Читать книгу Путь воина. Тренер-победитель о секретах успеха - Алексей Зинин - Страница 8
Глава 3
Лучше наломать дров, чем сломать себя
ОглавлениеДо сих пор у меня учащается пульс при разговорах о том, как я ушел из московского «Динамо». Это был 1985 год. В команде появился персонаж, который захотел заставить Газзаева перестать быть самим собой. Я мгновенно понял, что Малофеев не та личность, которая может мне что-то дать как футболисту, и не та личность, которая в состоянии принести пользу клубу. Наверное, Эдуард Васильевич не очень-то разбирался в людях, потому что вынудить меня делать то, что противоречит моей сути, нереально! Он попытался установить для меня какие-то границы! И я уже после недели совместной работы знал, что наши с Малофеевым пути быстро разойдутся. Так оно и получилось. Впервые за восемь с половиной лет меня заменили! Казалось бы, ну что здесь такого? Однако характер не переделаешь, я воспринял это как личное оскорбление и тут же без лишних объяснений покинул «Динамо».
Я никогда не отказывался от своих принципов. Поэтому о своих уходах ни разу не пожалел. Да, конечно, где-то я ошибался, готов это признать, но все равно считаю, что поступал я именно так, как должен был поступить. Лучше наломать дров, чем сломать себя. Если твой внутренний стержень будет оставаться таким же прочным, то ты выберешься из любой ситуации и преодолеешь любые препятствия. А вот когда начнешь в себе сомневаться, когда перед кем-то прогнешься, где-то струсишь и промолчишь, где-то, наступив на свое «Я», убежишь от конфликта – тогда тебе конец!
Так везде. В тренерстве – тем более! Тренер – это не столько строитель, сколько художник. Он пытается воплотить в жизнь то, что выстрадал, то, что нашел путем длительных творческих поисков. Он не может «рисовать» футбол из-под палки, а следовательно, для реализации задуманного ему нужна внутренняя свобода. И поэтому самое ужасное для него – боязнь за свое место. Как только появляется страх, любимое дело уходит в подполье. И, к сожалению, большинство моих коллег этого не осознают. Если ты уверен в себе, а ты обязан быть уверен в себе, то ты никому не позволишь тобой манипулировать. Если только руководитель начинает влезать в творческий процесс и указывать тебе, кого ставить в состав и какую схему использовать, то ты должен или дать отпор, или тут же подать в отставку.
У меня волосы встали дыбом, когда я прочитал интервью одного действительно уважаемого владельца клуба, заявившего, что в будущем тактическая модель его команды претерпит изменения и будет заточена под конкретного нападающего. Зачем так, пускай и непреднамеренно, унижать тренера и остальных футболистов? Впрочем, с любым человеком обращаются так, как он того заслуживает.
* * *
Тбилисское «Динамо» – последнее пристанище Газзаева-форварда. Внимания оно заслуживает как раз тем, что было последним.
Уже во время сборов я заметил, что у тренера нет контакта с ведущими игроками, постоянно возникают какие-то трения. На две позиции в атаке тбилисского «Динамо» тогда претендовало шесть человек – Гуцаев, Шенгелия, Челебадзе, Газзаев, а также молодые Гурули и Месхи. Одно из мест Ахалкаци отдал мне. Практически весь подготовительный период мне приходилось играть в паре либо с Месхи, либо с Гурули, а трое маститых ветеранов ждали своей очереди на замене, что, безусловно, было для них непростым психологическим испытанием.
Мы жили на сборах в одной комнате с Володей Гуцаевым. Однажды он не выдержал: «Все! Больше не могу, уезжаю». Я его понял, отговаривать не стал. А утром на зарядке Ахалкаци на меня накинулся: «Где Гуцаев? Почему ты меня не поставил в известность о его намерениях?» Такого обращения я вынести не мог: «Вы меня зачем сюда пригласили, играть или стукачеством заниматься? Я буду играть, а все свои тренерские вопросы решайте сами».
Старт в чемпионате выдался для нас удачным. Команда побеждала, я забивал и в целом выглядел достойно. А тут в Тбилиси на кубковый матч приехал клуб Первой лиги «Ростсельмаш». Я попросил Ахалкаци: «Нельзя ли мне дать паузу? Хотел бы получше восстановиться». Он был не против: «Хорошо, но на всякий случай разденься в запас».
Первый тайм закончился нулевой ничьей, Ахалкаци в перерыве подошел ко мне: «Можешь сыграть?» – «Конечно!» В итоге забил гол и отдал голевую передачу – 2:0.
За победу каждому игроку тбилисского «Динамо» тогда полагалась премия – 500 рублей. Когда мы пришли ее получать, разразился скандал. Некоторым игрокам занизили суммы. Мне выписали 300 рублей. Получать премию не стал, отправился за разъяснениями к главному тренеру: «За что мне снизили размер премиальных? Скажите, в чем я провинился. Я профессионально отношусь к своему делу, выполняю все, что от меня требуется». Нодар Парсаданович явно хотел отыграться за инцидент с Гуцаевым: «Просто я так решил, объясняться на эту тему не намерен».
От такого ответа эмоции у меня хлынули через край. «В таком случае я ухожу». Положил на стол заявление об уходе и уехал. Дело-то было не в деньгах, дело было в принципе, в отношении ко мне! Если бы Ахалкаци аргументированно объяснил, почему мне полагается именно такая премия, я бы мог с этим не согласиться, но я бы принял позицию тренера.
Сам став тренером, я с уважением отношусь к любому из своих игроков, рассматриваю каждого из них не только как футболиста, а прежде всего как личность. В пылу игры я могу накричать на кого-то, но оскорбить – никогда. Не имею на это никакого морального права. И если собираюсь наказать кого-то за провинность, то заранее представляю себе неприятный разговор, готовлюсь к объяснению с футболистом. Он обязательно должен знать, за что и почему он наказан. Иначе между нами доверия уже никогда не будет. А доверием своих игроков я очень дорожу. Но Газзаев-тренер – это уже другая глава. К ней мы подойдем чуть позже.
* * *
После скандального прощания с Нодаром Ахалкаци, наверное, можно было бы свое пребывание на поле продлить еще на парочку лет – силенки-то еще оставались. Однако я отдавал себе отчет, что прежний этап уже подходит к концу и вместо того, чтобы за него цепляться, нужно идти вперед. Необходимы были новые цели и новые ориентиры. Но какое-то время в голове царил хаос, я не осознавал, чего же я хочу. Ум и душа разрывались. Постоянно тянуло к мячу, и я с трудом удерживал себя от того, чтобы не сделать шаг назад. Раз за разом повторял: ты свое отбегал! Лишь иногда позволял себе предаться воспоминаниям, да и то я не плавал в них беспорядочно, а выстраивал логические цепочки: задавал себе важные вопросы и находил на них полезные ответы.
Как-то задумался над тем, что друзья мне часто говорили, будто для тренеров я являлся сущим наказанием. Задумался… и согласился – на тренеров мне и впрямь не везло. Посудите сами, я всегда высказывал свою позицию и никогда не сворачивал с выбранного маршрута. Если наставник воспринимал мое поведение неадекватным и зачислял меня – лидера команды, обладающего большим авторитетом, в стан своих противников, то, конечно, ему со мной приходилось несладко. Это при том, что я всегда был идеальный режимщик, да и меньше 12–15 мячей за сезон не забивал.
Полководец, который боится «сложных» солдат, обречен. Нельзя бегать от сильных людей, с ними необходимо искать общий язык – тогда они тебя отблагодарят за все, и их вклад в общее дело с лихвой компенсирует те нервные клетки, которые ты потерял в процессе решения их проблем.
У нормального специалиста игрок, который дает результат, вызывает радость. А что до характера, то он необходим! Какую мою команду ни возьми, всегда там погоду делали самобытные фигуры. Если кто-то думает, что в «Динамо» легко было, допустим, с Кирьяковым, Колывановым, Кобелевым, тот серьезно заблуждается. В «Алании» Тедеев, Тетрадзе, Шелия, Канищев тоже не лыком шиты. В ЦСКА вообще сплошные личности. Это означает, что каждый из ребят на все имеет свои взгляды, от которых отказываться не собирается. Я обязан уважать и всегда уважал мнение своих подопечных. Но моя основная задача заключается в том, чтобы объяснить им: «Вы – молодцы, и, наверное, даже правы, но команда не может иметь одиннадцать или двенадцать избранных концепций. Поэтому будет разумней, если каждый станет принимать за основу мнение главного тренера».
* * *
Исходя из всего вышесказанного, смею утверждать, что яркий футболист Газзаев обузой мог быть только для слабого наставника. И жизнь это доказала. Динамовские стратеги конца 70-х – середины 80-х годов в большинстве своем успели все разрушить, но не успели ничего возвести. Единственное исключение – Севидов, глыба союзного масштаба. Он понимал людей и понимал то, что я бьюсь за общее дело. Поэтому с ним у нас установились блестящие отношения.
Во многом благодаря Севидову я впервые задумался о тренерской карьере. В свой второй приход в московское «Динамо» Сан Саныч повторно вывел клуб в полуфинал Кубка обладателей кубков. И вот от финала 1985 года нас отделял один тайм. В Вене на перерыв мы ушли, ведя 1:0. Севидов в раздевалке спросил мое мнение по поводу того, нужны ли какие-то коррективы. Я сказал ему, что стоит заменить Васильева и Хапсалиса, а выпустить надо Бородюка и Пудышева. Сан Саныч ко мне не прислушался. В итоге Хапсалис «соорудил» в наши ворота два роковых пенальти. Потом все-таки главный тренер согласился с моим предложением, мы сумели переломить ситуацию, но было уже поздно – дальше проследовал «Рапид». На следующий день Севидов пригласил меня к себе и дал совет: «Из тебя может получиться тренер. Подумай об этом».
* * *
Идея стать тренером мне как-то сразу запала в душу, я потихонечку начал ее прокручивать у себя в голове. Я знал, что здесь слишком велика степень риска: лишь единицам удается познать вкус грандиозных побед. И чем отчетливей до меня это доходило, тем мощнее становилось мое желание. Я будто настраивался на соответствующую волну. И довольно быстро пришел к выводу, что ни у кого ничего перенимать не буду. Я захотел создать свою систему, свою игровую концепцию. Я искал свою индивидуальность. И даже сегодня не останавливаюсь в этих поисках.
И все же, прежде чем ступить на тренерскую стезю, я успел попробовать себя в другой сфере. Еще до перехода в тбилисское «Динамо» я поработал начальником отдела футбола – хоккея в центральном совете «Динамо». Замом у меня был Коля Толстых. Вот ему быть чиновником нравилось, я же изнывал от скуки. Там не было размаха, не было движения. Сидел в кабинете, иногда выезжал в команды. В принципе, по долгу службы я мог отправиться в Киев и проверить, как строится тренировочный процесс у самого Лобановского. Но как только я приезжал к кому-нибудь на занятие, ком подкатывал к горлу – футбол наваливался на меня всей своей тяжестью. Я ощущал жгучую потребность бросить рутину и никогда больше не садиться в руководящее кресло. Через шесть месяцев пыток я отважился снять с гвоздя бутсы и вернуться на поле.
После моего окончательного ухода из спорта и возвращения в Москву председатель ЦС «Динамо» Сысоев Валерий Сергеевич предложил мне вновь послужить на благо «родного общества», а уже зная мое отторжение бумажной работенки из разряда «не бей лежачего», он нашел действительно приемлемый вариант. Я стал заниматься различными динамовскими проектами. С головой погрузился в новое дело и добился внушительных результатов. Во мне обнаружился амбициозный, перспективный бизнесмен. Однако футбол не отпускал, он мне снился, сидел в каждой клеточке моего организма. И в один прекрасный день я четко все для себя понял и заявился к начальству с шокирующей новостью, что буду тренером. У меня наконец-то появились настоящие цели, и я тут же почувствовал себя счастливым!
Я всегда был убежден, что, если кто-то хочет добиться больших высот, он должен пройти все ступени, ведущие к успеху. Поэтому я начал с самых низов, с детско-юношеской спортивной школы. За полтора года работы с детьми мое представление о тренерстве поменялось в корне. Сейчас многие пытаются сразу взять быка за рога, но природу не обманешь. Человек получает ровно столько, сколько он вкладывает. Обогатиться на ровном месте нельзя. Если это и произойдет, то потом жизнь все равно потребует отдать ей долги. Сколько наших молодых тренеров уже испортили себе репутацию и подорвали уверенность в себе только потому, что не успели или не захотели набить себе шишки на более низком уровне, где удары на порядок слабее и безопасней.