Читать книгу Резиновая чума - Алексей Смирнов - Страница 7

Посреди ночи Петр Клутыч открыл глаза.

На часах было три.

В комнату кто-то пришел. Теперь Петр Клутыч был совершенно убежден, что не спит. Прекраснодушные игрища с полуснами и полуявью закончились, действительность победила. Он проснулся настолько, что даже сумел подумать, не Кашель ли здесь. За последние несколько дней ему не однажды казалось, что еще немного – и сосед постучится, а странное, зловещее дело перестанет существовать.

Может быть, Кашель все время прятался рядом, в квартире Петра Клутыча. Может быть, ему досадили черти, и он каким-то бесом просочился под диван или в кладовку. И спал там, набираясь сил, несколько суток.

Но Кашель не появился.

Вместо него перед Петром Клутычем возник расплывчатый силуэт. У него не было ничего общего с прежним гостем, но Петр Клутыч странным образом сообразил, что он из той же компании. И еще он понимал, что этому чудищу нельзя ничего, ничегошеньки сделать. В кухне у Петра Клутыча лежал хлебный нож, да только он знал откуда-то, что ножом его не убить. И застрелить невозможно, и забить кулаком не удастся. Потому что, как чувствовал Петр Клутыч нутром землянина, самого существа в комнате нет. Есть, грубо говоря, его образ, но это вовсе не значило, что опасность настолько же призрачна. Образ явился откуда-то, и Петр Клутыч запросто может отправиться куда-то.

Более того: он знал теперь, что именно этого и хочет существо.

Чтобы он пошел с ним.

Образ сгущался и наливался зеленью. Уже различались расширенные, невыразительные глаза, числом три штуки. Худые четырехпалые конечности. Округлый маленький рот трубочкой. Рахитичная грудь, скользкие болотные ребра, перепончатые ступни.

«Хоть бы петух запел», – в отчаянии подумал Петр Клутыч.

Существо приняло знакомую позу: голова повернута, смотрит в угол, да не в напольный, а в потолочный. Но только двумя глазами, а третий внимательно изучает Петра Клутыча. В запомнившуюся ночь тот просто не заметил этого третьего глаза, или тот не проявился, или не распахнулся – вот откуда взялось ощущение пристального, но неестественного, взгляда. Или нет: Петр Клутыч вцепился в простыни. Глаз плавал. Он путешествовал вкруг черепа, напоминавшего формой примитивное сердечко, которому не хватало любовной стрелы – ах, как бы такая стрела пригодилась, как бы она была к месту…

«Что тебе, брат, до этого места?» – в черепе Петра Клутыча заскрипел бесцветный вопрос. Тот выпустил простыни и взялся за голову. Руки натолкнулись на непривычно гладкую кожу: Петр Клутыч, хоть и был достаточно молод, носил паричок, который снимал на ночь.

Сейчас паричок лежал на стуле, подле постели.

Без паричка Петр Клутыч был абсолютно лыс, не считая височков. Лет десять назад, когда ему отказала в ответном чувстве любимая женщина, у него выпали все волосы.

Пришлось купить мышиного цвета паричок.

«Ступай за мной, брат, к другим братьям, – настаивал голос. Глазастое существо предпочитало не говорить, как говорят нормальные и цивилизованные субъекты. Для усиления эффекта оно пользовалось телепатической волной. – Твои братья у нас».

– У меня нет братьев, – твердо сказал Петр Клутыч.

«У тебя много братьев», – возразил пришелец.

– Я был один в семье, – настаивал тот. Очевидное заблуждение гостя вселило в него некоторую уверенность.

Существо на секунду притормозило и прикрыло неугомонное око.

«Дорогой мой человек», – сказало существо. Петр Клутыч очень не любил такого обращения. Оно звучало неестественно, и за ним, по его опыту, всегда следовала какая-то подлость. Достаточно услышать и выждать: глядишь – перед тобой, оказывается, и в самом деле не то инопланетянин, не то свинья.

«Такие, как ты, нужны твоим братьям, – заявил пришелец, подумав. – Они уже начали строить новую жизнь. Они ни от кого не зависят и все решают своим… – Пришелец снова помедлил, собравшись было сказать „умом“, но в последний момент заменил это слово на „рассудок“. – Рассудком. Они частно предпринимают и вынимают барыш».

Петр Клутыч вспомнил недавнее караоке. И человека в цветастой рубахе, певшего песню «Не нужен нам берег турецкий», которая очень нравилась Петру Клутычу. Спеть ее самостоятельно, прямо сейчас, он не отважился.

«У твоих братьев равные возможности, – втолковывал голос. – Они трудятся честным трудом и будут счастливы. Сейчас мы отправимся к ним».

Петр Клутыч вдруг похолодел, догадавшись, что Кашель – у братьев.

Эта мысль положила диспуту конец.

Во-первых, если эти палачи справились с Кашлем, то сопротивляться бесполезно. Кашля, бывало, вязали сразу две медицинские бригады – и ничего. Во-вторых, Кашлю будет, как-никак, веселее, когда с ним рядом обозначится земеля и даже сверх земели: сосед.

Петр Клутыч, борясь с ужасом, покорно сел в постели, взял паричок и надел его.

«Кто ты такой?» – проскрипело в голове.

– Петр, – растерянно объяснил Петр Клутыч.

«Где дурак?» – инопланетянин, не двигаясь, задал следующий вопрос.

Тут бы Петру Клутычу и догадаться, что он имеет дело не просто с образом, спроецированным в его конуру, но с образом робота, который не в состоянии переварить мгновенное изменение внешности. Он не догадался, но действовал правильно.

– Дураков нет, – он, отвечая, не вдавался в смысл ответа: просто ляпнул готовую, заученную конструкцию.

Образ, не видя более никакого сходства с заданным объектом, начал расползаться. Там, где он стоял, возникла неприятная вертикальная щель с неровными краями. По сознанию Петра Клутыча прогулялись смутные анатомические ассоциации.

«Туда тебе и дорога», – подумал Петр Клутыч, клацая зубами.

Существо бесшумно втянулось в щель, служившую, как ему позднее растолковали, коридором между мирами.

Тогда он спрыгнул на пол и босиком побежал к выключателю. Комнату озарил домашний свет.

О довершении сна не могло быть и речи. Петр Клутыч решил, что остаток ночи он просидит, забившись в угол и закрывшись руками. Одеяло над головой его чем-то не устраивало. Но он не сумел высидеть и минуты. Хотя ему было очень страшно выходить на улицу, он пересилил себя, наспех оделся и вышел. И там, снаружи, предпринял действия, которые, вернись ночной гость, преобразили бы Петра Клутыча в еще более лакомую приманку.

Петр Клутыч купил себе выпить, выпил, но ему не особенно полегчало.

Очень быстро, несмотря на ранний – или поздний, как угодно – час, нашлись какие-то сопровождающие доброжелатели. Они доставили Петра Клутыча в реанимационное отделение ближайшего ресторана.

Таким образом, он окопался в круглосуточном ресторане «Государь» и постепенно, в мыслях, с тяжелым возбуждением, отождествлялся с прототипом вывески.

Через час, когда сделалось почти хорошо, его вышвырнули за дверь; содрали предварительно паричок и, торжествуя, выпинали эту вещь следом. За несдержанность и развязное поведение в зале.

Он и пукнуть-то хотел для завершения чувства внутренней гармонии, для полной в ней уверенности: так все складывалось ладно, один к одному, что машинальное устранение несовершенства, мелкой потребности, явилось бы скромной точкой в акте сотворения мирного микрокосмоса. Но вышло громко, и микрокосмос взорвался, рождая неуправляемые, как кометы, последствия.

– Что у вас тут? – лениво спросил какой-то милиционер. Уже было утро. Он спешил на работу, шел пешком, да остановился посмотреть на расправу.

– А! – дернул плечом пожилой охранник, нарядившийся в специальное назначение. – Пьяница и дурак.

Милиционер проводил испытующим взглядом Петра Клутыча, который шатаясь и придерживая пыльный паричок, озабоченно ковылял домой.