Читать книгу Солнечная Федерация - Алексей Юрьевич Огнецветов - Страница 3

Лонгвея разбудило еле слышное жужжание, не открывая глаз, он подумал:

– Опять я уснул в кресле, это уже переходит в привычку, хотя, зачем себя обманывать, это уже стало закономерностью.

В кровать он ложился примерно полгода назад, а может быть и больше, точно он сказать не мог. Проводя по вечерам очень много времени в кресле, он предавался воспоминаниям о прошедших годах своей жизни, потом много читал и размышляя над прочитанным, засыпал под самое утро.

Из года в год Люй Лонгвей придерживался жёсткого графика, стараясь не опаздывать ни на минуту, касалось это важных дел или же не значительных мелочей, ни в чём он не делал себе поблажек. Всё, по его мнению, должно было быть строгим по графику и точным по расписанию без каких-либо уважительных причини и послаблений, нарушение же оных теряло всякий смысл и логику в их соблюдении.

Мысленно улыбнувшись, подумал:

– У тебя же целый багаж принципов, господин Люй, их столько, что хватит на любую незначительную мелочь и ещё останется в запасе.

К себе он относился очень жёстко, не позволяя себе абсолютно ни чего лишнего, что выбивалось из запланированного на многие годы вперёд графика его личной жизни и службы.

– Но так ли теперь это важно? – Спросил Лонгвей сам себя. – Может, хватит жить по расписанию, и дать себе небольшую свободу действий? – Однако, кто тебе её не даёт? – Сказал ему внутренний голос. Своё личное время распределял ты, и ты сам загнал себя в такие рамки. Да и признайся себе, что уже давно тебя посещают назойливые мысли оставить свой пост, примкнуть к какой-нибудь экспедиции и вместе с ней отправится в неизведанные бескрайние просторы вселенной. Душа твоя готова в любую секунду взбунтоваться, безжалостно круша и сметая все выстроенные тобой преграды, вырваться на свободу и не оглядываясь рвануть в необъятные космические дали.

Конечно, далёкие космические экспедиции – это несбыточная светлая мечта, где он, Лонгвей, не отягощённый ни какими обязательствами, будет открывать новые миры, и исследовать их. Пусть даже эти миры будут до ужаса опасны, всё это придаст бодрости, заставит организм работать на пределе своих возможностей, не давая расслабится и погибнуть. Или же он, как глава большой научной экспедиции, установит первый в мире контакт с разумными существами, коих за сотни лет освоения космоса не удалось, не только встретить, но даже обнаружить какие-нибудь намёки на их существование. Но на самом деле, никто ни куда его не отпустит, слишком огромная ответственность лежит на нём за всю Федерацию и людей, проживающих на её бескрайних просторах.

Он, конечно, может совершить совсем безумный поступок – плюнуть на всё и исчезнуть на день или два из общества, куда-нибудь подальше, на какую-нибудь необитаемую планету, и остаться там со своими мыслями наедине, отдохнуть, скинуть с себя огромный груз душевной усталости, давящей на него с силой многотонного пресса. Хотя это тоже несбыточные мечты он находится под неусыпным колпаком наблюдения своей личной охраны, которая как ему кажется даже пылинки с него сдувать готова. Пусть даже он Лонгвей, будет в одиночку управлять небольшим космолётом, направляющимся на необитаемую планету, вокруг него будет огромная свита из всевозможных боевых кораблей и кораблей личной охраны, а необитаемая планета наводнится большим количеством приземлившихся космических транспортов и снующей везде охраны, выискивающей любую гипотетическую опасность.

– Так что, никогда ты не будешь лишён общества, хочешь ты этого или нет, – мысленно усмехнулся Лонгвей. – Можно добавить сюда, твои любимые правила и графики, которые не позволят тебе совершить что-то безумное и шокирующее. Признай, ты превратился в обыкновенного унылого человечишку. – Сам себе дал он неутешительную оценку.

От этой мысли Лонгвею стало не комфортно, он давно уже превратился в раба собственных принципов и правил, шёл вперёд по тоненькой прямой, не позволяя себе ни на миллиметр отклониться вправо или влево. Только сейчас, лёжа в кресле и размышляя, он признал это.

– А помнишь, кем ты был и кем стал? – Спросил Лонгвея, внутренний голос.

– Конечно, помню, но как это было давно, даже порой кажется, что и не было вовсе. Теперь, я могу позволить себе любой каприз. Я же верховный правитель Солнечной Федерации. – Ответил он сам себе и сморщился, уж очень пафосно, как показалось ему, это прозвучало.

Продолжая лежать в кресле и разговаривать с самим собой, Лонгвей начал предаваться воспоминаниям – с чего же всё началось?

– Да, раньше всё было не так радужно, как сейчас, одним словом, ад на земле… надо бы внести кое-какие предложения в Совете Федерации… что бы сегодня прочитать?.. никуда сегодня не охота, но надо!.. Стоп! Господин Люй, ваши мысли мечутся в беспорядке и обрываются, не успев выстроить логическую цепочку. – Упрекнул он себя. – На то они и мысли им дана полная свобода действий. – Оправдал себя Лонгвей.

Жужжание приближалось с нарастающим звуком всё ближе и ближе, прерывая ход мыслей. Кресло заходило ходуном, Лонгвей с небольшим раздражением в голосе произнёс:

– Так бесцеремонно не может осмелится поступить ни один человек и…

– А я и не человек. – Послышался скрипучий голос, не дав Лонгвею договорить. – Эй, дружище, хватит валяться с закрытыми глазами, я же знаю, что ты не спишь, меня не обманешь. Я тебе завтрак принёс.

Открыв глаза, Лонгвей увидел перед своим лицом поднос с миской рисового отвара, небольшой тарелочкой пельменей и стаканом соевого молока, завершало всё это, лежащая около стакана парочка баоцзы.

Огромные роботизированные пищевые заводы, расположенные на непригодных для проживания людей планетах, спутниках или просто созданные в космосе, выпускали огромное количество всевозможной пищи на любой вкус, даже для самого привередливого гурмана.

За подносом маячила голова, похожая на треугольную призму, на которой находились, два углубления для глаз, расположенных по обеим сторонам острой грани и заполненных неизвестным чёрным материалом, таким чёрным, что, казалось, поглощали весь свет без остатка. Тело представляло собой перевёрнутый конус, надетый на сферу, к которой крепились ноги. Руки классически находились на верхнем крае корпуса и были прикреплены к нему двумя небольшими сферами. Робота звали Тайфун.

– Ну что, ты дружище жужжишь как назойливая муха, ты же знаешь, я ненавижу мух, и прекрати трясти кресло. – Проворчал Лонгвей. – Всю душу уже вытряс.

Тряска и громкое жужжание прекратились. В ответ послышалось невнятное тихое бормотание с негромким жужжанием. Лонгвей знал если робот жужжит, то он чем-то не доволен, чем больше недовольства, тем громче жужжание.

– Да, Тайфун, стареем мы с тобой, – обратился он к роботу. – Будь так добр, скажи, который сейчас час?

Тайфун отошёл с подносом в руках на несколько шагов от кресла и ответил:

– Пять часов утра. И мы, роботы, не стареем. Вернее, есть износ деталей, но их можно заменить на новые, да и программу можно обновить.

– Да, но не в твоём случае, – ответил Лонгвей. – Ты же знаешь, что у тебя заменить или обновить ничего невозможно, сколько бы мы не пытались. Тот, кто тебя создал, видимо, не предусмотрел или не пожелал, чтобы у тебя что-то менялось.

Пока Лонгвей говорил, робот, не спеша ходил по комнате небольшими кругами.

– Да и вообще, ты – это сплошное нарушение закона, «закона о роботах», – продолжал Лонгвей. – У тебя неизвестный науке, неисчерпаемый источник заряда, дающий тебе неограниченную автономность и независимость от станций подзарядки, и много ещё чего непонятного спрятано в тебе.

– Что есть, то есть! – Гордо произнёс Тайфун и ударил себя по корпусу.

– Хотя, по закону каждый робот и роботизированный механизм должен иметь контролируемый оператором источник заряда, чтобы, в случае угрозы для человека и его ближайшего окружения, можно было мгновенно отключить робота, или же при невозможности этого, он отключился бы сам, израсходовав всю свою энергию. Закон о роботах суров и содержит множество запретов и ограничений. – С напыщенной строгостью сказал Лонгвей.

– Да, знаю я все законы и правила, у меня огромная база информации. – Недовольно пробурчал Тайфун. – И в принципе, я считаю себя не глупым роботом, не с суперинтеллектом, конечно, но он у меня намного выше человеческого. Я бы, наверное, сделал много замечательных и великих открытий, став учёным или изобретателем.

– Ну, этого ещё не хватало. – Проворчал Лонгвей. – Я и так прилагаю огромные усилия, чтобы никто, кроме нашей семьи и близких друзей, не знал, что у тебя есть высокий уровень интеллекта с собственным я и свободой действия.

Лонгвей строго посмотрел на робота и добавил:

– Скоро, я тебе дам важное задание, и поверь мне, тебе уже будет не до изобретений или открытий. Хотя, может я и ошибаюсь, и тебе придётся делать и первое, и второе для достижения цели.

Робот заметно оживился, в глазах проскочили искорки, он остановился и посмотрел на Лонгвея.

– Что это за важное задание? – Спросил он.

Лонгвей закрыл глаза, и казалось, о чём-то задумался, прошло несколько минут, прежде чем он ответил:

– Всему своё время Тайфун, всему своё время. Это мой дорогой друг будет очень скоро, ждать тебе осталось не долго. Да, кстати, ты почему притащился сам с этим подносом, и где прислуга?

Выдержав небольшую паузу, Тайфун ответил:

– Не стоит беспокоиться, я всех отправил на станцию подзарядки, в скором времени все будут на своих местах.

Весь обслуживающий персонал в Объединённой Федерации Солнечных Систем, был заменён человекоподобными роботами или роботизированными устройствами и выполнял все бытовые и хозяйственные работы.

– Повар мне сообщил, что ты второй день не завтракаешь, у тебя что-то случилось? – Продолжил Тайфун. – И я хотел бы поговорить о Тимуре, потому и отправил всех на станцию.

Лонгвей открыл глаза, уставился на антикварный стеллаж с такими же старинными книгами, произнёс:

– Меня очень сильно беспокоит одно дело, это касается твоего задания. Но, как я и сказал, расскажу тебе о нем немного позднее. Для начала, мне надо подумать, как это всё оставить в тайне от Совета Федерации. Также нам понадобятся немалые ресурсы и надёжные люди. И давай-ка, пока не будем вести разговоров о нашем друге Тимуре, он был выдающимся человеком, и я ещё раз повторю в данный момент не время вести разговоры о нём.

Лонгвей глубоко вздохнул и поёрзал в кресле, поудобней устраиваясь.

– А ты сам был на станции? – Строго спросил он Тайфуна.

Робот обошёл комнату по кругу и остановился напротив кресла, всё ещё держа поднос.

– За меня можешь не беспокоиться, я был на нашей станции, пробыл там положенное время и… как всегда, зарядил газонокосилку с моими данными. Так что всё в порядке, данные ушли в министерство по контролю над роботами. Косилка уже стрижёт газоны, тратя как бы мою энергию. Всё-таки очень хорошо, что у граждан первого ранга на станциях подзарядки нет оператора.

Лонгвей усмехнулся:

– Да будь у нас оператор, тебя бы давно ждала утилизация, хотя, я не уверен, можно ли тебя так просто уничтожить, до сих пор не могу понять, из чего ты состоишь. Ну, а я бы, скорее всего, потерял свою должность и может быть даже свободу? Кто бы ручался, что оператор не расскажет о странностях подзарядки вашей парочки. Так что, нахождение у власти имеет свои маленькие безобидные плюсы.

Тайфун поставил поднос на столик и подкатил столик к креслу.

– Пора позавтракать, через четыре часа тебя ждут в Совете Федерации. Ешь! А я пока всё подготовлю вызову транспорт и сопровождение.

Тайфун развернулся и бесшумно вышел, закрыв за собой большие двустворчатые двери. Лонгвей остался один и принялся за завтрак, спешить ему было некуда, поэтому он ел неторопливо, часто останавливался и предавался воспоминаниям. Закончив завтрак, Лонгвей велел столику откатится на своё место, понаблюдав за ним, скинул плед на пол и приказал креслу следовать на террасу. Скользя по полу, кресло направилось к огромным дверям из горного хрусталя, бесшумно распахнувшись, они впустили в комнату прохладный свежий воздух с еле уловимым запахом озона.

– Была гроза, а я и не слышал. – В задумчивости произнёс Лонгвей.

Очутившись на террасе из белого мрамора, украшенной мозаикой из драгоценных камней, экзотических растений и кустарников, свезённых сюда со всех Солнечных систем подконтрольных Федерации, Лонгвей остановил кресло. С террасы открывался потрясающий вид. Широкая мраморная лестница, по краям которой текли каскады воды, пущенные по синему мрамору, уходила в низ до кристально чистого озера, в которое со скалы падал водопад. Небольшая спокойная река, вытекала из озера и петляя по огромному зелёному полю, терялась в одном из обширных садов, во множестве разбросанных по большой территории. В дали виднелись высокие горы, увенчанные, ослепительно белыми шапками снега.

Подъехав к лестнице, Лонгвей остановился и посмотрел в низ. Идти по лестнице не хотелось. Спустившись в кресле к озеру, он встал и пошёл к маленькому причалу на озере. Войдя на причал через арку, увитую каким-то неизвестным ему растением, источавшим приятный, нежный аромат, Лонгвей подошёл к большому прозрачному диску, парившему над водой у причала. Диск по краям засветился красным, обозначая свои контуры, а в середине вспыхнул светло голубым цветом. Встав на диск, Лонгвей взялся за поручни, которые висели в воздухе по бокам у диска и сел на мгновенно появившееся небольшое облачко. Диск заскользил над поверхностью озера, распугивая стайки разноцветных рыб и направился к парящей над самой водой беседке которая находилась в центре озера.

Зайдя в беседку, Лонгвей уселся на огромный воздушный диван и стал наблюдать за водопадом, который низвергался с небольшого утёса на скале. От водопада веяло прохладой, а лёгкий ветерок доносил водяную пыль до беседки.

Погода была прекрасная, чистое голубое небо поднимало настроение, в дали на горизонте тонкой еле различимой полоской виднелись грозовые облака, уносимые лёгким ветром на запад, вокруг щебетали птахи, радуясь замечательному утру.

Лонгвей сидел на диване в задумчивости и смотрел на водопад, волной нахлынули воспоминания о семье, боевых товарищах, Тимуре, с которым познакомился и подружился в центре по подготовке отрядов для специальных операций.

– Эх! Как же всё это было давно. – Вздохнув произнёс он.

Лонгвей открыл глаза. В комнату из-за полупрозрачной и лёгкой занавески на окне пробивались яркие лучики солнца, где-то там за окном весело щебетали маленькие пичужки, радуясь новому отличному утру. Скинув с себя лёгкое одеяло, Лонгвей быстро поднялся с кровати, он был человеком энергичным, подвижным и не терпел нерасторопности и лени. Надев на себя белоснежный халат, он вышел из комнаты на улицу. Погода была просто чудесная, на небе ни облачка, в чистой голубой вышине стремглав носились ласточки, лёгкий тёплый ветерок приятно шевелил волосы. Набрав полную грудь воздуха, Лонгвей вскинул руки в верх, потянулся и с силой выдохнул. Впереди него, у большого пруда в беседке за столиком, собралась вся его семья, папа Люй Вейшенг, знаменитый профессор и изобретатель, мама Тинг красивая, стройная женщина, поддержка и опора отца, в любых сложных и тяжёлых ситуациях, коих на их век выпало немало. Отец, прошедший с ней бок о бок все трудности жизни, сильно её любил и уважал, она ему отвечала тем же, редкий брак, в котором безоблачных дней было столько, что Лонгвей так сразу бы и не вспомнил, когда они последний раз ссорились. Рядом со столиком беседки, крутилась его младшая десятилетняя сестрёнка Джия, которая уже видно позавтракала и ещё не решила, чем же себя занять? Лонгвей стоял и любовался своими родными, ведь это был один из тех редких дней, когда они собирались вместе.

Направляясь к беседке, Лонгвей заметил, что и его дядя Люй Жу, живущий в соседнем доме, сегодня не на работе, а со всем своим большим семейством сидят на маленьких раскладных стульчиках у пруда и ловят удочками рыбу. Лонгвей приветственно помахал им, в ответ удостоившись приветственных неторопливых, уважительных кивков. Дядя в шутку приложил палец к губам, мол не шуми рыбу распугаешь. Лонгвей улыбнулся, дядя Жу всё мечтал о сыне, но вопреки всему у его жены тёти Ксии на свет появлялись только девочки, на пятом ребёнке, опять же девочке, дядя остановился и видимо больше решил не испытывать судьбу. Он очень любил рыбалку, и когда был не занят, что случалось очень редко, сразу же спешил на пруд рыбачить. Дядя был физиком ядерщиком и работал вместе с отцом Лонгвея в научно исследовательском институте, который находился в центре их небольшого уютного городка, в котором в подавляющем своём большинстве жили учёные и обслуживающий персонал института.

Зайдя в беседку Лонгвей поздоровался с родителями, которые не спеша пили чай, наслаждаясь хорошим чаем и погодой, погладил по голове сестрёнку, которая улыбнулась ему и шмыгнула за беседку, по своим делам только ей известным. Сев за стол, он взял большой стакан прохладного соевого молока и баоцзы, не спеша позавтракав Логгвей обратился к отцу:

– Отец, а у нас в городе сегодня какой-то праздник? Я смотрю все соседи сегодня дома, что случается только в праздничные дни, ведь все выходные дни вы как правило проводите в своём институте, и чтобы увидеть вас и соседей в один день всех в своих домах с семьями, это большая редкость, случающаяся только по праздникам. А какой сегодня может быть праздник, что-то не могу понять? Вроде простой выходной день, ничего особенного.

Отец посмотрел на Лонгвея, поставил пиалу с чаем на столик и ответил:

– Сынок, нет сегодня никакого праздника, пришло сообщение из столицы, что сегодня весь персонал института должен находиться дома до особых распоряжений. А каких, даже меня руководителя института в известность не поставили. Лично сам генерал Шу приказал мне находится дома до особых распоряжений. А я и не против, ты посмотри, какая погода, да и когда ещё выпадет время провести его всем вместе.

Отец улыбнулся, Лонгвей тоже улыбнулся ему в ответ. Погода на самом деле была, как по заказу, тёплой и ясной, везде слышались весёлые голоса взрослых и детей. Многие из сотрудников института решили, раз уж выпало такое счастье как незапланированный выходной, то стоит провести его с пользой в кругу семьи.

Мать Лонгвея, до этого выступавшая в роли слушателя, тоже включилась в разговор:

– Сынок, ты уже решил в какое учебное заведение будешь поступать?

– Да мама, завтра с утра я поеду в столицу, буду поступать в тот же институт, где учился отец. Когда закончу учёбу, тоже, как и он, хочу приносить пользу государству и народу. – Серьёзным голосом ответил Лонгвей.

Отец и мать улыбались, видно было, что они очень рады за него и за тот выбор, который сделал их сын, что он продолжит династию учёных, которой в их семье уже не одно поколение.

Лицо обдало прохладной водяной пылью, которую лёгкий ветерок принёс от водопада, Лонгвей открыл глаза и огляделся, в беседке, которая парила над водой посередине озера, был он один, в груди кольнуло, всё это казалось таким живым и ясным, как будто случилось только вчера, а сегодня он находится в огромном красивом городе, столице его родины и готовится поступить в институт. На Лонгвея навалилась неимоверная душевная тяжесть, ушли безвозвратно эти добрые, беззаботные, тёплые времена и не вернётся детство и юность уже никогда, как бы ему этого не хотелось.

Вокруг щебетали маленькие птички, всё глубже и глубже проваливая Лонгвея в воспоминания.

После обеда Лонгвей собрался прогуляться с другом за город, тот хотел ему показать что-то очень интересное, обнаруженное им на вершине холма. Отец отправился к дяде, как он пояснил, с центра пришло важное сообщение, какое он сказать не может, так-как это секретная информация, и они с дядей завтра с утра улетают в соседнюю страну на экстренное совещание, которое будут проводить страны Содружества. Отец мог и не говорить, что произошло, это было известно из информационных каналов, которые ближе к полудню начали на перебой передавать информацию об исчезновении более двух десятков учёных из Содружества Свободных Государств и запрете Альянсом Демократических Сил, допуска всех государств Содружества, к международному космическому порталу, предназначенному для перемещения в недавно открытую звёздную систему, названную за её красоту «Малахитовой».

Космический портал представлял собою огромную геометрическую фигуру «тор» с внутренним диаметром в сто километров, который удерживал межпространственную червоточину в стабильном состоянии и на одном месте. Через большой тор был пропущен тор меньших размеров, вылетев из червоточины в Малахитовой системе, он намертво закрепил изолированный тоннель между двумя Солнечными системами. Мегасооружение стало представлять собой этакое метро, в котором локомотивом и вагонами выступала циклопических размеров космическая посудина похожая на каплю, в которую загружались люди, космические корабли и любые другие материалы. Разогнавшись между специальными направляющими, капля подлетала к «тору», удерживающему червоточину, портал растягивал вход в тоннель, капля проникала в него, он захлопывался и мгновенно выталкивал посудину в Малахитовую Солнечную систему. Огромная «капля» останавливалась у космического вокзала, дальше в ход шли старые добрые космолёты, которые как рой пчёл разлетались от космопорта по всей необъятной округе.

Допуск к порталу запретили с формулировкой предотвращения теракта на объекте и причастности пропавших учёных к этой диверсии. Роль главного следователя и судьи взяло на себя главенствующее государство Альянса, именуемое в мире «исключительными» они запретили всем остальным государствам приближаться к космическому порталу и его округе. Главы государств Содружества выразили прямое и нескрываемое возмущение такими противоправными и наглыми действиями. На что «исключительные» не обращали никакого внимания и всеми силами старались не допустить международные комиссии к порталу. Назревал огромный, доселе не бывалых размеров международный скандал, в любой момент готовый перерасти в открытое вооружённое противостояние.

§ Исключительные

Давным-давно, когда прадед Лонгвея, Люй Вейж был очень молод и ещё не успел обзавестись семьёй, одна из стран скрытая за двумя океанами, уверовав в свою силу, безнаказанность и неуязвимость, объявила себя и всех своих граждан «исключительными», поставив себя выше всех существующих государств и народов на земле. Сама на себя возложила обязанности мирового палача и судьи и по праву сильного начала под благовидным предлогом распространения «демократии», уничтожать свободные, независимые, гордые государства не согласные с её кровожадной политикой. Несла миру так называемую «свободную демократию» на крыльях ракетных комплексов, массированными бомбардировками, артобстрелами, заливая мирные поселения напалмом и всевозможными ядами, убивая детей, стариков, женщин в устрашение и назидание другим непокорным землям. Грабила страны, выкачивая из них все природные ресурсы, давая взамен местному населению полное избавление от родной страны и собственных жизней. Оправдывая свои действия тем, что только они «исключительные» живут правильно и знают, что такое свобода, именно им дано право решать, кто живёт правильно и свободно, а кто нет.

Упиваясь своим безграничным величием и безнаказанностью, им казалось, что нет такой силы, которая сможет бросить вызов «исключительным» и восстановить справедливость в мире. По их мнению, большинство государств, как овцы, загнано в стойло и блеет от страха перед сильным хозяином, который решает, кого отправить на убой за ненадобностью, а кто ещё пригодится.

Были, конечно, государства и не маленькие, которые вели свою собственную независимую политику, идущую в разрез с «хозяевами мира» как это, не разъедало их изнутри чёрной злобой, но не считаться с этим было нельзя. Приходилось всё же «светочу демократии» убивать и грабить с оглядкой на эти независимые, свободные государства, что не всегда получалось. Поэтой причине «исключительные» всеми силами старались вбить клин раздора и недоверия между народами, населяющими независимые дружественные страны, а уж потом разорвать их по отдельности, на небольшие, слабые государства, конфликтующие между собой и ненавидящие друг друга. Вот тогда гегемония «исключительных» будет в безопасности, и можно будет делать всё, что вздумается, без какого-либо ущерба и последствий для себя.

Благо в век высоких технологий, неграмотного населения на планете почти не осталось, большинство простых людей научились не только собирать, но и анализировать информацию. Поэтому умному и грамотному человеку было видно, какая из стран, скрываясь под маской добродетели и светоча демократии, представляет собой кровожадного монстра со звериным оскалом, готовым в любую секунду вцепится в ничего не подозревающую жертву и разорвать её на куски.

Независимые государства прилагали громадные усилия для развития в своих странах высокообразованного общества, которое не шло на поводу лживых заокеанских лозунгов о свободе и демократии, которые подавались под благовидным предлогом, но были рассчитаны на дестабилизацию общества и ослабление государства.

Поэтому «исключительные» по всему миру, всеми силами тормозили развитие передовых государств и их высоких технологий. Им не нужны были грамотные, образованные общества, это несло стране «эталону демократии» огромную опасность. Нужна была тупая биомасса в лучшем случае знающая только своё имя, не задающая вопросов, исполняющая беспрекословно все приказы, если хозяин сказал, что чёрное это белое, а белое это чёрное, всё это должно приниматься на веру без всяких раздумий и сомнений.

Самых впечатлительных результатов по оболваниванию населения «исключительные» достигли среди тех стран, которые они возвели в ранг своих союзников, на самом же деле создав в подконтрольных их влиянию государствах, безвольные марионеточные правительства, которые действовали с постоянной оглядкой на своего господина и не принимали никаких самостоятельных решений, предоставив «хозяину» свой народ для опытов по промывке сознания и идентичности. Таким щедрым подарком с большим удовольствием воспользовались «исключительные» превращая население так называемых «союзников» в бездумный биологический материал, не способный даже к простейшему анализу ситуации, постоянно истерящий, до ужаса боящийся нападения «агрессора», ищущий внутренних заговоров и внешних врагов. Не понимая, что для так называемого «главного защитника» их бутафорских прав и свобод, они лишь расходный материал, который он без каких-либо раздумий и угрызения совести бросит в любое бушующее пламя, для достижения собственных корыстных целей и интересов. В некоторых случаях зомбирование населения было таким удачным, что единичные государства, как бешеные псы, кидались на своих же сограждан, сопротивляющихся всеобщему оболваниванию, с остервенением и злобой уничтожали их, доказывая свою преданность и раболепие перед хозяином. Продали свою независимость и гордость за объедки с барского стола, не понимая одного что выступают в роли шута на потеху своему господину.

В свете таких событий Евроазиатские государства, свято оберегающие свою суверенность и имеющие сильных независимых политиков, объединились в самое большое Содружество, которое раскинулось от Северного, Тихого и до Индийского океана.

Это объединение принесло не только всеобщую безопасность от агрессивно настроенного против них «исключительного» государства, но и огромный подъём экономики дружественных государств, входящих в Содружество, небывалый рост всевозможных организаций и предприятий, а также научных открытий и технологий, которые стали мощным локомотивом, устремившим эти государства к процветанию.

Испугавшись силы, благополучия, независимости, которую приобретало день ото дня Содружество, что придётся отвечать за все те бесчеловечные преступления, совершённые по всему миру ради наживы и выгоды. Государство, приравнявшее себя к нации «исключительных» быстро сменило маску жестокого тирана на маску доброго благодетеля и яростного защитника всех международных прав и законов. Оно стало участвовать во всех международных проектах, будь то освоение космического пространства или внутренние земные дела, везде «исключительные» принимали активное участие, тем самым усыпляя бдительность Содружества и готовясь нанести сокрушительный удар в спину, в тот самый момент, когда эти государства меньше всего его будут ожидать. Потому как в силу своих преступных амбиций не могли позволить ни одному государству на земле решать свою судьбу самостоятельно и быть независимым. По мнению «исключительных», в мире должно существовать только одно государство гегемон и это должно быть их государство. Пусть для достижения цели им придётся нарушить все существующие нормы и законы, цель оправдывает средства, как говорится, «победителей не судят», да и в случае победы, судить будет некому. А пока надо затаится и ждать удобного момента, не вызывая никаких подозрений.