Читать книгу Хватка - Алексей Викентьевич Войтешик - Страница 8

Посыльный прибежал в десять минут первого. Он доложил заспанному, приподнявшемуся с ящиков гауптману о прибытии сопровождения, и принес офицерам, о спасибо заботливому фельдфебелю, три солдатских дождевых накидки.

Выйдя из наружу, группа Винклера повторно вспомнила штабного офицера Фолькера, говорившего им сущую правду. На улице, в самом деле, творилось что-то невообразимое. Почва уже просто не могла впитывать в себя столько влаги. Подходя к КПП аэродрома, офицеры поняли, что отыскивать мелкие места, перепрыгивать или переступать что-то в этом пузырящемся водяном месиве, не имеет никакого смысла! Все вокруг было одной огромной лужей. Офицеры ответили на приветствие часовых и, заметив у бывшего, судя по всему, некогда хозяйственным складом кирпичного здания ожидающую их команду, отправились к ним.

Сидевшие на мотоцикле солдаты были неподвижными. От горячего двигателя шел пар. Похоже, даже мощному агрегату было очень непросто толкать трехколесную машину по этой треклятой глинистой грязи.

У стоявшего за мотоциклом странного трехосного автомобиля с загнутым книзу капотом, топтался старший группы сопровождения. Увидев приближающихся офицеров, он чуть откинул назад капюшон и лениво козырнув, доложил: «господа, прибыли в ваше распоряжение, я – лейтенант Гафн».

– Стоило ли мокнуть? – Здороваясь, сразу же попытался наладить контакт Винклер. – Сидели бы в кузове. Что это за «зверь», лейтенант?

– Армейский тягач L2H143, господин гауптман, с 60-тисильным мотором. Мы, в разведке, таскаем на нем свои задницы, а в войсках к нему иногда даже цепляют противотанковые пушки. Эта погода как раз для него, господа, дороги сегодня схожи с раскисшим мылом. Нас дважды стаскивало в канаву.

– Путешествие предстоит непростое, – вклинился в разговор Бауэр, – не лучше ли было бы воспользоваться, ну скажем, «Panzerspähwagen»? Я недавно в полной мере оценил его положительные стороны.

Лейтенант медленно перевел взгляд на говорившего, но не спешил с ответом. Через несколько секунд он лишь еще немного сдвинул капюшон назад и, явив коллегам-офицерам ожег на три четверти своего лица, криво ухмыльнулся:

– «Panzerspähwagen» действительно хорош, – сдержанно заметил он, – но броня, как защищает его, так и делает уязвимым. Русские, а я замечу, что мы сейчас отправимся к ним в гости, очень быстро всему учатся. Видите эти «украшения» на моем лице? Такие же на половине моего тела. Если внутрь забитого солдатами под завязку «Panzerspähwagen» попадает бутылка с горючей смесью, не может быть и речи о том, чтобы моментально выпрыгнуть наружу и развернуться в боевую цепь.

Нам еще повезло, что в тот день в нашу машину не бросили гранату. Знаете, русские для того, чтобы нанести как можно больше урона, любят связывать их между собой по несколько штук. Так вот влети вместо бутылки в салон «Panzerspähwagen» такая связка, вас бы сегодня сопровождали другие люди.

Этот тягач не такой тяжелый, но, поверьте, он намного проходимей и несравнимо маневренней. К тому же из него, в случае нападения, легко можно рассыпаться по придорожным кустам.

– Вы полагаете, нам что-то может угрожать? – Обеспокоился Винклер.

– Мы на вражеской территории, гауптман, – вглядываясь в лицо старшего по званию офицера, ответил Гафн, – могу я говорить напрямую?

– Да, конечно.

– Поверьте, перед тем, как отправиться к цели нашего путешествия, нам всем не помешает сразу выяснить некоторые моменты, пусть даже при этом нам всем придется промокнуть.

Должен сказать, что ваше появление здорово навело шороху в штабе и у командования. Сразу замечу, что в группе только я знаю, что под неприглядной войсковой формой в вас стучатся стальные сердца правой руки самого фюрера – специальных подразделений войск СС.

Должен признаться, господа, это уже второй раз, когда мне приходится выполнять подобные задания, поэтому, чтобы не повторить прошлых ошибок, стоивших некоторым вашим коллегам здоровья, а то и жизни, сразу же советую вам переодеться в форму солдат. Мы взяли с собой три комплекта маскировочных костюмов разведки.

Подумайте сами, случись в нашей поездке самое худшее, вы всегда сможете отрицать все, ведь даже мои ребята думают, что вы просто войсковые офицеры.

– Худшее? – Всполошился медик Вендт. – Что вы такое говорите? Максимум через месяц-два падет Москва! Нас сопровождает армейская разведка и, насколько мне известно, не простая, а «Абвера-II» Эрвина Лахузена. Что нам может грозить?

– Тише, Вилли, – опережая командира группы, снисходительно остановил его эмоциональную трескотню Бауэр, – простите его, лейтенант. Он у нас больше научный сотрудник, чем вояка и мало попадал в настоящие переделки…

– Тогда все объяснимо, – продолжал свой инструктаж Гафн, – а наш командир?

Винклер перехватил его цепкий взгляд. Похоже было на то, вопрос не имел никакого подтекста. Лейтенант просто интересовался тем, кто и что из сопровождаемых представляет из себя, как военная единица.

– Ваш командир бывал во Франции и в Польше, – тихо ответил Фридрих, – и кое-что видел.

– О, недурно, – заметил лейтенант. – Но замечу, что в Польше, порой только немного припекало, гауптман. Франция и вовсе была для нас легкая прогулка. Здесь же, в местах, где идет настоящая драка, порой наступает сущий ад.

Русских много, и почти все они, включая женщин, детей и стариков, так или иначе воюют против нас. Есть, конечно, некоторые местные, что помогают Германии, но и они зачастую получают если не гранату в постель, то крестьянские вилы в брюхо.

– Вилы? – Сморщился Вендт.

– Да, унтер, железные или деревянные вилы. Дело в том, что наши ребята в деревнях не особо церемонятся с местными женщинами и девушками. Сами понимаете, они берут свое «на правах победителей», все это тоже своеобразный трофей. Я их понимаю, им трудно устоять перед соблазном, ведь здесь на удивление много красивых женщин! Но, если француженки легко выставляли в работу свои зад и перед, то здешние красавицы они …во всех отношениях отнюдь не француженки.

Я сам видел ребят, унтер, у которых ваши коллеги-медики вытаскивали из спин серпы с зазубринами, завязывали побитые молотками головы, а что до тех самых вил, то уверяю, раны от них встречаются наиболее часто и они-то страшны, как ничто другое. Запомните, вилы в брюхо, это гарантированная страшная и мучительная смерть. Сторонитесь мест, где есть этот сельский инвентарь.

Мы находимся тут уже достаточно долго, поэтому я уже имею право судить о чем-то взвешенно. Мое мнение таково: может быть, со временем, мы все же научим славян ненавидеть коммунистов, рассказывая правду об истинных целях мирового еврейского заговора. Однако если даже случится так, что все русские узнают, что красные их жестоко обманули, они, конечно же, отвернутся от власти комиссаров, но не стоит строить иллюзий, господа! Славяне, даже если проклянут наследие Ленина и Сталина, все равно никогда не станут частью Рейха. Поверьте, они не такие недоразвитые, как нам говорят и, черт возьми, умеют воевать.

Не смотрите на меня так. Мне бояться нечего. Повторяю, здесь ад, а дальше ада меня не сошлют. Если нам нужны эти земли, русских надо истребить всех. В противном случае, мы увязнем здесь на десятилетия. Все это я говорю не для того, чтобы показать вам свою позицию в данном вопросе, нет. Впрочем, уверяю, в войсках вы еще не раз услышите именно такое мнение. Просто я считаю необходимым вас предупредить, господа: не верьте никому из русских, даже предавшим своих.

– Интересные вещи вы говорите, лейтенант, – с нескрываемым подозрением заметил Винклер, – чем же вам не угодили их предатели? Ведь их помощь зачастую приходится весьма кстати.

– По моему мнению, гауптман, – снова натянул капюшон разведчик, – человек-предатель, равно как и простой болтун-сплетник, не может предать именно что-то или кого-то отдельно. Эти персонажи очень схожи, поверьте. И тот, и другой уж так устроены, что при каждом удобном случае они начинают или предавать кого-то, или полоскать косточки сразу всем людям. Это их жизненная позиция. Как и сплетнику, все равно кого обсуждать, так и предателю – все равно кого предавать. Сегодня они предали своих, завтра предадут нас. Повторяю, это добрый совет, господа, не верьте никому, в том числе и тем, кто перешел на нашу сторону.

Что же касается нашего путешествия, то у вас в нем свои цели, а у меня и моих ребят мои. При всем моем уважении к вашим регалиям, словам командования и всему прочему, передо мной поставлена конкретная задача – обеспечить вашу безопасность. Так что, если вы хотите вернуться обратно живыми и здоровыми, старайтесь не пропадать из поля зрения моих солдат и, хотя бы изредка, согласовывать свои действия с нами. Нам предстоит барахтаться по этой чертовой грязи больше тридцати километров и находиться на только что отвоеванной территории. Все войска следят за безопасностью этого района, так что пока фюрер здесь, надеюсь, такой режим не изменится. Нам надо успеть за это время. Сколько мы будем находиться в Легедзино?

– Сколько потребуется, лейтенант, – сухо и с нажимом ответил Винклер, судя по всему не разделяющий суждения фронтовика.

– О, – улыбнулся тот, – я гляжу, вы обиделись? Напрасно. Нам всем ни к чему натянутые отношения. Подозреваю, что теперь вы с пренебрежением отнесетесь к моему совету переодеться в солдатские маскировочные костюмы?

– Нет, – отпуская хватку скрытого сопротивления, ответил гауптман, – как раз это нам действительно не помешает. Найдется в кузове сухое место для нашей одежды? Думаю, по прибытию на место нам нужно будет произвести обратное превращение.

– Найдется, – держа в уме что-то свое, ответил разведчик, – в этой машине множество глухих ящиков для всякого технического барахла, можно хоть корову спрятать…

Петруха и Яринка шли за село, к курганам. От горизонта поднималась черная туча, и выглянувшее на полдня солнце опускалось сейчас прямо в нее. Завтра снова будет дождь. Парень и девушка смотрели на закат и молчали.

Позади, непривычно тихо удалялось родное село. Редко, то тут, то там заорет чей-нибудь петух, замычит корова, но вот привычной ранее заливистой собачьей переклички теперь слышно не было. Фашисты начисто перебили в Легедзино весь разношерстный песий род, а после того, уже на следующий день собрались, и почти все уехали воевать куда-то дальше. Здесь, в селе, германцев осталось что-то около двух десятков, не больше.