Читать книгу 21 Добрая Сказка - Алексей Терентьев - Страница 2

Утро в деревне начинается с того, что встающее солнышко будит петухов, а уж они рады стараться и своим криком будят людей. И это утро в своей последовательности не стало исключением. Птицы солнца всё также приветствовали светило, люди всё так же стряхивали с себя остатки сна.

Фекла Гавриловна, спозаранку вставшая с лавки, растопила печь из угольев, что так и не прогорели за всю ночь, благодаря хитрым заслонкам которыми была оборудована красавица печь в её доме. Поставила чугунок с картошкой, подоила корову и выгнав её за ограду, стала ожидать когда другие хозяйки погонят своих кормилиц, к задворкам деревни, где уже переминаясь с ноги на ногу ждал деревенский пастух Иван Силантьевич, а попросту Ванька Хромой. Показавшиеся кормилицы со своими хозяюшками, обычным неспешным ходом отправлялись на пастбище, а хозяюшки, остановленные на задворках бабой Фёклой, говорили о вчерашних пришлых людях. Баба Фекла собрав возле себя всех женщин деревни, начала собрание деревенского совета, заставив говорливых не в меру, замолчать, под тяжёлым вдовьим взглядом:

– Ну чего сказать хочу бабаньки. Люди оне новые, но не испорченные. Жить им ясно негде. Избу хозяин один не поставит, не прошлые времена, когда в одно лето ставился дом, да семья корнями прирастала. Мужиков наших нет, кто за длинным рублём в город уехал, кто потерялся, а кто и на Северах зажился. Одно слово, городским нужно дом выбрать. Потому смекается мне, что один из брошенных домов пригодится для них. Говаривала мне прабабка, как делаться то, потому останутся здесь токмо те кто имеют дитёв. Бобылки, вдовы, старухи, не пригодятся. И того восемь женщин хозяек. Одевайтесь в бабкины платья, да ждите меня через час возле дома мово, будем дом кликать.

– Бабка Фёкла, а как же ты? Ты ж вроде вдова?

Рябая баба, прищурившись, смотрела с вызовом на чёрную фигуру Фёклы.

– Ты говори, Клавка, да не заговаривайся. Я может и вдова, да ведающая, может ты, сможешь обряд провести? Думаю я так, стой – не шатайся, говори – не зарекайся, а ходи – не спотыкайся. И ваши силы понадобятся, хозяйка семьи хоть и молода, да квёлая к нашей жизни деревенской, так что помощь общества ей всяко не помещает. Кто с хозяйством определится, поможет, кто с уборкой в доме выбранном, а кто и с остальным подсобит. Согласны бабыньки? Ежлив мы не подмогнём, то кто останется на земле этой?

Дружный согласный гомон подтвердил правильность произнесённой речи. Баба Фёкла уходила победительницей, она не просто уговорила принять пришлых в деревню, но и убедила всех что они осядут здесь, став одними из местных, а значит, деревня не просто пополнится новыми людьми, но новой кровью, что дарует возможность выжить и не растворится в небытии.

Подойдя к своему дому, она принялась входить в свою ограду, когда заметила молодуху, что, уже поднявшись, собиралась пойти по воду, и даже отыскав коромысло, пыталась приладить его на плечо. Усмехнувшись, бабка Фёкла подошла, и таинственно поманив, подальше от дверей, стала говорить с мамой Ирой, на интересующую её тему:

– Ириш, дочка, ты как спала, как почивала?

– Да нормально Фёкла Гавриловна, а чего случилось то?

Фекла, ещё хитрее улыбнувшись, продолжила со словами:

– Я тут с обществом говорила, ну вот и порешили, вам дом аукнуть. Не смотри на меня так. Раньше то, как бывало, приезжает новая семья, коровушку кормилицу покупает, да и пускает вдоль домов, где значится место пустое да доброе, там она и ложится, там значится и дом ставить. А так как нету теперь в деревне мужиков, кто твому споможет? Он хоть и хозяин видать, да одному не скоро построится, будет. Домов брошенных много, да вот немного в которых жизнь аукнется. Вот значится женщины и помогут мне такой дом для вас сыскать, чтобы значится вас к землице матушке привязать. Али не согласна? Вродясь вчера говорила, что не на время приехала, вроде не на пересидку времени лихого, а навсегда. Иль старуха, что по глупости попутала?

Мама Ира, вздохнув и зардевшись, только и проговорила:

– Благодарю вас Фёкла Гавриловна за участие к моей семье. Уж и не знаю, как вас благодарить. Нет, не передумали мы, остаёмся на этой земле. Страна хоть и огромная, а нам к сердцу этот уголок приглянулся. Так и муж мой Слава считает. Только моя- то какая в этом роль? Я ж ваших обрядов не знаю, да и сама не крещенная.

– Это нечего дочка, всё поймёшь сама. Пойдём в дом пора семью кормить, а там как боги на душу положат.

Взобравшись на крыльцо и оглянувшись на топчущуюся Ирину, поправив чёрный платок, и пробормотала:

– Пошли дочка много дел сегодня. Оставь вёдра, будет, кому воды принести.

Войдя в избу она перво-наперво взяла в руки кувшин с парным молоком и добавив в него кусочек масла с кончика нового ножа, зашептала постукивая при этом по столу лезвием стальным:

– Ты, булатный нож, в огне закаленный, водой окроплённый. Чтобы внучки дети Божии были здоровы, чтобы легкие ихнии расправлялись, чтобы все болести миновались, пресеки их, разруби их, отчеркни их, отрежь от внучек детей Божих, их. Как с гуся вода, так с ребенков маих худоба.

Отложив в сторону нож, стальной, она не скрывая голоса встав посреди комнаты, стала говорить на всё туже крынку с молоком:

– Аз, внучки Сварожьи да Макоши матери, хочу просить за них, быть им похожею на сестриц Радуниц. От первой сестрицы беру люботу! От второй – красоту! От третьей – густой волос, от четвертой – звонкий голос, от пятой – руки нежные, от шестой – зубы белоснежные, от седьмой – ресницы черные, от восьмой – брови тонки, от девятой – очи жгучие, от десятой – нос востер, от одиннадцатой – алые уста, а как двенадцатая, станут сами! Гой!

Девочки что уже проснулись, смотрели с восторгом на действия бабки Фёклы, и с воплями слезая с печки, подскочили к ней с расспросами:

– А чего это ты баба Фёкла делала?

На правах старшей спросила Лада, её перебив и не дождавшись ответа от старухи, скороговоркой спросила и Любаша:

– А чего мама стоит в дверях и не проходит?

Фёкла Гавриловна протягивая девчонкам крынку с парным и наговорённым молоком, только и сказала:

– Пейте внучки, молоко оно полезное. Надобно бы было конечно на водицу проточную наговорить, да дюже кашель бьёт вас. А мама ваша просто учится у меня, потому и замерла.

И потом, уже обращаясь к маме Ире, сказала:

– Не пугайся дочка, это к добру да для поправки детишек. Иди, буди мужа, чай по нему работа соскучилась, а я пока на стол соберу. Времени мало, ещё надо обрядиться в наряд бабок наших.

Ира, пройдя в комнату и разбудив сладко спавшего мужа, отправила его умываться на улицу, а сама, прибрав постель, поспешила в горницу, помогать накрывать на стол нехитрый завтрак, состоящий из той же картошки, да молока с зеленью. Вернувшийся папа Слава, покряхтывая от прохладной воды. Прогнавшей остатки ночного сна, с удовольствием потирая руки, набросился на еду, что стояла на столе, но потом остановившись, и глядя на бабу Фёклу, как бы признавая её старшинство, замер с кусочком луковичной стрелки уже надкусанной, но не доеденной. Всё поняв, старуха, проворчала:

– Ешь работник, ешь. Работа она хозяина любит. Ты пока чрево картошкой уминать будешь, я тебе вот что скажу. Сегодня у тебя урок таков будет. Сейчас наперво натаскаешь воды, потом в сарайке возьмёшь литовочку востру косу, да и отправишься к Михею. Попросишь его дать подводу с лошадёнкой, и показать дорогу к лугам заливным. Он, не удержится и увяжется с тобой. Так на двоих и накосите лужок, и привезёте сюды. Неча заречным парням платить, когда свой хозяин рукастый появился. Точилово для косы, возьмешь там же в сарайке. А мы пока тебе узелок с краюхой, да с солью и лучком соберём. Жбанчик с кваском тоже будет к месту. Так что набирайся сил сынок. У тебя восемь работ впереди. Не спрашивай, что и почём, просто поверь мне старухе так надоть и всё. Ежлив где убудет, туда надо восполнить. А тебе мужчине много знать не положено.

Девчонки, опорожнив кувшин с молоком, взяв по ломтю чёрного хлеба, уселись возле печки, весело болтая ногами. Ирина ела молча, боясь поднять глаза, в которых плескалось недоумение, но им она не хотела оскорблять хозяйку, понимая, что если не понимаешь, то это ещё не повод сомневаться в правильности происходящего. Слава, поев, вышел во двор, и подхватив вёдра устремился к речке, за водой проточной, а уж потом натаскав в кадушки воды, удалился в сарайку, где и найдя всё перечисленной, приготовился к трудовым свершениям. Баба Фёкла, сделав обещанное, выставила всё на крыльцо, и уже не показавшись, заперла за собой дверь.

В доме начали твориться приготовления к обряду, и не место там было для мужчин. Пройдя в угол горницы, Фёкла Гавриловна, раскрыла два обитых медными полосками сундука. Один из них представлял собой склад одежды для женщин. В другом же были мужские вещи, да сверху лежали детские игрушки. Наперед остановившись перед тем сундуком, где лежали игрушки, она, подпустив снующих всюду свой нос девчонок, со словами:

– Выгребайте, скоро гости пожалуют, будя, чем заняться вам всем.

Девичьи крики восторга наполнили избу, чего тут только не было: Различные волчки, костяные, резные деревянные, раскрашенные всеми цветами радуги, погремушки, трещотки, скакалки с костяными резными рукоятками выполненных с особой любовью и красотой, были здесь и резаные фигурки различных зверей лесных и крупных, таких, как медведь, да волк, и мелких, как барсук да заяц. Всего таких игрушек вместе с изображающих домашних животных было больше тридцати. Но особое внимание девочек привлекли куклы. Они были разными. Здесь были и тряпичные и деревянные. И мужские фигурки петрушек, и женские куклы с волосами, но без лица, а только чистым тряпичным овалом. И всё это богатство было перенесено на стол, где тщательно было проинспектировано и определено в последовательности применения для игр, которые уже сами напрашивались у двух детей с богатым воображением. Глядя на умильные лица девочек, баба Фёкла, с грустью, сказала:

– Пусть остаются у них, моя бабка, мать, да и я собирали, всё думала, что родным передам, а оказалось, что роднее теперь чем вы у меня, наверное, и не будет.

– Но у вас ведь есть родные Фёкла Гавриловна?

Ира пыталась быть корректной и не задевать раны старухи.

– Да откудыж им взяться, родным-то? Была дочка Маруська, да Карачун прибрал. В мороз застыла в снегу, из леса пыталась дров привезти, да для сугреву выпила, вот и не расчитала сил. Мужа уже не было, а мужиков как выкашивать стало в деревне. Так я и осталась одна на земле дочка, так и осталась.

Две мутные слезинки, скатившись с морщинистых щек, закончились на подбородке, упав и растворившись в чёрном платке.

– Не дело сейчас мокрое разводить. Готовится надоть. Детёв мы отвлекли, им забавы теперь на весь день хватит. А нам дочка, надо одеваться. Вот рубахи, что ещё моя прабабка носила, вот понёвы. Ты женщина замужняя, вот эту в клетку синюю возьми. Рукава рубахи обручьем створчатым сомкни. Поверх рубахи вот этот тканый пояс возьми, детей рожала, потому он тебе пригодится. Вот эти обережки на поясок надень, да и нож будет кстати. Обувь свою оставь, лапоточки всё равно не наденешь, оставайся уж в туфельках своих, на то вреда не будет. А вот голову обязательно покрыть надоть. Рогатая кичка с покрывалом будет самое оно. Мы ведь не просто дом выкликать будем. Мы у Макоши да и у Мать сырой земли, да у Живы и у Лады Богородицы просить мира и места будем для всей твоей семью. Надобно к этому подойти серьёзней некуда. Скоро и остальные женщины подойдут, одевайся, да не менжуйся ты так. Смотри, как буду делать я, а ты повторяй, время ещё есть.

Ирина, стараясь не очень отставать от старухи, переодевалась в предложенные роскошные одежды, украсившие бы не один краеведческий музей, и казалось ей, что надев это всё, она незаметно перемещается из своего времени в глубину веков. Отрадно ей было на душе. Баба Фёкла помогла ей привести наряд в носимый вид, там поддёрнула, там подоткнула, там поправила, и вот уже не отличишь бывшую городскую учительницу, от настоящей русской женщины живущий задолго от происходящего в деревне Ненарадовке. Вскоре раздался условный стук в дверь, который разбудил кота. Он казалось жил совсем отдельной жизнью, не подчиняясь ни кому. А потому сейчас открыв глаза и потянувшись, грозно мяукнув, направился к двери входной, чтобы и когти поточить и проверить, кто пришёл в его дом. Совершив променад до дверей, он отправился к своей миске, и нахлебавшись молока, поднялся на печь, дабы от туда вести наблюдение за этими мельтешащими и несуразными людьми, что вот уже готовы куда-то идти.

На пороге дома показалась красивая женщина, державшая за руки двоих детей. Мальчика лет девяти и девочку лет восьми.

– Фёкла Гавриловна, прости, не смогла надеть бабкины наряды. Мне мой приказал всё выкинуть, даже рубашки не оставила. Не хотела мужа серчать. А от него только и осталось, что вот детишки. Их привела, с ними и посижу.

– Эх, Света, вот потому от тебя твой, и сбежал. Не смогла удержать женскими чарами, да женскими узами. Кто ж наследством то бабьим разбрасываться? Сиди уж, чего там.

Баба Фекла была непреклонна. Ирина, улыбнувшись и сделав шаг вперёд, протянула руку и представилась:

– Ирина Георгиевна. Можно по-простому Ира. А это мои девчонки. Ладушка и Любавушка.

Пожимая её руку, своей мягкой и нежной рукой, женщина, произнесла:

– А я Света. Живу напротив бабки Фёклы. Это мои. Сынок Кирюха, да дочка Маринка. Оболтус, но добрый, а эта егоза та ещё.

Представив, таким образом, себя и своих отпрысков, она подтолкнула детей к играющим девчонкам, и сама присела к краешку стола, ненароком рассматривая двух женщин, что готовились в ожидании остальных женщин, и уже нервничали. Но вот и остальные семь женщин появились. У всех были дети. У кого-то один, у кого-то двое, так что вскоре дом превратился в шумливо играющий, не признающий различий и возрастов единый организм, увлеченно терзающий игрушки которым было не один десяток лет, а некоторым и сотня перевалила. Но дети есть дети и их не интересовал возраст, их привлекал сам азарт и неуёмная фантазия, которую можно было воплотить в игре.

Взрослые женщины вышли из дома оставив всю ораву под присмотром соседки Светланы. Наступало время действий. Вздохнув и поправив вдовий платок, на кичке Фёкла Гавриловна, выглядела, преобразившись. Огонь в её глазах казалось, метал отблески на всё, на что падал взгляд женщины. Все подобрались, понимая, что сейчас всё и начнётся. Решено было начать по левой стороне, со стороны дома Светланы. Выстроившись вокруг заколоченного дома женщины, взявшись за руки, образовали полукруг. Две крайние, возложив руки на плечи старухи, замкнули на ней эту живую энергетическую цепь. Казалось электричество пробежало по всем присутствующим. Строгие лица, и закрытые глаза старухи, стали отсчитывать секунды перед свершением выбора дома.

Заговорившая распевно Фёкла Гавриловна, уже не казалась древней старухой, но полной сил мудрой женщиной:

– Вот стою я напротив дома жилого, что напротив поля чистого. Зову призываю матерей богородиц в помощь себе. Зову призываю: Макошь матушку, Живу богородицу. Ладу миролюбицу, Мать Сыру Землю кормилицу. Вы придите, помогите. Внучке Свароговой дом укажите. Пусть корнями дом с землёю свяжет, да своё согласье покажет. Гой!

Прошла минута и ни чего не происходило. Фёкла Гавриловна, вздохнув побольше воздуха, вновь на распев стала произносить ещё более древнее заклинание:

– Предки по окнам, чуры по углам. Святая роса на кровельке. Круг моего нового дому тын железный. Огонь жарок, от земли до небеси. В каждом углу по чуру стоит, в самых дверях Сварог сидит. На самой крыше полымя горит, железный тын стоит. Никому не доступно до дому моему. Гой! Все четыре богородицы со мной и с моим новым домом! Гой!

Внезапно от дома повеяло таким холодом, что в жаркий летний день, показалось, будто на секунду наступила зима лютая. Женщина что стояла слева от бабки Фёклы не выдержала и произнесла:

– То ж дом утопленника Семёна, не пустит он к себе. Вот льдом морозным и полыхнуло.

Фёкла Гавриловна грозно посмотрела на посмевшую заговорить, и глазами метнувшими молнию, казалось, пригвоздила ослушницу к земле уличной. А затем практически спокойным голосом, произнесла:

– Ирина дочка, займи Машкино место, болтает много. А говорить, тратя силы в полукруге, не след. У нас ещё стока домов впереди, а она решила на первом сдаться. Занимай дочка место, впереди поиск. Даст Бог, соищем, что надобно.

Двигаясь посолонь, они обходили один дом за другим, везде произнося слова заклинаний. И если сперва напевала только Фёкла Гавриловна, то после шестого дома, её поддерживали и остальные женщины, запомнившие слова древнего обряда. Но только с сожалением переходя от одного к другому дому, бабка Фёкла, горестно восклицала: «Проклятие», «Поклад», «Завитки», «Закрутки», «Чёрный пост», «Свеча красная», «Свеча чёрная», «Чёрный заговор», «Заговор на крови». И вот уже обойдя практически все дома, они приблизились по правой стороне почти вплотную к дому самой бабы Фёклы. Истощив все силы, они еле стояли на ногах, но оставшийся последний дом, вселял последнюю надежду, что всё было не напрасно. И женщины, совершили этот подвиг. Повторив заклинание над последним нежилым домом, они в ожидании ответа, замерли. И вдруг… Дом ответил. Упали с заколоченных ставенок доски, будто кто-то неведомый отодрал их мощной рукой. Раскрывшиеся ставни, подставили солнечным лучам запылённое стекло рам. Вздох облегчения прошёлся по всем участницам обряда. Баба Фёкла усмехнувшись, только и проговорила:

– Он ещё и с хозяином. Строгий он только, на людей обиженный. Да ничё, привадим, отогреем, накормим, да приручим. Всё бабыньки. По домам. Завтра остальных созову, дом очищать надоть, да в ум приводить. А вы голубушки никому ни слова, о том, что здесь было. Помните, об том. Пошли дочка. Треба отдохнуть мне крепко.

Войдя при помощи мамы Иры, в дом бабка Фёкла легла в дальней комнате на лавку, оставив на хозяйстве молодую родительницу двух девочек. Остальных детей, разобрали женщины, и каждая при прощании улыбалась особой улыбкой. Казалось, общая тайна объединила этих женщин теперь глубже и надёжней, чем, если бы они прожили друг возле друга в подругах не один десяток лет. Ирина с благодарностью кланялась, чуть ли не в пояс, понимая, что сделали незнакомые раньше её женщины, для всей её семьи. Начистив картошки, и поставив её в печь для готовки, она отправилась в огород, и нарвав зелени стала её мыть. Девчонки были при ней, с удовольствием исследуя границы двора бабки Фёклы. Вскорости показалась телега с большущей копной свежескошенного сена. Рядом гордо вышагивал их отец Слава. Неся литовку на плече и другой, понукая поводьями, старую лошадёнку, он казался прирождённым крестьянином, живущим на своей земле. Наверное, никто из их бывших знакомых и не признал бы в улыбающемся мужчине кандидата педагогических наук. Он был просто счастлив, вернутся домой, к жене и детям. Девчонки, выскочившие за ворота, кинулись навстречу отцу и наперебой стали рассказывать. Как много у бабушки Фёклы игрушек, и что сказал Митька, и как играла Наташка, и какие новые у них друзья и подруги. В свои неполные шесть лет, они тоже были рады, той чистой радостью, что доступна, только детям и святым. Когда любишь весь мир, и кажется, что этой любви не будет конца.

Дома сгрузив свежескошенное сено под навес, папа Слава, умывшись от солёного пота, прошёл в дом. Поцеловав жену и поприветствовав бабу Фёклу, он голодным взглядом обвёл стол. Старуха, вручив ему веник, указав на дверь, только и сказала:

– Не попарившись, за стол неча садится. Всю боль банька снимет, силы вернёт. Иди касатик, а жена тебе и парку поддаст, да и веничком подмогнёт где надобно.

Согласившись с доводами старого человека, папа побрёл в баньку, что уже была вытоплена и готова к приёму дорогих гостей. Приняв пропарку и какие-то пахучие втирания из рук жены, папа Слава почувствовал, как оживает в нём всё мужское. С любовью и нежностью он глянул на жену, та улыбнувшись ему в ответ, сказала:

– Хозяин ты мой ненаглядный. Сейчас девчонок выпарю, да и ужинать будем.

Вскорости вся семья собралась за одним столом. Бабка, встретившая коровушку с пастбища, загремела ведром подойником во дворе и вскоре теплое, и сытное молоко было оприходовано за общим столом. Отдельная крынка была для детей. Баба Фёкла, не стесняясь, вновь повторила утренний ритуал наговора на молоко, и девочки с жадностью выпили его. Кашель, что ещё проскакивал в течении дня, к вечеру практически прекратился. Молодые родители удалились к себе в спальню, а баба Фёкла опять села мотать возле печки клубки с нитями. Удобно устроившись на печи, девочки в один голос попросили старуху вновь им спеть колыбельную. Та не став себя уговаривать, затянула новую колыбельную:

Кот, что, уже приноровившись, вновь вцепился когтями в клубок ниток, перекувыркнувшись чрез голову, вновь обернулся древним богом Баем. Голос его мягким журчащим ручьем, вплыл в комнату, наполнившуюся волшебством: – Ну что пичужки, вот мы вновь и встретились? Ведающая, ты бы в огонёк дровишек подбросила, а то пока к вам добирался, совсем продрог.

Баба Фёкла, не споря подбросила толстые поленья в топку печки, жарко вспыхнувший каскад искр, благодарно отсалютовал её действиям. А Бай тем временем продолжал свою речь:

– Поди, по сказкам соскучились?

И заметив заблестевшие от удовольствия глаза девчонок, кхекнув для порядка, проговорил:

– Ну что ж есть у меня сказка. Давненько не рассказывал я её. Видать черёд пришёл и для неё. И так… Однажды три белки, рыжие озорницы, что проживали на одной из сосен волшебного леса, сговорились отправиться на опушку леса пособирать грибов. Зима была не за горами, а потому припасов требовалось в дупла натаскать много. И осмелившись, рыжие сестрёнки отправились в путь дорогу. С ветки на ветку попрыгивали, пощелкивая, переговаривались. И жизнь им казалась прекрасной, и солнышко светило и уже полянка виднелась вдали, как вдруг на их пути выскочила куница. Придушила ловкая хищница не успевших сбежать белочек, да к себе в дупло приволокла. Долго ли коротко выбрала куница самую крепкую белку и съела её, а остальных оставила отъедаться. В дупле у неё были и орехи и грибы. Старшая из оставшихся белочка, стала есть орехи, а младшая даже и не притрагивалась к ним. Смекнула она, что дело добром не кончится. Пыталась белочка уговорить сестру, сплотится и напасть вдвоём на куницу, да и победить её, когда та почивать будет. Но белочка старшая отказалась, сославшись, что куница их и кормит, да и грозить их жизни перестала. Так прошло время, и вновь кунице захотелось есть. Выбрала она вновь, самую крепкую белочку да придушив её, и съела. Младшая же белочка, выбрала пору, когда куница уснёт, да и вцепилась ей в горло. Так исхитрившись отвлечь внимание хищницы, она и свободу себе обрела, да и за сестриц старших отомстила.

Услышав, плачь девочек с печки, Бай, усмехнулся уголком рта:

– Что белочек стало жалко? А ведь то сказка, да про то, что всем вместе держаться надо в беде, а уж когда приспичит, и один может подвиг свершить. Не плачьте, завтра новую сказку скажу, весёлую. Спите внучки.

Глаза девочек закрылись как по команде, и в доме наступил покой и тишина.

– Благодарю тебя славный Бай. Мне они как родные, пусть помнят меня, да и тебя добром.

– Да ты ни как ведающая помирать собралась?

– Чую и до зимы не доживу, а успеть надо многое.

– Ну, ну, до встречи на звёздном мосту ведающая.

Дом бабы Фёклы погрузился в сон, и только вернувшийся кот отправился по своим кошачьим делам в сарай, где озорничали мыши.