Читать книгу За чертой - Алексей Витальевич Ваховский - Страница 6

– Ты видел таких раньше? А? – спросил человек в грязном рабочем комбинезоне, выглядывая в выбитое окно подъезда.

– Таких нет, не видел. Поменьше, попадались. А таких здоровых не видел и больше не хочу видеть. Они больше на волков похожи, чем на собак. Жуткие твари. Хорошо, что свалили, – ответил второй, слегка поежившись.

– Не учуяли они их или не голодные что ли?

– Ага. Они все тут голодные, мать их. Патронов не напасешься их кормить, ёперный театр.

Во дворе жилого дома всё было спокойно. Ветерок гонял немногочисленную опавшую листву, задувая ее под остовы машин, припаркованных когда-то давно и не тронутых уже много лет. Иные, убитые недавно, так и валялись на дороге, распластавшись в смертельной агонии. Здоровущих псов видно не было, хотя тела тварей лежали как готовый обед.

– Эх, щас бы сучку, хотя бы одну, – минуту спустя мечтательно произнес тот, что помоложе и глянул на потолок, словно выискивая там кого-то.

– Были уже две. Так вы меня не слушали, придурки, – зло бросил второй, чуть постарше и выше ростом.

– Ну ты вспомнил, блин, – усмехнулся молодой, поправив автомат на коленях.

Они вдвоем сидели на лестничной клетке третьего этажа и наблюдали за двором. Оба были в потрепанных, видавших виды рабочих комбинезонах, поверх которых разгрузочные жилеты (этакая смесь рабочего с воякой).

– Щас бы не страдал и не гонял бы лысого по ночам, – продолжал тот, что постарше, по–прежнему злясь на всё и на всех.

– А сам-то ты чё? – хохотнул второй, глядя на старшего товарища.

– Ничё, блин. Надо было меня слушать, они бы не вскрылись, и вы бы между собой не грызлись, как дикие, бабы ни разу не видавшие.

– По одному в день у каждой? Это же месяц очередь, а то и дольше, – возмутился молодой и задумался.

– А щас, ты сколько ждешь? Сколько уже прошло? Двенадцать лет? Или уже тринадцать? Лучше уж месяц, – распалялся старший.

– Поздно орать уже, Тох. Вскрылись и вскрылись. Всё уже. Зато кормить их не пришлось. Сами еле дотянули.

– Хоть какой-то плюс, – вздохнул тот и оперся на стену.

– Неужели не выжил больше никто нигде? Одни мы, что ли в этом проклятом городе?

– Хрен знает. Мы уже много где облазили, а толку-то. Только твари одни кругом вечно голодные.

– М-да, – кивнул молодой и снова задрал голову вверх.

– Ты чего там ищешь то, Шмель? Девку? – глядя на потолок, спросил Тоха.

– Ага, блин. Хоть шуструю лови и трахай, мать её, – хохотнул Шмель и шмыгнул носом.

– Ну иди, поймай. А лучше двух.

– Тебе что ли вторую? – удивился тот.

– Тебе. Для групповых удовольствий. Пока одну трахаешь, вторая тебя жрет уже, как самка богомола, – улыбнулся Тоха.

Молодой скривился и переспросил:

– Самка кого?

– Богомола. Ладно, не вникай.

Шмель кивнул.

– Одну бы поймать. Но они же по одной не ходят.

– Ты всерьез что ли стал бы с шустрой? – удивленно спросил Тоха, нахмурившись.

– Лучше найти выживших, – отмахнулся Шмель.

– Может, и есть где-то, так хрен найдешь. Ещё и кормить их потом.

– И связанными держать, на всякий случай, – оживился молодой, словно уже нашел выжившую.

– Ничему тебя жизнь не учит. Запомни. Добровольное повиновение всегда лучше, чем насильственное.

– Это как? – не понял Шмель, и на его лице появилась маска мыслительного процесса.

– Об косяк, блин, – буркнул Тоха и глянул в окно, вставая и разминая ноги.

– А, ну ладно, – безразлично бросил второй, проделывая такие же движения.

– Жрать уже охота, ёперный театр, – недолго помолчав, в пустоту сказал Тоха и сел обратно, положив автомат на колени.

– А девки те, поварихами были?

– Крановщицами, вроде. Да и какая теперь разница-то. Вскрылись всё равно, из-за вас, дебилов. Затрахали их толпой, придурки.

– А было бы круто щас повариху… Я помню, в училище у нас была такая, ух… Кровь с молоком, пятый размер, – мечтательно вспоминал Шмель и руками продемонстрировал перед собой женскую грудь, соответствующих габаритов.

– Пятый? Не хило. Не показывай на себе, а то вырастет.

– Ага. И задница такая, что не обхватишь, – продолжал вспоминать Шмель, убрав руки в карманы комбинезона.

– Все, хорош душу рвать, – оборвал его Тоха, сглотнув слюну.

Молодой замолчал и посмотрел на квартиру, где сидели остальные, и спросил:

– Когда свалим-то уже? Задолбало тут сидеть без толку.

– А там какой толк? Кончилось человечество, всё. Теперь, вон они тут хозяева, – махнул рукой Тоха в сторону трупов убитых ими иных.

– Мы ещё постреляем их и поживем маленько.

– И что дальше-то? Патроны кончаются, хавчик тоже. Все. Хана этому миру. Может, и к лучшему…

– Ты чет скис, Тоха. Хотя, может, ты и прав. Может, это конец, – согласился второй.

– Может? Оглянись вокруг, Шмель. Ну протянем мы ещё какое–то время. Может, ещё кто-то где-то протянет. А толку? Всё, приплыли, ёперный театр. Финал у всех нас предрешен уже. Зачем мы вообще здесь? И вообще, какой во всем этом смысл?

– В чем? – не понял товарища Шмель.

– В жизни, в человечестве. Зачем мы здесь? Цепочка эволюции? Или пищевая цепочка? – тяжело вздохнув, размышлял Тоха, глядя в пустоту.

– Ты кем раньше был-то?

– Преподавателем. Философию в университете преподавал, – с тоской ответил Тоха.

– Оно и заметно, – хохотнул Шмель.

– Ничего смешного. Что дальше? Кто останется на планете? Эти? – махнул рукой философ в окно подъезда.

– Китайцы заселят всё. Их до хрена и больше.

– Точно. Эти могут, ёперный театр, – захохотал Тоха и его смех подхватило эхо, разнося по пустому подъезду.

– Тихо, тихо, – вдруг затараторил Шмель и Тоха тут же, оборвав свой смех, прислушался.

– Стреляют. Точно, стреляет кто-то. Наших же нет там, только мы, вроде, – засуетился он, привстав.

– Еще выжившие, – обрадовался Шмель, буквально подскочив вслед за товарищем и вслушиваясь в далекие звуки стрельбы.

– Походу, да. Это не наши. С той стороны реки бьют, – согласился Тоха.

– Может, у них бабы есть и жратва? – оживленно бросил Шмель, и его глаза загорелись надеждой.

– Автоматы у них точно есть, ёперный театр. И своё просто так они вряд ли тебе отдадут, – осадил его Тоха, хотя и его глаза тоже блеснули огоньком.

– Надо Черепа будить, – бросил Шмель и рванул в приоткрытую дверь квартиры.

В одной из двух комнат с побитыми стеклами, осколки которых валялись на полу, находились еще двое. Развалившись на диване в углу у окна, они о чем-то мирно беседовали, периодически наблюдая в окно, занавешенное остатками грязных штор. Автоматы и надоевшие тяжелые разгрузочные жилеты лежали в кресле у шкафа, покосившегося от времени и непонятного теперь цвета. В соседней комнате с обвисшими обоями, на кровати, лежал ещё один человек. Он спал, и спал крепко, прикрыв седую голову черным кожаным плащом. Ещё вчера он сильно выпил и сейчас, в минуту отдыха, досыпал, мирно похрапывая. Автомат лежал на облезлой, с остатками лака прикроватной тумбочке и рядом с ним бинокль с треснувшим окуляром.

Пару часов назад они отбились от нападения стаи иных, истратив немало патронов и нервов. Но, завидев огромных псов, решили укрыться в ближайшем уцелевшем доме.

Их поиски провизии или хоть каких-нибудь припасов в очередной раз не увенчались успехом. Приближалась зима, и как долго она продлится на этот раз, они не знали. Запасы с военных складов давно закончились, за исключением небольшого количества тушенки, и существовать приходилось впроголодь. Облазив всю уцелевшую северную часть города и потеряв за лето нескольких человек, зачистив при этом территорию от тварей, они уже отчаялись найти что-то пригодное в пищу. Конечно, плоды деревьев и подножный корм давали необходимый минимум пропитания, но мяса они не видели с тех пор, как съели последнюю уцелевшую собаку.

Вбежавший с дикими глазами, сильно взволнованный Шмель, чуть не крича, разом закончил тихий час:

– Там стреляют! За мостом кто-то стреляет, мать их!

Мгновенно подскочив с места и бросившись к своей амуниции, один из сидевших на диване, скомандовал:

– Я бужу Черепа, Малой – к окну, Шмель – в подъезд к Тохе, и следите там за всем.

Шмель без промедления рванул назад и чуть не наскочил на бывшего преподавателя, который не отрываясь смотрел на трупы иных через оконный проем между вторым и третьим этажами.

– Смотри, – махнул рукой Тоха.

Обескураженный Шмель, широко раскрыв глаза, спросил:

– А это кто, мать его?

По двору, испуганно озираясь по сторонам, пробирался человек в камуфлированной одежде. Затравленной походкой, на полусогнутых ногах, он брел, обходя стороной парковку и трупы иных. Вид у него был испуганный и потерянный, словно он с трудом осознавал происходящее вокруг.

В разгрузке с боекомплектом, но без оружия, человек производил впечатление сумасшедшего или, как минимум, человека не в себе, не понимавшего куда и зачем он идет.

– Любезные, тащите его сюда. Побеседуем, – негромко, но уверенно сказал седой Череп, выйдя в подъезд.

Он держался спокойно и холодно, обведя хмурым мутным взглядом своих людей, которые тут же спустились вниз, выполняя приказ старшего.