Читать книгу Недоступно пониманию - Алексей Синецкий - Страница 6

как доктор Проциус привыкал к бессмертию

Перетряхнув все закоулки своего расширенного сознания, нашел в самом укромном месте, под неподъемной толщей вероятностных реальностей и футурологических дорожек, почти секретное, скрываемое от самого себя знание… Да, я не боялся заглядывать в жерло сверхновых звезд, не отворачивался, когда человечество в очередной раз проходило все этапы эволюции от бактерии до гуманоида, смело нырял в голодную пасть черных дыр, – но это было выше меня, так как не поддавалось моему контролю, не было кем—то проверено и объяснено до меня. Эта область являлась родиной всех ранних религий человека. Это было и процессом, и мгновением, это было пугалом и избавлением. Это была Смерть. Если бы удалось умереть и возродиться, сохранив память, то это было бы доказательством столь многих догадок, что все прежние открытия исследователей человека померкли бы. Это открытие дало бы надежду и живущим, и умирающим. Утешение давала бы не вера, но четкое научное знание, а такая «вера» уже объединила бы все прежние верования.

Чтобы вернуться (если существовала хотя бы принципиальная возможность) после смерти понадобилась подготовка сознания и соответствующее оборудование. Я, как индивид, на тот момент, представлял собой сложное сочетание биологического начала, энергетических матриц и механических включений. Я жил долго, современные технологии позволяли не обращать внимания на количество прожитых лет, а чтобы совершить задуманное исследование мне требовалось отказаться от всех стимулирующих и обновляющих благ. Будучи всенаучным профессором, мне хватило знаний, чтобы досконально продумать изменения своего тела. Затем я перенастроил визуальный блок ВМВ (Виртуальную Машину Времени), чтобы можно было видеть проявление энергий и материй во всех видах излучения и во всех пространствах. И вот я уже наблюдаю со стороны, как я наблюдаю себя со стороны. Ускоряю ход времени и хватаюсь за первую же реальность, в которой гибну…

Я не стал смотреть скромный процесс утилизации самого себя, а проследил за неким энергетическим вектором, исходящим от моего тела. Он направился прямиком в центр яркой формации, превосходящей размерами нашу обозримую вселенную. Миг, и я уже наблюдаю за рождением сына у садовника Джона Миллера 5 января 1934 года. Стоит ли пояснять ход моих мыслей? И так ясно, что я сразу нашел оправдание такому скачку. Взявшись следить за вектором, я по нему и пришел к младенцу. Вероятно, раз уж осталось после смерти некое энерготело, то свойства у него будут несколько иными, чем у первоначального обиталища. Не будет глаз, то есть не будет привычных при жизни расцветок, не увидишь привычные предметы, да и само мышление будит иным. В своем теле, даже со стимулированным сознанием, я не могу быть вполне доволен скоростью мышления, а в чистом энерготеле, так сказать в первоисточнике, скорость не ограничена ни нейронами, ни электронами, ни фотонами. Иная природа, на основе еще не изученных законов. И время воспринимается иначе: за привычную секунду в зажизни проходит вечность. Имея все это в виду, я настроил ВМВ соответствующим образом, чтобы не пропустить все важные этапы перелета моей души в новое тело. Я вернулся к моменту смерти и почти остановил время. Луч сразу предстал в виде некой конечной структуры. Я не могу поручиться за правильность восприятия, так как выхватывал картины в разных спектрах, в разных излучениях, и уже на их основе делал общий вид. Тем более не могу сказать, что именно так воспринимает окружение и процессы само энерготело или, если угодно, душа. Я видел душу в виде искрящегося красного шара с синей рябью. Размер его мог быть и крайне маленьким, и даже весьма большим. Может с планету? Может с галактику? Каких—либо знакомых объектов для сравнения не было. С поверхности шара срывались и разлетались во все направления ослепительные искры. Прошла целая вечность перед тем, как я понял, что пространство вокруг шара сжимается. Казалось, стены небытия вдруг сорвались со своих предвечных мест и устремились ко мне. Шар пронизывали тысячи и тысячи прозрачных игл. Он трясся, поверхность шла волнами, он терял сферичность. Иглы окрашивались цветами души, они словно выкачивали их из нее. Шар все больше светлел, стал розовым, а когда иглы внезапно исчезли – побелел. Искрение продолжалось, скорость увеличивалась. И в этот момент стены сошлись в точке. И ничего! Ни взрыва, ни легкого шороха. Полная тишина. Еще одну вечность я ждал, когда хоть что—то увижу. Но был только белый свет. Без теней, без оттенков. Белое свечение заполняло все. Я пытался различить хоть что—то, но тщетно… Возможно, это была однородная структура, чистый свет и только. Не успел увидеть и намека на полутона, как был вынужден мчаться в обратном направлении к уже известной сцене рождения в 1934 году…

Что дало мне это путешествие? Я постиг, что после смерти человека что—то остается, и это что—то через очищение попадает в некий массив света. Возможно, весь путь был, так называемыми, кругами ада, пройдя которые моя душа была отправлена вспять во времени. Умри я в действительности и, пребывая в конечной форме, восприятие пути было бы иным. Но я видел то, что я увидел – не более. Опасения оправдались и нет – скука разума способна породить и не такие видения. Что повлияло на меня, и как я повлиял на показ ухода? Пока нет ответов, а потому – это пугает…

Так я и примирился со своим бессмертием. По крайней мере, до той поры, когда я еще раз захочу отправиться в последнее путешествие. И тогда, наконец, подарю потомкам не веру, но знание!