Читать книгу Ледяная Психея - Алексей Старых - Страница 3

На станции меня встретил профессор Сосновский, выдающийся ученый, известный своими исследованиями космических явлений и планетарной геологии. Когда я увидел его, вся сила покинула меня, и я чувствовал себя полностью истощенным. Он был высоким мужчиной с седыми волосами, глубокими глазами и строгим выражением лица. В его голосе слышалась нотка тревоги и облегчения, когда он сказал:

– Рад видеть вас живым, Буран-5. Мы беспокоились о вашей судьбе. Как вы себя чувствуете?

Я попытался улыбнуться, но усталость и стресс превратили это в слабую гримасу. Отпустив глубокий вздох, я ответил:

– Профессор, я чувствую себя как сыр под прессом. Этот рейс запомнится мне надолго.

Мои губы с трудом дрогнули, когда я начал рассказывать о крушении и последующей утечке радиации на корабле. Профессор молча слушал, его брови хмурились в озабоченности, а я видел, что его глаза наполнились состраданием и пониманием. Когда я закончил свой рассказ, он вздохнул глубоко и сказал:

– Это серьезная ситуация, но вы приняли правильное решение, покинув корабль. Пройдемте, вам нужно отдохнуть.

– Почему так долго не было связи?

– Передающая антенна вышла из строя. Мы слышали вас, но не могли отправить ответ. К счастью, Сухов смог наладить аварийный канал, это дало нам несколько секунд эфира.

Сосновский проводил меня в отдельную комнату, где я мог отдохнуть и восстановиться после напряженного дня. Перед уходом он добавил:

– Мы проведем расследование причин аварии и постараемся найти выход из ситуации. Отдохните, а мы позаботимся о вашей «птичке».

Створки дверей, шикнув, закрылись, и я остался один. Жилая комната на станции представляла собой уютное и функциональное пространство, созданное для отдыха и комфорта. Оно было небольшим, но хорошо продуманным, от чего не ощущалось сильно тесным.

Стены были покрыты светло-серым облицовочным материалом, который придавал помещению современный и чистый вид. Мягкое освещение было идеально распределено по всему объему, создавая приятную атмосферу релаксации. Несколько встроенных светодиодных ламп излучали мягкий, но достаточный свет, чтобы можно было читать или заниматься другими делами.

В центре комнаты находилась удобная кровать с мягким матрасом и качественным постельным бельем. Прилегающая к ней тумбочка с ящиками предлагала удобное место для хранения личных вещей. Напротив стоял небольшой комод с зеркалом.

В углу комнаты находился компактный рабочий стол с удобным стулом, предоставлявшим пространство для работы и досуга. На столе располагался терминал для связи с центральным компьютером станции. Рядом с ним покоился старенький органайзер для хранения канцелярских принадлежностей.

Окно в комнате было небольшим, но достаточным для проникновения света извне. Правда, смотреть в него мне совсем не хотелось. Пейзаж за окном был настолько тоскливым, что у меня сразу появилось желание отгородиться от него занавеской. В этот момент я проникся сочувствием к экипажу Авроры.

Весь этот ледяной ад здесь, на проклятой планете… И все, что тебя от него отделяет – это несколько сантиметров полиматериалов. Каково это – быть постоянно запертым в металлической клетушке, где каждый день сливается с предыдущим и каждый звук, каждый шаг, каждый вздох отдается равнодушным эхом?

В подобных местах, в сотнях световых лет от ближайшей человеческой колонии, мы тонем в собственных бесплодных мыслях. Мы исследуем планетарные явления, геологию безжизненных камней, мы дробим атомы знаний и рассекаем их на миллионы безмолвных частичек. Но к чему все это? Что мы ищем в этих затерянных галактических просторах?

Мы почти лишены солнечных лучей, которые бодрят и пробуждают жизнь. Здесь нет зеленых полей, нет свежего воздуха, нет шума городских улиц. Вместо этого мы смотрим на электронные экраны, на числа и графики, на бесконечные потоки данных, которые лишь напоминают нам о нашей оторванности от мира.

Все наши эмоции, все наши страсти, все наши мечты, – все они сжаты в этом ограниченном пространстве. Мы живем в тесноте как соленья в банке, и каждая наша мысль, каждое наше движение сжимается и исчезает без следа. И вместе с ними исчезает и наше человеческое бытие, исчезает то, что делает нас живыми.

И все это для чего? Ради чего мы здесь? Ради науки? Ради открытий? Но что значит наука, когда она оторвана от жизни, когда она становится лишь пленницей, запертой в металлических коридорах и холодных лабораториях? Что значит открытие, когда о нем никто не услышит, не увидит, не ощутит? Каков смысл, если мы сами себя окружили тишиной и пустотой?

И все же мы продолжаем здесь существовать, мы продолжаем жить этой иллюзией научного прогресса, этой нереальной экспедицией в никуда. Мы смирились со своей участью, с этим заточением на краю галактики. Мы смирились с тишиной, с одиночеством, с пустотой. Мы смирились с тем, что стали просто мертвыми звездами, свет которых уже давно погас, но тени их продолжают блуждать в бескрайнем космосе.

А может быть, именно здесь, в этой затерянной точке пространства, в этой тишине и пустоте, заключается настоящая суть всего? Может быть, здесь, вдали от шума и суеты, мы находим истину, которую потеряли в гуще жизни? Возможно, в этом отчужденном уголке мы можем найти ответы, которые так долго искали?

Я не знаю… Я уже не знаю, во что верить, что искать, чего ждать. Я просто стал невольной частью этого бесконечного цикла.

Сев на кровать, я ощутил сильную усталость и не заметил, как мое сознание медленно погрузилось в мир сновидений. То, что последовало дальше, было настолько странно и необычно, что это сложно описать словами, но я постараюсь передать это чувство.

Я обнаружил себя окруженным пустотой и темнотой. Никаких звуков, никакого движения, только безмолвная ночь. Сердце мое забилось сильнее, а воздух вокруг показался плотным и непроницаемым. Я был один в этой мрачной обители, лишенной даже самого малейшего сияния.

И тогда словно из ниоткуда передо мной возникла размытая человеческая фигура. Ее очертания были расплывчатыми, а контуры исчезали в голубовато-золотом свечении, которое окружало ее.

Сияние плавно начало проникать сквозь темноту, раскрывая передо мной все более отчетливые контуры фигуры. Я пытался сосредоточиться на ее облике, но она все еще оставалась загадкой, словно существо из моих самых запутанных снов. Голос из глубины сознания настойчиво шептал, что мне обязательно нужно к этому незнакомцу. Я не знал, зачем, но мне нужно было коснуться его.

Медленно и осторожно существо начало приближаться ко мне. Ощущение его присутствия было настолько интенсивным, что казалось, будто оно находится прямо передо мной, хотя между нами все еще была некая непреодолимая грань. Я пытался достучаться до него, пытался задать вопросы, но мои слова пропадали в безмолвии этой загадочной сущности.

Темное пространство наполнилось непонятными звуками и таинственным шепотом, словно миллионы голосов проникали в мои уши. Я смутно различал отдельные фразы, но их значение ускользало от меня. Все, что я мог почувствовать, это невероятная энергия, которая исходила от этого существа, словно она заряжала каждую клетку моего тела.

Однако с каждой секундой оно все больше растворялось в свечении, и мое сознание, словно туман, начало рассеиваться в бесконечности. Перед глазами возник образ моей земной квартиры. Ощущения были настолько реальными, что я начал сомневаться, что это сон. Я видел каждую деталь, словно она ожила передо мной. Стены, мебель, даже запах дома проник в мои ноздри.

Я смотрел на уютную гостиную с мягкими креслами и диваном, где мы проводили столько вечеров вместе. Рядом стоял столик, уставленный фотографиями, на которых были запечатлены счастливые моменты нашей жизни. Я вспомнил те чудесные вечера, когда мы готовили вместе в нашей просторной кухне, смеялись и наслаждались компанией друг друга.

Мое внимание переключилось на спальню, где находилась наша уютная кровать с мягкими подушками и пушистым одеялом. Я вспомнил, как лежали рядом, обнимаясь. Я слышал звуки ритмичного дыхания, которые успокаивали меня после долгих и трудных дней. Каждая комната была окутана атмосферой любви и заботы. Я закрыл глаза, стремясь оживить в памяти образ Лиды. Внезапно из гостиной раздался знакомый женский голос, проникавший сквозь пространство и время.

– Рома, куда ты положил фен? – прозвучали ее слова. Мое сердце застучало сильнее. Это была она, Лида! Невероятно, но правдиво. Я не мог поверить своим ушам. Слова ее проникли в самое моё существо, вызывая воспоминания и чувства, которые я так хотел бы забыть.

Я мчался в гостиную, подгоняемый мощным потоком эмоций. И вот она, Лида, стояла там, собирая чемодан. Мой мир остановился на мгновение. Я не решался подойти к ней, словно боясь, что любовь и нежность, которые я ощущал, растают как утренний туман.

Я стоял и наблюдал, не произнося ни слова. В этот миг я видел себя со стороны как некий наблюдатель, смутно осознавал, что это прошлое, наши общие воспоминания. Другой я подошел к Лиде с феном, который она искала, в руках и она, благодарная за заботу, поцеловала его.

Все встало на свои места. Передо мной развернулась точная реплика тех моментов, когда мы готовились отправиться в незабываемое путешествие к кольцам Сатурна. Я снова видел наши чемоданы, расставленные по порядку, смеющиеся лица, ощущал запах свежего воздуха и жажду приключений, наполнявшую наши сердца.

Мы тщательно выбирали одежду, складывали необходимые вещи, обсуждали маршрут и возможности, которые нам откроются. Это момент сиял радостью и неуемным волнением. Каждая деталь воссозданной сцены воскрешала во мне тепло, которые я испытывал в то время. Однако внезапно видение изменилось, и все пошло совсем не так, как я помнил.

Как будто невидимая сила потянула его в другую реальность, где уже не было места для тех прекрасных чувств, которые когда-то оживали.

Каждая деталь воспоминания начала искажаться, размазываться и терять свои очертания, словно это были фигуры на картинах. Радость превратилась в тревогу, предвкушение – в беспокойство, а неуемное волнение – в непонятную тревожность.

Мои воспоминания, смешиваясь искаженными красками и неясными контурами, стали переплетаться с непонятными образами. Я пытался удержать эту сцену в своем сознании, но она ускользала от меня, становясь все более и более неуловимой.

В гостиной, где раньше были смеющиеся лица и живые чувства, теперь царил холод. Серый свет придавал окружающему пространству мрачный оттенок, словно предвещая нечто нехорошее.

– Ты не понимаешь, Лида! – воскликнул другой я. – Это не моя вина. Я не могу контролировать здоровье других пилотов. Дорончук был не готов к полету, я говорил это им тысячу раз. Тем более, даже в идеальных условиях он бы не смог осилить этот маршрут.

Она смотрела на меня с яростью в глазах, словно каждое моё слово усиливало её гнев. Я видел, как она сжимает кулаки, стремясь сдержать кипящие в ней эмоции.

– Так что, ты считаешь себя лучше всех? – прорычала она. – Ты просто решил, что нужно принимать решения за нас? Без нашего согласия?

Я почувствовал, как гнев поднимается во мне и не мог допустить, чтобы она принижала мои усилия или сомневалась в моих намерениях.

– Нет, Лида, это не так! – возразил я, стараясь сохранить спокойствие. – Я делаю всё возможное, чтобы обеспечить наше благополучие. Я не говорю, что я лучше всех, но я ответственный пилот, который думает о жизнях людей.

Она сделала шаг ближе ко мне, пристально глядя в мои глаза.

– Но это не оправдывает твоего решения! – вскричала она. – Ты не учитываешь, что это была наша мечта, наше общее желание! Ты просто бросил это, как будто оно ничего не значило.

Горечь пронзила моё сердце. Я знал, что она права. Я разочаровал её, разрушил наши планы и возможности. Но я не мог сказать ей, что всё это было ради нашей безопасности.

– Я понимаю, Лида, и мне жаль, что всё так вышло. Но я сделал то, что считал нужным, и не могу отменить своё решение.

Тишина окутала нас, словно предвещая наступление бури. Я видел в её глазах скорбь и обиду.

– Может быть, ты просто устал? – проговорила она тихим голосом. – Может быть, я тебе надоела, и ты пытаешься убежать от меня на свою работу?

Эти слова поразили меня как удар молнии. Они задели самое чувствительное место в моей душе. Я не знал, как отвечать. Мы оба запутались в страхах и ожиданиях, и это разрывало нашу связь.

– Солнышко, не в этом дело… – прошептал я, но мои слова затихли, не доходя до неё.

Она отвернулась от другого меня, и я увидел, как слёзы стекают по её щекам. Меня переполнили боль и разочарование. Я не хотел этой ссоры, но теперь она была неотвратима.

– Нет, все было не так. – проговорил я с дрожью в голосе. – Все было совсем не так. Это неправда!

Мои слова стихли в пустоте. Лида и другой я оставались неподвижными, не реагируя на мои крики. Я попытался подбежать к Лиде, чтобы донести до неё правду о нашем курортном полете к кольцам Сатурна, о том, как мы ощущали там величие Вселенной и нашу безграничную любовь, но ноги словно приклеились к полу. Разделённый между прошлым и настоящим, я отчаянно тянулся вперёд, стараясь пробиться сквозь невидимую стену.

Лида повернулась ко мне, её глаза выражали печаль и непонимание. Я видел, как она отдаляется, как каждая секунда уносит её дальше от меня. Моё сердце сжималось в муках, а мои крики затихали в безмолвии.

– Лида! – крикнул я ещё раз, силой воли преодолевая невидимое препятствие. – Поверь мне, это было настоящее! Мы были там, мы были счастливы!

Она остановилась на мгновение, словно услышав мой призыв. Взгляд её пронзил меня до самой души. Но затем она медленно отвернулась и продолжила свой путь, оставив меня в пустоте и одиночестве.

Открыв глаза, я осознал, что нахожусь в тесной комнате, окутанной зловещей тишиной. Все вокруг меня казалось искаженным и жутким. Место, которое раньше казалось уютным и безопасным, теперь стало мрачным и тревожным. Стены словно под влиянием непостижимых сил покрылись наледью, отражавшей бледное светлое пятно единственной лампы.

Холодный ужас охватил меня, когда я взглянул на свои руки. На них застыл иней, словно мою плоть окутала пелена смерти. Тонкая корка льда блестела на моей коже, создавая мерзкое колючее ощущение.

Мой дыхание было видимо в холодном воздухе, плотно обволакивавшем эту проклятую комнату. Я почувствовал себя запертым в стылой темноте, лишенным связи с внешним миром. Ледяные пальцы страха скользили по спине, заставляя содрогаться и ощущать безысходность моего положения.

Внезапно воздух в комнате стал гуще, словно в нем нарастала пелена зловещей энергии. Мне показалось, что тени скользят по стенам, приобретая формы неопределенных существ. Звуки неведомого происхождения заставляли сердце колотиться в ужасе. Я ощущал, как невидимые взоры пронзали меня из темноты и будто стремились разглядеть мою душу.

Задеревенелыми пальцами я попытался открыть дверь, но створки не поддавались. Они оказались запертыми или из заклинило от мороза. Сердце забилось быстрее, и я ощутил панику, которая начинала охватывать меня.

Я стал сильнее толкать дверь, прикладывая все свои силы, но она оставалась неподвижной, как будто кто-то намеренно не позволял мне выбраться из этой ледяной ловушки. Отчаяние охватило меня.

Я опустился на колени, чувствуя, как холод пробирает до костей. Мое дыхание стало тяжелым и прерывистым, а мысли запутались в море сомнений и страхов.

Но я не мог просто сдаться. Я отказывался принять, что эта комната станет моим последним пристанищем. Мне нужно было найти способ выбраться отсюда, освободиться от оков холода и безысходности.

Мое внимание привлекла маленькая щель в одном из углов. Я приблизился к ней и осмотрел ее внимательно. Возможно, это был мой выход, моя надежда на спасение.

Собрав все свои силы и сосредоточившись, я протянул руку через щель и ощутил ледяное прикосновение воздуха. Она с трудом пролезла через узкое отверстие, и я ощутил легкое дуновение свободы.

С упорством и решимостью я продолжал продвигаться сквозь эту тесную щель, игнорируя боль и холод, которые стали еще сильнее. Наконец, мои плечи и голова проскользнули сквозь края, и я оказался на другой стороне.

Я стоял в коридоре станции, взгляд застыл на открытой двери в мою комнату. Комната выглядела так же, как и всегда: стены, мебель, ничего необычного. Но что-то было не так. Что произошло? Может быть, я сошел с ума? Может, все это лишь иллюзия, порождение моего измученного разума? Я начал сомневаться в своем восприятии, в своей способности отличить реальность от иллюзии.

Пока я осматривал комнату, вдруг ощутил прикосновение на своем плече. Сердце мое с замерло в груди, и я резко обернулся, встретившись с напряженным взглядом экзобиолога Лаптева. Всем своим видом этот пожилой мужчина демонстрировал обеспокоенность, которая отражалась в его глазах словно тлеющий огонь, не желающий угаснуть.

Лаптев был высоким и худощавым, с волосами, поседевшими от непростых научных исследований. Его тонкая фигура выражала сильную сосредоточенность, а высокий лоб, испещренный морщинами, свидетельствовал о многолетнем опыте и глубоком погружении в научные тайны.

Усталость и беспокойство отразились на его лице, которое было обрамлено короткой бородкой, уже седеющей словно от долгих часов, проведенных в лаборатории. Под его глазами от изнурения залегли темные круги, и в то же время там присутствовала неутолимая жажда знаний и желание раскрыть тайны этой богом забытой станции.

Когда наши взгляды пересеклись, я уловил нотку тревоги в его глазах.

– Все порядке? – спросил он с волнением в голосе, явно чувствуя напряжение, которое охватило меня.

Я на мгновение задержался с ответом, взвешивая свои слова. Я не мог сказать ему всю правду о том, что происходило в моей комнате. Боясь, что меня могут принять за сумасшедшего, я решил оставить подробности при себе.

– Не уверен, – прошептал я, стараясь звучать спокойно, но все еще ощущая внутреннюю тревогу.

Лаптев кивнул, понимающе смотря на меня.

– После такого стресса как авария ничего удивительного, что вы чувствуете себя немного взвинченным, особенно, на чужой планете. – сказал он, пытаясь успокоить меня.

Он предложил пройти в его кабинет на чашку горячего кофе.

– Может, легкая беседа и немного теплого напитка помогут вам расслабиться и привести мысли в порядок? – добавил он.

– Да, думаю, не помешает, – ответил я.

Рабочий кабинет Лаптева был обставлен сдержанно и скромно. Непритязательная мебель, состаренная деревянная тумба, на которой располагались стопки пыльных документов и записная книжка с загнутыми уголками. Над столом висела гибкая лампа со старомодным абажуром, излучавшая теплый желтоватый свет, который создавал атмосферу спокойствия и сосредоточенности.

На полках стояли книги, уставшие от многолетнего использования. Изрядно поблекшие переплеты говорили о том, что они были частыми спутниками Лаптева в его исследовательских экспедициях. Здесь и там можно было увидеть термические колбы с образцами льда и фотографии, запечатлевшие важные моменты в его научной карьере.

Несмотря на скромность обстановки в кабинете царила атмосфера уюта и уединения. Здесь Лаптев проводил часы, погружаясь в свои мысли, анализируя данные и строя свои гипотезы. Это было его личное пространство, где он мог свободно размышлять и исследовать, несмотря на скромность его внешнего вида.

Лаптев налил две чашки горячего кофе и пригласил меня присесть в удобное кресло. Я благодарно принял его предложение. Утопая в мягкой обивке, я прижал чашку к губам, чтобы почувствовать тепло и аромат напитка.

– Астрокофе? – поинтересовался я.

– Да. К сожалению, ничего лучше нам не завозят, но на безрыбье и осьминог рыба. Признаться честно, я давно не пил добротного кофе, – ответил Лаптев с некоторой грустью в голосе.

– Понимаю вас, я тоже, – ответил я, и в воздухе повисло неловкое молчание.

– Как я понимаю, вы экзобиолог, – сказал я, пытаясь снять напряжение.

– Да, таков мой крест, – вздохнул Лаптев, его глаза переливались от страсти и ностальгии. – В прошлом я пытался раскрыть тайны новых форм жизни, проникнуть в секреты внеземного разума. Как и все молодые студенты, я горел желанием освоить неведомые горизонты. Мне выпала возможность принять участие в многочисленных экспедициях, где я неустанно стремился искать и исследовать. И вот непредсказуемый поворот судьбы привел меня сюда, на эту проклятую станцию.

В его слова звучали отголоски бурного прошлого, наполненного приключениями и охотой за неизведанным. В его голосе была горечь утраченной молодости, но искра страсти все еще горела в его глазах несмотря на сложности, с которыми он столкнулся на этой опустошенной земле.

– Звучит так, будто вы жалеете об этом, – сочувственно сказал я.

– Напротив! – возразил он. – Именно на этой станции я совершил самое великое открытие в своей жизни. Человеку не нужно ничего, кроме отражения своей собственной сущности. Подумайте об этом сами: мы проецируем свое начало на все, что нас окружает. Компьютеры, погода, животные – все подвержено нашей субъективной интерпретации, всемирному зеркалу нашей собственности. Я всегда знал, что человек безустанно стремится к самоопределению, но только здесь по-настоящему ощутил это. Мы обращаем взор к далеким звездам, стремясь познать себя. Так почему бы не обратиться к другим людям? Возможно, мы просто боимся увидеть собственное отражение?

Лаптев посмотрел мне в глаза и резко остановился:

– Прошу прощения, дорогой собеседник, я понимаю, что вы не здесь для философских дебатов, но эти мысли неотступно преследуют меня.

– Не стоит. Пожалуйста, расскажите кратко, чем вы здесь занимаетесь?

– Если совсем кратко, ищем признаки жизни.

– Насколько мне известно, безрезультатно.

– Далеко не все так просто и однозначно, – прервал он, проникая своими словами в глубины сознания. – Мы наблюдаем значительные количества органических веществ на поверхности планеты. И на глубине от ста метров их концентрация только увеличивается. Это фрагменты сложных белков и сахаров, которые не могли возникнуть иным образом, кроме как в результате биологической активности. По крайней мере, не в таком объеме. Если судить по их структуре, то местная флора и фауна должна не сильно отличаться от земной. Жаль, что мы до сих пор не смогли обнаружить ни одного полноценного образца.

– Полноценного?

– Даже земные организмы способны выживать в чрезвычайно враждебных условиях. Например, в ледяных просторах Антарктиды до сих пор обнаруживают идеально сохранившиеся простейшие. К сожалению, за все время нашей экспедиции нам не удалось найти ни одного даже полузамерзшего вируса.

– Возможно, это и к лучшему.

– Кажется, вы начитались фантастики. Вероятность найти здесь чуму двадцать второго века меньше, чем выиграть джек-пот в трех лотереях подряд.

– Я не уверен насчет лотереи, но все же не разделяю вашего энтузиазма. Какие у вас дальнейшие планы?

– Дальнейшие планы… – задумался Лаптев. – Мне предстоит завершить исследовательские отчеты и подготовить образцы для отправки в институт. Если кто-то захочет продолжить мои исследования, пусть знает, что его ждет. Что же касается меня, то, пожалуй, я сосредоточусь на гуманитарных вопросах. К тому же, мой грант подходит к концу. Поиск фундаментального знания – это занятие для молодых умов. Они гораздо лучше справляются с неизведанным. А мне со своими седыми волосами пора искать новое применение.

– Звучит довольно пессимистично.

– Зависит от того, как на это посмотреть, – Лаптев на секунду задумался и задал неожиданный вопрос: – А что вы здесь ищите?

– Я ничего не ищу, это просто работа.

– Если человек не ищет что-то, значит, он от чего-то бежит. Вы уж простите старого дурака, что лезу не в свое дело, но можно я раскрою вам одну банальную тайну? Мы всегда ищем и бежим от одного и того же: от себя. Поверьте, оба занятия крайне непродуктивны.

Эти слова заставили меня задуматься, хоть мне и было некомфортно обсуждать такое с человеком, которого я впервые вижу. Он продолжил:

– Помните, мы всегда ищем что-то вне себя, встаем на путь новых открытий и познания, чтобы заполнить пустоту и неполноценность, которые чувствуем внутри. Но иногда самое важное путешествие – это путешествие внутрь себя. Потому что именно там, в нашей глубине, мы можем обрести ответы на самые сложные вопросы и понять свое место в этой огромной Вселенной.

Разговор явно уходил в глубокие эзотерические дебри. Наверное, при других обстоятельствах я был бы не против поддержать его, но именно сейчас в ушибленной голове всплыло важное дело.

– Мой корабль! – неожиданно подскочил я. – Нужно вернуться за ним, иначе мы тут застряли.

– Успокойтесь, голубчик, успокойтесь, – мягко проговорил профессор. – Машинки Сухова уже занимаются им.

– Где?

– В грузовом доке. Если хотите, могу проводить вас.

– Ведите.

– Сейчас, я только найду свой коммуникатор, – профессор хаотично пробежался глазами по помещению. – Где-же он? Да пёс с ним!

Он отчаянно махнул рукой. Мы вышли из кабинета и спустились по коридору, направляясь к грузовому доку. Путь был освещен тусклыми лампами, воздух наполнялся запахом металла и озона. По мере приближения к доку звуки механических работ становились все громче.

Когда мы подошли на место, мои глаза не поверили увиденному. Мой корабль, который некогда был моим оплотом безопасности и свободы, выглядел ужасно изуродованным. Трещины и разрывы усеивали его поверхность словно болезненные раны.

Роботы усердно трудились вокруг, суетясь с инструментами и запасными деталями. Но их усилия казались тщетными перед той развалиной, которую представлял мой корабль. Оплавленные бронепластины и обломки деталей гнулись и искривлялись словно поникшие конечности, потерявшие последние силы. Куски обшивки отсутствовали, выставляя на показ его внутренности: сеть проводов, разорванных и переплетенных, словно паутина, сотканная из осколков надежд.

Вокруг меня был хаос, но я не мог оторвать глаз от своего корабля. Разрушенные образы смешивались с образами прошлого, создавая головокружительную мозаику воспоминаний и неопределенности. Трудно было представить, что этот металлолом сможет хоть когда-нибудь оторваться от поверхности.

Голова кружилась от вопроса: каким чудом я вообще смог выжить в этом разбитом и потрепанном судне? Благодарность и страх одновременно смешались внутри меня, охватывая каждую частичку моего существа. Как я смог покинуть этот корабль живым? Волнение охватило меня, а вопросы кружились в голове, не находя ответов.

– Вы пилот этой развалюхи? – неожиданно прозвучал вопрос от невидимого собеседника. Навстречу ко мне будто из ниоткуда вышел мужчина лет сорока. Это был инженер Сухов. Его серый комбинезон сливался с корпусами ремонтных автоматов.

– Движок Ц-1 номер четыре. Да как вы вообще додумались идти на посадку во время тахионного шторма? – раздраженно сказал он. – Где вы купили свою лицензию?

В этот момент я почувствовал настойчивое желание ударить его по лицу, которое быстро пропало, сменившись недоумением.

– Тахионный шторм? – переспросил я.

Такие штормы, на самом деле, являлись крайне редким и мистическим космическим явлением. Мало кому доводилось с ними сталкиваться. Тахионы – элементарные частицы, движущиеся быстрее света. Они создавали потоки энергии и нестабильности в пространстве-времени, что приводило к возникновению завихрений гравитационного поля.

Очень мало было известно о природе тахионных штормов. Они возникали в результате сложных физических процессов, связанных с высокоэнергетическими явлениями в космосе. Некоторые считали, что тахионные штормы имели связь с черными дырами или даже с иными измерениями. Но несмотря на множество теорий и догадок их природа оставалась загадкой.

Такие штормы обычно сопровождались сильными энергетическими разрядами, магнитными возмущениями и частыми перебоями в работе электроники. Проникая в коллекторы двигателя, тахионы нарушали поток плазмы и буквально плавили кристаллы силового ядра.

Впервые с таким явлением столкнулся экипаж Целесты в конце двадцать третьего века, неподалеку от Тау-Кита – звездной системы, находящейся на границе исследованной человечеством галактики. Это было удивительное и захватывающее открытие, которое вызвало огромный интерес исследователей.

Плотный поток частиц обрушился на их корабль в недрах пространства между звездами. Он был совершенно непредсказуемым и разрушительным. Мощные энергетические вихри, порождаемые взаимодействием тахионных потоков, буквально разрывали космическую ткань и создавали опасные пульсации вокруг судна.

Экипаж Целесты оказался в беспомощном положении, борясь с безумной силой природы. Их корабль был сильно поврежден, обшивка потрескалась, компьютер и система управления вышли из строя. Лишенные связи, они продрейфовали в открытом космосе около трех недель. Лишь благодаря случаю им удалось остаться в живых. Если бы через систему не пролетал дейтериевый танкер, Целеста пополнила бы и без того немалый список без вести пропавших звездолетов. По всей видимости, теперь была моя очередь пройти через это.

– Центр не предупреждал меня о таком, – твердо ответил я.

– И почему я не удивлен?

Инженер резко вознес руки к небу и мне показалось, что сейчас он упадет на колени и начнет молитву неведомому божеству.

– Видимо, никто так и не читает моих отчетов. Столько трудов, столько сил и нервов – и все в стол! Ну ничего-ничего, мы еще повоюем! Кстати, – Сухов перевел взгляд на Лаптева. – Сикорский просил передать, чтобы вы зашли в рубку. А от себя добавлю, что я – не ваш секретарь.

– Ох, как это неловко! – растерянно ответил профессор. – Я опять потерял свой коммуникатор. Передайте ему, что я скоро буду.

– Лучше сделайте это сами, у меня еще дела в реакторной.

– Голубчик, – обратился он ко мне. – вы меня извините, попозже встретимся.

Сухов повернулся ко мне и вручил пульт ремонтных автоматов. Небольшой компьютер размером с ладонь. Его матовый корпус был выполнен в серебристом цвете, а ряд кнопок аккуратно располагался под монохромным экраном. Мягкое сияние подсветки делало изображение очень комфортным для глаза.

– Надеюсь, вам повезет, иначе мы застрянем тут еще на полгода, – сказал инженер и скрылся за дверью вместе с Лаптевым.

Лицо Сухова выражало некоторое пренебрежение и недоверие, словно он смотрел на меня сквозь призму своего собственного превосходства. Его взгляд искал ошибки, слабости, и ничто не могло ускользнуть от его проницательного взора. Я понимал, что передо мной стоит тип, полный самомнения и недоверия к окружающим, но в данный момент это было несущественно.

Я отвернулся от Сухова и начал тщательно изучать отчет о повреждениях корабля. Список был длинным и захватывал все системы и отсеки. Складывалось впечатление, что каждый элемент на Буране был выведен из строя в результате столкновения. Видимо, ярость космической стихии оставила свой след на всей поверхности, на каждом проводе и каждом болте.

Мои пальцы легко скользили по экрану, перелистывая страницы отчета. Я делал пометки, выделял особо критические ситуации. Некоторые повреждения роботам уже удалось устранить, в частности, заделали трещины в реакторе. Другие без моего вмешательства не подлежали автоматическому восстановлению.

В центре меня за такое по головке не погладят. Хоть это была и их вина, но по прилету придется заполнять тонну макулатуры. Крысы кабинетные. Они никогда не поймут, что каждый полет в космосе – это шаг в неизвестность, полный рисков и неопределенности. Там нельзя полагаться на поверхностную информацию, нужно проверять и перепроверять каждую деталь, каждый параметр, чтобы обеспечить безопасность экипажа. Но им это сложно понять. Им легко сидеть за своими столами, делать предположения и принимать решения, основываясь на бумажных документах. Они не понимают, что в космосе нет места для ошибок, и всего одно неверное сообщение может привести к смерти целого экипажа.

В памяти опять всплыло лицо Лиды, но усилием воли я прогнал навалившиеся мысли. Масштаб работ был огромным и сейчас нельзя было отвлекаться.

Мои пальцы пробежали по клавишам пульта, вводя новую программу для ремонтных роботов. Монитор передо мной мигал, отображая схему работы и инструкции для каждого робота. Я точно знал, какой ремонт нужно провести и каким образом каждый из них должен выполнять свою задачу.

Роботы активизировались, их механические руки начали двигаться с точностью и скоростью, недоступными для человека. Они были моими верными помощниками, которые несмотря на свою безэмоциональность проявляли невероятную точность и предельную эффективность.

Стальные конечности поползли по всему кораблю. Некоторые из них были оснащены сварочными аппаратами, другие – манипуляторами и инструментами для замены поврежденных компонентов. Они перемещались по судну, словно танцуя.

Во время их работы я продолжал следить за процессом, координируя действия и внося необходимые изменения в программу. Мне требовалась не только техническая точность, но и гибкость в решении проблем, которые могли возникнуть в ходе ремонта.

Вокруг меня царил звук деятельности – режущий воздух свист, механический гул и скрежет металла. Автоматы работали с таким усердием, словно понимали, что от них зависит наше выживание. С каждой минутой я видел, как Буран восстанавливается на моих глазах. Так продолжалось несколько часов, пока механические работники не охватили все участки корабля, исправляя дефекты один за другим.

Ближе к вечеру я решил дать роботам передышку. Они хоть и не живые, но перерыва заслуживали. Тем более, от мелькающих строк кода и искр сварки у меня самого уже рябило в глазах. Я ввел команду «Режим ожидания» и быстрым взглядом осмотрел результаты нашего труда. Конечно, еще было много работы, но прогресс уже был явным, и у меня появилась надежда на успех.

Я положил пульт в карман и направился в небольшой отсек, где размещались ремонтные роботы во время перерывов. Их механические конечности замерли, а светящиеся глаза погасли, словно дремали. Каждый робот стоял на своей платформе, приготовленной специально для отдыха.

Погруженный в тишину отсека, я осознал, что усталость настигла меня. Мои глаза ощущали жжение от длительной работы, а ум уже не воспринимал окружение так ясно. Я нашел уютное место у стены и сел, опустившись на пол. Закрыл глаза и на мгновение отключился от напряженной реальности, окунувшись в тишину и спокойствие.

Откуда-то из глубины пространства возникли нежные и пленительные звуки флейты. Мелодия плыла в воздухе, словно создавала свою собственную действительность, отвлекая от окружающих проблем.

Музыка приносила волнение и надежду, создавая атмосферу магии и вдохновения. Она наполняли пространство и время, заставляя забыть о суете и напряжении. Моя усталая душа наслаждалась этим музыкальным утешением, словно она погружалась в недосягаемые горизонты и мир, свободный от забот и ограничений.

В моем воображении возник образ китайского музыканта, стоящего на вершине холма, на фоне бурного водопада. Его пальцы порхали по инструменту с благородным изяществом. Он воплощал в себе весь дух искусства, способного пробудить внутреннюю силу и вдохновение. Я позволил себе окунуться в эту фантазию, отдавшись мелодии и позволяя ей соприкасаться с самой глубиной моего существа.

Звуки флейты звучали все ярче и глубже, словно они проникали сквозь временные и пространственные барьеры, перенося меня в мир, где все было возможно. Они наполняли меня энергией и уверенностью, подарив надежду на то, что даже в самые трудные моменты можно найти внутренний покой и решение всех проблем.

Некоторое время я погружался в эту музыкальную фантазию, ощущая, как она омывает мою иссохшую душу. Но затем, я открыл глаза, а флейта никуда не исчезла.

Мне показалось, что я схожу с ума. Но с каждой новой нотой, которую я слышал, сомнения постепенно исчезали, и я убеждался, что звук настоящий. Кто-то действительно играл в грузовом доке. Я ощущал его присутствие, словно он звал меня, манил своей загадочной мелодией. Невозможно было устоять перед этой таинственной притягательностью. Я встал на ноги и направился вглубь отсека. Шаг за шагом, я приближался к источнику. Каждая нота была магической нитью, тянущей меня все ближе и ближе.

Док казался пустынным и мрачным, но флейта наполняла пространство жизнью и теплом. Она звучала ясно и проникновенно, создавая неповторимую атмосферу загадочности и волшебства.

Наконец, я дошел до погрузочной зоны. И там, в тени старого контейнера, я увидел Сикорского. Он сидел на небольшом ящике, скрываясь в полутьме, но его присутствие было несомненным.

Профессор был полностью поглощен игрой на флейте, его пальцы ловко прыгали по отверстиям, создавая потрясающие мелодии. В его глазах светилась страсть и глубокая концентрация, словно он переносился в другой мир через звуки своего инструмента.

Я осторожно приблизился, стараясь не прерывать его исполнение. Заметив мое присутствие, Сикорский не прекратил игру, но перевел взгляд на меня. Я уловил намек удивления в его глазах, будто он не ожидал, что кто-то найдет его здесь. Он продолжал играть, словно мелодия привязала его к этому месту.

Мои чувства были взволнованными и смешанными. С одной стороны, я был поражен его мастерством и глубиной музыкальных познаний. С другой стороны, вопросы терзали мое сознание: почему он играл здесь, в грузовом доке, скрытый от глаз остальных? Что его вдохновило на это?

Я решил просто наслаждаться звуками, которые наполняли пространство. Эта мелодия была непривычной и проникновенной, она вызывала во мне эмоции и открывала двери в глубины моей души.

Так я и просидел там, вместе с Сикорским, погруженный в его музыкальный мир. Время, казалось, остановилось, а мелодия флейты вела нас сквозь море чувств и воспоминаний. Никто из нас не говорил слов, но наши души находили общий язык в музыке.

И так продолжалось еще несколько минут, пока последние ноты не затихли, а звуки флейты не растворились в тишине дока. Мы оба сидели молча, созерцая необъятную пустоту нашего бытия.

– Не думал, что вы так хорошо играете, – нарушил тишину я.

Сикорский тихо улыбнулся.

– Здесь хорошая акустика. На самом деле, меня всегда манила музыка. Возможно, в прошлой жизни я был музыкантом. Вы верите в переселение душ?

– Я никогда не задумывался об этом.

– Представь, – говорил Сикорский. – что жизнь – это зеркало, в котором отражается наша душа. Каждая новая жизнь предоставляет нам возможность увидеть отражение самих себя и осознать свои ошибки и достижения. Эти отражения служат уроками для души, помогая ей расти. Через каждое отражение мы можем улучшать себя и расширять свое понимание до тех пор, пока не достигнем идеального отражения, представляющего освобождение.

– А что делать, если зеркало разобьется?

Сикорский на мгновение задумался, а затем ответил:

– Если зеркало разобьется, это может быть моментом потери, разочарования или даже кризиса в нашей жизни. Но важно помнить, что разбитое зеркало не определяет наше истинное «я» или нашу сущность. Оно – всего лишь материальный объект, отражающий наше физическое присутствие. В такой ситуации важно обратиться к нашей внутренней силе и глубинным ресурсам. Мы можем обратиться к нашей внутренней мудрости и интуиции, чтобы найти новый путь, новое отражение. Иногда, когда одно зеркало разбивается, открывается возможность увидеть себя в новом свете, обрести новые качества и перспективы. Вместо того, чтобы оставаться уязвимыми перед разрушением зеркала, мы можем использовать эту ситуацию в качестве катализатора для преображения. Мы можем пересмотреть свои ценности, переоценить свои приоритеты и начать строить новое отражение, основываясь на наших внутренних потребностях и истинных целях. В такие моменты важно помнить, что мы не одиноки. Многие переживают потери и разочарования в своей жизни. Обмен опытом и поддержка других людей может быть ценной, чтобы пройти через этот период и восстановить свою внутреннюю гармонию. И, наконец, стоит помнить, что зеркало – это всего лишь один аспект нашего существования. Хотя оно может быть полезным и информативным, оно не является источником нашего истинного счастья и самоопределения. В конечном счете, мы можем найти истинное счастье и гармонию внутри себя, независимо от самого зеркала.

Слова Сикорского проникали в меня глубоко, и я пытался сосредоточиться, но усталость охватывала все сильнее. Ум боролся с сонливостью, но был уже на пределе. Я пытался скрыть свое состояние, напрягая веки и крепко сжимая руки, но все усилия были напрасны. Сонная тьма медленно погружала меня в свои ласковые объятия.

– Простите, все это очень интересно, но мне нужно немного отдохнуть.

– Конечно, понимаю вас. Я еще побуду здесь немного. Если у вас будут какие-нибудь проблемы, вызывайте в любое время.

Я поблагодарил собеседника и направился к выходу, вышел из дока и направился к своей комнате. Каждый шаг казался утомительным, как будто я тащил с собой невидимую ношу. В голове все еще звучали слова Сикорского, резонируя со струнами моей души.

Когда я достиг двери своей комнаты, сердце замерло на мгновение. Что-то было не так. Что-то было неправильно. Мое тело напряглось, готовое к неизвестности, которая ожидала меня за порогом.

С дрожащей рукой я вставил ключ в электронный замок и повернул его. Дверь медленно съехала в сторону, и передо мной предстала пугающая замершая картина. Комната была окутана холодом, словно зимний ветер проник внутрь и застыл во времени.

И посреди комнаты, как нереальный силуэт, стоял нечеткий образ человека. Он был облачен во мрак, его контуры исказились, а лицо окутала непроницаемая мгла. Я не мог разобрать, кто или что это было, но страх охватил меня целиком.

Мои руки дрожали, ноги отказывались служить. Я застыл на пороге, заклиная себя взглянуть на это существо и понять его природу. Но смелость медленно утекала, и я просто стоял там, ошеломленный и запертый в морозном воздухе.

Что это за существо? Что оно хотело от меня? Вопросы закружились в моей голове как ледяные снежинки, и я чувствовал, что ответы важны. Они проникали в самые глубины моего существования, обещая разгадку, но также и ужас, который таял в этом мрачном образе.

– Кто ты?! – прохрипел я. – Чего ты хочешь?

Я сорвал с аварийного стенда пневматический ключ. Сжимая инструмент в руке, попытался отбиться от этого таинственного существа, но силуэт только медленно искрился, словно смазанный карандашный набросок, и вновь приближался ко мне. В ужасе я осознал, что сопротивление бессмысленно.

Я в панике отскочил назад и, не раздумывая, бросил тяжелый ключ. Однако инструмент прошел насквозь, словно тот силуэт был всего лишь призрачной проекцией. Мои руки дрожали, а сердце колотилось с такой силой, будто хотело выскочить из груди. Взглянув на неподвижную фигуру, покрытую таинственной тенью, я ощутил, как жуткий страх охватывает каждую клеточку тела.

Изо всех сил я побежал по коридорам станции, с каждым шагом нарастающий страх толкал меня вперед. Ноги несли меня в бешеном темпе, воздух обдавал лицо, создавая иллюзию свободы, но я знал, что тень все еще преследует меня. Отзвуки шагов в глухих коридорах сливались с тяжелым дыханием, а глаза наполнились ужасом. Наконец, я резко свернул в сторону лабораторий, пробуя спрятаться от преследователя. Но мои ноги, скованные страхом, не смогли удержать баланс, и я неконтролируемо врезался в дверь.

Неожиданно я обнаружил себя в пустоте, лишенной всяких звуков и света. В этом мрачном абсолюте мои чувства размылись, а мысли превратились в беспорядочные теряющиеся фрагменты.

Тьма как голодное чудовище охватывала меня со всех сторон. Все вокруг было лишено формы и смысла, словно я стал частью неопределенного кошмара, где границы между реальностью и иллюзией растворялись в бездне.

Мои пальцы тщетно проникали в пространство, их прикосновения поглощала тьма, оставляя лишь холодный отклик на мою сущность. Я пытался ощутить хоть каплю реальности, но она ускользала от меня, как птица, пугливо взмывающая в небо.

Тьма глушила звуки моего дыхания, обволакивая их покровом молчания. В ее объятиях я терял чувство времени, словно оно остановилось, застыло в бесконечности. Я был одинок среди безмолвия, где мои крики утонули в бездонной пропасти, не найдя ни ответа, ни отзыва. Затем где-то вдалеке появился крохотный огонек.

Мои глаза уставились на маленькую точку, прорывающуюся сквозь непроглядную мглу тьмы. С каждой секундой она увеличивалась в размерах, словно семя надежды, посеянное в безжизненной почве, начинало прорастать и пробиваться к свету.

Маленькая точка превратилась в гигантскую сферу, окруженную ярким сиянием. Голубые и золотистые оттенки переплетались, создавая калейдоскопический мир, наполненный невероятной красотой. Этот свет был таким интенсивным, что его лучи проникали сквозь каждую мою клетку, оживляя мертвые уголки моей души.

Я приблизился к сфере, ощущая ее тепло и магическую притягательность. Ее сияние было настолько сильным, что в сравнении с ним тьма, что окружала меня раньше, показалась бледной и незначительной. С каждым шагом вперед я ощущал, как мое существование пронизывается новыми энергиями, которые пробуждали усталую душу.

Рука медленно проникла в границы сферы, и на мгновение я почувствовал невесомость, будто меня схватили невидимые руки и унесли сквозь время и пространство. Сфера распалась на тысячи мерцающих частиц, которые окутали своим светом и погрузили в поток Вселенной.