Читать книгу Я спас СССР. Том IV - Алексей Вязовский - Страница 3

Ужин проходит в полном молчании. Выслушав еще несколько моих смешных и не очень баек, «продюсер» резко теряет ко мне интерес, и мы ложимся спать. Всю ночь меня бросает то в холод, то в жар – я кашляю как заведенный, – но это никак не нарушает бодрый храп Айзеншписа. А утром его сразу забирают. Якобы на «процедуры». Вслед за этим у меня в палате появляется сначала доктор с обходом, а потом сразу Измайлов.

– Скоро сорок восемь часов закончатся, – с ходу приветствую я следователя. – Так что либо отпускайте меня, либо официально предъявляйте обвинение.

– Ну, и куда вы, Русин, пойдете? – ненатурально удивляется полковник. – Вы же на ногах еле держитесь. Вот мы вас подлечим, рентген сделаем…

– И без вас найдется кому подлечить. – Я сажусь на кровати. – Мне прокурора требовать?

– Зря вы так, Алексей. – Измайлов качает головой. – Будет вам к вечеру обвинение. Но сначала…

В дверь без стука заходит невысокий круглолицый мужчина в штатском. Залысины блестят, будто бильярдный шар. Измайлов мигом подскакивает со стула, поедает глазами вошедшего. Ясно. Пожаловало начальство.

– Юрий Борисович, – мягко, с полуулыбкой произносит вошедший мужчина. – Сходи-ка, перекури. Мне с нашим «пациентом» надо пообщаться.

– Так точно, Денис Филиппович! – Измайлов моментально испаряется из палаты.

Я вглядываюсь в «Филиппыча». Это же Бобоков! Знаменитый глава 5‑го Управления КГБ. Борец с диссидентами, антисоветчиками и националистами. Так боролся, так боролся, бедный, что Союз сгинул в истории. Зато сам генерал очень неплохо примкнул к одному из членов Семибанкирщины.

– Заместитель начальника 2‑го Главного управления КГБ генерал Бобоков, – представился борец с антисоветчиками, усаживаясь на освободившийся стул. Я вглядывался в лицо Дениса Филипповича, и на меня начало накатывать что-то инфернальное. Сердце сильно забилось, меня окатило жаром. В палате почему-то резко потемнело. Лицо Бобокова подернулось дымкой, расплылось, потекло. Неподвижными оставались только его глаза – черные провалы без зрачков. Будто в бездну заглянул.

– Какой слабенький посланник, – хмыкнул «генерал». – Что, без Слова-то растерялся?

– Кто вы? – Я едва смог выдавить из себя вопрос.

– Да и монада твоя, Вика, кажется? – Бобоков приблизил ко мне свое лицо, бездна в его глазах затягивала и лишала воли. – Тоже слабая. Даже не чувствует ничего.

Генерал провел рукой в воздухе, и прямо в палате открылось пульсирующее окно-портал. Моя красавица, перескакивая через лужи, куда-то шла под красным зонтиком. Кажется, что-то даже напевала. В универ торопится? Я сжал зубы, рывком сел на кровати. И откуда только силы появились… Потом, преодолевая сопротивление, встал, покачиваясь. Воздух в палате заискрил, портал рассеялся.

– Ого! – Бобоков удивился. – Тандем у вас сильный. Ну, тем интереснее будет.

«Генерал» тоже встал, вытянул вперед руку. На кончике указательного пальца заискрился багровый огонь.

– А это тебе мой знак, чтобы не забывал, кто правит этим миром. – Бобоков ткнул меня острым ногтем в распахнувшуюся на груди пижаму. Тело пронзила сильная боль, я застонал сквозь зубы и упал обратно на кровать. Закашлялся.

– Да, так даже интереснее будет. – «Генерал» встал, провел ладонью по лицу, «собирая» его в горсть. Потом сам вдруг покачнулся и глубоко выдохнул.

– Что тут происходит?!! – Бобоков затряс головой. Глаза его стали самыми обычными, карими. Вся инфернальность внезапно пропала. Даже в палате как-то посветлело.

– Вам плохо стало. – Я рукой прикрыл ожог на груди, вот Андрею Николаевичу сюрприз-то будет! – Душно тут.

– Да… душно. – Генерал неловко плюхнулся обратно на стул, закрыл глаза, потирая пальцами виски. – Как странно… будто я не я был…

Это точно. Судя по всему, эту реальность навестила одна из аватар Люцифера. И для своего вселения она выбрала генерала Бобокова. Я тайком покосился на свою грудь. Ожог трансформировался в черную пятиконечную пентаграмму, напоминающую татуировку. Вот это номер…

– Денис Филиппович! – Я опять сел на кровати, запахнув пижаму. – Вы о чем поговорить-то со мной хотели?

– Я? О чем? – Генерал удивленно распахнул глаза, непонимающе уставился на меня. В палату, постучавшись, заглянул обеспокоенный Измайлов.

– Вы тоже чувствуете это запах?

Я принюхался. Сильно пахло озоном. Такое ощущение, что рядом ударила молния.

– Юрий Борисович, – Бобоков устало потер глаза, тяжело встал, – я что-то неважно себя чувствую, мне нужно на свежий воздух. Вы дальше сами, хорошо?

– Конечно, Денис Филиппович! – Полковник обеспокоенно посмотрел на генерала. – Мы сейчас на рентген с Алексеем в наш госпиталь, машину я уже вызывал…

– Да, да, – рассеянно произнес Бобоков и, покачиваясь, вышел за дверь.

– Что у вас тут случилось? – тихо поинтересовался Измайлов.

– Кажется, у генерала голова от духоты закружилась. Бывает…

Измайлов оглянулся вслед вышедшему начальнику. Неуверенно тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, перевел взгляд на меня.

– Сейчас твою одежду вернут, и я куртку принес.

– Спасибо, Юрий Борисович.

Моя благодарность полковнику была вполне искренней. Другой бы не упустил случая покочевряжиться и показать свою власть – езжай раздетым. А он вроде даже сочувствует мне, понимая, что я стал жертвой чужой мстительности. Да. Я вдруг отчетливо осознал, что самому Измайлову вся эта ситуация вокруг меня жутко не нравится. Не хочет он становиться пешкой в чужих играх. По-человечески брезгует.

Я присмотрелся к полковнику. После визита Люцифера мои чувства странным образом обострились. Да… Измайлов все-таки правильный мужик. Умный, вежливый – чувствуется в нем нужное воспитание. Со всякими «москвиными» не сравнить. Даже жалко, что мы с этим человеком по разные стороны баррикад.

Потом я, отвернувшись, переодеваюсь в свою одежду, сверху накидываю куртку. Мы проходим через все посты и решетки, спускаемся на лифте на первый этаж. Нас трое: я, Измайлов и сопровождающий, который на самом деле конвоир, только переодетый в штатское. Видимо, чтобы не привлекать лишнего внимания к моей персоне в госпитале.

Садимся в санитарную машину – белую «Волгу» с круглым фонарем на крыше. Конвоир отправляется на переднее сиденье, Измайлов рядом со мной на заднее. Полковник сразу же демонстративно защелкнул на моей руке стальной браслет наручников. Второй надел на свою руку.

– На Пехотный, – отдал он короткий приказ водителю, и машина тронулась.

Пехотный – это у нас, кажется, где-то на северо-западе столицы, в районе Щукино. Значит, путь не близкий. Я откидываюсь на спинку сиденья, смотрю в окно. Мы выруливаем к «Детскому миру» и явно держим путь в сторону улицы Горького. Видимо, дальше поедем по Ленинградке, а потом по Волоколамскому шоссе. За окном все выглядит как обычно, город живет своей жизнью. Никакого напряжения не чувствуется и бронетехники на улицах не видно. В этот раз заговорщики сработали на опережение, и все у них прошло гладко. Интересно, где сейчас Иванов и чем он занят? Надеюсь, что его не арестовали прямо в Кремле, в рабочем кабинете.

Сворачиваем на шумную улицу Горького, провожаю глазами небольшую компанию стиляг, тусующихся рядом с «Националем». Ничего эти ребята не боятся, беззаботные – живут одним днем. Интересно, как там Фред? На свободе еще или попал в очередную облаву? Вся прежняя жизнь кажется мне сейчас такой далекой, словно и не со мной это было. Жаль, что так нелепо все закончилось, в любом случае в Москве мне теперь точно не жить. Если и не посадят меня, то за 101‑й километр вышлют железно. Но, скорее всего, какой-то срок мне все-таки впаяют. Был бы человек, а статья найдется.

Чувствую небольшой толчок в бок и слышу тихий голос Измайлова:

– Не оборачивайся. Продолжай смотреть в окно и слушай меня внимательно. Сейчас приедем в госпиталь, сразу на рентген. Охранник останется стоять за дверью. У тебя будет всего несколько минут, чтобы исчезнуть. Ключ от наручников лежит в левом кармане куртки, в правом немного денег. Кабинет на первом этаже, окна выходят в парк, решеток нет. Дальше сам сообразишь. Пересиди где-нибудь пару дней, потом уезжай из города. Больше ничем помочь не могу, извини. Если услышал, кивни.

Я осторожно склоняю голову, пытаясь понять, что сейчас было. Подстава? Чтобы поймать меня при попытке к бегству и впаять уже по полной программе?! Или хотят проследить? Кошусь краем глаза на Измайлова. Тот невозмутимо наблюдает за дорогой. И что мне делать? А если это все-таки провокация? Хотя нет… мое обостренное восприятие не чувствует гнили в Измайлове.

Свободной рукой нащупываю в кармане небольшой ключ. Мой пропуск на свободу.

Хорошо. Предположим, сбегу я. А дальше-то что? Понятно, что мне нужно любой ценой попасть в особую службу. Но где гарантия, что там уже не пасутся «семерочники»? Своим появлением в секретном бункере я ведь распишусь в своей причастности к службе Иванова. С другой стороны, если бы люди Захарова и Бобокова добрались до Пятницкой, у них в руках было бы содержимое моего служебного сейфа, и разговор сейчас у нас шел бы совсем другой. И скорее всего, не с Измайловым. Черт, как все сложно. Я закрываю глаза, прислушиваясь к звучанию Вселенной. Слова у меня уже нет, но хотя бы какой-то намек должен быть? Начинает болеть и ныть пентаграмма на груди. Неужели именно эта «печать» не дает мне соединиться с Логосом? Но Слово пропало еще до встречи с дьявольским аватаром…

Ладно, рискну, нельзя упускать такой шанс. Но действовать буду крайне осторожно. Замечу хвост – на Пятницкую не сунусь. Буду тогда прорываться за город, к Асе Федоровне.

На «Соколе» машина притормаживает на светофоре. Перед нами неожиданно глохнет грузовик. Пока наш водитель чертыхается и пытается его объехать, а соседние машины раздраженно гудят, я тихо спрашиваю у Измайлова:

– Где держат Мезенцева?

Полковник молчит несколько секунд, потом все же отвечает:

– Сенеж. База ГРУ.

Я благодарно киваю. Надеюсь, полковник сделал свой выбор и понимает, на что идет. Теперь главное, чтобы побег прошел удачно, должно же мне хоть изредка везти…

Главный корпус госпиталя представляет собой серое вытянутое здание постройки 40‑х годов. Что объект режимный, становится понятно еще на въезде. Прежде чем пропустить нас, охрана проверяет документы, и только потом мы попадаем на территорию госпиталя. Машина подъезжает ко входу со скромной вывеской «Приемный покой», Измайлов снимает с себя наручник, застегивает его на руке охранника, и мы заходим в здание. Предъявляем дежурному врачу направление, нам объясняют, где сидит нужный нам доктор. Мы идем по длинному коридору, мимо многочисленных кабинетов и наконец останавливаемся у нужного нам. Я незаметно оглядываюсь, пытаясь заранее сориентироваться.

– Так, сначала делаешь рентген и забираешь свой снимок. Потом пойдем на прием к пульмонологу. Это на другом этаже.

Измайлов сухо отдает распоряжение, заглядывает в кабинет. Пока он разговаривает с врачом, мы с охранником ждем за дверью. От быстрой ходьбы я снова начинаю кашлять, отвернувшись к стене и прикрывая рот рукой. На лбу выступает испарина. Но расслабляться теперь некогда, нужно собраться. Дверь открывается, полковник выходит и размыкает браслет на руке конвоира. Отрывисто командует мне:

– Заходи.

Потом оборачивается к охраннику:

– Проследи, чтобы в кабинет никто больше не входил. Арестованный не должен ни с кем контактировать.

В кабинете нас только трое: Измайлов, я и пожилая женщина-врач.

– Больной, раздеваемся до пояса и становимся к аппарату, командует врачиха.

Измайлов тактично отходит к окну и отворачивается. Я скидываю куртку и водолазку, складываю их на диванчик рядом с дверью. Встаю на указанное врачом место. Сама процедура, похожая на обычную флюорографию, происходит быстро, а вот снимок нужно немного подождать. Врачиха уходит в соседнее помещение, я в это время быстро одеваюсь и сажусь на диван, сиденье которого обито серым дерматином. Полковник молча приковывает мою руку к металлическому подлокотнику и выходит. Слышу, как за дверью он говорит охраннику:

– Никого не впускать. Задержанный посидит пока в кабинете, в коридоре слишком много людей. Нам не нужно, чтобы его кто-то видел.

Охранник заглядывает и видит, как я послушно сижу, прикованный наручником к подлокотнику диванчика. Проверив для вида крепость металлического подлокотника и наручников, молча исчезает. И как только дверь за ним закрывается, я тут же начинаю действовать. Времени у меня совсем мало. Свободной рукой дотягиваюсь до куртки, лежащей рядом, достаю ключ. Наручники, тихо звякнув, отправляются в карман вместе с ключом. Надеваю куртку. В правом кармане обнаруживаю мятую пятерку, две трешки и еще несколько рублевых купюр. Измайлов – красава и об этом позаботился.

Стараясь не шуметь, открываю одно из окон. Старые деревянные створки, покрытые несколькими слоями белой краски, отлипают с большим трудом, приходится приложить усилия, но верхние щеколды не закрыты, и окно все-таки поддается. А когда на мое счастье за стеной громко заработало какое-то оборудование, я последним рывком распахиваю его и лихо перемахиваю через подоконник. Приземляюсь на перекопанную к зиме клумбу и, уже не обращая внимания на грязные руки, выскакиваю на дорожку парка, засаженного высокими голубыми елями и какими-то кустами, с которых давно облетели листья.

Через несколько метров натыкаюсь на гуляющую по парку компанию из трех мужиков, которые с интересом на меня поглядывают. Они хоть и в верхней одежде, но у всех из-под пальто торчат одинаковые фланелевые пижамные брюки – ясно, это пациенты госпиталя. Направляюсь прямиком к ним, на ходу отряхивая ладони от земли.

– Мужики, не подскажите, где здесь ближайший магазин или хотя бы табачный ларек? Замучили меня эти «айболиты»! Этого нельзя, того нельзя. А я без курева сдохну быстрее, чем от него!

Словно в подтверждение своих слов я закашливаюсь. Мужики понятливо хмыкают и кивают мне на кусты, растущие вдоль ограды.

– Вон за теми кустами, видишь, в ограде прутья разогнуты? Дальше по тропинке и к жилым домам. А там уже у кого-нибудь спросишь – местные подскажут. И не задерживайся долго – врачи здесь строгие, узнают – могут телегу на работу накатать за нарушение режима.

– Не узнают, – радостно заверяю я мужиков, направляясь бегом к дыре в ограде, – обход уже был, а я мигом обернусь.

Протискиваюсь между прутьями на свободу и быстрым шагом иду в указанном направлении. Но до домов не дохожу, сразу сворачиваю к дороге. А подойдя к проезжей части, бросаюсь под колеса первой же попутной машины. И плевать, что это грузовик. Мне сейчас надо побыстрее и подальше отсюда убраться, а где я здесь такси найду? Шустро забираюсь в кабину и, пока пожилой водитель приходит в себя от моей наглости, на ходу сочиняю для него жизненную историю:

– Отец, будь человеком, выручи! Довези до ближайшего метро, а? Я из больницы сбежал, мне срочно домой нужно попасть, чтобы до вечернего обхода вернуться. С братом попрощаться надо, он завтра в армию уходит.

– Ладно, но только я в сторону Филей еду, – скупо роняет седой водила и трогает машину с места.

Я тихо выдыхаю, благодаря про себя всех богов, что меня не высадили. Но народ сейчас по большей части отзывчивый, не озлобленный и легко помогает, узнав о чужих трудностях. Мой рассказ, что младшему брату неожиданно пришла повестка из военкомата, вызывает у водителя живое сочувствие.

– И ведь уже призыв вроде закончился, ноябрьские на носу, – удрученно качаю я головой, – думали, теперь до весны его оставят, а оно вон как получилось.

– Ничего, все в армии были, – пожимает плечами дядька, – а кто не служил, тот считай и не мужик.

– Да это понятно… – вздыхаю я. – Сам на границе оттрубил, теперь вот и до младшего очередь подошла.

– На границе? – оживляется дядька. – У меня сын тоже на финской служил. А ты где?

– В Молдавии, на румынской.

– Повезло тебе, там зимой тепло.

– Это да…

Мы замолкаем, исчерпав тему для разговора, я постоянно с опаской кошусь в боковое зеркало. Не знаю, как скоро объявят перехват и объявят ли его вообще, но поджилки у меня трясутся. В подземку спускаться я на самом деле не собираюсь – это не лучший вариант, да и рядом со станциями метро частенько дежурят наряды милиции – мне там появляться не стоит. Поэтому, когда на обочине я вижу такси с зеленым огоньком, тут же прошу дядьку притормозить. Что удивительно – деньги он у меня брать наотрез отказывается.

– Иди уже, самому еще пригодятся!

От встречи с хорошим человеком на душе у меня становится немного теплее. А следующий водитель и вовсе становится кладезем информации – в такси у него работает радио. Стоит нам только отъехать, как по недавно начавшему работать «Маяку» начинается выпуск новостей, из которого я узнаю, что состояние здоровья у Хрущева «стабильное», а завтра в Кремле начинается внеочередной Пленум ЦК, на котором будет избран новый генеральный секретарь. Таксист тут же пускается в глубокомысленные рассуждения о политике, найдя в моем лице благодарного слушателя.

– Никиту не жалко, давно пора ему на пенсию. Такого натворил, что теперь не год и не два разгребать придется…

– Кукуруза, звезда Нассеру? – поддакиваю я, чтобы поддержать разговор

– Да черт бы с ней, с кукурузой! – Водитель бьет руками по рулю. – Фронтовиков жалко! Я вот войну прошел, до майора дорос, и на тебе… вали на гражданку. Хорошо что еще в такси пристроился. А так иди на завод болванки точить…

Радио продолжает невнятно вещать про внеочередной пленум и о повышенных обязательствах, которые решили в это непростое время взять на себя трудовые коллективы страны. Никакой конкретики.

– Слышал новую частушку? – Таксист бибикает зазевавшемуся пешеходу:

Водитель смеется, я кашляю в кулак. По ощущениям у меня опять поднимается температура, и когда теперь мой измученный организм получит свою законную дозу пенициллина, вообще непонятно. Да еще слабость во всем теле от неожиданной физической нагрузки. Как бы не отдать концы в такси этого весельчака…

Выслушав по дороге от таксиста все сплетни, что гуляют сейчас по Москве – «точно тебе говорю, главным будет армяшка этот, как его… Микоян! Хитрый, как сто евреев», – я все-таки добираюсь до места назначения. Расплачиваюсь и смело вхожу в здание Радиокомитета. Так будет безопаснее. Если я и привел за собой невидимый хвост, так хотя бы на работу, в родную редакцию. Для простого парня, не сведущего в шпионских играх, это вполне естественный поступок.

Вахтеры после визита космонавтов относятся к нашей редакции с большим пиететом. Ребят в лицо узнают, а нас с Коганом-старшим вообще по имени-отчеству величают. Не все, правда, но везет мне по этой жизни на любовь вахтеров. Вот и сейчас меня приветствует пожилой дядька, имени которого к своему стыду я даже не знаю:

– О, Алексей! Что-то давненько вас видно не было. Командировка?

– Ага, она самая – на Олимпиаде был.

– Да ну?! И как там японцы поживают?

– Неплохо вроде. Потом как-нибудь расскажу. А сейчас можно мне пройти без пропуска? Дома забыл.

– Ну, иди. Что ж с тобой делать. Но завтра чтобы пропуск был, у нас с этим строго.

Благодарно киваю и делаю вид, что направляюсь к лифту. А сам ныряю в ту самую неприметную дверцу, что ведет в подвал. Здесь все без изменений, по-прежнему пахнет машинным маслом и стоит гул от работающих агрегатов. Отсчитываю седьмую дверь и, открыв ее, спускаюсь в коллектор. Посмотрев на мутную воду, вздыхаю и подворачиваю джинсы до колен. Ботинки, конечно, жалко, и здоровью это на пользу не пойдет, но свобода дороже. Поморщившись, ступаю в холодную воду, погружаясь в нее по самую щиколотку, и, не теряя времени, отправляюсь в путь. Путаться в этой части коллектора особо не приходится, до ржавой лестницы дома Нирнзее я добираюсь без труда и очень быстро. Задерживаюсь у нее на всякий случай, внимательно прислушиваясь, нет ли за мной погони, и только потом ныряю в старую часть коллектора.

А вот здесь уже приходится напрячь память и вспомнить все повороты и развилки, которые показывал мне Иванов. И выдыхаю я, только оказавшись у скрытого входа в подвал Особой службы. Отдышавшись, запускаю руку за старую кирпичную кладку и нащупываю там небольшой рычаг, открывающий нужную мне дверь. Механизм скрытого в толще стен устройства тихо щелкает после нажатия, и я бросаюсь к лестнице. Осторожно поднимаюсь по ней, потом с усилием тяну на себя тяжелую дверь. Бронированная она, что ли? И наконец-то попадаю в освещенный коридор, прикрывая рукой глаза от яркого, слепящего света. А когда привыкаю к нему, вижу направленный на меня ствол автомата и суровое лицо Николая Демидовича – моего учителя шпионского мастерства. Впрочем, суровое выражение быстро сменяется на изумленное:

– Лешка, Русин! Ты, что ли?!

– Я…

– Нашлась пропажа!

Выдыхаю и, кивнув ему, без сил сползаю по стене. Все. Я дома.

27 октября 1964 г., вторник

Москва, Кремль

Президиум ЦК собрался сразу после обеда в бывшем кабинете Сталина. В узком кругу посвященных. Первым пришел Рашидов. Затем появились под руку Кириленко с Микояном. Анастас Иванович, улыбаясь, что-то нашептывал на ухо куратору всего Военно-промышленного комплекса СССР. Самыми последними в кабинет зашли Малиновский с Сусловым.

– Пленум откроем завтра в десять. – Михаил Андреевич в отсутствие Хрущева взял слово первым. Переглянулся с министром обороны, кивнул ему в сторону кресла председательствующего.

– Разве все члены ЦК успеют собраться? – удивился Микоян, устраиваясь по правую руку от Малиновского, и покосился на окно, за которым разыгралась непогода. Капли дождя колотили в стекло и стекали по нему прозрачными струями.

– Я разрешил ночные рейсы военной авиации, так что все успеют к завтрашнему заседанию, – буркнул маршал, доставая из кармана очки. – Ну что, давайте с вами обсудим самое важное. Кого мы поставим вместо Никиты?

– Может, сначала дождаться остальных членов президиума? – осторожно произнес Рашидов.

– Козлов опять лежит в больнице, совсем уже плох, – пожал плечами Суслов. – Мазуров с Косыгиным и Ефремовым все-равно будут против наших решений. Кворум есть, чего нам их слушать? Сами все решим, кулуарно. А Пленум завтра утвердит.

Присутствующие согласно покивали, принялись обмениваться записками.

– Чего тянуть кота за яйца? – произнес грубый Кириленко. – Предлагаю назначить первым секретарем Президиума ЦК Родиона Яковлевича. Лучшей кандидатуры нам не найти.

– Голосовать будем? – Суслов внимательно посмотрел в лицо каждому. Все промолчали.

– Значит, единогласно. Что с постом Председателя Совета Министров решим? Родиону Яковлевичу будет трудно совмещать две эти должности. И вообще, пора уже давно разделить их.

Члены президиума опять начали перебрасываться записками. Наконец Кириленко озвучил общее мнение:

– Можно подумать, есть желающие на себя это ярмо примерить! Вон Анастасу Ивановичу, наверное, до сих пор Совмин в кошмарных снах снится. По уму, надо бы оставить на этом посту Косыгина, и вся недолга!

Министр обороны прихлопнул рукой по сукну стола:

– Согласен. Равнозначной кандидатуры нам сейчас все равно не найти. Не еврея же этого, Либермана, на место Косыгина сажать. Есть возражения?

Суслов откашлялся и вновь взял слово:

– Здесь, товарищи, вот еще какое дело… Сегодняшнее заседание Президиума ЦК – это наша победа. Но если мы разделяем посты главы партии и правительства, а глава КПСС и Президиум ЦК будут при этом выполнять руководящую роль, не мешало бы им придать больший вес. Предлагаю главу КПСС снова назвать Генеральным секретарем ЦК КПСС, а наш Президиум переименовать в Политбюро ЦК КПСС. Думаю, это будет правильно.

Все одобрительно загудели, Суслов скупо улыбнулся:

– Возражений нет. Видите, как легко работается, когда в Политбюро собрались одни единомышленники! А Мазурова вон из Политбюро, пусть едет фабрикой руководить.

– Товарищи, – подал голос Микоян, – мне стало известно, что Фурцева бегает по членам ЦК, хочет нам завтра дать бой…

– Прощай, скука, прощай, грусть, – засмеялся Малиновский. – Я на Фурцевой женюсь! Вот же баба неугомонная. Нашла кого защищать, мало ее Никита гонял!

– Боюсь, она потребует письменного заявления Хрущева, – продолжал Анастас Иванович.

– Какого заявления?! – покраснел министр обороны. – Он уже двое суток как овощ после инсульта!

– Эх, как неаккуратно получилось… – вздохнул Рашидов. – А у этого яда есть противоядие? Давайте вернем его в сознание, заставим подписать, а потом… – Первый секретарь Узбекской ССР неопределенно повел рукой в воздухе.

– Шараф Рашидович! – с упреком произнес Суслов. – Ну нельзя же вот так вслух!

– А что я такого сказал? – забеспокоился узбек. – Кабинет же чист? КГБ на нашей стороне?

– На нашей, на нашей, – успокаивающе произнес Малиновский, протирая очки. – Назначим вместо Мезенцева на пленуме Бобокова. Я уже с ним поговорил, человек проверенный. Помог нам с арестом Литвиненко и захватом Мезенцева…

– Может быть, стоит ввести армию в Москву? Хотя бы на центральные площади, а? – спросил Кириленко. – Я, конечно, тебе, Родион, доверяю, но на дивизии Дзержинского все еще человек Хрущева стоит. А армии она не подчиняется.

– Хватит июльских танков в городе, – резко произнес Суслов. – Мы с Родионом Яковлевичем договорились не тревожить народ и общественность. Партия нас, конечно, поддержит, но вот москвичам волноваться не нужно. Только что Олимпиада закончилась, мы там первое место заняли – у людей эйфория и гордость за советский спорт, за свою страну. А будут танки в городе – смажем весь пропагандистский эффект.

– Да и зачем они, эти танки? Только Запад ими пугать. Хрущев нам уже не опасен, других сильных кандидатов у оппозиции нет. – Микоян покрутил в пальцах ручку. – Да и самой оппозиции в партии тоже нет. Давайте без танков. Пленум и так проголосует, как нам нужно.

– Согласен, – кивнул Суслов, – давайте лучше обсудим кандидатуры на места Хрущева, Мазурова и Ефремова. И прошу вносить свои предложения по кандидатам в члены Политбюро.

Сидящие за столом тут же оживились…