Читать книгу Последний бой героя - Римъ Эдельштейн, Алексей Ясенев - Страница 3

-–

Розовый рассвет пролился над лесами и степями, по-летнему ранний и быстрый.

Рогдай нещадно гнал своего Ворона, но тот, казалось, ничуть и не уставал, тяжело стуча копытами и гневно храпя. Гул разносился по всей округе, оглашая и диких зверей, и отшельников, и каждого тарбагана с пищухой, и медведя с косулей, что лучше сейчас не высовываться. «Бадаб-бадаб-бадаб-бадаб». Мерно и тяжело разносились удары копыт, подобно боевому барабану.

Чернокнижник резко злобно закряхтел и потянул на себя узду. Ворон недовольно заржал, зафыркал, но стал сбавлять скорость. Вскоре затихли почти все звуки, кроме тяжёлого конского дыхания и недовольного сипения самого всадника.

– Убью, – прошептал он зловеще, глядя в никуда. – Преграды все разрушу! Руслан, узнаешь ты меня!

Он потянул узду на себя опять, и, громогласно заревев, Ворон круто развернулся на месте. Стук копыт понёсся в обратную сторону, назад.

Природа, казалось, выдохнула, услышав, что чернокнижник поскакал назад.

––

Руслан проснулся быстро, едва старец подкрался к нему. Тревожный сон мгновенно сошёл на нет, без долгих отступлений. Спал он неудобно, дико замёрз, шея и рука затекла, он вообще обнаружил себя в неестественной позиции.

– Пора, сынок, – сказал старец, больше не улыбаясь. Лицо его в пещерной полутьме выглядело серым и очень осунувшимся. – Рассвет наступил.

Витязь молча стал собираться, чувствуя, как заныло плечо, на котором он лежал. Кольчуга, шлем, щит, перевязь с ножнами и мечом. Молча, внимательно. Кольчуга позвякивала, перевязь постукивала, рукоять меча покачивалась. Старик ничего не говорил, лишь наблюдал, сцепив руки в замок перед собой, глядя оценивающе. Чем-то этот парень напоминал его самого в молодости.

Когда они вышли из пещеры, Верный беспокойно ходил взад-вперёд, ожидая, когда же его хозяин появится. Увидев его, конь остановился, фыркнул и радостно задвигал ушами.

– Береги себя. И возвращайся с победой, – сказал старец на прощание, когда Руслан запряг скакуна и залез в седло. Он сидел с опущенной головой, перебирая в руках узду.

– Свидимся ли мы ещё, отче?

– Я много знаю, но это мне неведомо, – ответил тот и кивнул пару раз, задумавшись о чём-то своём. – Спеши.

Руслан поскакал к мостику через реку. Через минуту он уже во весь опор нёсся к распаляющемуся рассвету. Лесная чаще оставалась у него по правой стороне, а с левой стороны поля начинали расширяться и расширяться, но уже отсюда он видел вдалеке долину, около которой лесной массив сворачивал вправо, вот там-то и виднелась та берёзовая чаща, усеянная чёрно-белыми деревцами.

––

Фарлаф спал. Логично, потому добрые угощения на пиру его сильно охмелили. Лёжа в

тени раскидистого дуба, он свернулся полукругом, скрестив руки на груди и уронив тревожную голову на грудь. Он скакал, пока ему это не надоело. И остановился где-то после полуночи.

Фарлаф был известным гулякой. Он часто бывал на пирах, и сам устраивал пиры. Частенько он тщеславился и бахвалился, что может одолеть кого угодно, что он неоднократно встречался с разными рыцарями на турнирах, охотился в лесах на разных существ, о которых знавал лишь Кот Учёный. Наверное, одно из этих противостояний и играло в спящем мозгу Фарлафа, растягивая его губы в лёгком подобии улыбки.

Неожиданно в его сон стали прорываться удары. Глухие и отрывистые. Неуклонно и неспешно они становились громче… Или приближались. Ту-дук-ту-дук-ту-дук-ту-дук…

Фарлаф продрал глаза, искривившись недовольной гримасой. Первое, что он почувствовал – как страшно замёрз. Если кто спал на земле ночью летом, то тот знал, что под утро настигает довольно неприятный дубак, особенно, когда восходит солнце… Он зевнул, пострелял своими серыми глазами по сторонам и нашёл своего коняшку, пасущегося неподалёку.

Фарлаф стал подниматься, невольно усмехаясь тому, что ни щит, ни кольчугу он на себя не надел – всё это так и болталось на седле.

– Да, мой драгоценный, – сказал он самодовольно. – С твоей смелостью тебе бы с ханом печенегов выйти на мечах!… А не за бабами скакать.

Он прошёл к коню и стал снимать своё снаряжение… Кольчуга у него была блестящая, украшенная серебром и синими самоцветами, сплетённая на византийский манер. Посреди его белого шлема был большой красный самоцвет. На блестящем щите же у него был выбит именной герб – белый медведь. Рукоять меча – сплошь сделана белым золотом, ножны – из кожи… Даже натягивая на себя своё снаряжение, он жалел, что никто его не видит и не может восхититься им… Хотя скоро им восхищаться будет Людмила, только вернёт он её.

– Что, мой драгоценный, – сказал он, но обращался, скорее всего, сам к себе, а не к коню. – Скоро ещё один славный трофей будет в твоём имении. Дочка княжеская… Эх, какой пир закачу!..

Но когда он уже затягивал последний ремешок на своей блестящей кольчуге, то до него донёсся топот. И на этот раз это было не во сне. И он действительно приближался с темнеющей стороны – с одной пригорок, с другой – кончающаяся просека… Там скачет всадник.

Фарлаф неуклюже влез в седло и, стараясь не шуметь, стегнул своего коня. Тот послушно затрусил прочь.

– Но! Но! – прошипел витязь, подгоняя своего ретивого. – Пошёл! Пошёл!

Топот сзади резко перешёл в грохот – всадник выскочил откуда-то, то ли из просеки, то ли из-за пригорка, и теперь во весь опор опрометью мчался к нему.

– Ага! – рявкнул тот. – Остановись! Беседа есть!

– Пошёл! Пошёл! – закричал Фарлаф, пятками пнув коня. – Быстрее!

Конь послушно припустил по дороге. Уже почти залитой солнцем. Фарлаф украдкой оглянулся – рогатая громада преследователя всё ещё темнела в сумерках, но минут через пять – если продержится – он отчётливо его увидит… Хотя солнечный свет ему и не был нужен – он и так узнал этого знаменитого воина. Рогдай, сын бури и Левши.

– Стой, презренный! – заорал тот так, что у Фарлафа всё перед глазами померкло. – Дай голову с тебя сорвать! Бейся, как воин! Бейся, как мужчина!

Предложение хоть и выглядело ультимативно и заманчиво, Фарлаф всё же продолжил путь, машинально вжав голову в плечи. По обе стороны стремительно проносились пейзажи. Ему казалось, что палач его вот-вот настигнет и снесёт ему голову своим ударом. Кровь шумела в голове, под седлом скакун пытался изо всех сил; Фарлаф нещадно стегал его, но это не помогало – преследователь почти настиг его.

«Не уйти», – подумал Фарлаф и рванул узду на себя.

Конь прыгнул в сторону и помчался к лесной просеке, перескакивая через канавы. Лес, казалось, оставшийся в стороне, снова начал приближаться. Всадник сзади тоже свернул и, возможно, нисколько не удивился тому, что тот поскакал туда.

Рассвет уже набрал свою силу, поэтому дорога перед конём была видна хорошо, хоть и расплывалась из-за внезапного испуга. Но Фарлаф всё равно успел увидеть широчайший ров, возникший из ниоткуда под копытами его коня, вымытый ливнями и весенними паводками. Скакун, конечно, прыгнул – и весьма удачно – он смог перескочить преграду. Правда, Фарлафу это не помогло – он слетел, не удержавшись в седле, и рухнул на дно оврага, так сильно приложившись о землю и камни, что его зубы клацнули громче, чем доспехи. Он сложился пополам, и его колени ударили где-то рядом с ушами, а воздух застрял где-то в груди.

Преследователь тоже перепрыгнул ров, но более успешно. Удержался в седле и, громогласно приземлившись с другой стороны, тут же сорвался вниз – так и прыгнул к Фарлафу, выхватывая топор с пояса.

– Умри, трус! – крикнул он и молниеносным рывком вскинул оружие. Но бить не стал, так и замер. А потом рассмеялся – так звонко, насколько позволял его шлем. Постояв ещё секунд пять, он опустил оружие.

Фарлаф съёжился и зажмурил глаза, так и валяясь кверху тармашками. Если бы он был в цельной тяжёлой броне, как у Серебростраста, то он бы шлёпнулся просто пластом… Хотя Серебростраст – злой витязь с недюжей силой, занимавшийся разбоем и грабежом, убегать бы не стал, скорее всего…

– Что ты тут делаешь? – спросил Рогдай.

– Лежу, – ответил Фарлаф и застонал. – Что тебе нужно?

– Мне нужен Руслан, – отозвался тот зло, повесив одним движением топор на пояс. Затем в два прыжка выбрался изо рва. – Хотя… Тебя я чтоб тоже близко с Людмилой не видел, ты понял?

Фарлаф молчал, собрав всю обиду и ненависть в пару-тройку слов, которые не мог произнести и просто держал их за зубами, глядя на стоявшего противника. Очень грозного противника, чёрного вестника кровавой жатвы.

– Вот и славненько. Люблю, когда всё славненько, – сказал Рогдай и повернулся к своему коню, отошедшему подальше… Но сейчас конь стоял не один – рядом стояла старуха в чёрном поистлевшем балахоне, тёмно-сером платке, горбатая, которая трепала его за шею своими мертвенно-бледными пальцами. Конь, однако же, оставался спокоен, словно знал её тысячу лет (или ещё дольше).

– Эй! – рявкнул Рогдай так, что Фарлаф подпрыгнул от испуга. – Убери руки, бабуля, от моего Ворона!

– Зря бранишься, – проскрипела старуха и медленно, покачиваясь, пошла навстречу к Рогдаю. – Зря боишься. Я не причиню тебе вреда.

Витязь снова рассмеялся, хоть и был мрачен тем, что обознался. Ещё бы он какой-то старухи не боялся…. Он – Рогдай!… И этим всё сказано. За тысячу километров отсюда его

слава гремела. Неукротимый, неотступный, непобедимый…

– Ты там его найдёшь, – в её руке появилась клюка, будто она достала её из рукава. Показывала она по-прежнему назад. В лес. – Только поторопись. Он скоро заручится поддержкой Порфирия, и мужья его дочерей тоже будут на его стороне. Он пахарь, и пашет пашни… Сеет. И тащит плуг на себе!

– Да знаю я, кто это такой! – махнул рукой Рогдай и заскочил в седло. – Не нужна мне помощь никакой старухи. Иди домой, бабуля.

Ворон сорвался с места, будто Рогдай управлял им мыслями, и помчался вихрем в обратную сторону, куда и указывала клюкой добродушная помощница.

Фарлаф продолжал валяться, будто вчерашний пир его не отпускал до сих пор, пока надтреснутый голос сверху рва не сказал:

– Вставай, сынок. Тебе не надо ни о чём печалиться.

– Легко тебе говорить, старая, – отозвался поверженный и стал подниматься, звеня кольчугой. – А я чуть не зашибся тут насмерть…

– Судьба ступила на тебя лёгкой поступью, – терпеливо продолжала бабулька, как бы имея в виду, что воин в чёрных латах мог вообще ему голову расшибить, а так отделался испугом и просто повалялся на земле. – Возвращайся домой.

– Чтобы быть и вправду последним трусом?! – прошипел Фарлаф, неудачно пытаясь выбраться изо рва… Но со второй попытки, корячась ещё сильнее согбенной старушки, он всё же выполз.

Наступило утро, внезапно окрасив всё другими красками. Небо из розового перекрашивалось в голубое.

– Ты ничего не потеряешь, лишь получишь, – прошептала новоприобретенная союзница. – Рогдай с Русланом переубивают друг друга, а ты получишь свою Людмилу. Ступай домой.

Фарлаф был крайне раздосадован, поэтому и спорить не стал, просто пошёл за своим скакуном, который по привычке щипал траву метрах в ста пятидесяти ото рва. Но просто так он сдаваться не собирался.

––

Руслан промчался по долине, не отрывая взгляд от непрерывно приближающейся чащи. Старец оказался прав – метрах в пятидесяти от этой чащи тянулся деревянный забор – прясло из толстенных жердей – который огораживал пашню, широченную, продолжительную. Не один гектар земли тут был… И вся перепахана. Порфирий Львович, кто же ещё.

Руслан давным-давно слышал об этом человеке богатырского вида, способного тащить огромный железный клин в одиночку. Он мог пахать днями и ночами, и сотни крестьян были ему благодарны.

Отсюда виднелась и сама деревня – несколько десятков деревянных домишек, построенных рядом друг с другом в линию. Стояли они поодаль друг от друга, некоторые дворы были огорожены забором… Руслан не знал наверняка, но был уверен, что тут могло жить две-три русских семьи, чьи дети уже обзавелись своими детьми… Тут жил и Порфирий Львович.

Деревушка выглядела очень хорошо – крепкие срубы с твёрдыми крышами, окружённые частоколом. Даже ещё с пашен слышалось мычание коров, стук железа и женская песня… А уж когда он прискакал к воротам, звуки стали гораздо более отчётливыми и различимыми. Жизнь в деревушке кипела вовсю, витязь знал это точно.

– Эй, открывайте, люди добрые! – крикнул он, надеясь, что его голос звучит дружелюбно. На первый взгляд, звуки ничуть не изменились, но Руслан слышал, что кто-то зашаркал к воротам. Раздался скрип, полотницы приоткрылись.

– Чего шумишь, добрый молодец? – с улыбкой спросил местный десятник в серой шапке и медном нагруднике. Улыбка на его каштановобородом лице сразу одобряла этого приземистого мужичка.

– Мне Порфирий Львович нужен, – ответил Руслан.

– Хороший у тебя доспех, – заметил десятник. – Ты с княжеского двора, поди? Что ж, пахарей там нет своих?..

– Нет, но мне очень нужен Порфирий Львович! Дозвольте поговорить с ним!

– Ладно. Вижу, дело серьёзное, – посерьёзнел десятник и начал открывать ворота шире. – Не зашиби никого своей лошадкой…

Улица в деревушке оказалась просторной, на которой было довольно много пёстрого народа. Бросались в глаза сразу широкоплечие мужчины – шатены, блондины – в белых рубахах с красными воротами, подпоясанные, в серых штанах. Кто-то был в сапогах, кто-то в – лаптях, кто-то ещё в какой-то обуви. Все – как на подбор – не малые. С квадратными челюстями, копнами волос и мощными предплечьями с проступающими венами. Кто-то нёс большие тряпичные мешки, под завязку набитые чем-то. Один – самый здоровый из них – нёс сразу два мешка, прижав их к своим бокам.

Двое, одетые в кожаные брони с нагрудными пластинами и без шлемов, стояли у крыльца одного дома. Один точил свой меч с характерным звуком – этот стук Руслан и слышал у ворот.

Женщины, одетые в серые просторные платья и разноцветные сарафаны, трусили бельё. Одна – совсем молодая девчушка с русой косой – зашивала портки, сидя на лавке в тени. Другие – ещё младше – просто дурачились рядом. Возможно, сёстры.

Жители сразу сбавили шаг; иные же начали выходить на улицу, чтобы посмотреть на гостя.

– Это что, гонец? – спросил кто-то.

– Нет, дружинник, – ответил другой.

– Мне нужен Порфирий Львович, – сказал Руслан погромче, чувствуя, как Верный под ним беспокойно переступает, видя толпу. Но толпа хоть и была большая, но явно дружелюбная.

– Хоть бы дней десять его не требовали, – сказал один мужик – тоже рослый, метр девяносто где-то ростом, но не слишком широкоплечий. На лбу у него была широкая повязка, сдерживающая копну его рыжих волос. На плече у него была верёвка – настоящий ворсистый канат. – Спешься. Не пугай народ. И иди за мной.

Руслан сделал, как ему сказали, и повёл коня за собой. Народ мало-помалу стал разбредаться по своим местам, продолжая бросать заинтересованные и удивлённые взгляды.

– Кто ты? – спросил витязь.

– Степан, – ответил тот.

«Всё понятно», – подумал Руслан.

Они прошли половину домов и вышли к дому, ставни окон которого были украшены красивыми узорами, а стена расписана красно-синей росписью.

– Олежка! – крикнул Степан. – Прими коня… Не бойся, всё будет… Олежка, где ты там?

Из дома выскочил босоногий мальчишка, при этом топоча как бегемот. Тоже рыжеватый. По-видимому, брат.

– Прими коня, – повторил Степан. – Видишь, гости.

Олежка стрельнул глазами сверху вниз и ничего не сказал, просто подскочив к скакуну.

– Красивый, – сказал он и подхватил его под уздцы.

– Проходи, – сказал Степан, поднимаясь по крыльцу. Затем открыл толстую верандную дверь.

Поднявшись за ним, Руслан увидел двор, расположенный за избой. Даже одного мимолетного взгляда хватило понять, чей это двор. Огромный железный клин, большущая телега с колоссальными ржавыми колёсами, гигантская соха.

Пройдя широкую веранду, они сразу оказались в зале с высокими потолками. Время было к обеду, поэтому пышная девушка в бледно-красном раскидистом платье ставила глиняные горшки на деревянный стол. Там была круглая варёная картошка, молоко, большие луковицы. Она была не рыжая, а светлая, почти белая.

– Ой, – выдохнула она, обернувшись. – У нас гости…

– Где Порфирий Львович? – спросил Степан. – Тут к нему от князя…

– Я не от… – попытался возразить Руслан, но девушка не обратила на это внимания.

– Отец пошёл к Лёньке, – ответила она.

– Благодарю, душа моя, – сказал Степан. – Пошли, воин.

«Ага, венчанные», – подумал Руслан, чувствуя, как защемило в груди. Эх, пока он тут расхаживает, мало ли что могло произойти с его возлюбленной! Олежка был братом Степану, а Степан был мужем этой девушки, а эта девушка была дочерью Порфирия Львовиа, а Лёнька…

– Это даже хорошо, что он у Левши, – сказал Степан, как бы извиняясь, когда они вышли во двор. – Олежка, коня!..

– Кто такой Левша?

– Кузнец наш, муж Василины, – ответил Степан, напряжённо пытаясь выискать Олежку с чужим конём.

– А Василина?..

– А Василина это дочь Порфирия Львовича и сестра Настасьи Порфирьевны, моей благоверной. Вот ты где! Быстрее, сюда!

– Далеко кузня отсюда? – спросил Руслан, перехватывая узду у подоспевшего бутуза.

– Я тебя выведу через другие ворота, и ты сразу увидишь её. Она около реки. Левша на все руки мастер, что только не куёт! И плуги, и кольчуги, и рукавицы…

Руслан взобрался на коня и посмотрел на солнце. Было уже позднее утро.

– Веди же, – сказал витязь Степану. Тот махнул рукой и спешно пошёл по улице.

Когда они прошли метров двести мимо телег, копен свежескошенной травы, мешков с мукой, стараясь не сшибить идущих навстречу деревенщин, то оказались около ещё одних ворот. Стоявший здесь бородач в смешном треугольном шлеме и пожухлой посеревшей кольчужке торопливо открывал занозливый запор.

– Смотри, – показал Степан. Впереди было поизъеденное бестравное поле, на котором паслись пёстрые и палевые бурёнки. Они с интересом воззрились на руслановского коня. – Видишь, лес подходит совсем близко? Кусты видишь?

– Вижу, – согласился витязь нетерпеливо.

– Вот туда тебе и надо, – кивнул Степан и повернулся обратно. – Довольно близко отсюда. Правда же?

– Благодарю, – сказал Руслан и легонько стегнул Верного. Тот послушно затрусил мимо стада, отчего коровки, однако, всё равно бросились врассыпную. Где-то послышалась недовольная брань пастуха.

Путь и вправду оказался близеньким. Лес, начинающийся с вековых лохматых елей, круто шагнул к Руслану; показалась железная верхушка крыши кузни, а затем и весь кузнечный дворик.

Порфирий Львович стал виден чуть позже. Это был рослый мужик с медвежьей спиной, одетой в необъятную толстотканную рубаху до колен, коричневые кожемятные штаны и подбитые тёмные сапожища. Он был подпоясан широким красным поясом… Хотя мог бы, наверное, и подпоясаться ломом. Его кудрявая светлая голова лицом была обращена куда-то в сторону кузнецкой печи. Потом он обернулся. Собственно, там стоял другой мужик, но гораздо меньше и щуплее, в коричневом замызганном фартуке. Стало быть, Левша. Теперь они с интересом смотрели к скачущему во весь опор всаднику.

Подобравшись поближе, Руслан заметил, что кузница стоит на возвышенности, и весь кузнечный двор выстлан камнями, булыжниками. С левой стороны стоял большой сарай для выкованных изделий, напротив же – огромная железная печь с бушующим пламенем. Рядом – наковальня.

Кузнецкая печь трещала неистово, возможно, Левша подкладывал целые брёвна, что даже рокот протекающей в нескольких метрах реки она заглушала. Жара стояла страшная.

Подскочив к кузне, воин убедился, что Лёнька-Левша был совсем не мал, а даже наоборот; просто рядом с Порфирием он казался меньше. В руке кузнец держал большой молот с толстой рукоятью в половину себя самого. Боёк блестел с обеих сторон – сам сбился от ударов. Держал он его в левой руке, одетой в железно-кожаную рукавицу. Правая же была одета в обычную тряпичную перчатку. Лица кузнеца видно не было – на нём была серая кожаная маска, будто он натянул на себя огромную шапку до самых ключиц. Прорезь для глаз в маске тоже была, но закрыта была сеткой, как у пасечника.

Порфирий сложил руки на груди – внушительные медвежьи лапища. Борода у него была такая же светлая, как и волосы, а возраст никак не угадывался – ему могло быть и тридцать пять, и сорок восемь. Только пристальные синие глаза с интересом наблюдали за гостем.

– Доброго здравия, люди добрые! – сказал Руслан и прыжком спешился.

– И тебе мир в дом, дружинник, – сказал пахарь низким бархатным голосом. – Кто ты и откуда?

– Меня послал старик из пещеры лесной, – сказал витязь. – Сказал, что ты можешь помочь, Порфирий Львович.

Пахарь молчал, ожидая продолжения, Левша же не проронил ни слова, ожидая, когда можно будет продолжить работу. Руслан принялся рассказывать, пытаясь ничего не упустить. Черномор похитил Людмилу, и четверо бросились её спасать.

– Черномор – страшный колдун, – кивнул Порфирий. – Ух, не будет легко тебе. Те вообще сгинут, если полезут…

– Но Рогдай уцелеет, – вставил кузнец и закинул свой молот на плечо. – Его доспехи ковались моим отцом, тоже Левшой, куда более искусным, нежели я. С ним будет не совладать никому.

– Замок Черномора находится в Твердогорье, смотри, – сказал Порфирий. – Придётся тебе скакать тропой нехоженой. Отсюда надо несколько вёрст брести по чаще густой. Сейчас видна Синяя Гора. Вот с неё будет виден замок Черномора. Путь далёк.

– И опасен, – кивнул Лёнька.

– Там рыщет дикое зверьё, – продолжал Порфирий. – И разбойники. И…

– О, – сказал Лёнька коротко и тяжело вздохнул. – Сдаётся мне, это к нам.

Руслан оглянулся и тут же увидел всадника, несущегося, как смерч. Скакал он с другой стороны, не с той, с которой приехал он. Но конь вёз его прямо сюда, наперерез, ловко лавируя меж деревьев. В левой руке щит, на голове рогатый шлем… Вот он уже спускался с пригорка между деревьев, вот выскочил на пастбище, коровы бросились в стороны.

– Принёс же его чёрт, – помрачнел Порфирий Львович.

– Он охотится за мной, – сказал Руслан. – Я уверен.

Витязь выхватил клинок, конь под ним обеспокоенно запереступал, испуганно прижимая уши. Он озирался по сторонам и всем своим видом показывал, что ему всё меньше хочется здесь находится… Громыхнул сухой гром в чистом небе. Пока вдалеке.

Копыта стучали уже рядом совсем, Руслан мог поклясться, что видел его волчий взгляд сквозь прорезь в шлеме. Но нападать тот слёту не стал, остановился в метрах двенадцати и, когда заговорил, в голосе его было столько самодовольства и бахвальства, что Фарлаф, услышав его, позавидовал бы.

– Решил спрятаться за спинами крестьян?!

Руслан молчал. И просто смотрел на дюжего конника, выглядевшего ещё более устрашающе, чем раньше. Он источал ненависть и словно пах злостью. Но в то же время жених Людмилы понял, что боится его куда меньше, чем мог бы – двое величавых местных богатырей молча были на его стороне. Кузнец и пахарь вряд ли бы могли что-то сделать, но…

– Ты язык от страха проглотил? И как? Вкусно? – не унимался чёрный жнец, куражился, смеялся, предвкушая победу.

– А ты на языках сражаться собрался? – спросил Руслан и заставил себя улыбнуться, чувствуя, как смертельно бледнеет. Сердце стало учащать бег.

– Я думал, скажешь что-то на прощание, – пожал плечами Рогдай и стал медленно вытаскивать правой рукой меч из-за спины. Это мгновение длилось бесконечно долго – меч оказался длинной пилой, зазубренной с обеих сторон и с острым остриём.

– Неужели нет иного состязания?! – громогласно воскликнул Порфирий Львович, и опять загромыхал гром, но уже ближе. Однако на небе не было ни тучки. – Можно обойтись без кровопролития!

– Нельзя, – сказал Рогдай, но, немного подумав, добавил: – Но если Руслан сдастся и начнёт меня молить о прощении…

– Увольте, – ответил Руслан.

Кони соперников храпели, готовясь к броскам, переступали, скрежетали зубами, махали хвостами.

– Быть так, – сказал Рогдай, и Ворон рванулся вперёд, загремев копытами. Он вскинул свой меч-пилу, как некогда топор.

Верный тоже прянул вперёд, хоть ему и было дико страшно, но хозяин чуть схватился за узду, а потом отпустил – ему надо было держать щит в своей руке тоже. Кони ударились друг о друга, скользя копытами по дворовому камню; мечи ударили в щиты раскатисто и звонко. Оба удержались в седле, но Руслан почувствовал в свой крепчайший

каплевидный щит тяжёлый удар… Ох уж этот Рогдай! Очень силён!

Всадники совершили круг; кони дрожали, храпели, пыхтели. Рогдай рявкнул и снова ринулся, вскинув оружие, Руслан тоже ударил, да не просто рукой, а прям развернулся в седле, чтобы ударить посильнее… В этот раз схлестнулись мечи, кони же ударились друг о друга шеями и стали толкать друг друга головами.

Посыпались удары непрерывным градом. Меч в меч, меч в щит. Конники кружились, отодвигаясь всё дальше от кузнечного двора… В воздух стала подлетать земля, трава… Руслан резко покачнулся в сторону – один из ударов Рогдая оказался ещё тяжелее и сильнее, чем предыдущие.

– Держись, витязь! – закричал неистово кузнец, потрясая молотом.

Но последовал ещё один удар, от которого Руслан повалился из седла. Верный отскочил в сторону, чтобы не наступить на хозяина, а Рогдай отъехал подальше и снова развернулся.

– Сдавайся или умри, – предложил он.

Руслан поднялся, чувствуя, что из последних сил держит меч – очень уж вымотал его поединок. В голову лезла мертвенно-бледная Людмила, сидящая в сером свадебном платье на каком-то пиру. Лицо её было со впалыми глазами, чёрными синяками под ними, а в них самих стояли слёзы… За столом сидели то ли скелеты, то ли ещё кто, а рядом – Черномор или Рогдай… Пока было непонятно.

– Берегись! – крикнул Порфирий и вернул его в реальность: неприятель уже снова скакал, готовый нанести разящий удар своей пилой.

Витязь отпрыгнул от Ворона в последний момент, просто прячась за щит… Сокрушительный удар вражьим мечом повалил его наземь, с надсадным хлопком широкая трещина прорезала щит. Следующий удар отполосует его руку. Но Рогдай не спешил, его конь ступал своими копытищами где-то в полуметре от его головы.

– Поднимайся, – приказал ему Рогдай.

Руслан поднялся, отбросив разбитый щит в сторону. Теперь он находился напротив пахаря и кузнеца, и видел очень обеспокоенное лицо первого… Но прямо перед ним маячил чёрный кавалерист, в очередной раз поднимающий оружие. Молниеносно он бросился вперёд, едва ли не слившись со своим скакуном… И следующим ударом попал в голову Руслану, пытавшемуся увернуться кувырком.

Витязь отлетел в сторону, шлем с его головы слетел и покатился кубарем по траве. Последние силы стали покидать его. Собравшись с их остатками, он встал сначала на колено, а потом поднялся, снова видя перед собой Рогдая, но сейчас тот молча – и нарочно неспешно – спустился с коня, а затем демонстративно отбросил щит в сторону. Он увидел, что кузнец и пахарь взволнованно перетаптываются на месте.

– Да вы же его совсем не знаете, – сказал почти победивший. – Хорошо хоть как трус не стал убегать… А то у меня ещё куча дел. Например, спасти Людмилу. Она дико хороша собой. Хозяйственна, девственна… Мне она будет славной женой. А на твоём кургане я позволю ей плакать раз в пять лет. И даже один раз рассказать нашему сыну о твоей храбрости.

Руслан рванулся вперёд, зажимая свой меч обеими руками, чтобы обрушить как можно больше силы и ярости на врага… Но Рогдай просто отбил удар, да так, что Руслан снова чуть не свалился. Ещё одна попытка. «Взинь-взинь-взинь». Клинки высекали искры, но русланов меч оказался куда слабее – рядом с крепкой рогдаевской пилой он выглядел беспомощным кухонным ножом…

– Вот и всё, – выдохнул Рогдай, когда после четырёх десятков ударов Руслан всё же упал снова на колено, тяжело и прерывисто дыша. – Ладно, пусть плачет на кургане раз в три года, ты это заслужил. Честно говорю.

Рогдай схватил Руслана за шиворот и поволок по земле – легко и непринуждённо – к кузнечной печи, вернее, к наковальне, рядом с которой и стояли богатыри-крестьяне, наблюдая развернувшуюся трагедию, и ничего не могли поделать. Тут был честный рыцарский поединок…

Жрец Позвизда приволок жениха Людмилы туда ровно за тем, чтобы положить его голову на наковальню, но та была слишком высокая, поэтому он рывком поднял его на ноги, как злой отец поднимает нерадивого ребёнка, извалявшегося в грязи.

– Не передумал? – спросил Рогдай. – Сдавайся.

Руслан молчал, нисколько не страшась своей участи и лишь жалея о том, что Людмила так и не дождётся его. И старец из пещеры был прав, и не прав сразу: он действительно встретил страшного неприятеля, но одолеть его не смог. Голова прижалась к горячей наковальне, в лицо упорно дышала жаром печь.

– Уж нет, не осквернишь ты мою кузню кровью доблестного витязя, грязная колдунша, – пробурчал кузнец другим – низким и колючим – голосом. А затем с размаху обрушил удар своего молота прямо на голову Рогдаю – тот пропустил мимо ушей слова Лёньки, поэтому пропустил и удар, который его свалил как подкошенного.

Неистово громыхнул раскат, шлем вмялся, один рог отлетел и заплясал на камне. Рогдай молча попытался вскочить, но получил ещё один удар молотом – опять в голову, и откатился немного, чтобы перевести дух… Шлем оказался чересчур прочным – любого другого Левша бы просто убил бы этим ударом.

– Скачи, быстрее! – крикнул кузнец, уронив молот наземь. Затем снял свою железно-кожаную рукавицу. – Держи, она тебе очень пригодится ещё! Спасайся, воин! И спасай свою возлюбленную!

Руслан быстро поднялся – или попытался – и ухватился руками за неё, как утопающий – за соломинку. А затем быстро побежал в сторону своего коня, испуганно бегающего поодаль с места на место… Ещё он заметил приближающегося во весь опор Ворона, спешащего на выручку своему хозяину. Он промчался мимо.

– Верный, ко мне! – крикнул Руслан. Тот послушался, и затрусил к хозяину – неуверенно, испуганно оглядываясь.

Рогдай тоже сумел подняться, но сильно замедлился и не мог понять, что происходит… Он медленно стал стаскивать с себя разломанный шлем, а затем увидел в двух-трёх шагах Левшу, на этот раз сжимавшего молот обеими руками.

– Эх, ты, – сказал Рогдай. – Это же выковал твой отец, ты хоть знаешь, сколько сил и времени…

– Ничего, он не расстроится, – буркнул Лёнька, готовый в любой момент добавить ему ещё удар по голове.

– Всё, я сдаюсь, – сказал витязь, видя, как Руслан уже скачет прочь, едва не сваливаясь со своего скакуна… Его же скакун хотел сбить с ног Левшу, но того поймал в прыжке Порфирий Львович и теперь держал в своих необъятных ручищах брыкающееся животное. – Всё, Порфирий! Поединок окончен! Я скачу назад, всё! Мы разошлись! Ворон, успокойся!..

Конь перестал брыкаться, и Порфирий Львович поставил животное на место. Рогдай подобрал медленно подобрал меч, щит, и полез на скакуна. Левша был уверен, что тот

страшно бранится про себя, но пока что-то мстительное он сделать не решался.

– Благодарю вас за урок, люди добрые, – сказал Рогдай с натянутой улыбкой. По его виску всё ж сочилась кровь – достал его Левша своим кузнечным молотом даже сквозь его

прочнейший шлем. – Я остыл.

– Никто не окропит кровью мою кузницу, – напомнил Левша, хотя внутри у него всё сжималось от страха – он пошёл наперекор страшному чудовищу в обличии человека, и вряд ли тот просто так уйдёт. Но если бы он позволил тут казнить Руслана, ускакал бы просто так Рогдай? Вполне возможно, что нет.

Витязь кивнул и затрусил обратно… И едва Левша выдохнул, тот остановился. А затем, постояв на месте, развернулся, но боком к ним. Напряжение опять возникло в воздухе, хотя, казалось бы, после драки кулаками не машут.

– Когда я был маленький мальчик, – начал Рогдай громко, чтобы его было хорошо слышно, – мой отец говаривал мне, что всё будет по-моему. Всегда. Даже когда я буду на волосок от гибели, даже когда по моей голове будет течь кровь, даже когда я буду стоять на коленях, израненный вражеским…

– И что? – воскликнул Порфирий, сжав кулаки. – Отца твоего тут нет.

– Нет, – согласился Рогдай. – Но всё будет по-моему всё равно.

Он повесил щит на седло, быстренько прикрепив его ремнём, а затем сорвал с седла свой колчан и закинул на спину. Да, Рогдай был искусным бойцом, но и стрелком он был крайне неплохим. В руках его появился лук. Вот он уже положил на тетиву стрелу – с красным оперением и стальным наконечником. И вот она уже звонко пропела, разрезая воздух свистом.

Порфирий резво – по-медвежьи – бросился в сторону, чтобы правой рукой отбросить Левшу подальше, как будто тот был не тяжелее мешка с перьями. Но стрела вонзилась богатырю прямо в грудь. Пахарь свирепо зарычал; Рогдай накладывал на тетиву сразу две стрелы.

– Изыди, нечисть, – прохрипел Порфирий Львович и подхватил исполинскую наковальню Левши, а затем бросил её как камень.

Ворон отскочил в сторону, увернувшись от предмета, могущего пришибить их обоих, а Рогдай выстрелил ещё раз – обе стрелы тоже достигли цели, и Порфирий упал на колено, но тут же встал, глаза его пылали гневом.

– Каждый поплатится, каждый! – заорал бешено витязь и сорвался смерчем с места. Он снова вернулся к преследованию.

– Порфирий! – вскричал Левша, подскочив к раненому богатырю.

– Вот и всё, – сказал тот, усаживаясь на землю. На его рубахе расплывалось три кровавых пятна. – Прошу тебя, Леонид, это моя последняя просьба…

Левша обнял за необъятные плечи богатыря и молча слушал его, а глаза застилали слёзы горестным туманом.

– Настаёт время истинного добра. Скоро наша земля освободится от них… От этих колдунов, от басурманов, от мародёров… Помоги ему, Левша. И пусть рассвет…

Огромный мужик медленно повалился набок, уставившись невидящими глазами перед собой. Так пал великий пахарь-богатырь.

––

Людмила держалась стойко… Она очень была испугана и сердце её щемила тоска по отцу и возлюбленному, и чувствовала она, что бьётся Руслан где-то со страшным врагом. Но сейчас ей необходимо было думать о себе.

Черномор бросил её в спальню, приставив к дверям няньку и одного из своих кошмарных богатырей. Няня была просто приземистой женщиной со смугловатой кожей и страдальческим выражением лица, чья голова была увенчана белым чепчиком, а вот сам

личный гридник выглядел как оживлённая фигура, вылепленная из воска. Он был в чёрной длинной кольчуге и чёрном островерхом шлеме. Кожа его лица была чуть пообвисшая, рыхлая, с зеленоватым оттенком. Глаза его вообще не мигали, он даже не дышал, а просто стоял рядом, когда няня принесла поднос с едой. Руки он держал на рукоятках двух мечей, прикреплённых к его поясу, и смотрел куда-то перед собой.

Спальня была поистине королевской – просторная, с огромнейшей кроватью. Людмила и сидела на подушках, поджав ноги к груди. Как Черномор её принёс сюда, так она и сидела, даже ни разу не ступив на мраморный пол, покрашенный в чёрно-белые квадраты, даже ни разу не подойдя к просторнейшему окну с тёмно-красным подоконником; ни разу не взглянув в квадратное зеркало в золотом обрамлении; ни разу не открыв дубовый резной шкаф…

А когда она увидела, кто пришёл вместе с няней, она вообще задрожала всем телом.

– Поешь, – сказала няня, поставив поднос на столик рядом с кроватью. На подносе были фрукты в изобилии: виноград, яблоки, апельсины. И бокал с водой. Наверное, с водой; по крайней мере, жидкость эта выглядела как вода. – Наш хозяин просит прощения, что так получилось…

– Пусть вернёт меня на место, в мой отчий дом, – сказала Людмила, стуча зубами от испуга. – Тогда и поговорим.

Няня покачала головой и вздохнула, как будто обнаружила свою дочь замужем за каким-нибудь проходимцем, который бросит её беременную.

– Хозяин просит прощения за грубость, – повторила она. – Хозяин полюбил Вас с первого взгляда, и хочет, чтобы Вы были его женой…

– У меня есть жених, – сказала Людмила, но тут же прикусила язык… Мало ли что. Вдруг её похититель пошлёт кого-нибудь из своих недвижимых за Русланом. Только сейчас она почувствовала запах, исходящий от этого гридника – мокрый, резкий. Будто он лежал в пруду лет десять, прежде чем её заточитель взял его к себе на службу.

– Теперь у Вас другой жених, – с пугающим нажимом предрекла няня. – Вам надобно отобедать с ним.

Где-то по коридору раздались шаги, и вскоре в дверь робко постучали.

– Это он? – воскликнула Людмила, зарываясь в пуховые подушки как можно глубже.

– Нет, – ответила няня, и на её устах мелькнула лёгкая улыбка. – Это мои помощницы. Я слышу их нежную поступь. Входите!

Дверь открылась, впустив трёх худеньких девиц – совсем молоденьких, с печальными лицами. Одна держала перед собой лазурный сарафан, другая – несла золотое ожерелье.

– Сейчас мы Вас украсим, – сказала няня.

– Я не хочу, – отмахнулась Людмила.

Девицы приблизились к кровати и поклонились.

– Выйди отсюда, – сказала няня, повернувшись к черноморскому гриднику, но тот даже бровью не повёл, вообще ничем не повёл, как будто к нему не обращались. – Выйди, я сказала! Барышне надо переодеться.

Ни шагу назад, ни единого движения. Воитель нёс вахту достойно, может, даже достойнее, чем от него требовалось.

– Ты хочешь, чтобы я хозяину нашему пожаловалась? Господин Черномор сказал мне, чтобы ты меня слушался! А не будешь… Я знаю, он сегодня не в духе.

Через несколько секунд он послушался. Развернувшись на месте, соблюдая всю неестественность и неживость своих движений, он прошёл к выходу, медленно шлёпая подошвами своих сапог, будто они были насквозь мокрые.

– Да, я не могу Вас заставить, барышня, – печально сказала няня, когда этот ходячий мертвяк закрыл дверь с той стороны. – И Вы можете отказаться… Но я вижу же, что Вы очень хорошая и добрая, потому прошу Вас надеть этот сарафан, взять ободок… Если я не смогу Вас убедить это сделать, мы будем наказаны.

– И как же вас накажут? – сердобольная Людмила испугалась ещё сильнее, но уже не за себя.

– Могут высечь, – призналась та, что принесла сарафан. – А сечь будет один из этих… Вы сами видели. Может засечь так, что памяти лишишься… Будет бить лихо!

– Ладно тебе! – махнул рукой няня. – Какие страсти говоришь.

– Хорошо, – сказала она наконец. – Пусть так.

Черноморовские служанки приступили к своими обязанностям, явно испытав несказанное облегчение. Одна заплела ей косу, другая надела на неё лазурный сарафан, пришедшийся как раз в пору по осиной талии, третья же застегнула на шее ожерелье.

– Посмотри, – сказала няня. – Ну и впрямь царица!

Людмила спустилась с кровати, чувствуя сильный – и приятный – аромат от этих одеяний. Сладкий и терпкий… Она прошла к зеркалу, отливающему серебром, чтобы посмотреть на свой новый облик… Она выглянула в окно, когда проходила мимо: вокруг были крутые заснеженные скалы. Судя по всему, она находилась в какой-то башне, и не смогла бы выбраться, если бы захотела. Где-то внизу простирался густой лес.

В зеркале появилось её отражение. Выглядела она ужасно, хоть служанки её и переодели, на лице отчётливо прослеживалась ноющая тоска по дому. Лицо её было белым, едва ли не таким, как у вышедшего только что гридника. Но одежда и украшение выглядели ярко.

– И много таких цариц тут было? – спросила Людмила, сразу же почувствовав, как няня злобно зыркнула на своих помощниц, чтобы те больше не ляпнули ничего лишнего. – Да не трудитесь отвечать. Я сама знаю ответ: много.

– Наш хозяин будет ждать Вас к обеду, – сказала няня. – Завтрак я Вам принесла…

– Тогда не запирайте меня здесь, – сказала Людмила. – Я же не рабыня, а царица.

– Увы, – продолжила няня. – Мы не можем.

Людмила могла бы начать спорить, доказывая, что она не представляет угрозы для всемогущего колдуна и его ходячих мертвяков, но решила поберечь силы, понаблюдать за помощницами и няней, хотевшими быстренько покинуть спальню новобрачной. Они даже не оглядывались.

Когда они выходили из дверей, сделанных из серебра же, как и многое здесь, Людмила заметила, что левая створка вообще почти не открылась, упёршись во что-то. Или в кого-то. Ах, ну да. Там стоял тот рослый немигающий дядька, больше похожий на камень – даже не посчитал нужным отойти. Ему сказали стоять – он стоит, выходите, как хотите.

Когда они вышли, наступила почти полная тишина. Ветер за окном завывал уныло и безысходно, наверное, на вершинах всегда или почти всегда ветер. Где-то в замке играла арфа… Людмиле подумалось, что Черномор сидит на своём троне, и при нём всегда есть шут, музыкант и один из этих восковых рыцарей.

Она вернулась обратно к ложу. Есть не хотелось, спать тоже. Оставалось только ждать обеда, чтобы была возможность найти другой путь побега… Конечно, она не сомневалась, что ни Владимир, отец её, ни сам Руслан не будут сидеть без дела…

Она снова подумала и вскочила с кровати, бесшумно подбежав к дверям. Вроде тихо. Людмила взялась за резную каменную ручку и медленно надавила её вниз. Щелчок был сильный, но дверь не открылась – с той стороны её подпёрли засовом.

– Эй! – крикнула она и стала стучать. – Чего Вы меня заперли тут? Или мне до обеда здесь сидеть?

Пока отзыва не было… Но кто-то заторопился сюда и поспешно открыл засов, Людмила же отскочила, внезапно испугавшись. Она находилась в чудовищном логове, где, вероятно, была убита не одна такая «царица», отказавшаяся вступать в брак с местным колдуном, и вести себя вызывающе казалось не лучшей идеей.

Послышался возглас «да отойди ты!», и в приоткрытую щель между створками заглянула няня своим бегающим серо-коричневым глазом.

– Что случилось у Вас?

– Мне хочется прогуляться… или это возбраняется?

Няня замялась, вертя своим толстощёким лицом по сторонам.

– Зачем мне сидеть в комнате, словно птице в клетке? Тут же некуда бежать…

– Хорошо, – согласилась женщина, вздёрнув брови. – Эй, ты, погуляй с ней.

Людмила вышла в коридор, устланный красным толстым ковром. Стены же были увешаны яркими фонарями, куда более искусно выполненными, нежели чадящий светильник у старца в пещере. Верхняя часть стены была украшена золотистыми узорами, а нижняя – красными – из самоцветов. Чуть ли не напротив её спальни была дверь – там жила служанка-няня, поэтому она так быстро появилась здесь.

Восковолицый рыцарь закрыл дверь за Людмилой и шагнул к ней, она отскочила, он – снова шагнул ближе. Будто его тянул невидимый канат. Или будто он прилипнуть хотел.

– Не бойтесь его, – сказала няня. – Просто идите, а на него не смотрите. Как захотите – вернётесь.

Людмила видела, что приставленный к ней булыжник не смотрел на неё, лицо его было направлено в сторону, двигался он по наитию. Но она не сомневалась, что при её побеге этот медлительный вылепленный стражник превратится в прекрасно обученного разъярённого пса.

Невеста Руслана медленно пошла вперёд, слыша неотступный топот за собой. Перед ней возник поворот налево, превращающийся в лестницу вниз. Стало быть, её спальня находилась на последнем этаже. Спуск был не очень длинным; широких ступеней, укрытых почти бесконечным ковром, было штук двадцать, а затем начинался ещё один коридор. Чернолатник почти наступал ей на пятки, но продолжал молчать.

Людмила, выйдя на этот этаж, обнаружила в стене справа огромные ворота – серые, дощатые, закрытые на засов. С левой же стороны доносилась музыка – играющий на арфе музыкант не замолкал ни на минуту.

– Я могу посмотреть?! – обратилась Людмила к охраннику, но тот молчал и на неё не смотрел. Она подошла к воротам и с усилием подняла стальной засов, а затем потянула одно полотнище на себя… Ворота приоткрылись, и тут же пронизывающий ветер ворвался внутрь со свистом. Ещё одно усилие – и Людмила задохнулась от порыва ветра, ударившего в лицо. Перед собой она увидела другую лестницу с заваленными снегом ступенями, ведущими куда-то вниз.

В этот момент её сердце чуть не остановилось от испуга – прямо на плечо ей опустилась холоднющая, липкая ладонь её охранника. Он как бы намекнул ей, что туда ей пока спускаться нельзя.

– Эй! – грубый окрик сзади. Сиплый, мужской. – Куда?!

Людмила решила повременить с риском и медленно закрыла дверь, но на засов запирать не стала. Она оглянулась – в коридоре стоял низкорослый мужичок в серо-розовых шароварах, белой рубахе, нежно-оранжевой безрукавке и такого же цвета островерхих туфлях, а голову его увенчивала большая бесформенная шапка. Он смотрел как-то очень уж зло, как будто раздумывал вмазать ей от души по голове локтем.

– Мне позволено, – сказала Людмила. – Я в гостях у твоего хозяина.

Арап недовольно хмыкнул, но сказал другое, заметно смягчившись:

– Тогда Вам сюда, барышня. Проходите скорее, будьте добры.

Людмила пошла на звук арфы с неугомонно топающим за спиной охранником. И вскоре оказалась у двустворчатой золотой двери с огромными шестью самоцветами – где они их добыли, непонятно.

– Вы рановато, придётся подождать, – объяснился арап, открывая перед барышней двери.

Арфист – темнокожий дядька в белом балахоне – добродушно улыбнулся ей и снова опустил взгляд к инструменту, с усилием принявшись наигрывать мелодию.

«Бард», – подумала Людмила.

Зал был просторный, то ли приёмный, то ли просто пиршественный, но в центре него стоял длиннющий стол, даже больше, чем у Владимира, накрытый белоснежной скатертью. На стол служанки вовсю ставили золотистые и серебристые подносы с едой: тут были и апельсины, и небольшой зажаренный поросёнок, и та же чёрная икра, и белое мясо, нарезанное тонкими пластиками, и графины с вином и мёдом. Они выходили из комнатки, пристроенной к залу, и, когда увидели барышню в лазурном сарафане, начали суетиться ещё сильнее, чуть ли не ударяясь друг о друга лбами.

Окна здесь было сразу два, и в них Людмила видела тот же пейзаж: снег, скалы.

Вокруг стола стояли деревянные стулья, обитые кожей, похожие на миниатюрные троны, они торчали по всему периметру стола, и только лишь во главе стоял почти настоящий золотой трон. Именно к нему Людмила и направилась, мягко ступая по тёмному деревянному полу.

– Нет, что Вы! – испугалась одна из служанок. – Это же место хозяина.

– Я знаю, не переживай, – ответила Людмила и вскарабкалась на трон, почувствовав, насколько же он жёсткий и неудобный. Почти как принцесса на горошине, только на троне черноморском. Она посмотрела на шедшего за ней гридника и удивилась: тот вытаращился именно на неё, а на его щеках горел румянец.

– Чего это ты так уставился, доселе не видел меня? – спросила она, чувствуя, как краснеет.

– Моя госпожа, – сказал он и присел на колено.

Теперь вытаращить глаза настало время для Людмилы. И для служанок.

И в это время открылись двери, и в зал вошли двое воскообразных чернолатников: у одного на поясе был обоюдоострый топор, а у другого – чёрно-фиолетовое знамя с коротким древком. И затем начали входить арапы, вылитые, как тот, что привёл её сюда. Шли они колонной по два человека, держа посередине багровые бархатные подушки. На них лежала блестящая седая борода. Они всё входили, входили и входили; их было человек двадцать. И только в самом конце – величаво и торжественно – вошёл карлик. Горбатый, серолицый и с длинным крючковатым носом. Он держал голову вздёрнутым подбородком то ли по той причине, что был важным и горделивым, то ли по той причине, что все арапы были высокими и несли подушки довольно высоко.

И в один миг процессия сбилась с шага. Оба чернолатника вытаращились на сидящую на троне Людмилу; арапы же стали спотыкаться друг о друга, чуть не пороняв подушки.

– Простите нас, хозяин, – начала старшая, по всей видимости, служанка. – Мы ничего не смогли сделать.

Арфист улыбался рядом белых зубов, но особо не смотрел на развернувшуюся процессию, мало ли что. Он продолжал неспешно играть, заполняя красивейшими звуками зал. Нажимая пальцами на струны умело и аккуратно.

Черномор поджал губы и молчал, налившись багровым. Теперь его лицо раскрасилось под цвет малиновой шапки, схохлившейся забавным гребнем.

Неожиданно железная люстра, висевшая на потолке с кучей свеч, начала раскачиваться. Приборы на столе задрожали, а самая старшая служанка захрипела и стала оседать на пол, схватившись руками где-то между рёбер.

– Прекрати! – крикнула Людмила и вскочила с трона. И в этот же момент трое личных черноморских гридников снова уставились в сторону. – Ты всемогущий колдун, но воюешь только с женщинами?!

Карлик ещё сильнее искривился, но потом закрыл глаза, и всё затихло: посуда перестала дребезжать, люстра остановилась, и служанка перестала стонать, а стала медленно и неуверенно подниматься на ноги.

– Нет, я великий воин, – сказал он дребезжащим голосом. – В своё время я отрубил голову великану размером с гору.

– А красть женщин ты где научился? – настаивала Людмила, надеясь, что этот злобный колдун не переломит её пополам силой думы.

– Оставьте нас, – сказал он. – Все.

Служанки быстро засобирались уходить; арапы тоже растерялись – если им уйти, драгоценная хозяйская борода упадёт на пол. Богатыри в чёрном пошли прочь чуть ли не синхронно, сразу же, как услышали команду.

– Все! – рявкнул карлик, и ураганный порыв ветра ударил в окна так, что свечи на люстре почти погасли. Арапы побежали, побросав подушки. – Эх, услада моя. Ты бы только знала, как я тебя обожаю.

– Ты меня не знаешь совсем, – сказала Людмила, и отступила от трона, потому что Черномор пошёл к ней, стараясь не наступить на свою бороду, волочащуюся по полу. Можно было не сомневаться, что пол тут мыли три раза на дню, а в год тратили тысяч триста золотых лишь на уборку. – Я плохая жена.

– Ты – дочь князя, – настаивал Черномор, подойдя к трону и начав на него карабкаться, как ребёнок на стог сена. – А это значит, что жена ты скорее хорошая. А уж как голову вскружила этому дружиннику… Но по ним не переживай. Больше их ты не увидишь.

– Как не увижу?! – вскричала Людмила, ища глазами хоть что-то, чем можно было бы огреть его, когда он подойдёт. – Не трожь их!

– Мне нет нужды их трогать, – поднял маленькие ручки с коротенькими пальчиками колдун. – Они сами сгинут. Руслан будет повержен в лесу разбойниками или зверями, Владимир же падёт от печенегов. Сколько ханов гонят своих коней к границам – не счесть!

Людмила молчала, мысли беспомощно метались у неё по голове. Ух, чародей! Умеет же он в голову залезть.

– Тебе нет нужды бояться меня, – заверил её Черномор. – Присядь, покушай. Ты моё кресло уже примерила на себя, и оно тебе подошло.

– Ни за что, – прошипела наследница княжеского престола.

– Я никогда не видел столько прекрасного и дикого создания сразу, – продолжал колдун. – Тебя не так просто укротить. Ты – настоящая царица, ты – настоящая стихия, Людмила!

Княжна присела на край одного из стульев, стоявшего через три от черноморского трона. Тот встал и медленно направился к ней, дабы не спугнуть. Пока она просто смотрела, но не пыталась убежать и отстраниться.

– Ты только подумай, какая жизнь тебя ждёт… – Он стал ходить взад-вперёд, иногда наступая на свою же бороду. – Я брошу весь мир к твоим ногам. Ты не будешь ни в чём нуждаться. Только скажи, что тебе нужно!

– Я не хочу быть пленницей, – сказала Людмила после долгого раздумия, слушая мерный стук шагов колдуна. – А ты меня хочешь запереть.

– Да кто тебе сказал это? – воскликнул он, отчего ветер за окном снова беспокойно разыгрался. – Что хочешь делай!

– Не представляй ко мне своих головорезов, – сказала она строго.

– Каких головорезов?! – прогремел Черномор.

– Ну, вот этих вот громадных мужей в чёрных кольчугах, – сказала она. – Они такие странные…

– Это мои богатыри, – сказал он с гордостью. – Тридцать три, все, как на подбор! Они могут одолеть кого угодно! И их одолеть нельзя!

– Вот и пусть держатся подальше, мне их опека ни к чему! Да даже если я захочу убежать, я не смогу этого сделать – кругом скалы, – продолжала гнуть она, понимая, что, если ей удастся избавиться от назойливых преследователей, то полдела будет сделано. Они самые опасные, но и их можно подчинить.

– Хорошо, – согласился Черномор. – После свадьбы я вообще подарю их тебе. Будешь распоряжаться ими всеми!

– Не забудь им об этом сказать, – напомнила Людмила. – Есть я не хочу, пожалуй, пойду к себе…

Она встала, мельком глянув на его безобразное лицо, и просто пошла к выходу, понимая, что нельзя показывать этому колдуну слабину, иначе он быстренько на неё седло наденет. И неизвестно ещё, что стало с предыдущими избранницами.

Людмила вышла из зала, сразу за дверями которого толпились арапы и стояли те трое личных богатырей. Снова с безучастными лицами.

– Все свободны, – сказала она, пытаясь подпустить в голос властности. – Я иду к себе. И провожать меня не надо.

И затем медленно пошла по коридору, не оглядываясь, но прислушиваясь. Нет, ни один из богатырей за ней не пошёл. Возможно, он отдаёт им команды мыслями.