Читать книгу Капризной жизни карнавал. Избранное - Алексей Тихоньких - Страница 2

От автора

Вот уже лет двадцать, как я собираюсь опубликовать сборник моих стихов.

Каждый раз, когда я посылаю мои стихи друзьям или выкладываю их в соц сетях, мне задают один и тот же вопрос: «Когда же всё-таки ты соберешь все твои стихи в одну книгу и опубликуешь их?»

Ну вот и настал этот момент. Стихи были написаны в разное время, можно сказать, даже в разные эпохи. Они выражают моё отношение к различным событиям и соответствуют моему эмоциональному состоянию в тот момент. Многие произведения посвящены моим друзьям, которые теперь живут в разных странах и на разных континентах нашей планеты. Некоторых из них уже с нами нет, но я надеюсь, что мои посвящения напомнят вам о том времени, когда они еще были с нами.

В сборнике мне захотелось предложить не только стихи, но и дополняющие их черно-белые иллюстрации. Для этого я обратился к талантливой мурманской художнице Марии Веремеевой, которая с энтузиазмом поддержала мою инициативу. Предложенные ею рисунки обсуждались и добавлялись к соответствующим произведениям только после того, как находились приемлемые для нас варианты. Я благодарен ей за терпение и кропотливую работу над каждой иллюстрацией.

В этом проекте, как и в книге «Мы были советскими спортсменами», приняла участие Ольга Бичерова. На этот раз она не только занималась корректированием и редакцией, но и помогала мне в оформлении, за что я ее сердечно благодарю.

Желаю вам хорошего чтения.

* * *

Капризной жизни карнавал,

Столикий сказочный танцор

Смеялся, плакал и плясал,

Под маской комкая лицо.

И среди всех я был один,

Куда-то шёл, не мог прийти,

Цеплял за мысли серпантин,

Глаза слепили конфетти.

И что-то высилось над всеми,

Сметая в кучу смеха сор,

Непостижимое, как гений,

Необъяснимое, как сон…

Зимняя песня

Вот и все, отшумел и уснул летом брошенный лес.

Ветер вымел дороги и высушил грязь.

Скоро выпадет снег.

Первый снег – это белое чудо чудес!

И зима, захмелев от метелей, упьется свободою всласть.

И в темнеющем небе зажжётся зовущих созвездий узор,

Отразившись в горящем огнями снегу.

Заалеет вдали воспаленная глотка предутренних зорь,

И уставшие звезды на землю стекут.

Мы вдохнем в себя вкусно-прохладную свежесть

морозного дня,

Станут полными радости светлые сны.

Заживем без обид и без бед,

Никого и ни в чем не виня,

Вдохновляясь простым ожиданием новой весны.

И никто не заметит февральских, обычно крутых холодов.

Сквозь хрустальные ночи и чистые дни

Пронесут на лучистых руках нас ночные огни городов,

Опустив прямо в уличный хаос дневной толкотни.

Мы посмотрим друг другу в глаза,

Ощутив полноту нам оставшихся лет,

Вспышка высветит профиль надежды и контур мечты.

Затеплится огнем уголек в засыпающей память золе,

И проявятся четко забытые чьи-то черты.

Вот тогда зацветет над раскисшей землею весенний букет,

Разольются весенние реки,

Рыдая слезами снегов,

И зажмет снова время поводья погоды в привычной руке,

Вырвав наши застывшие души из зимних оков.

* * *

Осень тут ни при чем.

Пожелтели и выгнулись клёны от страха.

В горле моём вопль раскалённый!

Он может вырваться, впиться с размаха

И распороть на куски тишину.

Вот и сейчас он кромсает хрипящую глотку.

Дни обесцвечены болью,

Скоро они превратятся в сплошной бесконечный поток.

Я снова не смог промолчать.

Люди!

Вы рядом, но почему так пустынно в душе?

Неужели уже

Никогда не вернётся спокойствие?

Солнце, взойди и лучей своих острия

Кинжальным ударом вонзи в моё тело!

Сегодня я взвинчен тоской до предела.

Изорвана ночь мной в лохмотья минут.

Смотри, как ползут,

волочась в темноте.

Они не похожи на те,

что несутся при встрече.

Эй, время! Полегче!

Меня провоцируешь ты на безумство,

По-своему всё приближая к концу.

Тебе ли к лицу

проверять мои чувства

В искусстве молчать,

ведя рабство к венцу?

Я жертвую в муке рождённое слово,

И снова

Я в поиске гения следа,

Но это не кредо

бессонных ночей.

Стихи – вот мой храм из безумного бреда!

В нём строки – колонны из слов кирпичей…

* * *

Московское небо обуглилось в тучи,

И воздух закручен

Ветрами в спираль.

Сегодня весь день ожиданьем измучен

В предчувствии жертв

Театральный алтарь.

Грех на душу взят,

Но в объятьях богемных

Святая попытка спастись не чиста,

Когда чья-то мысль

За кулисами темы

Довлеет над истиной,

Снятой с креста.

* * *

Сегодня вечер грустью полон.

Мрачнеет ночь, пустеет бар.

И скрипка, выплакавшись в соло,

Ложится умирать в футляр.

Скорбит Париж в глазах прохожих.

Бульвар безлюден, город пуст.

Это прощание итожит

Смятенье выплеснутых чувств.

Вот и закончен праздник тела,

И время, замыкая круг,

Проводит в мире черно-белом

Прямую линию разлук…

Дарственная надпись к сборнику Белых стихов.

И я иногда могу мысли заплесть,

Но в этом во всем что-то большее есть.

Как судно взрезает невидимый риф,

Так ритм убивает отсутствие рифм.

Нет, я не считаю, что рифма – закон.

Однако в нее безнадежно влюблен.

Листая страницы, дивился собой.

Куда только делся душевный покой?

Мне череп пробил этот ломаный слог,

Насквозь продырявил обломками строк.

Быть может, был ближе всех к слову Христос,

До истины ж вечность! Исчерпан вопрос!

Не в жертву Богам – к твоему алтарю

Несу и, как лучшей из лучших, дарю.

* * *

Глумится судьба надо мною с усмешкой,

Опять открываю я даму червей.

Блефую.

На этот раз вряд ли успешно.

В руках никаких козырей.

Ждет банк.

Нами скомканы нервно купюры.

Нет в голосе фальши (иначе труба).

Азарт притупляет мне вкус авантюры,

Со мною на равных играет судьба.

Удача следит за игрой безучастно.

Партнерам осталось по карте снести.

Да, риск наказуем и, кажется, часто,

Но выигрыш без риска у нас не в чести.

* * *

Расставив пороков густую сеть,

Покрыв пеленою взор,

Иглой рисует белая смерть

На коже зловещий узор.

Дрожит рука, леденеет взгляд.

Таблетка, затяжка, шприц

Спасают от ломки, швырнув назад

К забвению самоубийц.

Становится сразу неведом страх,

И прост обретенный смысл.

Безжалостный холод в пустых глазах,

Убиты воля и мысль.

Натянута жизни ненужной нить

В клоаке беспамятных дыр.

Забыты дела и несутся дни

Сквозь призрачно-яркий мир.

И нечего вечно пенять на судьбу,

Ведь дело, конечно, не в ней.

На разум наложенное табу

Проклятием метит людей.

И, может, ты в праве жить в этом сне,

Но знаешь ли ты, наркоман,

Когда ты в экстазе «сидел на игле»,

Мальчишек калечил Афган?

Ты вправе сказать: «Бесполезно всё.

Зло было и будет всегда!

Людское безумье нас всех несет

дорогою в никуда».

Наверно, ты прав – суетимся зря

И в срок все равно умрем.

Но выход ли это – губить себя,

Забывшись бредовым сном?

* * *

В колодце неба тонут звезды

И гаснут в бесконечной глубине,

Разбросанных созвездий грозди

Мерцают призрачно, сигналя что-то мне.

И ночь, гримасой жутко скалясь,

Вползает в дом через окно.

Моих стихов полночных завязь

Строкою нижет волокно.

Будь рядом сам наместник Бога,

Вновь новоявленный Христос,

Увидел бы, как мир до срока

Зерном великой истины пророс.

То мысль моя крутой спиралью

Взбирается в немую высь,

Но, захлебнувшись терпкой далью,

Срывается звездою вниз.

Нам не проникнуть в замыслы вселенной,

Ее рисунок вряд ли постижим.

Мы только нити в ткани гобелена,

Который ткет из наших судеб жизнь.

Маяковский

Неужели он жил в самом деле?

Жил, над фальшью свой суд верша?

Неужели в обычном теле

Помещалась его душа?

Как жилось веку рядом с гением,

Когда дьявольских сил бил ток,

Повергая талант в сомнение

И бездарность сбивая с ног?

Вот доверить бы жизни уклад кому!

Преломив свет сквозь тысячи призм,

Что ему такому громадному

«Волком выгрызть бюрократизм»?

Он был сам целиком направление

И эпоха взметнувшихся рифм.

Вечным темам своим вдохновением

Устанавливал новый тариф.

И над хламом иных мыслишек

Громыхал его сочный слог,

Проникая в любые ниши

Душ людских острым взмахом строк.

Жил навыкат в житейской зыби,

Декларируя мощный стих.

Мир поэзии круто вздыбил,

Став глашатаем правд иных.

Бился с разной кричащей дрянью

Против скуки в стихах и лжи.

И за всё безвозмездной данью

В доказательство отдал жизнь.

Для людей непонятен гений,

Как и смерти внезапный факт.

И колышутся домыслов тени

Недоступной причине в такт.

Не могу промолчать, не в силах.

Крикнуть хочется мне сквозь вой —

Это время его убило,

Чтобы небо украсить звездой.

Высоцкий

Метнулся сон от сдавленного хрипа,

Опять стихами кровоточит мозг,

Моей души тугая вена вскрыта,

Растоплен моей искренности воск.

Я не могу молчать, мой инструмент настроен,

И только Богом предначертан путь,

И пусть изорванное болью сердце ноет,

И пусть ночами не могу уснуть.

Я не пытаюсь выслужиться рифмой,

За похвалу не продаю себя,

Петлёй струны беру за горло стих свой

И отдаю тому, кто слушает меня.

* * *

Веселей, мой друг, веселей!

Радуйся изысканности жизни!

Искренность чернилами пролей

И свою судьбу в объятьях стисни.

И в любви, привычной к ожиданиям,

Улыбнись свободно и легко.

В новом, кровь волнующем, свидании

Время ссыплется стремительным песком.

Так и в музыке – найди свою тональность!

Отыщи свой собственный аккорд!

Бич искусства – пошлость и банальность.

Так взорви обыденности форт.

И пусть догмы высятся стеною,

Нам поможет сила хлёстких фраз.

Если ж время захлестнёт волною,

Выбросит само на берег нас.

* * *

Мой партбилет давно покрылся пылью,

Её не сдуло ветром перемен.

Мы не сумели сказку сделать былью

И ничего не сделали взамен.

Мы красный флаг сменили на трехцветный,

Переименовали города,

Бульвары, улицы, проспекты.

Что ещё нужно нам для счастья, господа?

Мы повалили памятников сотни,

Изобличили победителей войны.

За всë, за что мы были за, теперь мы против,

Надеждою на лучшее полны.

И вот не лучше всем от этого нисколько,

А впереди нам не видать ни зги.

Достаток – вещь хорошая, но только

Если при этом сохранить свои мозги.

* * *

Бокал дневной действительности выпит.

На небе звезды, вся округа спит.

Мне снится знойный, солнечный Египет,

Пески, пустыня, контур пирамид.

Мне снятся там толпящиеся люди.

Я вижу выражения их лиц

И девушку-туристку на верблюде,

Что созерцает неподвижный сфинкс.

Я слышу шум каирского квартала

И вижу где-то там, в морской дали,

Как в устье узкого Суэцкого канала

Заходят вереницей корабли.

В порту порывы ветра беспристрастны,

А у меня вопросы, как всегда:

Зачем они назвали море Красным,

Ведь в нем обыкновенная вода?

В чем смысл пирамид для фараонов?

Кому был нужен весь этот дурдом?

И как могли войска Наполеона

Снести нос сфинкса пушечным ядром?

Под утро звезды в сонный Нил упали,

В речных глубинах свой прервав полет,

А я проснулся, встал – меня ведь ждали,

За дверью комнаты сидел голодный кот…

Владивосток

Помнишь, в море рухнуло солнце,

Корабли обрызгав лучами?

С Владивостоком в сердце

Мы на набережной молчали…

Дребезжание старых трамваев

Доносилось сквозь шум прибоя.

Чайки, пену с волны срывая,

Небо штопали голубое.

Сумрак ласково обнял город.

В бухту звезды, сверкнув, упали.

Горизонт был луной расколот.

Океанские судна спали.

Ночь наполнила всё обманом,

Мокрым ветром холмы лизнула,

И в мгновении миру данном

Сникла гордость морского гула.

Гимн футуристов

Надоело скулить и плакать

Про любовь и чувств кавардак!

Размывает чернильная слякоть

И становится не до драк.

Хватит ныть! Нужно вырвать скуку

Из журналов, газет и книг!

С ног на голову всю науку

Ставит враз гениальный миг.

Чтоб стихи от тоски не выли,

Прочь на свалку унылый хлам!

Свою душу построчно вылей,

Вырви внутренности словам.

И пускай называют бредом

Строки, вставшие на дыбы.

Вызов дряни – вот наше кредо!

Враг смертельный – ваш серый быт!

Монмартр

Судьба с ухмылкою бесстыжей,

Дни разбросав колодой карт,

Пасьянсом разложив в Париже,

Нам нагадала на Монмартр.

И, мрак рассеяв фонарями,

Быль ночи превратила в миф.

Миг натянула между нами,

За души больно зацепив.

И мы в мгновении распятом

Застыли рядом, не дыша.

Здесь, на холме, горящем свято,

Из камня создана… душа.

Был вечер тих, и только ветер

Развратничал с телами крыш.

Таинственный собор при свете

Предвосхищал собой Париж.

Горели улицы неоном,

В узоры замыкая ток.

И я шагнул во время оно,

Вдруг ощутив пульс этих строк.

И это был мой личный праздник!

Летел закат к восходу дня.

Сиял мой храм, души избранник,

В венце небесного огня…

Фристайл

Прыжков рискованных каскад

Сорвал восторга шквал.

Блестящих лыжников парад

Нам подарил фристайл.

Они взлетают смело вверх,

И страшно нам смотреть,

Мелькает трюков фейерверк,

А рядом где-то смерть…

* * *

За океаном, где-то далеко,

Пылает факел статуи Свободы.

Маньяк-убийца там стрелял в него,

И эхо выстрелов качнуло небоскрёбы.

Он не боялся ничего,