Читать книгу Диптих. Стихи / Сонеты - Алексей Тихонов - Страница 2
Диптих. Сонеты
ОглавлениеКорона зрелости, поэзии венок
Есть поэты, которые живут и творят на острие авангарда. Поиск новых форм для них – приоритет и определяющая задача творческих усилий. Подчас в этом искании они занимают радикальную позицию: не столько созидая новое, сколько противопоставляя себя мейнстриму и классике. Иной подход у Алексея Тихонова. Материя, из которой он черпает вдохновение, находится, скорее, в прошлом, чем в будущем.
…Я постигал искусство проницать
За грань веков, к пределам мирозданья,
Где цель моя, пронизанная тайной,
Таилась и в других творцах.
Я постигал искусство из искусств,
Претерпевая горечь поражений.
Я постигал искусство рассуждений,
Не отверзая для пустого уст.
Как можно видеть из приведённого отрывка фокус поэтических исканий автора часто располагается за пределами современности, стремясь то к поэзии вагантов, а то и вовсе подражает манере богословов и мыслителей осевого времени.
Алексей и сам, не чинясь, признаётся в этом, используя поэзию в её исповедальной ипостаси:
…Чей крепок дух, созиждущий покой,
Предстанет миру, словно бы изгой:
Отвергнув разнотолки, экивоки,
Он с миром будет честен и един.
…Мой путь земной лежит среди стремнин:
Я днесь во всём ищу первоистоки…
В некоторых произведениях очевидно также влияние современных авторов, работающих в сходных эстетических координатах. В частности – известного поэта и музыканта Сергея Калугина.
Сборник Алексея Тихонова «Диптих» в полном соответствии с названием разделён на два больших раздела для стихотворений и для венков сонетов. Венки сонетов – сегодня форма редкая, и в этом смысле Алексей только подтверждает свою приверженность традиции. В сборник вошли два полных венка. Для молодого автора это значимое достижение, так как венок всегда считался технически-сложной формой и свидетельством высокого мастерства.
В сущности венок сонетов – это нечто вроде личного альбома или дневника, в который, вместо автобиографической хроники, поэт включает элементы уже созданных им произведений, удачные обороты и метафоры. Временами этот жёстко структурированный текст напоминает крепостную стену, на которую пошли обломки разрушенных зданий, сохранившие архитектурные излишества и надписи, но навсегда сменившие свою функцию.
Тексты Алексея (как в части сонетов, так и в разделе стихотворений), дополняя общую стилизацию, изобилуют такими поэтическими архаизмами, как «днесь», «одр», «воззрев», «взыскуя», «созиждет», «ужель».
Однако нельзя сказать, что автор сборника полностью утратил связь с реальностью и пребывает в башне из слоновой кости. Очевидно, что ему доступна поэтическая рефлексия настоящего, как, например, в стихотворении «Переезд»:
Горел огонь на грязном пустыре
Конфорок в типовой пятиэтажке,
Как папортников цвет, надеждой грел,
И вился дым табачный сизой пряжей…
Но в том же стихотворении Алексей немедленно возвращается в эмпирии возвышенных мечтаний, опираясь на них и как бы прописывая себя в вечности. …Её поправ, ковшами разорвут,
И ночью звёзды, что обычно врут,
Скорбеть начнут.
И в памяти Медведиц
Всплывёт, как я на кухне в телескоп
На них взирал, забыв про эскалоп,
И открывал таинственные двери.
Интересно, что на фоне творчества современных молодых авторов работы Алексея, формально стилизованные, а следовательно – в известной степени вторичные, обладают большой оригинальностью. Это ещё раз подтверждает, что поэзия, развиваясь и двигаясь вперёд, удивительным образом не теряет и не чурается связи с прошлым. В конце концов выбор формы подачи, доступного инструментария и прочие технические детали являются всего лишь служебными функциями для изложения поэтического замысла. И, как знать, может быть, именно через эту старинную, но милую нашему сердцу дверь вдруг войдёт сияющая истина?
Николай Калиниченко, поэт, писатель, член МОЛ Союза Литераторов РФ; руководитель секции «Кашалот» при Союзе Литераторов РФ
Венок сонетов
«Призрев движение небесных сфер…»
Призрев движение небесных сфер,
Услышу я дыхание пространства:
Поправши сути превосходных мер,
Нам драгоценен миг непостоянства.
Но в эту ночь уснула суета,
Ступив едва за краешек порога.
Призыв вознёсся, словно голос рога,
Призвав творенье к бдению без сна.
Старинной лиры льющийся напев
Струится между кронами дерев,
Приобретая очертанья формы,
Покуда чья-то крепкая рука
Не всколыхнёт уснувшего листа,
Что оросит слезою пыль дороги.
«Что оросит слезою пыль дороги…»
Что оросит слезою пыль дороги,
Когда паломник начинает путь?
Ромашки на рассвете иль осоки?
Иль дождь как дар из-под небесных круч?
Но всё иссякнет, влага испарится,
Все кажется бездарным и напрасным.
Но начат путь, и мне одно лишь ясно –
Сандалиям неизбежно запылиться.
И я бреду, поколь хватает сил,
Туда, где сонм рождается светил,
Туда, где в поле множество люцерн,
Где, восходя на горные вершины,
Раскинулась бескрайняя равнина,
Воздев над твердью тонкий лунный серп.
«Воздев над твердью тонкий лунный серп…»
Воздев над твердью тонкий лунный серп,
Старик срезает спелые колосья,
Желая солод бросить в чрево жерл,
Первооснову в варево для гостя.
Столь сладок хмель, сколь горек, превзойдя
Над всем и вся, – для тех, не знавших меры,
Что до утра – счастливейший из смертных,
А после – смерть взыскующий с утра.
Чей крепок дух, созиждущий покой,
Предстанет миру, словно бы изгой:
Отвергнув разнотолки, экивоки,
Он с миром будет честен и един.
…Мой путь земной лежит среди стремнин:
Я днесь во всём ищу первоистоки.
«Я днесь во всём ищу первоистоки…»
Я днесь во всём ищу первоистоки:
В стремительности бражниковых крыл,
Средь нитей серебристого тенёта,
Что пауком в рогозах сплетены.
Не ведаю предела восхищенью,
Случайно слово проронить боюсь.
Пред аналоем словно предстою
И мысленно молюсь о всепрощеньи.
И стройный ствол, отнятый у рябин,
Ложился посохом в ладонь руки.
Его я ладил в травах костяники,
Когда на миг всё стало пустотой.
Мне мир предстал воистину живой:
Единство между малым и великим.
«Единство между малым и великим…»
Единство между малым и великим
Философ закуёт в оковы дум,
Твердя, что жизнь – не более песчинки
В часах Вселенной, тонет средь секунд.
Однако, хлипкая на вид, байдара,
В которой мы заведомо плывём
По россыпи надводной древних звёзд,
Способна всколыхнуть небес зерцало.
…Достигнув дельты, к берегу пристав,
Ступая гостем во чертоги сна,
Я осязал рукою спины рыб.
Когда душа исполнилась покоя,
Я слышал, как дыхание прибоя
Колышется в колосьях спелой ржи.
«Колышется в колосьях спелой ржи…»
Колышется в колосьях спелой ржи
Далёкое воспоминанье детства:
Босой забег сквозь поле до межи,
Присущий всем юнцам эпикурейства.
Ужель теперь неотвратим полёт,
Всё явственней и ощутимей бездна?
И возвестит неоспоримость тезы
Печальный Роланд, затрубив в свой рог…
Я не презрею участи своей,
Лишь падаю быстрее и быстрей,
Приметив сотни капель дождевых,
Всем естеством похожих друг на друга:
Трепещет гладь, как в приступе испуга,
И водомерок размыкаются круги.
«И водомерок размыкаются круги…»
И водомерок размыкаются круги,
Засеребрив надводное убранство.
Похожи на соцветья георгин
Мерцанья звёзд над головами паствы.
Но не узреть небесной красоты
Под камнем хладным расписного свода.
У очага ведут беседу бондарь
И винодел о темах бытовых.
Я молча слушал, их внимал беседе.
Подобны мысли были бочке сельди:
Зараз их все с избытком не осилить.
И каждый рассуждал по мере сил,
Чтоб истину в сужденьях обрести
На глади многих разночтенных истин.
«На глади многих разночтенных истин…»
На глади многих разночтенных истин
Пожарище разводит царь Арей.
Там воины, как псы цепные, вгрызлись
В любую из доступных мелочей.
И стар, и млад – и нет здесь невиновных:
Важна лишь степень чьей-нибудь вины,
Когда средь зрячих – слепы и глухи –
Останутся лишь толпы побеждённых.
Что пиррова победа правоты,
Когда её поднимут на щиты,
Но не придёт вослед ей Судия?
То значит в мире все искажено.
И меркнет день. В душе моей темно.
И тень – я сам. Преследую себя.
«И тень – я сам. Преследую себя…»
И тень – я сам. Преследую себя,
Везде и всюду, предстоя скитальцем.
И рук моих творенья – лебеда,
Полынь и сыть, овсюг и одуванчик.
Но путь земной излит юдолью слёз,
На нём потонет призрачное нечто,
И отпадёт всё то, что было тщетно,
И суть – пустое – попросту сгниёт.
…На пастбищах мелодии слышны:
Играют на жалейках пастухи
Стадам неспешным в мареве утра.
На почве доброй век взрастают травы,
Так вновь небес фрегаты уплывают,
Родные покидая берега.
«Родные покидая берега…»
Родные покидая берега,
Уходят в море выросшие дети.
Их ждут обратно матерь и жена,
Молясь ночами о попутном ветре.
Я видел их у ветхого причала,
Прочтя о мыслях в выраженьи лиц.
А может, мне о них поведал бриз,
Историю о женщинах печальных.
Вот так во мне звучащие стихи
Уходят вдаль, в объятия стихий,
Под парусом бумажным в океаны.
Волнительно трепещет естество,
Но всякому – предел и строгий срок,
И я гляжу назад без содроганий.
«И я гляжу назад без содроганий…»
И я гляжу назад без содроганий.
Держась тропы, я собираюсь в Путь.
Я – Слышанье, Глагол и Созерцанье,
Я – золото, покинувшее ртуть.
Но, прикасаясь чувственного Мира,
Я слышу зов Вселенной по ночам,
И я молчу, желая закричать,
И я грущу в той радости разлитой.
Безжалостен творец самообмана,
В груди его не заживает рана,
Он – Прометей, прикованный к скале.
И он – Гефест, обкраденный собою.
Кружит орёл зловеще над скалою,
И, видя цель, направил взор вовне.
«И, видя цель, направил взор вовне…»
И, видя цель, направил взор вовне,
