Читать книгу Золотой ключик, или Приключения Буратино - Алексей Толстой - Страница 9

Когда куклы приволокли Буратино и бросили на пол у решётки очага, синьор Карабас Барабас, страшно сопя носом, мешал кочергой угли.

Вдруг глаза его налились кровью, нос, затем всё лицо его собралось поперечными морщинами. Должно быть, ему в ноздри попал кусочек угля.

– Аап… аап… аап… – завыл Карабас Барабас, закатывая глаза, – аап‐чхи!..

И он чихнул так, что пепел поднялся столбом в очаге.

Когда доктор кукольных наук начинал чихать, то уже не мог остановиться и чихал пятьдесят, а иногда и сто раз подряд.

От такого необыкновенного чихания он обессилевал и становился добрее.

Пьеро украдкой шепнул Буратино:

– Попробуй с ним заговорить между чиханьями…

– Аап‐чхи! Аап‐чхи! – Карабас Барабас забирал разинутым ртом воздух и с треском чихал, тряся башкой и топая ногами.

На кухне всё тряслось, дребезжали стёкла, качались сковороды и кастрюли на гвоздях. Между этими чиханьями Буратино начал подвывать жалобным тоненьким голоском:

– Бедный я, несчастный, никому‐то меня не жалко!

– Перестань реветь! – крикнул Карабас Барабас. – Ты мне мешаешь… Аап‐чхи!

– Будьте здоровы, синьор, – всхлипнул Буратино.

– Спасибо… А что – родители у тебя живы? Аап‐чхи!

– У меня никогда, никогда не было мамы, синьор. Ах, я несчастный! – И Буратино закричал так пронзительно, что в ушах Карабаса Барабаса стало колоть, как иголкой.

Он затопал ногами.

– Перестань визжать, говорю тебе!.. Аап‐чхи! А что – отец у тебя жив?

– Мой бедный отец ещё жив, синьор.

– Воображаю, каково будет узнать твоему отцу, что я на тебе изжарил кролика и двух цыплят… Аап‐чхи!

– Мой бедный отец всё равно скоро умрёт от голода и холода. Я его единственная опора в старости. Пожалейте, отпустите меня, синьор.

– Десять тысяч чертей! – заорал Карабас Барабас. – Ни о какой жалости не может быть и речи. Кролик и цыплята должны быть зажарены. Полезай в очаг.

– Синьор, я не могу этого сделать.

– Почему? – спросил Карабас Барабас только для того, чтобы Буратино продолжал разговаривать, а не визжал в уши.

– Синьор, я уже пробовал однажды сунуть нос в очаг и только проткнул дырку.

– Что за вздор! – удивился Карабас Барабас. – Как ты мог носом проткнуть в очаге дырку?

– Потому, синьор, что очаг и котелок над огнём были нарисованы на куске старого холста.

– Аап‐чхи! – чихнул Карабас Барабас с таким шумом, что Пьеро отлетел налево, Арлекин – направо, а Буратино завертелся волчком.

– Где ты видел очаг, и огонь, и котелок, нарисованными на куске холста?

– В каморке моего папы Карло.

– Твой отец – Карло! – Карабас Барабас вскочил со стула, взмахнул руками, борода его разлетелась. – Так, значит, это в каморке старого Карло находится потайная…

Но тут Карабас Барабас, видимо, не желая проговориться о какой‐то тайне, обоими кулаками заткнул себе рот. И так сидел некоторое время, глядя выпученными глазами на угасающий огонь.

– Хорошо, – сказал он наконец, – я поужинаю недожаренным кроликом и сырыми цыплятами. Я тебе дарю жизнь, Буратино. Мало того… – Он залез под бороду в жилетный карман, вытащил пять золотых монет и протянул их Буратино. – Мало того… Возьми эти деньги и отнеси их Карло. Кланяйся и скажи, что я прошу его ни в коем случае не умирать от голода и холода и самое главное – не уезжать из его каморки, где находится очаг, нарисованный на куске старого холста. Ступай, выспись и утром пораньше беги домой.

Буратино положил пять золотых монет в карман и ответил с вежливым поклоном:

– Благодарю вас, синьор. Вы не могли доверить деньги в более надёжные руки…

Арлекин и Пьеро отвели Буратино в кукольную спальню, где куклы опять начали обнимать, целовать, толкать, щипать и опять обнимать Буратино, так непонятно избежавшего страшной гибели в очаге.

Он шёпотом говорил куклам:

– Здесь какая‐то тайна.