средний возраст, выполняют коэффициенты полезной деятельности, болеют – сокращают ФОТ, уходят на аутсорсинг. Наверху прямо не нарадуются на их показатели по работе с персоналом. Текучка кадров нулевая. Когда такое было? Кадры начинали течь не на сторону, а на кладбище, а таких коэффициентов ещё не придумали. А на пухлых щеках генерала и его преданного прислужника то и дело проявлялся какой-то странный румянец, неестественный такой.

Каждый день, по заведённому упырями порядку, народ унылой вереницей с безысходным видом тянулся на экзекуцию. Выходя от Виктора Сергеевича, они шли к Асмодею Владленовичу на промывку мозгов и выкачивание жизненной энергии, и так по кругу, час за часом, день за днём. Жизненные соки вытекали из нас, как бензин их пробитого бензобака. Ну что делать, как говорится – лес рубят щепки летят. К тому же генерал Упырёв был большой мастак красного патриотического словца. Он горячо всех агитировал за Советскую власть, да за справедливость, за честь и совесть, и всегда во всех вопросах показывал принципиальную позицию. Только как-то его жирная мохнатая рожа и выставленные напоказ богатства, почему-то не очень вязались с пролетарскими лозунгами, но среди всеобщего болезненного состояния все были в тумане и этого не замечали, как будто пелена легла на наши глаза.

Время шло, генерал продолжал бросать в мою сторону неоднозначные плотоядные взгляды и давать всякие странные и необычные поручения. То, понимаешь, ему захотелось, чтобы у нас в конторе был свой музыкальный коллектив, а моей задачей было собрать со своих, еле передвигающих ноги, коллег деньги, всё купить, организовать, отрепетировать и конечно сделать фееричный концерт на Восьмое марта и Новый год, на котором наши болезные исхудавшие зомбеи с ввалившимися глазами, под пристальными натянутыми улыбками Упырёва и Чернобабы, занявшими центровые места в первом ряду, изображали всеобщую радость и ликование.

– Радуйтесь! Что-то вы плохо радуетесь! – приказывал, повернувшись, Асмодей, потирая пухленькие бабские пальчики.

И на наши посеревшие лица натягивалась подобострастная улыбка. Мы начинали веселиться, танцевать, хлопать в ладоши.

Однажды у генерала в элитном коттеджном посёлке на бывших Правительственных дачах, на дорогу упало дерево и надо было срочно найти технику, что его убрать, так как оно очень резало его величеству глаз. За дело взялся лично Чернобаба, отдающий приказы направо и налево. В присущей ему манере он всё представил таким образом, что Россия в опасности, ни шагу назад, умрём на валежнике, но не сдадимся. Я аж сам почувствовал себя виноватым, в том, что проклятый пенёк вырос на пути великого Упырёва. Пронизанный с ног до головы духом патриотизма, я, вместе с бригадой, снятой с аварии на прорванной и заливающей целый район трубе, незамедлительно штурмовал кусок мёртвой древесины, как рабочие и крестьяне зимний дворец. Надо ли говорить, какое мы получили моральное удовольствие, когда вместо того, чтобы дать воду половине города и устранить фонтан кипятка, бьющий как гейзер из-под проезжей части в самом центре мегаполиса, наша бригада резала и таскала остатки бурелома рядом с шикарным коттеджем его сиятельства, который наблюдал за нами с балкона, попивая кофе, одетый в красный атласный халат. На самом деле упавший ствол и не мешал никому конечно, а так… «не порядок». А «не порядок» упырь очень не любил. Правда устранить порыв трубы нам всё равно пришлось, только было это уже глубокой ночью, когда генерал крепко спал. Он вообще всё делал по расписанию.

*****

В перечне добрых дел генерала Упырёва, которые он выполнял чужими руками, однажды мне попалось очень странное поручение, которое никак не вязалось с моим представлением о его сиятельстве. Началось всё с того, что когда я был на каком-то его же очередном очень ценном задании, вдруг мне позвонила секретутка и замогильным испуганным голосом сообщила, что Виктор Сергеевич через полчаса ждёт меня у себя на аудиенции. Она могла даже не пояснять, что упыря никак не волновал тот факт, что я находился совершенно на другом конце города, а повсеместно, как и всегда в этот час, выстроились километровые пробки. Генерал любил ставить невыполнимые задачи и ждать, сверля своими крысиными глазками, когда же ты наконец-то всё-таки не сумеешь исполнить его высочайшего повеления. Но он просчитался, не в этот раз. Я, нарушив все физические законы и правила дорожного движения, пересекая двойные сплошные и не обращая внимания на красные света, несколько раз едва не сбивши пешеходов и не попав в добрую дюжину аварий, за минуту до назначенного времени вбежал в его офис. Там я помчался бегом по этажам, чтобы не терять время на лифт, взлетел по лестнице, весь потный, мокрый, заскочил в приёмную и, раздеваясь на ходу, открыл двери его монументального кабинета-дворца. Опоздал я ровно на 10 секунд от назначенного времени и сделал шаг в полутёмный, как склеп, огромный тронный зал, потонув в персидском ковре ручной работы с эмблемой нашей компании, почему-то с этого ракурса напомнившей мне пентаграмму.

– Ах ты, чупа-чупс недоношенный! – услышал я нелестный отзыв о себе самом, только моя нога переступила порог.

Сразу стало понятно, что я сейчас узнаю о себе очень и очень много нового.

– Во сколько Генеральный директор велел Вам быть!

То, что Упырёв перешёл на «Вы», вместо привычного ему тыканья, означало высшую степень раздражения.

– Но Виктор Сергеевич! Я ж был по-Вашему же заданию на окраине… да ведь пробки… да оттуда и за два часа не приедешь в час пик… – мямлил и оправдывался я.

– Заткнись! Я повторяю! Во сколько Вам было приказано быть?!!! В десять! А время сколько? Десять ноль одна! Вы нарушили трудовое законодательство, Вы опоздали! Вы не выполнили Приказа! Да Вы недисциплинированный разгильдяй. Нет, Вы даже не разгильдяй, Вы же урод, моральный и физический урод! Дезертир и не только! Да Вам доверить ничего нельзя! Вы… Ты… Да как ты посмел, щенок! Ещё раз Вы, ты… хоть на одну секунду опоздаете, опоздаешь, Вам больше не работать ни здесь, нигде в этом городе, с волчьим билетом вылетишь на улицу, будешь по помойкам помои жрать. Вам всё понятно? – брызгая слюной и перескакивая с «ты» на «вы», кричал, размахивая руками, щеками и бровями разъярённый Упырёв.

– Так точно, Виктор Сергеевич, виноват, больше не повторится! – в очередной раз угождая его рабовладельческому эго и делая вид лихой и придурковатый, изображая сыновнюю любовь, рапортовал я.

– Смотри у меня! Ладно, я вызвал тебя по сверхважному делу. Садись, пиши. На вот, листок. Пиши – батюшка Николай. Телефон +79777777777. Записал? Всё. Созвонись с ним, сделаешь всё, что ему надо. Свободен. Урод, – это я уже слышал вслед, как выстрел в спину.

Выйдя в приёмную и привычно «обтекая» от нелестных эпитетов в свой адрес, я надевал куртку и всё никак не мог взять в толк, для чего чтобы записать телефон надо было устраивать весь это театр? Ради чего я пёрся по пробкам через весь город и выслушал весь этот словесный понос? На следующий день, я позвонил по указанному телефону с девятью семёрками. На другом конце провода меня действительно ждал некий батюшка Николай. В тот момент, после нашего первого с ним разговора, я подумал, что Упырёв таким вот экстравагантным образом решил позаботиться о собственной душонке, так как речь в нашей беседе со святым отцом шла о восстановлении церкви где-то в глубокой, Богом заброшенной глуши на краю области. Ну и восстановлении в манере Виктора Сергеевича, естественно, конечно чужими, а точнее моими руками, чему я был нисколечко не удивлён.

Правда не вязалось дьявольская сущность генерала и порывы его проданной души никак друг с другом не вязались, но… Может на два фронта решил поработать? Но пока я был у него в корпоративном рабстве, оставалось только одно – подчиниться. Ехать надо было далеко, на другой конец губернии. Там, в районном центре, мы и договорились встретиться с батюшкой Николаем…