Читать книгу Глухарь в белом оперении - Алексей Тихомиров - Страница 3

Если поздней осенью среди охотничьего люда вдруг зайдет разговор о зайцах, то обязательно прозвучит вопрос: «Белый или нет?». Иногда отвечают: «Да нет еще, не весь, только верх да уши, низ-то серый». Значит, не ушла еще осень насовсем – растает снег, выпавший неожиданно. Плюсовая погода остановит наступление зимы еще на несколько дней. И даже в лесу, где неделю назад было по щиколотку белого покрывала, станет сумрачно и почти темно. Краски бабьего лета безнадежно погибнут, все покроется серовато-березовым оттенком. Листва опадет совсем, лес станет прозрачен. Даже хвойные не блеснут своей зеленью под октябрьским солнцем. В эти короткие дни ничто не ускользнет от взгляда охотника, тем более белый заяц, который, как ни крути, линяет неотвратимо полностью. Экипируется под снег. А он не выпадает. Жду это время года, как глухариный ток в апреле. Терпеливо наблюдаю таяние первого снега. И тогда ничто меня не удержит от охоты на белого зайца!

В который раз понимаю бесполезность своих планов пройтись по местам прошлогодних зимних следов. Жестко отбрасываю все сомненья, куда ехать. В Зигальгу! Только туда. Неповторимый хребет Южного Урала, где на вершинах снег уже лег неотвратимо до июля следующего года, а вот предгорье – настоящий охотничий рай! Бросаю все дела и планы. Нарушаю мыслимые и немыслимые законы цивилизации. Один или не один, с собакой или без нее – неважно. Собираю в спешке рюкзак и часто забываю взять с собой какую-нибудь нужную мелочь. Лишь бы не упустить те несколько последних бесснежных часов, что подарила нам старушка-осень. Прыгаю во внедорожник – и все. Я уже там, в Зигальге, несмотря на то, что добираться до нее еще около ста километров. Все дела, обязательства, заботы-хлопоты уже где-то далеко. Чувство свободы и предвкушение скорой встречи с хребтом наполняют всю мою сущность. Скоро, скоро он блеснет мне классическим очертанием своих вершин.

Зигальга – дивный по красоте хребет, тянущийся с севера на юг сорок километров. Хотя общеизвестно: некрасивых гор не бывает. Особенно таких древних и загадочных, как на Южном Урале.

Нургуш – птица, распластавшая свои крылья над озером. Иремель – старик Ерема, охранявший нагромождение скал. Яман-тау – черная недоступная вершина. Недоступна, потому что судьба не позволяет мне пока побывать на ней. Урал-тау – древняя цепь гор. Нары – плоская ягодница, Бихта – хороший вид, площадка для фотографов. Уреньга – красавица, ужас дальнобойщиков на М5. Таганай – подставка для луны. Я бы назвал ее – «луна, доступная туристам». Сука – рогатый скалистый гребень.

У каждого хребта есть много тайн и легенд. В моем рассказе все загадочные истории о горах просто не уместятся. Если говорить о происхождении названия Зигальга, то, вероятнее всего, икать его нужно в тюркских словах: зэнгэр – голубая скала, ийлга – высокогорное пастбище, джегэлге – снег на вершине… Но мне больше по душе история о башкирской девушке по имени Джигалга, замерзшей летом у одной из вершин хребта. Но это название самого хребта. А вот все местные названия звучат на русском. Например, перевалы: Прогон, Александровский, Мохнатый, Голодный. Или вершины: Шелом, Мерзлый, Поперечная. А уж о названиях деревень и говорить нечего. Верх-Катавка, Александровка, Екатериновка…

Так что обживали дикие места хребта русские. Кто они были? Христиане-раскольники, лихие люди, служивые… Чем занимались? Пожалуй, в одной деревне Александровке, возможно, хлебопашеством, а все остальные были не чем иным как обслуживанием пути в Оренбургские степи. Ямщину гоняли точно. А где ямщина, там возможны и истории, связанные с большой дорогой.

Слышал много чего. Про саткинского купца, разгрузившего свой товар где-то на перевале. Про пещеру на Зигальге, которую никто ни разу не видел, – якобы там жили раскольники. И даже космический аэродром для пришельцев! В несуразные байки сразу перестаешь верить, единожды побывав хотя бы на одной из вершин. Все страсти и мистические истории разбиваются о простую русскую поговорку: «Умный в гору не пойдет». Проще любую дорогу сделать вокруг горы, а не через нее. Ну, туристы или охотники – другое дело, но это все сейчас, в нашей современной жизни.

И еще. Однажды ночевал я в одной брошенной деревне и наткнулся в сарае на старинное деревянное корыто не корыто, лоток не лоток. Обычно такие используют, чтобы мыть золото в ручьях. Понял: неспроста народ тянулся к хребту! Есть чем было поживиться в его многочисленных ручьях и ущельях.

Лазил я как-то по молодости с ружьишком недалеко от Александровки. Решил чайку скипятить да от осеннего ветра укрыться в старом каменном дорожном карьере. Увидел под ногами случайно камешек необычного синего оттенка. Поднял. Камень с острыми углами, похожий на кусок пластмассы. Положил в карман. Потом как-то на рынке показал его торговцу камнями. «Вроде, пирит, спутник золота», – сказал тот. Долго я его носил в кармашке рюкзака, как талисман. Куда потом делся, хоть убей, не помню. Но это там, за хребтом, ближе к истокам рек Белой и Юрюзани. Об этой теме, может быть, потом расскажу подробно.

А сюда мне просто за белым зайцем, пока снег не выпал. Я на то, чтобы что-нибудь намыть в ручьях, не претендую. Только бы водички попить – самой вкусной в мире – да сделать несколько точных выстрелов.

Вкус девственной воды в ручьях изумительный и неповторимый. Во всяком случае, его сразу отличишь от остальной воды, единожды попробовав. Есть даже на эту тему легенда. Один из основателей Катав-Ивановска, симбирский купец Иван Твердышев, однажды побывавший в Зигальге, приказал впредь в его присутствие привозить ему для употребления воду с одного из притоков речки Куткурки, что течет вдоль хребта. Лошадь с телегой и бочку специальную выделили на это дело. Ну и мужика нашли, вроде, надежного. И возил тот мужик воду, радовал хозяина и его домочадцев. Да вот попутал лукавый мужика. Решил он однажды крюк сделать. Заехал к крале в Юрюзань, должностью своей похвастаться. Еще бы! При лошади и при харчах, вожжи тягать – не топором лес тюкать! Да и загулял на несколько дней. Надо за водой ехать, а ко времени не успевает. Набрал воды в бочку с реки – и в Катав. Твердышев сразу определил подмену, и по вкусу воды, и по глазам мужика. Жестокие нравы были в то время. Запороли насмерть мужика. Печальная история.

А вообще, если на карту посмотреть, то все предгорье хребта отмечено как болота. Богат водой хребет. Часто слышу фразу от местных стариков по поводу потопа: «Дождь и таяние снега река выдержит, а вот Зигальга начнет таять – ничего не спасет. Все плотины порушит».

Неожиданный звонок отвлек меня от предчувствия скорой встречи с хребтом. «Вот забыл отключиться», – подумал я. Машинально ответил. Голос Вовки узнал сразу. В это время года и именно в этот час может звонить только он:

– Погодка-то, а?

– Пока ты на погодку смотришь, я уже Юрюзань проехал.

– В Зигальгу, значит… Вот ты единоличник! А че не позвонил? Я рюкзак вчера еще собрал.

– Ну, раз готов, то на КП подъезжай. Небольшой крюк сделаю.

Вовка – друг детства. Когда так говорят, то обязательно руку опускают как можно ниже к полу, загибают ладонь и добавляют: «Вот с таких пор». Он в свое время переехал жить в закрытый город, да там и остался. Семьями мы как-то редко встречались, а вот на охоте и рыбалке лучшего напарника мне не найти по самый гроб. Зигальгу он знает лучше меня. Солонцы, избушки, тропинки. Все выпрашиваю его взять меня с собой за золотым корнем, что он иногда собирает где-то на вершинах. Не берет.

– Вам, браконьерам, только покажи – все вырвете.

Угостит терпкой настойкой всегда. Сухого на чай даст. А где растет, не показывает. Наверное, он прав. У каждого влюбленного в хребет должна быть своя личная маленькая тайна.

Не виделись мы с полгодика. На КП с ним полуобнялись. Я ему выпалил его же старую охотничью прибаутку:

– Ну че, окропим остатки осени красным?

– Не вовремя мы. Тут у нас учения вокруг города. Игра силовых структур. Как бы за террористов нас не приняли. Да тут еще этот дождь.

– А что? Документы у нас в порядке. Путевка на охоту, разрешение на оружие. Объясним ситуацию. А дождь кончится. У нас еще завтра день.

– Мы-то объясним, а вот они, боюсь, объяснять ничего не будут. Ладно, поехали.

Дорогу мы знали хорошо. От КП вдоль старой колючки в сторону Верх-Катавки. Хребет Бархотник переваливаешь – и Зигальга. Там мы ни егерям, ни ГРУ недоступны. Ага, умники. Поохотиться решили во время учений. Недооценили мы Российские спецслужбы.

Проехали километров пять. Над нами завис вертолет. Потом исчез. Потом неожиданно на дороге показались двое в военной экипировке. Спокойно подъезжаем. Один чуть заметным движением руки просит остановиться, у другого палец на спусковом крючке небольшого автомата. Останавливаемся. Служивый подходит к машине с моей стороны и отдает четкий приказ:

– Из машины не выходим. Документы! Все, что есть.

Сразу, почти не глядя, вернул все, что было в пластике, и подробно, до каждой запятой, просмотрел путевки на охоту, прикрыв бумагу плащ-палаткой от дождя. Потом снова приказ:

– Выходим, руки на капот, ноги в стороны.

Чуть ударил мне по ногам. Осмотр машины. Мне что-то не понравилось, и я сознательно решил огрызнуться, несмотря на взгляд Вовки, умоляющий не делать этого.

– Вы тут в игры военные играете, а у нас серьезное дело срывается – охота! Того и гляди снежок выпадет. Отпусти, начальник!

Военный подошел ко мне, одной рукой облокотился о машину. На рукаве моя память отпечатала ромбик с буквами «ФСБ». Другую руку твердо сжал в кулак у моего лица, как бы выжимая дождь из полуперчаток без пальцев. Отчетливо помню падающую воду. Сначала небольшой ручеек, потом капли, одна, вторая, третья. Он принимал решение, как со мной поступить. Потом произнес:

– Еще раз вякнешь – положу лицом в грязь. Понял? Не слышу!

– Понял.

Потом мы стояли с Вовкой без движения под холодным дождем, пока старший с кем-то советовался по рации. Боковым зрением я увидел наставленное на нас из кустов дуло автомата. Забегая вперед, скажу, что когда мы отъехали и я посмотрел в зеркало заднего вида, их было шестеро.

Даже не осмотрев наше оружие, нас отпустили. Вернее, направили для другого досмотра. Дальше по дороге на лесном перекрестке нас встретила машина ГИБДД. Просто проверка документов, оружия. И совет возвращаться домой.

Размышляли мы недолго. Нагло направили машину по дороге в сторону гор прямо под временный запрещающий знак, только что выставленный ГИБДДшниками.

– А что, мог бы он лицом в грязь?.. – спросил я у Вовки.

– Запросто. Мы уж привыкли к этим учениям. Это тебе дико. Перестраховываются ребятишки, звездочки зарабатывают. Да бог с ними. Забудем. Где зайцы-то?

Вовка потянулся к своему чехлу с оружием и потихонечку стал его доставать.

Старая заброшенная лесовозная дорога, построенная в 60-х годах, в пору варварского вывоза леса с доступных мест хребта, вела нас к подножию. Дождь прекратился, окончательно разбив оставшиеся клочки снега в ложбинах. Проехали перевал, после которого должна была показаться цепь гор, но ее плотно обступили тяжелые снеговые тучи, готовые вот-вот рассыпать мириады снежинок и покрыть все вокруг белым покрывалом. Впереди рядом с дорогой показались ярко-оранжевые краски. Я спросил:

– Чего это?

– Арендаторы пихточек новогодних заготовили пару лет назад, да так и не вывезли. Хоть бы убрали с глаз долой, сожгли, что ли. Предприниматели херовы.

– Мама родная! Да тут их тысяча штук, не меньше.

– Вот кого надо лицом в грязь, а не честных охотников. Ну все, вроде приехали. В старом карьере машину ставь, как раз нам по времени осталось прогуляться до избушки. Я низом пойду вдоль речушки, а ты недалеко от дороги, чтобы не заплутаться. У избы встретимся.

Собрали ружья, разошлись. Я сразу поднял выводок рябчиков, и мне не составило особого труда, да и охотничьего азарта, добыть пару. А потом и заяц легко подставился. Ярко-белый, он был сразу виден в густом черемуховом кустарнике. Никакого сомнения. Береста от березы туда попасть не могла, а остатки снега придавил только что прошедший дождь. Нагло, без осторожности, я подошел на тридцать метров и выстрелил. «Ну вот, ни следов не распутывал, ни караулил, ни подкрадывался… Такая уж она, охота на белого зайца», – подумал я, складывая добычу в рюкзак. Вовка внизу палил не переставая. Как-то охладев к происходящему, я поплелся в избу.

Таким охотничьим избам часто дают название «Всесоюзная». Знают о ней все, кому не лень. Хозяин ее наверняка давно почил и сейчас охотится где-нибудь в райском саду за королевскими косулями. У избы не прибрано, дров нет, хотя внутри сухо и уютно. На видном месте лежит топор со сломанным топорищем и пила-одноручка. «Вперед, Леха, при чем здесь заяц? Дров немного наготовить, костер наладить, в избе протопить, рябчиков сварить, достать из рюкзака дешевой водки и отметить открытие охоты на боровую дичь. Да ничего не отмечать, просто выпить рюмочку, а уж потом все остальное», – подумал я.

До прихода Вовки я их выпил три и плотно поужинал. Он пришел уже потемну. Скинул тяжелый рюкзак, повесил ружье рядом с моим и, заглянув в котел, сказал:

– О, здорово! Рябчики, что ли? А мне что-то не попались. Зайцы! Четырех добыл. Полно их там. Совсем не пуганные. Хоть на уши наступай.

– Садись, Вовка, суп готов, чай скипел. Рассказывай. Я слышал, закрывают Зигальгу. Земли у охотхозяйства забирают и будут оформлять «Национальный парк».

Друган мой, уплетая рябчиков, спокойно и убедительно рассуждал:

– Так, Леха, ты, похоже, сегодня перепил малость. Впрочем, как и в прошлый раз, опять поднимаешь эту тему. Что ты понимаешь под словом «закрывают»? Как можно закрыть такие площади? Колючкой окутать? Ну, поставят они кордоны на дорогах? Для туристов? Охотники как ездили, так и будут ездить, только уже в качестве браконьеров. Сколько, например, по хребту ты знаешь изб?

Чуть прикинув, я ответил:

– Ну, с десяток.

– А еще с десяток не знаешь. Что, новые хозяева запретят охотникам их посещать? Сомневаюсь. Сожгут – себе дороже. И вообще, что такое – «Национальный парк»?.. Мне кажется, залезет сюда туристический бизнес, и фантики с туалетной бумагой будут светиться не хуже зайцев. Вот ты от сгущенки куда банку кинешь?

– В костер, а утром вон, в яму, которая рядом с каждой избушкой.

– А туристы-дуристы в лучшем случае в ручей кинут. Не зли меня, Леха, своими глупыми вопросами. Хотя Зигальга и от них сама очистится. Помнишь, пожар был возле Екатериновки? Все восстановилось. Во всяком случае, не для нас с тобой эти запреты. Верно? Можно сказать, мы для хребта – избранные.

– Хочется верить. Хотя, а что ты раздухарился-то? В городе у себя ты по струнке ходишь. Законопослушный гражданин. Готов подчинится каждому пацану в погонах. А тут свободу почуял. Ни ФСБшников, ни ГИБДДшников. Да никуда мы не денемся. И здесь нас воспитают. Поставят знаки на дорогах, аншлаги, и ноухау – фотоловушки. Съездишь с оружием в Зигальгу поохотиться, а через неделю на почту тебе повестка в суд.

– Ну, уж сразу и фотоловушки. Хотя давно уже разговоры идут, а пока все по старинке. Кажется, надолго эта бодяга. Может, не в нашей жизни этот «Национальный парк» сделают. Поохотимся еще. Ладно, спать я пошел. Протопил в избе-то? Сушиться нужно, все мокрое. Завтра еще повоюем. Может на гору сходим, а, Леха?

– Нет, не пойдем. Снег там уже.

Я демонстративно подложил в костер дров и налил себе чаю. Спать не хотелось. Когда еще посидишь у костра… Дома дела, заботы. Я пытался перебрать в памяти наши вылазки в Зигальгу, да как-то не думалось. Тупо смотрел на костер.

Вдруг неожиданный порыв ветра пробежался по верхушкам елей, чуть зацепив пламя костра. Где-то за ручьем треснула ветка. Я машинально направил туда луч фонарика, который ночью всегда под рукой. Загадочные очертания еловых веток странно покачивались. Выключив фонарик, я вновь уставился на костер. Языки его пламени под порывом ветра на мгновение нарисовали в моем воображении лицо девушки-башкирки.

«Ах вот оно что, опять ты», – подумал я. Не в первый раз именно на Зигальге мне приходит это наваждение. Чаще всего с чувством некоторой жути и даже откровенного страха, но ненадолго. Впервые она явилась ко мне, когда я осмелился четырнадцатилетним мальчишкой покорить Мерзлый утес, сбежав от скучного занятия – сбора малины. Часа три меня не было, а мать даже не заметила, что я отлучился. Утес я покорил, а вот на обратном пути плутанул в высокой траве и жутком ветровале. Кто-то буквально за руку вывел меня на знакомую тропинку. Потом она много раз являлась мне в критических ситуациях и то показывала нужное направление, то помогала вытащить машину из болота, то подставляла на дороге глухаря или выводок рябчиков, как сегодня. Ни разу не позволила мне встретиться с медведем. А сейчас она, наверное, явилась поближе познакомиться и рассказать свою историю, навеки связавшую ее с хребтом.

Их кочевой род уже несколько лет пригонял скот к подножию хребта на летние пастбища. И девушка уже знала, что перед плато в предгорье в начале лета вырастает неимоверно вкусное и полезное лакомство – щавель. Обычно, когда наешься его до отвала, витаминов в организме хватает на весь год. Старшие мужчины с легкостью отпускали девчонку Джигалгу за ним. И вот однажды, когда она была на горе, неожиданно сменилась погода, налетела почти зимняя метель, и выпал тяжелый снег белой крупой. Девушка просто растерялась и опрометью кинулась вниз, потеряв свою тропу, а ориентир хребта накрыла черная снеговая туча. Заблудилась, оказавшись в непроходимом, с каменными реками и вывороченными елочными кореньями, ущелье. Наступила ночь и непростительный холод. Погибла бедняжка от переохлаждения и голода. И теперь ее дух витает над хребтом и помогает путникам, охотникам, туристам и служивым…

…Я, очнувшись от наваждения, добрался до избы и, не снимая сапог, забылся крепким сном. Разбудил меня странный шум. Что-то гулко стучало по крыше избушки. «На дождь не похоже, – подумал я. – Снег! Неужели снег?!»

Сон сразу улетучился. Я выскочил из избы и почти ослеп от непривычных ярко-белых красок вокруг. Зигальга вновь удивила своей непредсказуемостью. За каких-то пару-тройку часов, что я успел поспать, все вокруг засыпало твердым снегом, похожим на маленькие градинки. Лишь дым от тлевшего в костре пенька напоминал о вчерашнем вечере.

– Все, матушка-осень! Вот теперь все! Этот не растает! Вот теперь можно выспаться. Охота отменяется! – Я с мальчишеской задорностью слепил крепкий снежок и запустил его в дымивший пенек. «Пшшш», – ответил он мне. Я подложил полешко в печку и, раздевшись, как дома, завалился спать.

Встали мы с Вовкой поздно. Отоспались на неделю вперед. Наскоро перекусив, разделали зайцев, окропив свежий снег красным, и домой. Тропить кого-то по следу мы не подписывались. Да и следы все будут только на следующий день. Домой, домой. Впечатлений и так хватает, да и добыча есть. Пока шли до машины, я все оглядывался назад в надежде увидеть очертание вершины. Тщетно, никакого просвета на небе – хотя снег прекратился. Только следы от наших сапог. Без проблем и особых разговоров добрались до КП, никого не встретив по пути, жадно хватая взглядом необычные картинки зимнего пейзажа. Легко, по-мужски расстались.

– Звони, если что.

По дороге домой есть небольшая площадка на трассе М5, с которой Зигальга как на ладони. Причем весь хребет. Я не удержался и остановился – а вдруг тучи над горами развеяло? Блеснули на солнце лишь несколько вершин, как бы улыбаясь мне и зовя обратно.

Вернусь, конечно, родная моя, Джигалга-Зигальга, красавица с раскосыми башкирскими глазами.

2013–2017 гг.