Читать книгу «Нормандия». Гибель флагмана эпохи - Алексей Широков - Страница 8

Директор-распорядитель пароходства Пьер де Мальглев и его партнеры намеревались сделать новый лайнер одновременно и самым большим в мире, и самым быстроходным, самым красивым, самым привлекательным и самым великолепным из всех пассажирских судов. Когда французское правительство взяло управление КЖТ на себя, само собой возникло решение создать судно государственного значения, судно, которое представляло бы достоинства всей Франции в целом. Они хотели сделать его плавучей выставкой французского искусства и науки на «всемирной ярмарке», какой была Северная Атлантика.

В научной части этой своеобразной выставки «Нормандия», по большей части благодаря В. И. Юркевичу, была отлично представлена уникальной формой корпуса и необычными двигателями. Но для полноты картины требовалось продемонстрировать и художественное мастерство, которое было столь же мощным средством, как и мастерство научное.

К счастью, для этого под рукой имелись все средства – художественный стиль, предложенный французским художником с мировой славой, стиль, покоривший тогда весь мир – ар-деко.

Это стилевое направление явилось реакцией на стилизованные формы ар-нуво (модерн). Его цветовая гамма была вдохновлена русским балетом, в особенности декорациями и костюмами В. Серова и Л. Бакста для балета «Шахерезада» на музыку одноименной симфонической сюиты Н. А. Римского-Корсакова, премьера которого состоялась в 1910 г. в Париже.

Стиль ар-деко был элегантным и роскошным, демонстрирующим сочетание монументальных, строгих и схематично очерченных форм с изощренным украшательством. Его декор источал класс и мастерство. Как правило, дизайнеры использовали самые лучшие материалы – экзотические породы древесины, слоновую кость, художественное стекло, кожу, художественный металл, позолоченные или хромированные украшения, лак, эмали, ляпис-лазурь, а также характерные особенности новых промышленных технологий. Всё это придавало исключительно дорогой вид предметам в стиле ар-деко, которые для художников и мастеров были всего лишь объектами прекрасного искусства, а для ценителей и владельцев означали нечто гораздо бо́льшее.

В период между мировыми войнами ар-деко создал образ жизни людей, моду, стиль общения, работы и отдыха. Это стилевое течение, утвердившееся в искусстве стран Западной Европы и Америки второй четверти ХХ века, главным образом во Франции, получило название на Международной выставке декоративного искусства и промышленности (Exposition des Arts Décoratifs et Industriels Modernes, Париж, 1925), явившейся отправным пунктом для его распространения и развития.

В Парижской выставке приняли участие практически все значительные фигуры направления ар-деко, в их числе – Жак-Эмиль Рульманн (Ruhlmann), Жан Дюнан (Dunand), Жан Дюпа (Dupas), Рене-Жюль Лалик (Lalique), Жан-Франсуа Лелё (Leleu), Ремон Сюбéс (Subès), Макс Энгран (Ingrand), Иван-да-Сильва Брунс (Ivan da Silva Bruhns) и многие другие из тех, кто в дальнейшем внесет свой вклад в художественное оформление интерьеров «Нормандии».

Союз ар-деко и «Нормандии» принес пользу обеим сторонам. Искусство подарило судну художественные достоинства, на которые сразу же клюнули богачи и знаменитости, способные оценить статус судна в условиях политической и экономической сумятицы того времени. А «Нормандия» оказала поддержку ар-деко и французским художникам, работавшим в этом стиле, дав понять богатым пассажирам, какое оформление интерьеров соответствует их статусу. Ар-деко на борту «Нормандии» перерос в стиль пакетбот, в стиль океанского лайнера.

Характерным стал не только сам стиль оформления интерьеров, но и его тематика: провинция Нормандия, ее народ, ландшафты, промышленность, сельское хозяйство, архитектура и история. Хотя у «Нормандии» не было единого художника по интерьерам, можно утверждать, что весь декор был вдохновлен одним человеком, возможно, самой плодотворной фигурой ар-деко – Жаком-Эмилем Рульманном.

Рульманн успел выполнить для «Нормандии» лишь проекты интерьера одной-единственной каюты и нескольких вольер для зимнего сада: он умер в ноябре 1933 г., то есть до окончания работ над проектами большинства интерьеров. Однако многие из них в дальнейшем были отобраны друзьями Рульманна, его коллегами и соратниками, среди которых – Дюнан, Дюпа, Пьер Пату (Patout), Франсуа Дежан (DeJean), Жан и Жоэль Мартели (Martel).

Впрочем, далеко не вся «Нормандия» была воплощением декоративного искусства. Стиль ар-деко торжествовал в основном в общих залах, салонах и каютах первого класса, а также в каютах и общих помещениях туристского. Он лишь слегка затронул интерьеры третьего класса, а каюты экипажа остались строго утилитарными.

«Нормандия» представляла, по сути, четыре отдельных судна. Все четыре покидали порт в один и тот же час, пересекали Атлантику на одной и той же скорости и прибывали в одно и то же место в одно и то же время. Но они не имели между собой ничего общего.

«Нормандия» № 1, или «Нормандия» первого класса была окутана легендами и пользовалась широкой известностью. В первом классе путешествовали банкиры, крупные коммерсанты и промышленники, знаменитости, высокопоставленные общественные деятели, члены королевских фамилий и просто богатые люди. Ни на одном другом лайнере, ни до, ни после «Нормандии», первому классу не отдавалось столько пространства. Более 75 % всех площадей судна принадлежали каютам, общим залам и променадам первого класса. Из 1972 пассажирских мест 864 составляли каюты первого класса, или каюты «люкс».

В Гавре пассажиры первого класса попадали на «Нормандию» с палубы «A» через фойе на правом или левом борту; в каждом фойе было собственное справочное бюро. Пройдя через несколько дверей и по короткому лестничному пролету, пассажиры попадали на верхний уровень главного фойе – галерею захватывающей дух высоты в три палубы, длиной 20 м, шириной 10 м. Ещё интереснее проходила посадка с тендеров в Саутгемптоне – пассажиры также попадали в фойе правого или левого борта, но на палубе «С», а затем поднимались по коротким лестничным маршам на нижнюю площадку главного фойе.

Эта галерея была проектом Пьера Пату, создателя павильона Рульманна на Парижской выставке 1925 г. Стены, выложенные алжирским ониксом, украшал изысканный накладной декор золоченого стекла работы Сюбеса.

Пассажиры могли покинуть главное фойе в одном из четырех лифтов с узорными дверными решетками золоченой бронзы работы Сюбеса или спуститься по шести лестничным маршам на следующую палубу. Верхнюю площадку боковой лестницы венчал барельеф перегородчатой эмали во всю стену с фигурой средневекового нормандского рыцаря работы гравера и оформителя книг Франсуа-Луи Шмида (Schmied). Костюм рыцаря был скопирован с гобелена Байё, вытканного в Нормандии в дни Вильгельма Завоевателя.

Панель с барельефом служила раздвижной дверью, ведущей в часовню, которая была украшена духовными росписями Леона Воге (Voguet) и Алфреда Ломбара (Lombard) на цилиндрическом своде. Вдоль стен в мраморных нишах располагались резные кальварии из темного палисандра работы Гастона ле Буржуа (Le Bourgeois). Крестообразные панели были выполнены в иносказательной, символической манере и представляли собой фрагментарные виды Христа. Чтобы скрыть их во время протестанских служб, предусматривались особые ставни с простыми подписями и изображением креста. Жан и Жоэль Мартели разработали мебельную обстановку и канделябры, создали алтарь и раку, отделав их барельефами. Помещение источало восточно-ортодоксальную атмосферу, вызывая мистическое чувство смирения перед великим могуществом Всевышнего.

Добравшись в лифте (со скоростью 1 м/сек) на нужную палубу, пассажиры расходились к своим каютам по коридорам, обшитым лакированными деревянными панелями работы Доминика (Dominique), стыки которых были скрыты стальными полосами. Цветовая гамма панелей варьировалась: оттенки серебристого, розового и серого контрастировали с темными тонами орехового или красного дерева. Контуры сводчатого потолка повторяли длинные прямоугольные светильники. Протяженность коридоров первого класса составляла свыше 2 км.

Теперь о каютах пассажиров. Как и на современном круизном судне, удобно расположенные каюты стоили дороже, поэтому отдельные пассажиры первого класса оказывались в лучшем положении, чем другие пассажиры того же класса.

Номера crème de la crème[8] располагались приблизительно на ²/₃ пути от носа к корме, на самой верхней, Солнечной палубе. Это были апартаменты «Трувиль» и «Довиль», каждый с четырьмя спальнями, гостиной, столовой, буфетом, спальней для прислуги и пятью ванными. К каждому примыкал двухкомнатный номер для прислуги, помощников или секретарей, каждый имел личный променад (14 × 4,5 м) – уникальное удовольствие на «Нормандии»!

Кроме того, апартаменты «Трувиль» (проект Жана-Франсуа Лелё) дополняла библиотека с полом, застланным толстым тёмным бархатом, поверх которого были разбросаны белые коврики, затканные изящным цветочным узором. Центр комнаты занимал стол со столешницей толстого стекла, на деревянной треноге. У белой стены, закрытой обюссонским гобеленом со сценами охоты в античном духе по эскизу Анатолия Каскова (Kasskoff, главный рисовальщик Лелё), стояла обитая атласом кушетка, у другой стены высился большой белый секретер, напротив третьей помещался белый рояль. Прозрачные белые занавеси, длиной от пола до потолка, скрывали стеклянные двери, выходящие на променад.

Двустворчатая дверь, покрытая черным лаком и расписанная цветочными гирляндами, вела в столовую, где черное дерево эффектно контрастировало с белым потолком и белым ковром с геометрическим узором. Один американец, постоянно заказывавший эту каюту, настолько влюбился в обстановку столовой, что заказал ее точную копию для своей нью-йоркской квартиры. Капитан Пюнье и главный эконом Виллар были приглашены сюда на первый обед, сервированный на судне.

Другой грандиозный номер «люкс», «Довиль», не уступал «Трувилю» в размерах и роскоши, хотя его конфигурация и обстановка были абсолютно иными.

Тремя палубами ниже, на Главной палубе, находились два других, фактически соперничавших с ними номера: «Кан» и «Руан». Как и самые дорогие апартаменты на Солнечной палубе, «Руан» был оформлен мастером ар-деко Домиником в классическом стиле. Голубая лакированная фреска с серебряными инкрустациями и панелями гравированного стекла в спальне «идеально соответствовала», как говорилось в рекламном буклете, мебели элегантных форм в восточноазиатском вкусе, отделанной цветным лаком, с геометризированными узорами, выложенными золотой или серебряной фольгой. Гостиная каждым своим сантиметром гармонировала со спальней. Навощенные кожаные шпалеры контрастировали с отделкой полированного макассарового дерева и сверкающими металлическими полосами; неизменный рояль также был отполирован до блеска.

«Кан» был творением декоратора Монтаньяка (Montagnac). Подобно главным апартаментам «люкс», эти апартаменты заполняли шедевры – бронза Гено (Guenot), латунная ваза Дорá (Daurat), кованые железные двери ручной работы Сюбеса и раскрашенные, позолоченные деревянные фигуры Гало (Gallot).

Рядом с каютами для сибаритов на той же палубе располагались десять роскошных апартаментов «люкс». В каждом из них – гостиная, две или три спальни и две-три ванных. Номера оформляли разные декораторы, в основном в вариациях ар-деко. Впрочем, два из них были выдержаны в старинном стиле: «Байё», по дизайну Карлиана (Carlhian) – в стиле Людовика XVI, в сине-белых тонах, и «Жюмьеж», по дизайну Нельсона (Nelson) в стиле покоев мадам де Помпадур, фаворитки Людовика XV.

Тем пассажирам первого класса, которые все-таки не могли решиться на эти феноменальные апартаменты, предлагали множество других, не менее роскошных, – четыре различных типа «обычных» кают первого класса с сорока различными интерьерами.

КЖТ заранее пригласила тридцать художников-оформителей для проектирования интерьеров кают первого класса. Из проектов отобрали половину. Тридцать семь моделей кают со всей обстановкой, созданных победителями конкурса, демонстрировались в выставочном парке Porte de Versailles[9] в Париже.

Сотрудники КЖТ и «Пеноэ» ознакомились с проектами. Некоторые были одобрены сразу, другим потребовалась доработка в соответствии с превалирующими вкусами. Позже добавили еще три интерьера. Таким образом, на «Нормандии» была 431 каюта первого класса, и с первого взгляда могло показаться, что приблизительно десять из них – с одинаковым интерьером. В действительности, благодаря разнообразной цветовой гамме, среди них не было и двух идентичных; а кроме того, похожие каюты не были смежными. Создавался эффект огромного разнообразия. Четыре основных типа кают первого класса подразделялись следующим образом:

1. «Веранда». 24 каюты; большинство – в кормовой части Прогулочной палубы, и у каждой имелась отдельная веранда площадью 7 м² с плетёными креслами и видом на океан. Использовались девять основных декоров. В некоторых каютах декоратор мадам Клотц (Klotz) задрапировала стены кожей. В других Андре Гру (Groult) покрыл стены плетением из соломки. В третьих, оформленных Рапеном (Rapin), гравировку стеклянных панелей выполнил Макс Энгран. По идее самого Рульманна, единственным материалом декора в одной из кают оказался металл. Каюта типа «веранда» на Главной палубе с изысканным декором в стиле ар-деко соответствовала всем стандартам роскоши «Нормандии». Обстановку составляли вместительный гардероб (с плечиками для смокинга или вечернего платья), несколько зеркал, комоды, кресла, достаточно комфортабельные для любых визитеров или для приглашенных на коктейль; имелись телефон, часы, а также просторная, отлично оборудованная ванная комната с душем.

2. «Бортовая гостиная». 81 каюта. Софа и складная кровать предназначались для быстрого преобразования комнаты в гостиную. Меньшие по размеру, чем каюты типа «веранда», они, тем не менее, были богато декорированы.

3. «Бортовая спальня». 209 кают: 37 одноместных, 160 двухместных и 12 трехместных (двухкомнатных). Небольшие комнаты при необходимости объединялись в одну большую.

4. «Внутренняя». Самые тесные, самые дешевые и наименее привлекательные каюты первого класса. На таком большом судне, как «Нормандия», без внутренних кают обойтись было невозможно, но, по счастью, в первом классе их насчитывалось только 117 (в сравнении с 322 внешними каютами).

Всего на борту было 69 одноместных внутренних кают, предназначенных главным образом для путешествующих в одиночестве деловых людей, а также 48 двухместных для пар, несколько стесненных в средствах, однако желающих путешествовать, а главное – обедать в ресторане первого класса. Во внутренних каютах применялись девять вариаций декора.

Основное неудобство внутренних кают – отсутствие иллюминаторов. Для любителей морских видов это было серьезным недостатком. Но для тех, кто страдал mal de mer[10], – а во времена «Нормандии» драмамина еще не существовало, – это было большой удачей.

Конечно же, пассажиры внутренних кают, страдающие морской болезнью, в этом случае оказывались в лучшем положении, чем пассажиры кают этого класса с общими ванными. Невероятно, но это факт: лишь 93 % кают первого класса самого роскошного судна того времени были оборудованы ванными.

Несомненно, самой плохой каютой первого класса был № 211. Крошечный закуток на Главной палубе (площадью прибл. 2,5 м²) примыкал к салону туристского класса, где публика утихомиривалась только в ночные часы. Кроме того, там не было туалета – только умывальник. До ближайшей ванной приходилось добираться добрых 11 метров вниз по коридору. Однако для тех, кто не собирался предаваться сну в этой каюте (а на «Нормандии» было множество таких пассажиров), она предоставляла самую дешевую возможность путешествовать первым классом.

После того как пассажиры первого класса нашли свои каюты, распаковали дорожные сундуки с помощью вездесущих, но ненавязчивых стюардов, освежились и переоделись к ужину, их путь лежал к ресторанному залу, самому главному общему помещению судна.

Покинув Главную палубу, пассажиры проходили по коридору к торговой галерее – с книжным магазином, небольшим отделом знаменитого парижского универмага «Бонмарше», цветочным магазином, бюро путешествий, аптекой, книжным киоском и справочным бюро, – которая мало чем отличалась от торгового пассажа на нижнем этаже Рокфеллеровского центра в Нью-Йорке. С обеих сторон, рядом с парикмахерской и салоном красоты, были лифты, на которых пассажиры спускались до палубы «C», на три палубы ниже, где располагался главный ресторанный зал. Двери лифта открывались в главное фойе, где каждый вечер, нарядные и красивые, собирались пассажиры первого класса.

В дальнем конце главного фойе в ресторанный зал вела гигантская двустворчатая дверь золоченой бронзы (выс. 6 м). Созданная художником по металлу Ремоном Сюбесом, она была украшена десятью круглыми медальонами, по пяти на каждой створке; в каждом медальоне – барельефные изображения городов Нормандии, а на медальоне Гавра – пароход «Иль де Франс».

По широким маршам лестницы пассажиры спускались в зал, который побил все рекорды по роскоши отделки. Ресторан первого класса «Нормандии» представлял гигантскую галерею протяженностью более 91 м и высотой в три палубы, вполне достойную приема короля со всей его свитой. Те, кого смущал ежедневный ритуал официального «вхождения» в ресторанный зал, могли пройти по боковым коридорам палубы «С» и добраться до своего места за столиком относительно скрытно из другого конца зала, где в вестибюлях по соседству имелось ещё два пассажирских лифта.

Декор этого замечательного зала проектировал Пьер Пату в сотрудничестве с Анри Паконом (Pacon). Входные порталы покрывала облицовка из тёмно-красного мрамора. Стены светились нежным серебристо-серым оттенком легкой патины. В обоих концах рельефного потолка с квадратными кессонами, покрытого золоченой штукатуркой, висели две пятиметровые люстры гравированного стекла в стиле ар-деко. Банкетный (малый) зал украшали барельефы работы Альфреда Жаннота (Janniot).

В центре зала, установленная над капитанским столиком, доминировала огромная золоченая фигура одетой в тогу женщины, с оливковой ветвью в поднятой руке. Скульптура La Paix[11] Дежана, чьи работы стали сенсацией Парижской выставки, была почти 6-метровой высоты (выс. фигуры 4 м; пьедестала – около 1,5 м) и соответствовала масштабу зала.

Сияющий декор гармонировал с сияющим освещением. Множество стеклянных элементов из многослойного гравированного стекла работы Августа Лаборе (Labouret), укрепленных на стенных панелях, заставляли их сверкать и радужно переливаться в лучах отраженного света, создавая иллюзию узких и высоких оконных проёмов готического храма. Дополнением служили двенадцать «световых фонтанов», подсвеченных изнутри. Созданные знаменитым Рене Лаликом, они сияли между столами, расставленные, как часовые, в два ряда, по шесть «фонтанов» в каждом. Благодаря этому «Нормандия» заслужила титул «Лучезарного корабля» (Ship of Light)[12].

В этом огромном зале, на полу с геометрическим рисунком в стиле ар-деко из каучуковых квадратов синего цвета, были расставлены 157 столиков, за которыми одновременно могли разместиться почти 600 человек. На каждом – скатерть из ткани лучшего полотна, серебряные приборы фирмы «Кристофль», спроектированные Жаном Пюифорка́ (Puiforcat), изделия камейного стекла фирмы братьев Дом (Daum), лиможский фарфор, сделанный по специальному заказу, и бутонообразная ваза из баккарского хрусталя со свежими цветами. Картину дополняли кресла в стиле ар-деко, обитые обюссонскими лазурными гобеленами с вышивкой гарусом.

Впервые в подобном помещении на борту океанского лайнера по периметру потолка шла позолоченная полоса из 9060 вентиляционных отдушин сложной системы рециркуляционного кондиционирования, разработанной парижским отделением американской фирмы «Кэрриер». Воздух ресторанного зала охлаждался со скоростью 98 000 м³/час до такой степени, что дамы иногда накидывали манто, радуясь возможности продемонстрировать драгоценные меха.

Сегодня кондиционер доступен для любого присутственного места: это не роскошь, а необходимость. Однако кондиционированный воздух был той же необходимостью в ресторане «Нормандии», учитывая размеры зала и отсутствие иллюминаторов или окон, пропускающих свет и воздух.

Проектировщики «Нормандии» приняли решение сделать ресторанный зал длинным и относительно узким (шир. 14 м), не создавая традиционного квадратного плана. Хотя в помещении не было окон или иллюминаторов, это стоит рассматривать скорее как достоинство, – лишенный окон ресторанный зал оставался неизменным днём и ночью, в шторм и в солнечную погоду, в порту и в море. Кроме того, такая конфигурация несла в себе ещё одно преимущество.

На старых лайнерах (в том числе и на тех, что были построены много позже «Нормандии») конструкторы прибегали к различным приемам, сводившим внутренние помещения к минимуму. Их любимым изобретением стали каюты, контурами напоминающие штат Оклахома на карте Соединенных Штатов – то есть кастрюлю с длинной ручкой. Кровати, комоды и гардеробы расставляли в передней части – широкой и квадратной. В дальнем конце узкого, иногда довольно длинного «отростка» виднелся единственный иллюминатор. Так получалась бортовая каюта.

Решение проблемы было неуклюжим, и об этом знал каждый, в особенности те пассажиры, которым приходилось с трудом пробираться по «коридорчику» только для того, чтобы взглянуть на море. Однако это позволяло увеличить валовой доход с судна, потому что цены на бортовые каюты были выше, чем на внутренние.

Проектировщики «Нормандии» придумали способ избежать этого специфического архитектурного приема в каютах первого класса, и в этом им помог узкий ресторанный зал. Он позволил разместить по всей его длине два ряда бортовых кают первого класса по каждому борту корабля не только на «столовом этаже» – палубе «C», но также и на палубах «B» и «A», где центральная часть судна была отдана пространству под высоким потолком ресторанного зала.

Журналисты любили писать, что главный ресторанный зал «Нормандии» «чуть длиннее» Зеркального зала Версаля. Поскольку ресторанный зал также был отделан стеклом (хотя среди него не было ни одного зеркала), сравнение выглядит чрезвычайно удачным. Несмотря на огромные размеры, зал всегда был переполнен, а обед в обществе 583-х других пассажиров не всегда может считаться приятным. Впрочем, на судне было множество других мест, где пассажиры первого класса могли насладиться трапезой в одиночестве.

Высокопоставленные персоны часто получали приглашения в ресторан позади ходового мостика, который, подхватив определение Армана де Нивенхова, бывшего эконома «Нормандии», экипаж называл «Ритц». Пассажиры, устроенные в каютах «гранд-люкс» или «люкс», могли обедать в личных столовых. А если пассажиры первого класса хотели устроить частную вечеринку, скажем, на восемь персон, они могли собраться к обеду или ужину в одном из восьми небольших ресторанчиков, примыкавших к главному залу и скрытым от посторонних глаз за золочёными дверями.

Для любителей вкусно поесть, не жалея денег, за последней трубой на Шлюпочной палубе, расположенной пятью палубами выше главного ресторана, имелся ресторан-гриль. Удобное, непретенциозное помещение давало отличную возможность отвлечься от торжественного великолепия главного ресторанного зала.

Ресторан-гриль на 166 мест исполнял функции ночного клуба «Нормандии», ресторана á la carte[13] (или табльдота, или того, что сейчас называется «шведский стол»), танцевального и обзорного зала, а также бара первого класса одновременно. Из помещения почти овальной формы (прибл. 23 × 28 м), с окнами от пола до потолка, пассажирам первого класса открывался роскошный вид на море и кильватерный след судна, убегающий в бесконечность Атлантики. Это место также пользовалось популярностью, особенно у тех, кому хотелось закусить среди ночи.

Стиль оформления ресторана-гриль, разработанный Марком Симоном (Simon), был ближе к Баухаузу, нежели к ар-деко. Стальные столы и плотно обитые зелёной кожей хромированные рамы стульев служили контрапунктом длинным люминесцентным светильникам литого и крученого стекла, укрепленным на потолке. Пол помещения покрывал темно-коричневый линолеум, за исключением центрального паркетного овала, служившего танцплощадкой с инкрустированными на ней литерой «N» и якорем, плывущими по волнам. Стены были отделаны навощенной кожей.

За рестораном-гриль по левому борту располагались приватный бар и салон для карточных игр, по правому борту – отдельные кабинеты для пассажиров, склонных предаваться гурманству без свидетелей.

Особенным аттракционом ресторана-гриль была его замечательная терраса – почти прямоугольное продолжение тикового покрытия кормового окончания Шлюпочной палубы. Любителям океана на этой «пляжной» палубе предназначались два ряда деревянных зигзагообразных диванчиков в стиле ар-деко; навесные стеклянные панели защищали сидящих от холодного атлантического бриза. По вечерам терраса подсвечивалась шестью светильниками типа уличных фонарей.

Если бы рейсы «Нормандии» проходили в тёплых водах, то эта эспланада была бы похожа на настоящую курортную террасу где-нибудь в Приморских Альпах. Но погода в Северной Атлантике лишала возможности выпить кофе или позагорать на открытом воздухе. Обитатели зигзагообразных диванчиков оставались тепло одетыми даже под ярким солнцем.

По первоначальному замыслу оформителей, дальний конец террасы должна была охранять бронзовая фигура Нептуна с трезубцем в окружении дельфинов. Однако статую, слишком тяжелую для палубы, пришлось установить на причале в Гавре.

Ни одно из многочисленных ресторанных помещений «Нормандии» не подходило двум особым категориям пассажиров: детям и прислуге. Горничным, камердинерам, шоферам, няням и прочей обслуге пассажиров первого класса отводилась специальная столовая, расположенная над главным ресторанным залом на палубе «B». За соседней дверью была столовая для маленьких детей, стены которой Жан де Брюнофф (de Brunhoff) украсил изображениями слонёнка Бабары, детского персонажа, выдуманного его женой.

Покинув ресторан-гриль и направляясь к салонам и залам первого класса, пассажир прежде всего попадал на верхнюю площадку просторной, внушительной парадной лестницы. Здесь была установлена La Normandie[14] работы Леона Бодри (Baudry) – бронзовая, покрытая лаком скульптура (выс. 2 м, вес 450 кг), изображавшая нормандскую крестьянку с фруктами в руках.

С этой доминантной точки пассажиры (при помощи бинокля) могли видеть курительный и главный салоны, галерею, верхний вестибюль, театральный зал и декорации на его сцене (в том случае, если все двери были открыты).

Неспешно спустившись по лестнице, пассажиры оказывались в огромном курительном салоне (17 × 26 × 7 м). Его стены были полностью обшиты деревянными панелями китайского лака с тончайшими золотыми росписями работы Жана Дюнана, одного из основоположников этой техники ар-деко.

Когда раздавались контракты на художественное оформление «Нормандии», Дюнан предложил тему «развлечения и наслаждения человечества», а именно – «спорт», «охоту и рыболовство», «укрощение лошади человеком», «танцы» и «сбор винограда». Коричневые сафьяновые диваны, мягкие кожаные кресла и лакированные карточные столы дополняли интерьер. Именно сюда удалялись пассажиры после обеда, чтобы подымить сигарой или трубкой и поиграть в покер с друзьями.

Из курительного зала пассажиры проходили в главный салон через громадную раздвижную дверь (7 × 8 м), также работы Дюнана. С одной стороны (курительный салон) они были украшены резными фигурами охотников и животных в джунглях, а с другой (главный салон) – росписями в восточном вкусе. В каждой створке электрофицированной двери, раздвинув которые, можно было объединить оба помещения, имелось по двустворчатой двери меньших размеров. Во время рейса оба помещения объединялись в одно ежедневно перед чаем и к началу вечерних развелкательных мероприятий.

Главный салон (именовавшийся также гранд-салон или гран-салун) был той же ширины, что и курительный (26 м), но в два раза длиннее (34 м); высота в центре зала достигала 9 м. Это помещение, самое высокое на океанском лайнере, можно сравнить только с залом ожидания Центрального железнодорожного вокзала в Нью-Йорке или ресторанным залом гостиницы «Метрополь» в Москве. Свод поддерживали десять пар позолоченных круглых колонн.

Стены главного салона были почти полностью закрыты гравированными стеклянными панно, расписанными с обратной стороны золотой, чёрной, платиновой и палладиевой красками в маньеристском стиле. Панели изготовил Дюпа, соратник и друг Рульманна. На этих панно, посвященных истории мореплавания, – вернее, ее мифологической версии, – были изображены корабли, боги и богини, морские змеи и другие фантастические существа, а также острова с античными храмами и маяками.

Бо́льшую часть пола закрывал пушистый серый ковер; рисунок паркета центральной площадки для танцев представлял точную копию мозаики на полу тронного зала во дворце Фонтенбло. Днем паркет застилали огромным прямоугольным ковром ручной работы (12 × 8 м, вес 450 кг) – шедевром Обюссона, с узором в виде цветочных корзинок Эмиля Годиссара (Gaudissard). На протяжении трех месяцев его сплетали десять мастеров, сделав более восьми миллионов узлов.

По углам, в полукруглых вырезах ковра, стояли «световые фонтаны» рифленого опалового стекла работы Рене Лалика. Подобно тем, что были установлены в ресторанном зале, они напоминали его авторские работы, демонстрировавшиеся на Парижской выставке 1925 г. Каждый «фонтан», высотой около 4 метров, имел в основании круглый четырехместный диванчик. В противоположных концах салона возвышались две массивные латунные урны работы Дора́.

Для размещения приподнятой над полом эстрады для оркестра мебель здесь разместили ассиметрично. Обстановка состояла из небольших столиков, массивных диванов и кресел без подлокотников, обитых красными обюссонскими гобеленами, также работы Годиссара. Их упругие спинки и сиденья украшали растительные узоры в форме цветочных букетов, вторившие рисунку центрального ковра. Мебель компенсировала некоторую холодность стен и придавала всему помещению тёплое настроение, внушая ожидание чего-то радостного.

Главный салон был самым впечатляющим местом на судне, за исключением, пожалуй, главного ресторанного зала. Для пассажиров, находивших, что он чересчур велик, были предусмотрены два небольших салона (дамская гостиная и музыкальная комната) по левому и правому бортам, куда можно было пройти через двери, скрытые панелями Дюпа.

Салон был настолько большим, что мог вместить всех без исключения пассажиров первого класса по таким торжественным случаям, как балы-маскарады, боксерские состязания, фехтование, балеты, благотворительные базары и показ мод. На море эти мероприятия проходили под патронажем наиболее известных пассажиров. Иногда им оказывали честь своим присутствием Фред Астер, Артуро Тосканини, Яша Хейфец. В спокойные часы салон прекрасно подходил для игры в карты; подавали легкие закуски и напитки.

Однако, по некоторым данным, далеко не все интерьеры «Нормандии» были оформлены руками французов. Например, известный в то время художник Ю. П. Анненков в своих воспоминаниях о посещении лайнера отметил: «Одна неожиданная деталь нас особенно удивила: салоны были мастерски расписаны русским художником Александром Яковлевым». И этому предположению имеется бесспорное доказательство – картина Яковлева «Купание нимф» висела в библиотеке первого класса. Кроме того, Яковлеву принадлежит авторство на эскизы резных панелей Дюнана для курительного салона.

Интересно также и замечание Ольги Юркевич из ее воспоминаний «Первым рейсом на “Нормандии”» – о рыцаре, изображенном на барельефе перегородчатой эмали: «Пока мне не пояснили, что он нормандский, я недоумевала его сходству с русскими витязями в стиле Васнецова. По слухам, он исполнен русским художником…»

По всей видимости, эти предположения не так далеки от истины, поскольку в мастерских всех известных художников ар-деко трудились талантливые русские художники-эмигранты точно так же, как Владимир Юркевич работал на «Пеноэ». Здесь можно подметить одну интересную особенность русской эмиграции первой волны – удивительную предприимчивость. Сильные духом не растерялись после выстраданной ими разлуки с родиной и в борьбе за существование нашли применение своим творческим силам на чужбине. Например, русские художники Хаим Сутин и Константин Терешкович принадлежат к самым выдающимся представителям Парижской школы живописи.

За главным салоном был изящный вестибюль, именуемый галерейным салоном, который соединялся с театром/кинозалом «Нормандии», первым настоящим судовым кинотеатром. (Когда «Нормандия» вступит в строй, звуковое кино будет всего на семь лет старше нее.) Он был также и первым судовым театром с первоклассной сценой, отличным освещением и гримерными.

В зрительном зале было установлено более 380 откидных красных плюшевых кресел; за последними рядами имелись около двадцати – тридцати стоячих мест. Посеребренная штукатурка стен и потолков подсвечивалась утопленными светильниками; занавес сшит из жемчужно-розового бархата, затканного синтетическими нитями. Акустика соответствовала уровню нью-йоркского киноконцертного зала «Рэдио-сити». Впервые на море была применена система 35-мм кинопроекции на заднюю сторону экрана.

Каждое утро здесь демонстрировались фильмы для детей, а после полудня – для взрослых. Зал на этих сеансах был всегда переполнен (частично из-за того, что в это время сюда пускали пассажиров туристского класса). По вечерам разыгрывались пьесы, демонстрировались балеты и другие спектакли.

Кроме того, на Прогулочной палубе имелись: библиотека с 5000 томов (отделанная палисандровыми и платановыми панелями и обставленная красными кожаными креслами), комната «для сочинения писем» (с трансатлантическими телефонами), тир и знаменитый зимний сад.

Чтобы попасть в зимний сад из театра, пассажиры выходили на крытый променад по правому или левому борту. Крытый променад – прекрасное место для прогулок: 137 м длиной по каждому борту судна, он проходил вдоль всех главных общих помещений.

Зимний сад раскинулся во всю ширину судна (около 36 м) в переднем конце надстройки. Это удивительное помещение изобиловало редкими и красивыми цветами и растениями; некоторые пышно вились по крученым петлевым решеткам. На фоне журчащих фонтанов в огромных хрустальных и бронзовых вольерах, спроектированных Рульманном, щебетали пестрые тропические птицы. Помещение было обставлено небольшими письменными столиками и зелёными плетёными креслами на стальном каркасе с белыми кожаными подушками сидений. Пассажиры полюбили это место и часто фотографировались на память о путешествии именно здесь.

В передней стене помещения, изгибавшегося здесь по форме обтекаемой надстройки «Нормандии», было 28 сверхпрочных окон (площадью более 1 м² каждое). Сквозь них пассажиры видели уникальный нос судна с карапасной палубой, а сразу перед ним – сам океан. На случай сильного шторма все окна были оборудованы выдвижными защитными заслонками – прочные стальные листы, которые выдвигались наподобие жалюзи из карманов, скрытых над и под окнами. Ежедневно с наступлением сумерек окна закрывались заслонками вне зависимости от погоды, чтобы свет из зимнего сада не мешал вахтенным наблюдать за обстановкой с ходового мостика. Вечернее затемнение накрывало зимний сад, словно тяжелая штора, и его щебетавшие обитатели погружались в сон.

Пассажиры первого класса, не ограничивающиеся прогулками, могли рассчитывать на полностью оборудованный спортивный зал и просторный бассейн для плавания шестью палубами ниже. La piscine des premiéres classes[15] имел замечательный вид, учитывая его расположение в самых недрах океанского лайнера, и походил на обычные крытые бассейны (23 × 5,5 м); по периметру он был облицован плиткой. Размерами он превосходил все бассейны других океанских лайнеров. Кроме того, у него была еще одна уникальная особенность – пять различных глубин для любого пассажира – от олимпийских чемпионов до малышей. Несмотря на наличие лестниц в переднем, глубоком, конце, приятнее всего было спуститься в бассейн на ногах, словно ступая в воду по пологим галечным площадкам довильского пляжа. Так было сделано ещё одно нововведение: поощрялось сидение в воде, нежели ныряние. Вертикальные цилиндры из вулканизованной резины, разделявшие отдельные глубины, также служили опорами для юных или пожилых посетителей.

Помещение было оформлено Пату и Паконом. Стены и потолки, имевшие высоту двух палуб, а также окружающие террасы были облицованы керамическими плитками, покрытыми светло-голубой эмалью. Рассеянный свет создавал полную иллюзию нежного теплого вечера на одном из морских курортов Франции. По периметру помещения тянулись декоративные мозаичные фризы работы Виктора Меню (Menu), изготовленные на фарфоровом заводе «Севре». В дальнем его конце, за облицованным плиткой полукруглым баром, был просторный, оборудованный по последнему слову техники того времени спортивный зал, украшенный фресками с фигурами лыжников, игроков в гольф и теннисистов.

На борту «Нормандии», восемью палубами выше плавательного бассейна, было еще несколько мест, где пассажиры первого класса могли размяться. Более-менее высушив волосы, одевшись и вручив отжатый купальный костюм служителю бассейна, пассажиры вызывали лифт и просили лифтера совершить скоростное путешествие до Прогулочной палубы. Закрылись дверцы кабины, лифт зажужжал, пошел вверх, и на панели начали вспыхивать и гаснуть таблички с именами палуб: «C», «B», «A», «Верхняя» вплоть до последнего уровня, на который мог «забраться» лифт – Прогулочная палуба. Теперь нужно подняться пешком по лестнице на Солнечную палубу.

Здесь, между первыми двумя трубами, раскинулась обширная открытая зона отдыха с разметкой для палубного бадминтона (в него играли кольцами) и шафлборда. Между второй и третьей дымовыми трубами позже был расположен полноразмерный теннисный корт. Однако чтобы поиграть на нем при ветре со скоростью 56 км/ч, нужно было обладать исключительной ловкостью!

Одним словом, около 13 800 квадратных метров всей «Нормандии» было предназначено для развлечений пассажиров первого класса. За теннисными кортами находились помещения для особых «пассажиров» первого класса – домашних животных, устроенные под кожухом третьей (фальшивой) трубы. Здесь, вокруг двухуровневого питьевого фонтана, стояли три дюжины клеток из металлической сетки. Для каждого питомца (крупные экземпляры занимали по две клетки) был подготовлен миниатюрный спасательный жилет, а также особое меню из нескольких блюд на выбор. Место для выгула собак находилось непосредственно за теннисными кортами, на крыше главного салона.

В основании громадной первой трубы был другой сюрприз: прекрасная детская игротека с маленькой каруселью, тремя пони, несколькими лошадками-качалками и неизбежным кукольным театром.

Это была «Нормандия» первого класса. Но, как уже говорилось выше, она была лишь одной из четырех «Нормандий». Пассажиры туристского класса – представители малого бизнеса, владельцы универмагов, профессора колледжей, обеспеченные студенты, управляющие фабрик и прочие представители среднего сословия – имели дело с совершенно другой «Нормандией». Пассажиров туристского класса (который теперь не назывался «второразрядным», хотя и стоял, по иерархии, между первым и третьим), насчитывалось 654 человека, т. е. 33 % пассажировместимости судна.

Им отводилось приблизительно 8700 квадратных метров – всего-навсего часть площади первого класса, однако вполне достаточная для удовлетворения бо́льшей части потребностей.

Пассажиры туристского класса попадали на «Нормандию» с палубы «A» – с парикмахерской, аптекой, книжным магазином, туристским агентством, цветочным киоском, каютами экономов и старших стюардов, каютами багажных мастеров и справочным бюро. Зал посадки, не такой шикарный, как в первом классе, был не менее красиво отделан дубовыми панелями.

Здесь был даже лифт – «Нормандия» первого класса – и широкая изгибающаяся лестница, по которой пассажиры могли попасть с другой палубы в свои каюты или в общие помещения туристского класса. Каюты находились на всех палубах, но бо́льшая их часть располагалась за третьей трубой.

На Прогулочной и Главной палубах каюты туристского класса были только внутренними (пассажирские каюты имели сквозную нумерацию через все классы), без иллюминаторов, зато с душем, умывальником и туалетом. Если возникало желание поплескаться в ванне, приходилось спускаться в холл. С другой стороны, достаточно удачливые или достаточно обеспеченные пассажиры туристского класса, заказывая каюту на палубе «A», имели шанс получить бортовые каюты, лучшими из которых считались № 375 или № 376. Поскольку их проектировали с расчетом на преобразование в «первоклассные» (в случае необходимости), в каждой были две кровати и ванна.

Меньшие по размерам каюты туристского класса находились на палубе «B». Здесь проектировщики «Нормандии» отказались от светлых порывов души и создали несколько номеров «оклахомского» типа. Самыми неудобными из них считались № 869 и № 874, где длинные узкие «выступы» с иллюминатором были расположены так неудобно, что пассажиру приходилось преодолевать почти двухметровую длину каюты, чтобы взглянуть на океан.

На палубе «C» каюты туристского класса располагались далеко в корме, и среди них было множество номеров «оклахомского» типа. Каюты палубы «D» были одинаковыми, но все-таки самой плохой была каюта № 1015.

Этот крошечный закуток в форме буквы L вмещал двухэтажную кровать, комод, умывальник – и ничего более. Пассажиры могли стоять или лежать, но ходить было немыслимо. Ванные находились в добрых десяти метрах вниз по длинному коридору. Каюта располагалась непосредственно под рестораном туристского класса. Возможности подремать после обеда здесь практически не было.

Скорее всего, наиболее типичной для кают этого класса была каюта № 227 на Главной палубе. Ее площадь составляла примерно 3 м², то есть две трети от размеров среднего номера первого класса, но имела приятно оформленные стены и пол, покрытый ковром. Обстановка с легким привкусом ар-деко состояла из одного удобного кресла, комода с ящиками и двух кроватей (одна – на полу, другая – откидная); мебель полированного черного дерева. Это эквивалент хорошего номера в мотеле 1980-х годов.

Ресторанный зал находился тремя палубами ниже, сразу за главным ресторанным залом первого класса. Просторный красивый зал (20 × 31,5 м), был примечателен своей центральной купольной частью, имевшей высоту двух палуб; ее поддерживали пять колонн, облицованных стеклянными плитками. Из центра купола спускалась огромная стеклянная люстра; стены были обшиты панелями ясеневого дерева.

После обеда пассажиры туристского класса чаще всего поднимались на лифте в салон, расположенный тремя уровнями выше на Главной палубе. Салон, напоминающий вестибюли самых фешенебельных отелей, имел площадь 15 м². Стеклянный купол в центральной части был щедро украшен гравировками Макса Энграна, четыре фрески были выполнены на полированном платане. Прекрасный живописный декор украшал одну из стен. За исключением паркетной танцплощадки в центре, весь пол был затянут пышным ковром; красивые столы и кресла обиты обюссонскими гобеленами.

Слева по борту от салона была теплая, уютная библиотека с письменными столами. Справа – бар.

Поднявшись на следующую палубу, пассажир попадал в курительный зал. Дугообразная линия окон открывала великолепный вид на океан за кормой. Ночью отсюда можно было наблюдать кильватерную струю «Нормандии», фосфоресцирующую в лунном свете.

У пассажиров туристского класса, жаждущих активной деятельности, было три возможности: спортивный зал, расположенный прямо под курительным салоном, с вело– и гребным тренажером и цандеровской деревянной лошадкой; открытый плавательный бассейн туристского класса (5 × 6 м) почти 3-метровой глубины, хорошо защищенный от непогоды (однако же не настолько, чтобы плескаться в нем холодным и ветреным днем). Были и четыре променада на кормовых террасах, один из них – застекленный. Все они соединялись между собой двойными открытыми трапами. Верхние открытые променады размещались на двухярусной террассе за рестораном-гриль. Задняя сторона зигзагообразных диванчиков в стиле ар-деко на верхней террасе также отводилась пассажирам туристского класса. Здесь классы разделялись в самом буквальном смысле: первый класс сидел с передней стороны, а туристский, скрытый за высокими спинками, оставался невидимым с обратной.

Местом детских развлечений служила игровая комната (возле спортивного зала) с большим запасом игрушек и обязательным кукольным театром. Туристский класс, скромный, но добротный, стал отличным способом пересечения Атлантики для многих тысяч пассажиров.

Однако был и еще один класс пассажиров – третий. Он был предусмотрен для студентов или туристов со скромными средствами, для иммигрантов из разных стран, едущих для воссоединения с родственниками или спасающихся от нацистов.

«Нормандия» могла вместить всего 454 пассажира третьего класса, т. е. 23 % ее пассажировместимости. Им отводилось около 4290 м² – приблизительно половина площади туристского класса. Тем не менее и для этих пассажиров трансатлантического лайнера были созданы вполне приличные условия: каюты, ресторан, салон, курительный зал и променады.

Пассажиры третьего класса попадали на судно с палубы «D» в приятный, скромно украшенный вестибюль с просторной лестницей и… лифтом – неслыханной роскошью для этого класса. Справочное бюро на палубе «C» помогало пассажирам найти свои каюты.

Каюты располагались в корме «Нормандии», на палубе «E», сразу над машинным отделением, и на палубах «D», «C», «B». Все каюты были скромными и маленькими. Однако третий класс «Нормандии», безусловно, был намного лучше общих спален для низших классов прежнего времени. Здесь имелось множество «оклахомских» кают и множество внутренних кают без ванн, но даже в самой плохой был умывальник. Было много кают с двумя комплектами двухэтажных кроватей.

В большинстве бортовых кают третьего класса были скошенные потолки, как в мансарде, поскольку корпус судна резко изгибался внутрь в направлении трюмов. И обстановка каюты этого класса была более скудной: ротанговый стул или скамейка; возможно, вертящийся табурет; вместительный платяной шкаф с зеркальной дверцей; крючок для верхней одежды; несколько спасательных жилетов на шкафу; потолочный светильник с обычной лампочкой; светильник для чтения и узкая кровать. На стене висел недельный график развлечений, предусмотренных для пассажиров третьего класса.

Стены каюты и потолок были выкрашены ярко-белой масляной краской. В некоторых каютах третьего класса у потолка змеились трубы и трубки; приклепанные детали корпуса также были на виду. Роскошью эти каюты не отличались.

Ресторан, размещенный на палубе «E», глубоко внутри судна и на том же самом уровне, что и преобладающая часть пассажирских кают этого класса, представлял наиболее внушительное общее помещение. В отличие от кают, он был хорошо обставлен и оформлен наподобие хорошего приморского ресторана: стены облицованы желтым каррарским мрамором, стеклянный купол в две палубы высотой опирался на массивные колонны красного дерева.

Обстановка ресторана была привлекательной и удобной – солидные, с хорошей обивкой стулья, столы сервированы прекрасным серебром на полотняных скатертях. Здесь следы ар-деко были почти незаметны: стиль носил полуучрежденческий характер – мода, мало изменившаяся со времен постройки «Нормандии».

Из ресторана на лифте можно было быстро попасть в салон третьего класса на палубе «B». Прекрасная комфортабельная комната с ясеневыми панелями была обставлена легкими креслами, обитыми зеленым сафьяном; передняя часть салона предназначалась для пассажиров, пишущих письма.

На палубе «A» курительный зал третьего класса, с лакированными панелями красного дерева, был обставлен красными кожаными креслами и кушетками; была и сцена для концертов. Вокруг салона шел крытый променад с хорошим видом на океан. Пассажиры третьего класса могли дышать свежим воздухом на палубе «A», сразу за курительным залом, а также в корме «Нормандии», на самой нижней из ярусных палуб.

Всё это было предназначено для третьего класса. Без плавательного бассейна, без «собачника», без ресторана-гриль. Однако пассажиры третьего класса путешествовали так же быстро, как и знаменитости первого.

Но была и еще одна «Нормандия»: «Нормандия» команды, экипажа. Высшее начальство занимало помещения, сопоставимые по размерам и интерьеру со средней каютой первого класса. У капитана был номер на Солнечной палубе, сразу за мостиком по правому борту, с приемной и столовой (обе комнаты могли трансформироваться в одну (9,5 × 5,5 м, выс. 3 м), спальней и конторой. К правому крылу мостика примыкала личная капитанская терраса.

Декор каюты соответствовал уровню номеров «Довиль» или «Трувиль». Каюту проектировал Ремон Мажорель (Majorelle), один из ведущих представителей ар-деко: стены, отделанные французским орехом, рояль, великолепный ковер на полу, гармонирующий с гобеленовой обивкой стульев.

Второй капитан занимал апартаменты, практически смежные с капитанскими. Там не было приемной, но размером, декором и роскошью они повторяли жилище капитана.

Каюта пассажирского капитана находилась прямо под ними, в начале Шлюпочной палубы. Каюты рядом, не уступающие подобным помещениям первого класса, принадлежали главному радисту с пятью помощниками, старшему офицеру по безопасности и шести судовым офицерам – помощникам капитана. Все эти лица имели доступ в две курительные комнаты и кают-компании, расположенные неподалеку, хотя чины высшего ранга обедали в главном ресторанном зале.

Инженерный персонал «Нормандии» размещался в каютах на Солнечной палубе, расположенных вокруг третьей (фальшивой) трубы. Здесь главный механик и его помощник имели спальню и контору, оформленные в стиле ар-деко.

Три вторых механика и десять офицеров-механиков также имели по каюте поблизости. Четыре младших механика занимали две каюты. Рядом были кают-компания и курительная комната; два лифта вели непосредственно в машинное отделение.

Главный эконом первого класса и двое его помощников занимали каюты, тесно связанные с их обязанностями – они обслуживали высокопоставленных персон и обладали правом занимать трехкомнатные апартаменты возле посадочных портов. Экономы туристского и третьего классов получали хорошие, но более простые по конфигурации апартаменты.

Судовой врач занимал каюту (спальня и врачебный кабинет), примыкавшую к изолятору и приемной. Каюту проектировал Луи Соньо (Sognot) – еще одна знаменитость в мире ар-деко.

Офицеры высшего ранга могли свободно перемещаться по всему судну: они были единственными служащими, наделенными такой привилегией. Таким образом, их «Нормандия» состояла из всех четырех «Нормандий» одновременно.

Среди неперечисленных членов команды остались персонал кухни, котельных, пожарный патруль и стюарды. На что была похожа их «Нормандия»? Без сомнения, это была наименее приятная «Нормандия» из всех перечисленных. В зависимости от места работы, во время рейса перед ними иногда мелькали отблески роскоши, но они так и оставались отблесками.

Мелкие служащие, матросы и пожарные имели каюты и кают-компанию в носовой части верхних палуб – функциональные, но едва ли элегантные. Команда машинного отделения спала на палубе «E» по правому борту. Персонал кухни находился на той же палубе, по левому борту. Кубрики и кают-компании стюардов были в начале палуб «A», «C», «D» и «E».

Конечно, на судах, построенных раньше, каюты команды были гораздо хуже. Они представляли собой темные кубрики, сопоставимые лишь с ночлежками. На «Нормандии» были организованы общежития максимум на 14 человек, где каждый имел собственный шкафчик и хромированную стальную койку с пружинным матрацем.

Итак, это была четвертая «Нормандия», судно в судне, построенное в самый разгар депрессии и существовавшее внутри уникального корпуса лайнера начиная с лета 1934 г.