Читать книгу Магистрали мёртвых - Алексей Валерьевич Фунт - Страница 5

В открытое окно залетал запах силоса и навоза… Грузовики без остановки свозили навоз на поля, и на одном поле уже образовался огромный курган… курган, хранящий под собой гробницу, скрывшую неизвестные останки царя неизвестной цивилизации… Затем этот навоз сельскохозяйственная техника растащила по всем полям… так осень стучала в окна и этот запах был уже осенним…

Стук с полей… Запах силоса… Предвестники очень скорого увядания природы…

Силосная яма хранит в себе что-то, говорящее о грустном… в одном месте в силосной яме утонул трактор… трактор из далёкой советской эпохи… трактор ДТ 75 с красной кабиной на пахоте возвращает в моё сердце пролетевшие в одну секунду мгновения… осенней поры тёмные дни и пасмурность из детства… капли дождя стекают по стеклу и дверям ДТ 75 и вспаханное поле чернеет и мокрое останется навсегда в том мгновении… патрубки, чёрные шланги трактора также черны… дождевая капля ударяется в гусеницу и раздробленная летит во все стороны… под ногами грязь… Такой трактор был у моего отца; и в детстве запах советской техники опьянял меня и я был очарован кабинами, плугами и другими запчастями, валявшимися возле мастерской… там был какой-то запах… запах извести, напоминающий загадочное, давно исчезнувшее болото с какими-то гигрофитами и трилобитами из эпохи Карбона… и в то же время этот запах обещал какие-то приятные мгновения впереди…

Там я узнал слово «шморгалка» и с её помощью заводил комбайн Нива, когда работал штурвальным… эта верёвка наматывалась на маховик и нужно было резко дёрнуть… и раздавался рычаще-раскатистый рёв… Слово шморгалка порождает в моём воображении глинистые берега под метеоритным дождём, на которых застыл огромный домезозойский крокодил, окаменевший и извергающий искры при соприкосновении с другими камнями… он уменьшился и стал маховиком пускового двигателя, ометаллившись… а имя слизала с него верёвка… эта ассоциация порождена звуком двигателя… это звуки из мезозойских лесов… и зажигалка с колёсиком впитала эти звуки…

Может та зажигалка, которую я держал в своей руке когда писал Волковской испаряла древний мезозойский воздух, который становился пламенем и её колёсико как шумерское колесо катилось вперёд как беспощадное время, неминуемо поедающее всё как ржа кабины, списанных советских тракторов… мимолётный мир… я писал Волковской и назначал время и место нашей встречи…

Когда я был штурвальным на Ниве я видел много полей… сосновый бор возле одного поля скрывал какие-то сгнившие остатки примитивного жилища… гнилушки были засыпаны хвойными иголками… были видны следы дикого кабана…

Как-то рано утром из кукурузы вышла собака и долго стояла на одно месте, а затем ушла назад в кукурузное море. Остался шелест листьев кукурузы… Я ждал отца, бак комбайна был пуст; и я ждал солярку. Мне показалось что собака была реинкарнацией… Словно чья-то душа искала знакомые лица из прошлой жизни…

Я зашёл в здание, фасад которого был облицован досками. Это был склад. Я снял часы с руки… Затем я вышел оттуда с запчастями… Потом я вернулся за часами, но их уже нигде не было… стыбрили… Это было в селе, в котором располагалась главная контора агрохолдинга… Я шёл от склада до комбайна… под ногами была какая-то светлая, почти белая пыль… стояла жара… самая середина лета… середина летнего, жаркого моря, полного беспечности и никуда тебе не надо бежать… тёплая пыль и впереди вся жизнь… Впереди был виден ток… оттуда летела пыль и мякина… это было в Хохлово… те мгновения утекли очень быстро…

Из мгновений ушедших дней я чётко помню звук заведённого трактора где-то вдали, в зарослях лощины и я будто видел как фундук падал с веток и стучал по кабине трактора; а сухой сук пробил бак… этот звук был почему-то грустным и вся осення грусть была в этом звуке и даже осеннее, вечернее крёханье глухаря, садящегося на ветку и звуки, сопровождающие олений гон… краска на баке и кабине отдиралась и под солнцем выцвела… и тот момент, когда я услышал тот звук запомнился мне навсегда… то место, там где был тот трактор говорило мне о какой-то тайне и любви… там было эхо будто в тайге, обители тетеревов и фазанов… Какая-то неведомая, таинственная богиня была в этих звуках трактора и мгновений, минувших тех дней, и она уходила навсегда… с тирсом из лещины… мне казалось, несмотря на анахронизм, что я там говорил с Волковской о любви…

Ночью под луной земля между зданиями тракторных мастерских была будто лунным грунтом…

Я лежу в ванне… Где-то запах из силосной ямы в моём воображении предстал в виде красивой брюнетки… Брюнетка с вьющимися волосами и мой взгляд остановился на её чёрном белье ниже пупка… у неё маленькая, тонкая корона из платины… загар её ягодиц… чёрное бельё, кукурузные листья, пожелтевшие колышет ветер… Что-то обжигает сердце…

И вечерний ветер с поля увёл мой взгляд на небо… там под луной летел самолёт… мигал огонёк синий и красный… он описал дугу и был над моей головой… я хотел быть не под этим самолётом, а сидеть в нём и видеть из его окна всю подлунную… Это было вчера… вчерашний полёт самолёта…

Стены, облицованные кафельной плиткой смотрели на меня и были мокрыми… Шум на поле прекратился… заглохшие поля, погружались всё глубже в печаль…

С потолка спускался большой паук с яркими жёлто-чёрными полосками… его вид говорил о том, что он весь есть яд…

Паук-оса упал на меня. Я увидел что рана кровоточит… и паук был на ране… Свет на мгновение озарил тёмную комнату, уже погруженную вечером во тьму… это зажглась и потухла лампочка… Мотыльки кружились вокруг неё…

Укус паука напомнил шипы шиповника… Этот паук-оса был с розовыми светящимися глазами…