Читать книгу Рядовой неандерталец - Алексей Ю - Страница 3

Неизвестность

– А что это за звуки, вон там? – спросила Алиса, кивнув на весьма

укромные заросли какой-то симпатичной растительности на краю сада.

– А это чудеса, – равнодушно пояснил Чеширский Кот.

– И.. И что же они там делают? – поинтересовалась девочка, неминуемо краснея.

– Как и положено, – Кот зевнул. – Случаются…

Льюис Кэрролл

Белизна поглотила сержанта, он погрузился в нее как в молоко. Однажды в детстве Миша попал в больницу с аппендицитом, и операцию проводили под общим наркозом. Врач поднес к лицу черную, скверно пахнущую маску, и сознание ребенка унеслось прочь из реальности. Нечто подобное сейчас и испытывал Михаил. Ярко светящиеся узоры сменялись объемными, трёхмерными геометрическими фигурами, которые переливались, ежесекундно меняли свою форму. Сознание пыталось зацепиться за ускользающую реальность. Как калейдоскоп мелькали мысли, обрывки каких- то воспоминаний, разговоров; внезапно всплывали строчки когда-то прочитанных книг, отрывки из фильмов и рекламных роликов. Мелькали давно забытые лица и лица не знакомые вовсе. Сосредоточиться на какой-то одной мысли, которые вихрем проносились в голове, не удавалось даже на мгновение. Может это агония и мозг пытается реализовать последние резервы? Или может это уже сама смерть?

Состояние это продолжалось возможно целую вечность, а возможно, и одну секунду. Наконец измученное сознание вернулось в тело своего обладателя. Соболев с трудом открыл веки, и перед глазами встало синее безоблачное небо. Голова раскалывалась, боль переливалась медным гулом в ушах. Михаил с трудом перевернулся на бок, и его опять вырвало. Из левого уха тонкой струйкой уже запеклась багровая кровь. Стараясь упорядочить мысли, сержант силился осознать произошедшее. Ощупав себя по бокам, удовлетворенно отметил, что не ранен, и руки-ноги на месте. Боль отступила, вернув ясность мысли. Михаил огляделся по сторонам: всё тот же перелесок, всё та же деляна, поросшая густой травой. Людей видно не было.

– Есть кто живой?!

Невдалеке раздался протяжный стон, приглядевшись в ту сторону откуда доносился звук, Михаил увидел одного из молодых бойцов его взвода. Он сидел на земле, обхватив голову руками, и раскачивался из стороны в сторону.

– Егоров, ты?

Егоров повернул голову к командиру и потрескавшимися губами беззвучно просипел:

– Я… Товарищ сержант…

Он силился сказать что-то еще, но разобрать его слова было невозможно. Михаил посмотрел в сторону леса. Никакого движения и признаков присутствия живой силы противника не наблюдалось. Оглушенные бойцы, те которые находились в поле зрения, кряхтя и постанывая, приходили в себя.

– Первое отделение! Слушай мою команду!! Короткими перебежками ко мне! – четким ровным голосом скомандовал Соболев.

Бойцы, пригнувшись, периодически залегая в траву, засеменили к командиру отделения. Спустя какое-то время около Соболева собралось восемь человек. Не хватало двоих. Не было пулеметчика Максима Кузнецова и рядового Беломестнова.

– Кто находился рядом с пулеметом в бою? Что с Кузнецовым?

– Ранило его, товарищ сержант, – боец Сидоров виновато потупил взгляд.

Значит, всё-таки Макса угораздило…

– Что с Беломестновым? Кто видел?

– Убит он.

Вид у солдат был растрепанный и потерянный. Судя по вопросительным взглядам, решительно никто не понимал, что произошло. Соболев остро почувствовал на себе груз ответственности. Он, не многим старше остальных, должен принимать решения… правильные решения, и принимать их быстро. «Так Миша, спокойно… холодно и методично оцениваем обстановку, ставим задачи». Мысленный аутотренинг оказал нужное воздействие. Он бегло осмотрел солдат: у Мещерякова и Соловьева не было автоматов, Сидоров был без шлема.

– Воины, где автоматы? – грозно спросил сержант.

Утратить оружие само по себе преступление и трибунал, как минимум, а потерять во время боевых действий – смерти подобно.

– Вить? От кого–кого, а от тебя такого ну никак…. Ладно Соловьев, на нем клейма уже ставить негде… из нарядов не вылезает, но ты-то как умудрился?

– Миш… сам не пойму… Ушел на КД… пока магазин доставал – потерял сознание – очнулся гипс, и автомата нет. Все обшарил, – виновато ответил Мещеряков.

Виктор на гражданке был неплохим геймером и поэтому часто использовал жаргонные словечки из компьютерных игр. Вот и сейчас: «Ушел на КД» – это аббревиатура СD от английского «CoolDown» – перезарядка. Ну а по-русски КД. Да и вообще, с компьютерной техникой был «на ты», из-за этого его часто вызывали в штаб, где он с умным лицом «чинил принтеры» в бухгалтерии. Просто втыкал провода в соответствующий разъем системного блока, которые ежедневно выдергивала шваброй вольнонаемная уборщица, по утрам моя полы в помещении. Таким образом, незаменимый Мещеряков и прослыл компьютерным гением.

Соловьев озадаченно молчал, видимо, то же самое случилось и с его автоматом. Лёша Соловьев был уже «черпаком», то есть отслужил один год. Наверное, в каждом коллективе есть свой весельчак и балагур. Без сомнения душой 101-го взвода был Соловьев, его веселый оптимизм не могли сломить даже бесчисленные наряды, которые он неизменно получал вне очереди. Такого человека армией не исправить было нельзя, слишком глубоко в нем сидела тяга к алкоголю и женщинам. Ему бы надо было родиться гусаром веке в девятнадцатом, волочиться за женщинами, кутить с друзьями, открывая бутылки с шампанским ударом сабли, и отпускать пошлые шутки. «Я не пошляк, я – эротический шутник» – сам про себя не раз говорил Алексей. Теперь вот этот Ржевский «на минималках» утратил свое боевое оружие.

– Ладно, разберемся. Вопрос сейчас в другом. Что всё-таки произошло? Я так понимаю, все видели и чувствовали то же самое: вспышка света со стороны террористов и потеря сознания

Все дружно закивали.

– Я, парни, знаю не больше вашего. Но, видимо, применили против нас что-то мощное и не понятное. Возможно, это как-то связанно с похищенным оборудованием или вооружением. Успели заметить, что они ящик какой-то волокли? Так вот, мужики, давайте-ка от греха ОЗК оденем.

Носить на себе защитный противорадиационный и противохимический комплект в жару, а судя по солнцу, время приближалось к обеду – приятного мало, но возражений не последовало. Возможность быть облученным или зараженным не радовала, и солдаты молча стали одевать прорезиненные бахилы, перчатки, плащи и противогазы. Хотя защита от радиации представлялась не надежной, и к тому же, в случае если по ним отработали чем-то радиационным, то свою дозу они уже получили, недаром тошнота еще ощущалась.

Тут Соболев обратил внимание на Хусаинова. Тот поддерживал руку в районе плеча и все время морщился от боли. Рукав на предплечье пропитался бурой кровью. «Ах, ты ж! этого еще не хватало». Два брата-близнеца служили второй месяц, различать их еще никто не научился, чем братья вовсю пользовались: подменяли друг друга в нарядах, стреляли на стрельбищах, в общем, пользовались преимуществом, которое дает наличие твоей копии.

– Рамиль, покажи руку.

– Я Муртаза, товарищ сержант.

– Да по мне хоть Чулпан Хаматова, руку, говорю, давай!!!

Разрезав ножом рукав кителя, Миша увидел ровную дырочку – входящие отверстие. Выходного отверстия не было, значит дело скверное – пуля застряла в руке. Ладно, это уже пусть в госпитале извлекают. Движение в руке вызывало, по-видимому, острую боль, и не было понятно задета кость или нет. Михаил весьма посредственно знал анатомию, но помнил, что в этом месте костей должно быть две. Собственно, предплечье и лучевая.

– Рамиль, обработай рану брату. Промой, возьми перевязочный пакет и перебинтуй. Да и шину наложи на всякий случай.

– Водой промыть? – Рамиль уже потянулся к фляжке, – а шину из чего?

– Если хочешь сепсиса промывай водой. Если нет, то мочой, – видя скепсис в глазах сослуживца добавил:

– Я не шучу, моча – это стерильная жидкость, вполне доступная в нашем случае, а спирта у нас нет. А шину… привяжи к руке саперную лопатку, а лучше две…

Младший сержант, почувствовал, что бойцы приободрились. Уверенность командира, четкие команды – это многое значит в экстремальной обстановке. Теперь оставалось мысленно решить главную проблему, проблему от которой по спине бежал холодный пот. Дорога, а вернее ее отсутствие.

«Включай мозги Миша. Что мы имеем? Все восемь человек потеряли сознание, дорога была в пяти метрах позади. Приходим в себя – дороги нет». Соболев машинально посмотрел на часы, часы показывали одиннадцать часов, как раз примерно то время, когда начался бой. Так… стоп! Сколько же они были без сознания? Он приложил руку к уху и не услышал привычного «тиканья» – часы стояли.

– Бойцы. Время у кого есть?

Часы нашлись только у троих, причем, двое механических стояли также на одиннадцати часах, а электронные часы Соловьева, вообще, показывали серый экран и включаться отказывались. Миша полез во внутренний непромокаемый карман, где в нарушение устава носил мобильный телефон. Телефон оказался выключен. «Что за нафиг? Вроде с вечера подзаряжал» Он с силой несколько раз надавил на кнопку питания, но мобила упорно не включалась.

– Витек, у тебя телефон с собой?

– Да командир, только батарея села, пробовал уже.

«Ладно, оставим эту проблему на потом. Куда же делась эта чертова дорога??? Мистика блин…» Остальной пейзаж практически не поменялся: всё тоже поле с юга и лес севера. На горизонте маячил знакомый силуэт все тех же заросших сосняком сопок. «Тот же лес, тот же воздух и та же вода, то же небо опять голубое» – не к месту вспомнилась известная песня Владимира Семеновича. Хотя, как не к месту, он вспомнил о Максе и к горлу подкатил комок. «Так… отставить сопли! На тебя люди смотрят и ждут приказов»

– Отделение, слушай мою команду!! Занять круговую оборону! В настоящее время мы не знаем о месте нахождения противника. Поэтому приказываю смотреть в оба глаза! Соловьев, возьми автомат у Хусаинова, он со своей рукой все равно стрелять не сможет. Берешь Сидорова и к пулемету. Доставите пулемет сюда, потом принесете Макса и Беломестнова. Именно в таком порядке, понятно?

– Так точно!

– Все! Выполнять! – Двое, пригнувшись, направились к позиции пулеметчика. – Сидоров! Бестолочь, каску одень!!

Рядовой Сидоров – худой рыжий парень с невероятными веснушками и совсем детским, и почему-то всегда виноватым лицом взял шлем у того же раненого Хусаинова и, нахлобучив его на свою лысо-противогазную голову, двинулся следом за Соловьевым.

– Мещеряков, вы с Клочко дуйте ко второму отделению. Доложишь лейтенанту обстановку. Пусть связывается со штабом, раненых надо эвакуировать и …погибших, – голос Соболева звучал глухо из-за противогаза. – Вить, как придешь там в кабине аптечка есть противохимическая, таблетки примите от радиации и сразу бойца с аптечкой сюда отправь, проследи, что бы обезболивающее там было.

Мещеряков кивнул, хлопнул по плечу молодого Клочко, и две сюрреалистичные фигуры в длинных плащах направились к месту предполагаемого нахождения второго отделения и командира взвода.

Отдав распоряжение, Соболев начал сканировать глазами место, откуда боевики последний раз вели огонь. Он хорошо помнил, в каком месте загорелась трава от стрельбы из автоматического оружия. Теперь же на этом месте, как ни в чем не бывало, зеленела растительность, и вообще, ничего не говорило о пребывании тут людей и недавней перестрелке. Береза, возле которой он устроился накануне, исчезла вместе с дорогой, равно как и облюбованный куст пулеметчика Кузнецова.

Михаил посмотрел себе под ноги и внимательно осмотрел позицию, откуда он вел стрельбу. Гильз не было. Соболев расстрелял один магазин, а это тридцать патронов, но ни одной гильзы найти так и не смог. Исчезновение дороги, стреляных гильз и двух автоматов никак не укладывалось в рамки рационального восприятия действительности. Если предположить, что пока они были без сознания, оружие могли взять уцелевшие боевики и скрыться, зачем тогда им было убирать и гильзы? А самоустранение грунтовки под эту теорию вообще никак не подходило, не могла же гравийка зарасти травой за несколько часов. Возможно, их в бессознательном состоянии перенесли в другое место… Но кто? Террористы отпадают. Наши? Почему тогда их не складировали в одно место?

Бывает так, особенно в лесу, когда одно место похоже на другое. Вот вроде и поляна та же и пень, и дерево, а потом оказывается, что человек заблудился и находится вовсе не там где предполагает. Но так ошибаться Соболев не мог.

– Егоров, ты же вроде охотник у нас? Глянь на природу. Поменялось что?

Александр Егоров, призывался из какой-то глухомани, куда даже дороги нормальной не было. Работы в его деревне после распада Союза не было, и всё местное население жило исключительно охотой. Осенью уходили деревенские мужики в тайгу на зимовье. Брали с собой только спички, соль, керосин и патроны. Сезон продолжался до весны, до того времени как начинался гон у копытных, после чего охотники возвращались в деревню. Тут же приезжали братья-китайцы и за бесценок скупали струю кабарги, пенис изюбра, барсучий жир, рога, пушнину. Всё, что ценилось в Китае на вес золота, в российской глубинке продавалось за спирт плохого качества и копейки, которых едва хватало до следующего сезона.

Егоров всё свое детство и юность провёл в лесу на охоте вместе с отцом. Попасть мог «в прыжке белке в глаз», но в личном деле, насколько знал Соболев, этой информации не было. На стрельбищах Саня Егоров неизменно показывал отличные результаты, и решался вопрос о назначении его на должность снайпера.

– Чёт понять не могу никак. Навроде то же место, а навроде и нет. Березы в лесу каки-то корявы. Кусты не там и не таки, – Егоров говорил, проглатывая окончания, весьма характерный говор для местного населения, но услышать его в настоящие дни можно только в совсем уж глухих деревнях или от древних старушек.

В это время показался Соловьев, сгорбившись, он тащил на себе тело пулеметчика, сзади с двумя автоматами следовал испуганный Сидоров.

– Командир, пулемета нет на месте, все обшарили, – Соловьев задыхался, всё-таки тащить на себе крепкого телом Макса, при этом находясь в ОЗК – дело не легкое, да еще и для курильщика. Внутренне Соболев уже предполагал, что оружие они не найдут. Не надеялся также, что Мещера найдет второе отделение. Внутренний голос подсказывал, что они вовсе не в том месте, где были утром…или не в то время.

– Давайте за Беломестновым! – он отдал распоряжение и склонился, осматривая тело погибшего друга. Бронежилет был пробит посередине, по центру груди. Острая пуля калибра 7,62 срикошетила об верхнюю бронепластину и, прошив кевларовую ткань между стальными пластинами, под углом вошла в солнечное сплетение. Ранение было не совместимое с жизнью.

Соболев раскатал плащ ОЗК и накрыл тело погибшего товарища. Между тем, бойцы принесли тело Беломестнова. Видимых следов повреждений на его теле найти не смогли. Молодое обескровленное лицо стеклянными глазами смотрело в небо. Его позиция находилась справа от пулемета, то есть практически ближе всех к эпицентру вспышки, вероятно, это и стало причиной смерти. Оружия при Беломестнове так же не оказалось.

Через час вернулись Мещеряков и Клочко.

– Миха, нет там никого, – было заметно, что Мещера нервничает, – прошли километра три – ни следа. Ни взвода, ни грузовика.

Предположение Соболева оправдалось. Оставалось выяснить, что с боевиками. Сержант помнил приказ – не подходить к террористам после их ликвидации, но в данных обстоятельствах, когда приезд специалистов из ФСБ и вообще кого-либо был маловероятен, было необходимо выяснить живы они или нет. Взвесив все за и против, Соболев взял с собой пятерых солдат. Короткими перебежками, прикрывая друг друга, они добрались до леса. Их взору предстал девственный лес, и следов пребывания, либо следов хоть какой-нибудь жизнедеятельности человека, они найти не смогли. Не было мусора, следов, стреляных гильз. Осматривая место недавнего боя (то ли это место?) Михаил краем глаза заметил движение между деревьями. В нескольких метрах от него лес уступал место небольшой прогалине. Пригнувшись, он подал знак остальным, многозначительно прижав указательный палец к губам, показал пальцем в сторону возможного контакта. Осторожно, стараясь не наступать на сухие ветки, группа пробралась к поляне. В ярких лучах полуденного солнца, там спокойно жевали молодую травку дикие козы. Ближе всех находился самец, судя по рогам с тремя отростками, это был трёхгодовалый козел-гуран. Чуть позади паслись три безрогие самки. Это были красивые животные с бежевой шерстью и белой грудью. Почуяв запах чужаков, козы, а точнее косули, выгнули шеи и уставились на солдат глазами-маслинами. Ноздри раздувались, пробуя на вкус незнакомый запах пришельцев. Соболев непроизвольно вскинул автомат, сердце в груди бешено забилось. Он никогда раньше не был на охоте, так как был исключительно городским жителем. Первобытные инстинкты охотника, спящие в любом человеке, проснулись. Усилием воли он опустил оружие и предостерегающе поднял руку, запрещая открывать огонь. Не хватало еще быть уличенным в браконьерстве. Почуяв опасность, косули, мелькнув рыжими пятнами, унеслись в лес. Всё-таки невероятно, что дикие животные так близко подпустили к себе человека. Возможно, виной тому был их необычный вид: длинные плащи ОЗК скрывали фигуру, и в довершении противогаз делал из привычного образа охотника что-то совсем непонятное для лесных жителей.

На обратном пути Михаил наткнулся на громадный муравейник, высотой он был по пояс взрослому мужчине. Муравьи деловито сновали по своим муравьиным делам. Где-то он читал о поведении насекомых при угрозе радиоактивного облучения. Мелкие твари неизменно чувствовали изменения радиоактивного фона и стремились покинуть опасный участок. После бомбежки Хиросимы и Нагасаки многие были свидетелями, как колонии муравьёв покидали разрушенные города. Радиацию также чувствовали кошки и крысы. Местный животный мир чувствовал себя превосходно, и Михаил решил, что опасность облучения отсутствует. Он стянул надоевший противогаз и полной грудью вдохнул лесной воздух. Только сейчас он почувствовал насколько свежий был воздух за пределами города, от избытка поступавшего в кровь кислорода закружилась голова, и он даже почувствовал что-то похожее на опьянение.

Выполнив первоначальные задачи, необходимо было выработать план дальнейших действий.

Соболев собрал возле себя парней, те с большим облегчением сняли противогазы и плащи, вернув себе человеческий облик.

– Итак, парни, мыслю я так, мы все попали под воздействие неустановленного оборудования или оружия. Вероятно, его привели в действие боевики, или возможно это результат попадания пули. Главное другое – мы остались без связи с внешним миром, мобильные не работают, возможно, электроника пострадала в результате вспышки. Рация осталась у второго отделения, только не понятно где они сейчас находятся, и, собственно, где находимся мы. Игнорировать угрозу со стороны противника мы тоже не должны – трупы бандитов не обнаружены. Место нашего расположения командованию известно, поэтому есть вероятность, что нас могут забрать.

– У нас вода кончается, – заметил Егоров.

Действительно, день выдался жаркий. Несколько часов в ОЗК бойцы обливались потом, и потеря организмом жидкости заставляла то и дело прикладываться к фляге.

Когда взвод ехал в кунге ЗИЛа, лейтенант Зайцев, производя инструктаж, доставал карту и показывал предполагаемую дислокацию командирам отделений. Соболев не особо вникал в топографические обозначения на карте, но припоминал, что поблизости никаких водоемов и населенных пунктов не было. Только в десяти километрах далее по проселочной дороге, обозначенной на карте пунктиром, располагалась чабанская стоянка, а близлежащая деревня была километрах в пятидесяти. Они проезжали её, когда ехали в составе колонны. Нужно было решать вопрос с водой. Сколько человек может прожить без воды? Около трёх суток и десять суток без еды. Но страдать от обезвоживания в ожидании, когда их соизволят забрать, особо не хотелось. Кроме того, раненому Хусаинову стало намного хуже, парень старался не показывать виду, но его выдавало бледно покрытое испариной лицо и стиснутые зубы. Видно было, что рана причиняет ему сильную боль.

– Тогда действуем так, выдвигаемся в сторону трассы, выходим на блок-пост. У нас два двухсотых, один трёхсотый. Замостырим носилки и к вечеру должны дотопать. А сейчас, давайте перекусим. Клочко встань в охранение – осторожность лишней не бывает, – распорядился командир отделения.

– А чё сразу я? – вскинулся, назначенный на пост Клочко, – я, вообще-то, и так целый час литёху нашего искал.

Клочко, он же Клочок, призвался недавно, но Михаилу сразу не понравился. Принадлежал он к новомодному среди провинциальной молодежи движению АУЕ, ну или причислял себя к нему. Был человеком хитрым и злобным, жил по «понятиям», в разговоре у него постоянно проскальзывали блатные, жаргонные слова. Вечно наводил «движение», хотя что он подразумевал под этим понятно не было, и сам он объяснить не мог. «Зоновская», тюремная романтика глубоко проникла в сознание молодых людей, многим заменила спорт, увлечения, учебу. Да и заниматься в сельской местности и небольших городках особо было нечем. Клочок постоянно пререкался с сержантами, а иногда даже с офицерами. Люди с такими жизненными принципами были знакомы Михаилу, оставалось только надеяться, что армия перевоспитает этого бойца, но к сожалению это не всегда получалось. А пока у Клочко оставалась прежняя система морально-нравственных координат: «Клюй ближнего, сри на нижнего». В подобной ситуации, приближающейся к экстремальной, дисциплина была крайне важна, Соболев это прекрасно понимал, и поэтому резко пресёк возражения:

– Если в табло не хочешь получить – будешь стоять, понятно тебе?

Клочков молча взял автомат и отошел в сторону.

Всего у каждого в вещмешке был один сухой паек, так что в ближайшие сутки голодать не придется. Несмотря на то, что последний раз ели во время ужина ещё накануне, Мещеряков предложил экономить, чтобы оставить еду еще и на завтрашний день. Костер разжигать не стали, консервы подогрели на таблетках сухого спирта. Поздний обед получился из консервированной перловой каши с галетами, хотя кто-то предпочел солянку, запили все это остатками воды. Чувство насыщения не пришло, но сосущее чувство голода заглушить удалось.

Теперь необходимо было придумать из чего сделать носилки для погибших и распределить поровну патроны. В ближайшем лесу срезали четыре жердины, продели их в рукава застегнутого плаща ОЗК, и импровизированные носилки были готовы. Так как автоматов теперь оставалось только шесть штук, то патронов вышло по три магазина на ствол. Убитых положили на носилки, но смотреть в мертвые лица ребят, с которыми делили пищу и все тяготы армейки было невыносимо, и поэтому тела сверху накрыли плащами. Первое отделение 103-го взвода было готово к выходу.