Читать книгу Страшный советник. Путешествие в страну слонов, йогов и Камасутры (сборник) - Алексей Шебаршин - Страница 5
Страшный советник
Глава 4
В Москве
ОглавлениеГлавным удовольствием, которым одарила родная Москва Андрея Андреевича, приехавшего в отпуск из знойного и душного Дели, стали ежедневные утренние прогулки с внуком Лешей, по которому Андрей Андреевич сердечно соскучился. Мальчишка был еще совсем маленький, но уже шустрый и не в меру бодрый, совсем как его бабушка в молодые годы. Кроме того, как и положено мальчику его возраста, Лешка без передыху сыпал вопросами, на которые требовал быстрого и точного ответа. Вот и сейчас, заприметив стремительно летящую с истошным подвывом иномарку с поблескивающим синим маячком на крыше, ребенок проводил ее взглядом, дождался, пока она скроется за поворотом Можайского шоссе, и спросил:
– Дед, а дед!!! Куда этот дяденька так быстро едет, и еще так жалобно кричит: «Ой-ой-ой! Уй-ю-юй!»?
Чувствуя в себе прилив утренней бодрости и хорошего настроения, Андрей Андреевич решил подшутить над внуком. Остановившись и нахмурив брови, будто в раздумье, он изрек:
– Дяденька!? Где ты видел дяденьку!? Это маленький хищный динозавр. Он удирает от погони и жалобно так кричит: «Уй-ю-юй! Помогите! Спасите!». Помнишь, мы с тобой вчера кино смотрели про динозавров? Вот он один из них и есть!
– А как его зовут? И почему за ним гонятся? Его что, слопать хотят? – тут же последовал каскад вопросов.
– Как зовут? Точно не помню. У этих динозавров названия такие мудреные. Давай, мы его сами назовем, например, Депутат Семеныч. А драпает он, наверное, потому, что напроказил что-нибудь этакое, понял?
– Понял! – подтвердил внук и сообщил. – Сегодня утром наш кот Гаврюшка в прихожей накакал, а потом удирал от бабушки. Она за ним с тапком гонялась и ругалась немножко.
– Ну, вот, видишь, и он тоже нагадил, а за ним поэтому и гоняются. Вон, смотри, смотри, еще два динозавра спешат! – мимо Андрея Андреевича и его внука со страшным визгом, надсадным кряканьем и уханьем почти одновременно проскочили две огромные сине-белые милицейские машины.
«Узы-узы-узы-узы!!!» – орала первая. «Карр-карр-карр!!!» – страшным металлическим голосом вторила ей вторая.
– Ух ты! – восхитился внук. – А эти кто?
– Это, Лешенька, наверное, Удав Иваныч и Хам Степаныч. Вот они его сейчас…
Тут Андрея Андреевича прервал совсем уже невыносимый звук. «Арргх-а-р-р-гх!!! Ам-ам-ам!!! У-р-р-п-у-р-р-п!!!» – сотряс атмосферу рев чудовищных размеров джипа с черными стеклами.
– Дед-а-а! – испугался мальчишка. – Говори скорее – кто это такой! Он что, тоже за этим маленьким динозавриком гонится?
– Да, нет, миленький. Это главный динозавр – Олигарх Абрамыч, и маленькому динозаврику он друг. Он вот этих двоих плохих динозавров как догонит, так и скушает, чтобы маленьких не обижали.
Внук крепко призадумался и наморщил нос, явно готовя еще один вопрос.
– Дед, а дед! А ты хотел бы быть динозавром?
– Нет, Лешенька, больно уж они все страшные и гадкие. Не хочу и тебе не советую. Оставайся ты лучше человечком. Пойдем-ка домой! Мне на работу пора. Если опоздаю, то Ирочка меня ждать не станет.
* * *
Красно-кирпичная «девятка» с трудом вырвалась из «пробки» на Кутузовском проспекте и, продвинувшись немного в сторону Киевского вокзала по Большой Дорогомиловской улице, опять застряла в едва ползущем в сторону Москвы-реки потоке автомобилей.
– Зачем я только согласилась? – с раздражением заявила дочь Андрея Андреевича Ирочка, сидевшая за рулем «девятки». – Ты что, своим ходом до МИДа добраться не мог? Я ведь сейчас на работу опоздаю. И вот так каждый день, что утром, что вечером – черта с два здесь из-за этих кортежей с начальниками проедешь. Летят как оголтелые, а все остальные стой, жди, пока они проедут. Ну хорошо, утром куда летят, понятно – Отечество спасать, а вот вечером-то куда так торопятся с уханьем и свистом? На ужин, что ли? Неужели так жрать хочется?
– Ты пойми, миленькая, что люди они государственные, и время у них очень ценное. Жрать, впрочем, тоже хотят, как простые. А вообще-то, эта проблема не стоит выеденного Колумбова яйца. Я бы ее запросто решил.
– Интересно, каким образом?
– Нет ничего проще, доченька. Когда через несколько лет я стану президентом, то издам указ:
«В целях предотвращения транспортных затруднений на Кутузовском проспекте города Москвы в период утренней миграции руководства страны с окрестностей Рублево-Успенского шоссе в столицу, а в вечернее время в обратном направлении, повелеваю:
Первое. Организовать доставку руководства России в Москву и обратно на дачи водным путем с задействованием акватории Москва-реки, с учреждением соответствующих пристаней в местах компактного проживания начальства за пределами города и в пределах оного напротив Кремля, Белого Дома, а также в других местах, где будет сочтено нужным.
Второе. Безопасность проплыва руководства страны на борту президентского линкора Потешный на всем протяжении маршрута обеспечить путем формирования флотилии сопровождения с привлечением стран-участниц антитеррористической коалиции в составе передового навигационного судна “Иван Сусанин”, крейсера “Последний”, эсминцев “Оборзевший и “Раскоряченный”, монгольского подводного ракетоносца “Хан Батый”, правительственной плавучей харчевни “Дармоед” и эскадренного ликероносца “Ельцин”. В зимнее время прокладку фарватера обеспечивает российско-украинский атомный ледокол “Чернобыль”. Воздушное прикрытие возложить на лидера военно-воздушных сил России управляемый аэростат “Чугунный”, наземное прикрытие с левого берега – на германский воинский контингент по умиротворению российско-белорусского конфликта “Горбатчофф” и российско-индийский сводный антитеррористический отряд легкой конно-слоновой кавалерии “Лютый Хульман”[7], с правого берега – на эскадрон крымско-татарской янычарской конницы “Наша Ялта” и сочинский полк чеченских горнолыжников “Красная Поляна”.
Третье. Командование флотилией, воздушными и наземными силами прикрытия возложить на главнокомандующего Военно-Морским Флотом России Архифельдмаршала первого класса Е. Б. Батькина-Безбашенного, протокольное обеспечение – на лейб-церемонимейстера М. У. Датского, харчевое довольствование – на обер-кашевара К. А. Кашкина, пропагандистское обеспечение – на пресс-секретаря Х. Р. Енапольского».
– Долго думал? Или сразу сочинил? – мрачно осведомилась дочь. – Если сразу, то неплохо бы тебе показаться врачу, лучше всего в институте Сербского. Сходи сам, пока не отвели.
– Ну, зачем же так, Ирочка?! Ничего особенного я не выдумал, все это суровая правда жизни нынешней и предстоящей. Нет, ты только вообрази, как будет хорошо – по реке красивые корабли плывут, инородцы на лошадях, слонах и лыжах едут, кремлевские гвардейцы в симпатичных мундирчиках флажками машут и в барабаны бьют. Германские зольдатен унд официрен шнапс тринкен, гармошка шпилен и исполнять отшень грустный песня «Курки, яйки – карашо, партизанен – блëхо!».
На левом берегу реки взор людской услаждает скульптурная композиция – конный бюст градоначальника, разрывающего пасть Терецели. К подножию памятника, известного в народе под названием «Доваялся, мля!», благодарными москвичами возложены цветы, венки и ленты с надписями: «Спасибо, батюшка!», «Давно бы так!», «Наконец-то!»[8].
Мужички камаринские торгуют на Горбатом мосту лаптями, шахтерскими касками, нестерильными шприцами, коноплей крученой да маковкой толченой, степенно судят да рядят – хряснется таперича шар «Чугунный» да об колокольню Ивана Великого, как давеча, либо Господь его пронесет?
Обыватели, завидев «Потешного», с борта которого гремит кантата «Державный зуд», добровольно испускают одобрительные междометия и восклицания: «Эва! Эка! Вона! Ух ты! Уря, ядрåн батон! Куды прåшь, желтоглазый! Табань, ëхтыть, там же мост!».
С моста, который опять забыли развести, в Москва-реку сигают москвичи и гости столицы с криками «Рятуйте, православные!». Их баграми вылавливают спасатели-молодцы, отпаивают нашатырной водкой с уксусом, суют им хрен в рот и в нос.
Напротив Киевского вокзала цыгане «шумною толпой» с одобрения начальства топят какого-то судейского, несогласного с предстоящим переносом столицы в Петроград. Там же, на набережной, шибко тошнит слона. МЧС делает ему искусственное дыхание, сочувственно причитает: «Хульмана, миленький, хобот ты в реку макал?! Хульмана, бедненький, воду оттуда сосал?!».
Посол американский приветливо машет с пристани новой, свежесрезанной башкой бен Ладена, зовет всех в гости, отобедать вместе с послами Хана Татарского, Эмира Башкирского, Богдо-гегена Калмыцкого, Абрека Северокавказского, Царя Сибирского, Великого Микадо Уссурийско-Камчатского да Султана Ярославского.
Народ веселится и ликует, что руководство само по себе, а он – сам по себе, и никаких тебе больше «пробок». Эх, не ценит начальство моих мыслительных способностей, никуда не продвигает, даже в Думу избраться не предлагает.
– Там и без тебя мыслителей хватает. Смотри, как бы тебя в Чечню на укрепление ихнего МИДа не продвинули. Кстати, папочка, баклажанчик ты мой старенький, тебе приходило в голову, что на такую армаду в Москва-реке никакой воды не хватит и что она просто из берегов выйдет?
– Да пусть выходит! Если мой водный проект не сработает, то реку эту можно среднеазиатам продать, как мэр того хочет, а русло заасфальтировать. Пусть по нему руководство и ездит. Опять же, народ ему мешать не будет.
– Ну, ты точно до высших сфер дозрел. Скучно мне! Давай музыку послушаем! – заявила дочь и потянулась к кнопке радиоприемника.
– Может, не надо, Ирочка? – попросил Андрей Андреевич, полагавший, что для слушанья отечественной попсы, загадившей эфир с утра до вечера, надо иметь бетонную голову, чугунные мозги и пустую душу.
– Ну, потерпи немного. Скучно же мне, говорю! – рассердилась дочь и включила радио.
В кабину автомобиля тут же ворвался веселый юношеский голос, радостно запевший о том, как «хорошо пожить бы с девушкой здоровой».
«Прав сынок! – меланхолично подумал Андрей Андреевич. – Действительно, неплохо бы плотно подружиться с какой-нибудь эдакой девушкой с широкой грудью, но ненадолго, недельки на две-три. На большее меня не хватит».
Жизнерадостного молодого самца сменила какая-то хриплая злая девица, сообщившая сквозь какофонию музыкального сопровождения, что если ее любимый вздумает уйти к другой, то она его съест и тот останется с ней навсегда.
Андрей Андреевич икнул с мучительным подвывом.
– Ты зачем так икаешь? – строго спросила дочь.
– Нервный тик! С души поперло от этой людоедки! Представляешь, вдруг я нечаянно загуляю, а маменька меня за это скороваркой по голове, да в суп! Страх какой! Ик!
– А ты не гуляй и даже думать об этом не смей, а то мамочке скажу. Ладно, не икай, я тебе другой канал включу.
– «…а теперь, дорогие детки, – зашептал вкрадчивый старческий голос, – послушайте русскую народную сказку о добродушном дедушке Педофилыче и жене его Зоофильевне под названием Хочешь, детка, конфетку? которую придумал специально для вас российский детский писатель Сидор Соломонович Фрейд».
Представив, что эту «сказочку» сейчас, возможно, слушает его любимый внук, Андрей Андреевич перестал икать и заплакал.
– Выключи, ты! – всхлипнул советник. – Они сейчас еще марш «Юных пивососов» исполнят – «Дружно пиво все мы пьем, идиотами растем…»
Дочь пожалела папу и выключила радио. Тяжело вздохнув, она сказала:
– Слава Богу, приехали, наконец. Вот тебе твой МИД, папочка. Иди по своим делам и, пожалуйста, только Индией занимайся и никому никаких проектов не предлагай, ладно? Ну, дай я тебя на дорожку чмокну, бегемотик ты наш. Чмок! Ну, пока.
* * *
Попрощавшись с дочкой и миновав рекламный щит с надписью «Теперь мы вместе!» и фотографией каких-то элитных дядек с таким довольным выражением на лицах, будто они только что успешно справили большую государственную нужду, советник прошел под аркой и оказался на небольшой площади напротив входа – выхода станции метро «Смоленская». Сотни москвичей с обычным неприветливым выражением на лицах лавировали между мелкими уличными торговцами и многочисленными плевками на тротуаре и, то и дело наталкиваясь друг на друга, устремлялись в разные стороны с такой резвостью, будто все куда-то страшно опаздывали.
Какие-то узбеки пекли и тут же продавали горячие лепешки, молодой таджик-дворник усердно мёл улицу, деловитые, опрятные азербайджанцы пили чай в кафешке, чтобы разойтись потом по своим делам. Стайка молодых людей и девиц великоросской наружности, собравшаяся в это прекрасное утро у пивного ларька, вместо того чтобы учиться или работать, дула пиво и, приветливо матерясь, горячо обсуждала что-то, то и дело сплевывая сопли и слюни прямо на асфальт. Им составляла компанию плеяда ценителей пенного напитка более старших возрастных категорий, невыгодно отличавшаяся от молодежи набрякшей суровостью опухших рыл и тяжеловесностью матерных высказываний.
Андрей Андреевич давно приметил, что всех его сограждан, жадно сосущих пиво на улице прямо из банок и бутылок, объединяет, несмотря на пол, возраст и идеологические установки, одинаковая тупососущность лица, которое по мере нарастания дозы делается кое у кого похожим на несвежую задницу.
Вдоволь наглядевшись на участников пивной тусовки, советник уже в который раз испытал досадное сомнение по поводу справедливости тезиса, вбивавшегося ему в голову с раннего детства, о какой-то особой духовности великорусских соотечественников.
Побывав недавно в Закарпатье, где живут те же русские, украинцы, русины, словаки и десятки других народов и народностей, еще совсем недавно входивших в «братскую семью» народов СССР, Андрей Андреевич отметил с немалым великодержавным самоуязвлением, что местные жители, в массе своей бедные и замученные суровой жизнью люди, почему-то совсем не харкают на асфальт, не пьют пиво на улице и с маниакальной, как показалось советнику, ревностью содержат в чистоте и порядке города, улицы и свои личные дворики.
Легко объяснив своей жене сей феномен благотворной близостью европейской цивилизации, религиозным воспитанием местных жителей и прочими факторами, советник сам так и не понял, где все же пролегает пропасть между опрятными закарпатскими провинциалами и их великорусскими братьями, загадившими свои города и веси миллионами тонн мусора и мириадами плевков. В конце концов, чтобы не мучить более своё сознание, Андрей Андреевич пришел к простому выводу, что многие его соотечественники настолько принюхались к своей духовности, что просто перестали ее замечать.
Задержавшись ненадолго у газетного киоска, чтобы купить свежий номер официального печатного органа и узнать из него, какими новыми велениями времени следует вилять в ходе предстоящих встреч с руководством, Андрей Андреевич невольно прислушался к разговору пивной молодежи. Уловив несколько обрывков совершенно непонятных сначала матерных идиом, парабол и гипербол, советник с немалой натугой все же сообразил, что речь идет о какой-то новой электронной игре.
– Тут этот пидер мелкий откуда-то как выскочит! Я его, мля, уяк, уяк, по еб…ку и сразу же, на х…, на другой уровень скок! – оживленно сообщил молодой человек.
– Ну, ё! Здорово, нах! – восхитилась его юная собеседница.
– Да, а то я было от страху, мля, чуть совсем не обосрался! Думал – счас он мне типа как бы так ёб…т, что мне тут же и пиз…ц! – гармонично закончил немудреную мысль юноша.
Восторженно хрюкнув, девица от переизбытка положительных эмоций качнулась назад и чуть было не сбила с ног своим тугим задом таджика-дворника, неосмотрительно подобравшего с тыла, чтобы прибрать сопли и пустые бутылки за молодыми хозяевами России.
– Пшел вон, рвань черножопая! Понаехали тут, плюнуть негде! – рявкнула оскорбленная девица под одобрительный рокот и веселый смех друзей и подружек.
Возмущенный Андрей Андреевич, проживший половину жизни среди азиатов и научившийся уважать их, чуть было не заявил, что неважно, какого цвета седалище, главное – черная или светлая твоя душа. У него зачесался язык сказать мерзкой девке что-то вроде того, что «когда твои пращуры, стерлядь ты эдакая, еще только с деревьев слезли, его предки уже каменные города строили, ремесла знали да такие стихи сочиняли, что их до сих пор люди помнят». Еще ему очень хотелось сказать ей, что «не для того этот парень родился, чтобы за тобой говно убирать, и лишь жестокая нужда погнала его сюда», и так далее и тому подобное.
Нетрудно, впрочем, догадаться, что всех этих жгучих слов Андрей Андреевич так и не произнес, сочтя за благо в очередной раз проявить спасительное малодушие и вовремя ретироваться в рассуждении получить «по сопатке» и прочим частям своего любимого дипломатического организма от полупьяной молодежи и сочувствующих ей прохожих.
* * *
Первым делом советник зашел к своему старинному знакомому Виталику, который тоже когда-то трудился на южноазиатской ниве, но впоследствии переместился в престижный Департамент Естественных Явлений, где и занял руководящую должность.
– Ну, как дела, Виталик? – фамильярно обратился советник к своему старинному приятелю.
– Ты знаешь, Андрюша, просто прекрасно. На днях наконец-то пересяду в сектор естественных отправлений.
– А чем он лучше твоего сектора естественных нарушений?
– Ты что, гораздо лучше! На новом месте меня все время в командировки, естественно, отправлять будут. Выступишь на каком-нибудь международном симпозиуме по борьбе с международным терроризмом или экологией, ляпнешь что-нибудь вроде: «А террористов этих из огнемета мочить надо!», да знай считай командировочные. Поди плохо! А здесь? Только и знаю, что всякие нарушения с ведомствами согласовываю. То, понимаешь ли, министерству Естественных Катаклизмов пистон вставляешь за отправку гуманитарной свиной тушенки голодающим мусульманам, то с генералами из Министерства Национальной Обороны и Нападения собачишься из-за межконтинентальных самонамудящихся теннисных мячиков класса «Омлет», которые они Герцогу Уимблдонскому поставили. Кстати, хорошая вещь! Настоящий сплав военной смекалки и конверсии! Если грамотно таким мячиком воспользоваться, то противник после твоего удара больше нипочем на ноги не встанет, а весь призовой фонд тебе! Да вот беда – генералы наши этому Герцогу мячики со сбитым прицелом впарили, а он, Герцог то есть, вместо соперника, возьми да сразу главному судье и влупи на двести миллиметров ниже пупка, аж брызнуло! Судья, маркиз де Свиньи, взвизгнул, значит, хрюкнул что-то такое невразумительное, да и с копыт долой. Теперь Герцог требует, чтобы они штраф за него заплатили, да маркизовым помпадуршам за упущенные половые возможности отступного отстегнули, а генералы ни в какую!
– Замучился я с ними, Андреич! – тяжело вздохнул Виталик и нервно хлебнул кофейку из большой кружки с рекламной надписью на боку: «Японский кофе Сузуки – ваше последнее впечатление». – Вчера тоже, понимаешь, какие-то отморозки гренландского кита в зоопарке латвийскими шпротами в масле обкормили. Кит, собака, всплыл кверху брюхом от такого угощения, пукает так, что в округе антитеррористическую тревогу объявили, а исландский «Гринпис» вместе с нашими экологами сегодня утром напротив Думы бунт в защиту прав кита устроили, конного милиционера вместе с лошадью побили! Лучше бы они киту клизьму поставили, чем служивого бить! Руководство ни хрена понять не может – с какой стати исландцы за этого кита вступились? Он же гренландский, а не исландский! Чуть было не послали запрос в МИД Гренландии, чтобы они сами со своим китом разбирались, да выяснилось в последний момент, что такой страны вообще нету! Что теперь делать? А тут еще и родное рыбное лобби жару поддает, требует, чтобы российские потребители в знак протеста латвийские шпроты в пользу отечественной кильки в томате бойкотировали. Килькой этой, дескать, нипочем не обожрешься, потому что стошнит кого угодно, хоть ихтиозавра, с первой же банки. Латвийцы тоже не зевают, протест нам заявили по поводу подрыва репутации ихних шпрот, а Евросоюз поддержал.
– А США чего?
– Молчат пока!
– А как молчат-то?
– Зловеще как-то! Хмурятся угрюмо.
– Ох, беда, Виталик! Вам не позавидуешь.
– Да, тяжело, брат! Все меньше и меньше нас уважают. Представляешь, на днях в Бурундолэнде какие-то наши летчики груз оружия для повстанцев по ошибке на головы правительственных войск сбросили. Ну, сбросили не туда, подумаешь, делов-то, не впервой, чай! Нормальный коммерческий риск, так сказать. Негры же эти, которые правительственные, совсем оборзели – взяли да и засадили наших парней в тюрьму, словно уголовников каких-нибудь! Совершенно с Россией не считаются, микробы черномазые! Кабы не наш протест, то они, пожалуй, ребят этих с послом российским вместе уже бы и съели, а так, вишь, освободили с перепугу, когда мы пригрозили, что американцам на них пожалуемся. Американцы-то ведь в принципе не одобряют, когда послов едят, чьих бы то ни было. Ну ладно, Андреич, спасибо, что зашел. Заходи как-нибудь еще, а мне сегодня надо успеть на этих летчиков представление к званию «Беззаветного Народного Героя Третьей Степени» составить. Пока!
Потрясенный до глубины души килечно-шпротной драмой и радуясь за себя, что работает в Индии, где «люди задумчивы и нежны, а с небес сыплется золотая пыль», Андрей Андреевич направил свои стопы в сторону Департамента Задней Азии, который, вкупе с Департаментом Передней, Средней и Дальней Азии, претворял в жизнь линию руководства на азиатском направлении.
Шествуя коридором через Департамент Средней Азии, размещавшийся на том же этаже, что и Департамент Задней Азии, Андрей Андреевич услышал исполненный отчаяния гневный крик, доносившийся из кабинета какого-то полуответственного начальника, судя по всему, распекавшего молодого дипломата.
– Вы, коллега, теперь не в своей Вислоуховской Академии Народной Дипломатии диплом пишите! Вы составляете официальную ноту МИДа Российской Федерации самому Хубилаю Едигеевичу! Это две очень большие разницы! Ты же что такое пишешь, блин – «мы не можем пожать руку, которая стальной пятой попирает неотъемлемые права человека»? Надо будет, так пожмешь не только руку, но и ногу, и вообще что прикажут! Это у кого «морда косоглазая»? У нашего стратегического партнера, что ли? И что это за «гнусный суслик»? Ты в своем уме или в чьем?!
– Да за мою зарплату и так сойдет! – огрызнулся юноша. – Что вы, Филофей Филофеич, ко мне придираетесь, как придираст какой-то! Отстаньте, ей Богу, а то тоже в коммерцию подамся, как ваши мгимовцы хваленые.
«Действительно, чего он к парню привязался! Как будто сам молодым никогда не был! – мысленно поддержал вислоуховского паренька советник. – Я ведь тоже в его годы как-то раз индийского министра по делам аэрации и одорации сельской местности господина Банерджи назвал господином Бандерджи, то есть уважаемой обезьяной. Тот и то меньше орал, чем этот привередливый Филофей».
В родной Задней Азии все было как всегда. Афганский отдел обсуждал, на кого России более выгодно сделать ставку – на Ачакзаев, Баракзаев, Омерзаев, Мандокхелей, Ахмадзаев, Гильзаев, Попользаев, Момандов и Африди, Гулябзоев или какое другое племя, или послать их всех к чертовой матери? Начальник отдела Ирана Шура Сыроежкин, готовясь к поездке в Тегеран в качестве посланника российского посольства, угрюмо листал подсунутую каким-то недоброжелателем книгу Юрия Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара», красочно излагавшую обстоятельства гибели в Тегеране царского посланника, автора пьесы «Горе от ума» Александра Грибоедова. Отдел Малых стран в полном составе уехал в зоопарк брить слона, подаренного правительством Шри-Ланки. Отдел Пакистана только что принял пакистанского посла, заявившего протест по поводу того, что Россия вновь гневно осудила очередной пуск новой пакистанской баллистической ракеты, оговорившись при этом, что испытания точно такой же индийской ракеты были произведены в мирных целях. Ехидный пакистанец осведомился, не считают ли русские «миролюбивой» и индийскую ядерную бомбу и, прощаясь с собеседниками, пожелал им мирного ядерного пепла на их головы. Начальник отдела Индии, коллега Андрея Андреевича, посетовал ему, что индийцы нипочем не желают брать у нас древний стратегический броненосец «Иегудиил», да еще и говорят: «Вы нам его хоть весь навозом священной коровы облепите, все равно мы эту дрянь не возьмем», – точь-в-точь как гоголевский Собакевич про засахаренную французскую устрицу.
– Понимаешь, Андрей! – жаловался начальник отдела. – Они мне еще и заявляют – «Вы отдайте его пакистанцам. Он как затонет у них в порту Карачи, так всему ихнему флоту в Аравийское море выход запрет. Отдайте его пакам бесплатно, мы вам сами доплатим».
Всласть наговорившись и обменявшись последними слухами и сплетнями, советник вступил в жаркий спор с одним из своих коллег по поводу административной реформы. Андрей Андреевич решительно не согласился со своим простоватым другом, утверждавшим, что причиной острой нелюбви главного администратора к замминистрам, которых он сократил напропалую во всех министерствах, был малоизвестный факт его раннего детства, когда какой-то пьяный, нехороший, злой замминистра, проходя мимо песочницы, где играл будущий ведущий мудяровец, почему-то надрал ему уши и набил задницу.
– Что ты понимаешь?! – стыдил своего приятеля Андрей Андреевич. – Дело, конечно, не в этом, а в чем-то другом, государственном, тебе, мелкому бюрократу, непостижимом. Помнишь, как Гарант Первый писал в своих мемуарах – «…и тут из меня поперла государственная мудрость». Во! Поперла! Мудрость! А из тебя чего попрет, кроме анализа? Молчи уж!
Хорошенько отделав коллегу, довольный Андрей Андреевич направился на первый этаж, в буфет, с целью выкушать чашечку кофе с пирожком. И тут…
7
Примечание автора: «Хульман» – это не еврейская фамилия и даже не ругательство, а название вида индийских священных обезьян, именуемых также лангурами. Последний раз Хульман был успешно применен индийскими военными летом 2000 года для разгона обнаглевших макак, взявших в осаду Министерство обороны в Дели и похитивших совершенно секретный план отражения пакистанской агрессии под кодовым названием «Гнев священной коровы». Перепуганные бандерлоги перебрались к зданию МИДа, поближе к департаменту США, в чем американские дипломаты усмотрели грубый намек и недружественную акцию.
8
Чашу терпения общественности переполнила бронзовая статуя градоначальника высотой двадцать метров, в одной кепке на босу ногу и с банной шайкой в руках, под названием «Благодетель в КГБ», установленная Терецели без спросу на Лубянке. Впоследствии, когда выяснилось, что ваятель имел ввиду не страшенный Комитет Государственной Безопасности, а Красногорскую Городскую Баню, он был реабилитирован, правда, слава богу, с опозданием. Статую градоначальника, сделав ей орлиный профиль и нарастив кепку до развмеров аэродрома, подарили грузинскому президенту вместе со свеженабитым чучелом Терецели, пригрозив отключить свет и газ, если не возьмет, а в Москве объявили добровольный общенародный погром в местах, где были установлены другие изделия ваятеля. Президент США, заявивший было протест в связи с «неслыханной жестокостью московских владык», сразу заткнулся, как только ему предложили забрать статую Петра Первого и установить у себя на ранчо под видом Колумба.