Читать книгу Курьер. Темная ночь души - Алексей Зорин - Страница 2

Песок. Кругом был один песок. Он лежал под ногами, кружился вихрями в воздухе вместе с потоками горячего ветра, скрипел на зубах. В песке утопали сталинские высотки, стоящие по обеим сторонам Ленинского проспекта, засыпанные кое-где до второго этажа; опустевший магазин «Продукты»; библиотека, в которой давно уже никто не читал книги; кофейня с покосившейся вывеской «круглосуточно». Пустыня поглощала все, до чего могла дотянуть свои иссохшие культи. Алена даже подумала, что если долго стоять на одном месте – пустыня поглотит и ее.

Полуденное солнце грозило сжечь дотла. Жар, словно расплавленный воск, лился с неба, отражался от выгоревших стен домов, поднимался снизу от раскаленного песка и растрескавшегося асфальта, обнаженного в тех местах, где особенно свирепствовали ветра. Ноги словно погружались в расплавленный металл, жар которого чувствовался даже сквозь толстые подошвы туристических ботинок. Можно привыкнуть ко всему, подумала Алена. К тому, что теперь на доставку уходило раза в два больше времени из-за песка, засыпавшего дороги. К тому, что ранее многолюдный город практически полностью вымер – хотя это знание давалось с трудом, особенно когда Алёна попадала в какой-нибудь двор, где провела беззаботное детство. Привыкаешь даже к постоянной опасности, которой грозит каждый без исключения темный подъезд, каждый двор и каждый новый изгиб дороги. В конце концов, человек привыкает ко всему, как бы тяжело ему это не давалось.

Но к жаре, к этой чертовой испепеляющей жаре, привыкнуть невозможно.

Где-то там, под метровыми залежами песка, словно под сгоревшим слоем пирога, забытым нерасторопной хозяйкой в раскаленной печи, лежала земля. Истосковавшаяся по воде, иссохшая, покрытая трещинами. Далеко внизу, на глубине многих километров, били живительные ключи, но добраться до них без специального оборудования было невозможно.

Последнее время было все меньше желающих выходить на поверхность. Ночью ни один человек в здравом уме на улицу не сунется. Днем палящее солнце грозило если не сжечь, то высушить до дна, словно опустевший сосуд. Ходить по раскаленному песку такое себе удовольствие, да к тому же можно нарваться на банду мародеров, хотя их тоже почти не стало. Курьеров грабить – себя не уважать, потому что случись что – сам же воспользуешься их услугами. А в дома, магазины и вообще любые помещения рисковали заходить только самые отчаянные и изголодавшиеся. Уж лучше умереть голодным, чем…

Алена поправила солнцезащитные очки. То, что раньше было стильным аксессуаром, теперь были жизненной необходимостью – если, конечно, ты не хотел ослепнуть от осточертевшего песка, отражающего солнечные лучи. Голову Алены обвивал длинный платок, закрывающий от обжигающих лучей шею и плечи. Потертая футболка с длинным рукавом не примечательного серого цвета дополняла повседневную одежду. Прошли времена, когда у курьеров была форма, выдаваемая на работе. Больше не было начальников, теперь каждый был сам за себя. А самой лучшей формой была та, что удобна и незаметна, чтобы в случае чего затеряться в грязно-желтых песках или у серых стен домов от ненужных взглядов.

Лямки натирали плечи, тяжелый баул с полустершейся надписью «экспресс-доставка» бил по спине. «Надо бы подшить лямки» – подумала Алена и сама себе усмехнулась. Лямки растянулись уже как пару месяцев, и каждый раз, когда она выходила на доставку, рюкзак напоминал о себе отбитой спиной. Но приходя на очередную точку, после целого дня путешествия по занесенному песками городу, Алена забывала обо всем кроме одного – сон и еда. Она скидывал надоевший рюкзак, совершенно забывая о лямках, и в следующий раз вспоминала о них только когда надо было уже собираться в дорогу и перешивать что-то было поздно.

Обычно она доставляла от одного убежища в другое бытовые вещи – лекарства, семена для посадки, инструменты, детали непонятных ей механизмов. Впрочем, она никогда и не интересовалась тем, что покоилось в рюкзаке за ее спиной. Курьеров осталось мало, и тем, кто еще готов был выходить под палящее солнце, платили хорошо.

Работа была нелегкая, но уж лучше так, чем гнить заживо под землей. Алена терпеть не могла спертый воздух темных бункеров, узкие коридоры, приглушенные всхлипывания соседей. В убежищах экономили все, особенно свет и воду, поэтому зачастую приходилось передвигаться в темноте, а ее Алена не любила. С детства она не могла оставаться одна, и когда мама выключала свет и закрывала дверь в ее комнату, начинала плакать. Сейчас, конечно, такого уже не было, но при мысли о том, чтобы остаться одной в темноте у нее начинало сосать под ложечкой. А мысли о маме откликнулись глухой тоской в груди. Захотелось прижаться к ней, обнять, уткнуться в золотистые волосы и ни о чем не думать…

Алена быстро одернула себя – не время расслабляться. Мало того, что в этом мире все время необходимо быть начеку, так теперь ей еще надо постоянно думать о брате. Она оглянулась – Ванька тяжело волочил ноги по песку, повесив голову, с носа срывались крупные капли пота. Алена вздохнула.

В абсолютной тишине, повисшей в горячем воздухе, солнце нещадно жарило, ноги порой увязали в песке – там, где ветер не разогнал его с растрескавшегося асфальта. Ленинский проспект занесло особенно сильно. Пустыня наступала с юга, и широкий проспект образовывал прямой коридор для захвата песком центра. Здесь часто бывали сильные ветра и даже пару раз случались пылевые бури.

Все же днем хоть как-то можно было передвигаться. Человек приспосабливается ко всему. Но последнее время появились Светляки, и теперь перемещение, работа, а значит и сама жизнь под угрозой. За два года доставок посылок по мертвому городу Алена не встретила ни одного Светляка, но последнее время участились слухи об их появлении и исчезновении людей. Возможно, они были и раньше, просто был один нюанс – до сих пор не было никого, кто пережил бы встречу с ними.

Дождя не было уже триста двадцать восемь дней. Утром Алена сделала эту пометку в самодельном календаре, как делала вчера и каждый день до этого. Двадцать третье сентября. День осеннего равноденствия. Сегодня день равен ночи. Завтра день начнет становиться все короче, уступая место тьме. Алена нахмурилась. Времени на дневные переходы будет все меньше, придется брать меньше заказов. А это ей не нравилось. Она не собиралась провести в городе еще одно лето. За зиму нужно было накопить достаточно денег чтобы выбраться отсюда.

Сегодняшняя доставка была из разряда экспресс, ее надо было доставить вне очереди. Нервный человек, передающий ей лекарства в убежище сорок два, строго увещевал ее нигде не задерживаться. Впрочем, задерживаться на маршруте мог разве только самоубийца. Нет места более губительного на свете, чем поверхность современной Москвы.

Оплата за экспресс-доставку была выше, и это подняло ей настроение – мечта, на которую она копила последние месяцы, после выполнения этого заказа станет еще ближе. Только вот она никак не ожидала что придется тащить на себе Ваньку. Алена сжала зубы. Все из-за тетки, которая не захотела лишней ответственности и скинула ей мальца.

Сегодня вообще день с утра не заладился. Алена пока не могла объяснить что именно не так. Возможно она нервничала из-за Ваньки, и это чувство заставляло ее быть особенно настороже.

Алена остановилась в тени нависшей над ней девятиэтажки, смахнула пот со лба и достала бинокль. Высохшие деревья не загораживали обзор, и широкий проспект отлично просматривался. Не заметив ни единого движения впереди, она потянулась за флягой. Открутила крышку, но пить не спешила, подождала пока Ванька добредет до нее.

– Будешь? – она протянула ему флягу. Конечно будет! Парень стянул с лица арафатку, обнажая белую кожу, и жадно примкнул губами к фляге, но она уперлась в козырек его бейсболки. Алена развернула козырек назад, и Ванька начал пить, делая большие глотки. Щуплый, невысокого роста, с наивными детскими глазами, в свои двенадцать лет он выглядел еще младше.

– Не пей много, а то не хватит на весь путь.

На доставку она брала воды ровно столько, чтобы дойти от одного убежища до другого. Во-первых, вода была в дефиците. Во-вторых, плечи не железные, больше возьмешь воды или еды – меньше груза, меньше получишь денег. Придется больше ходить и больше расходовать драгоценную воду. Это было не рационально.

Вода уходила все глубже, и добывать ее было все сложнее. Электростанции давно остановились, колодцы и водоемы пересохли. Спасали только солнечные батареи, которыми были отделаны крыши любого уважающего себя убежища. Энергии, вырабатываемой таким способом с трудом хватало на поддержание работы насосов, качающих воду из недр земли, которые словно огромные комары, впившиеся своими носами-жалами в тело умирающей планеты, тянули из нее последние соки.

Вода была самым ценным товаром, особенно здесь, наверху, под палящим солнцем, где организм терял влагу стремительно быстро. Передвижение без дела по поверхности считалось пустой тратой воды и было попросту недопустимо.

Ванька с трудом оторвался от фляги и снял огромные, в пол лица, очки.

– Дооолго ещё? – жалобно протянул он.

– Не ной, почти пришли.

– Алена, я устал…

– Ну оставался бы в бункере с остальными! – огрызнулась она. И так жарко, еще на нервах весь день – одно дело самой бродить по пескам, а тут еще за него отвечать…

– Я не хочу с остальными, я хочу с тобой! – Ванька преданно заглянул в глаза Алене. Этот взгляд мог бы растопить лед, если бы эта форма воды еще осталась в этом мире.

– Тогда не ной, – уже тише сказала Алена.

– Давай отдохнем? – просяще протянул Ванька.

– Хочешь, чтобы Светляки тебя сцапали? – вновь взорвалась Алена. Ванька испуганно замотал головой. – Тогда пошли, нам не так много осталось!

Ванька покорно кивнул, и, обреченно опустив голову, побрел вперед, но внезапно остановился и повернулся к Алене.

– А ты покажешь голову Гагарина? – в глазах огоньки надежд, как-будто и усталости нет.

– Конечно, я же обещала!

Ваньке этого хватило. Может, сил не прибавило, но настроение у него явно поднялось.

Они старались идти в тени зданий, но не сильно приближаясь к зияющим черными ртами провалам окон и подъездных дверей. Пустота улиц вовсе не означала что здесь безопасно – слишком обманчива была эта тишина, готовая в миг наполниться предсмертными криками, стоило нарушить Главное Правило. Алена знала это, и Правило не нарушала – держалась на некотором расстоянии от окон и подъездов. Но жара стояла невыносимая, огненный шар солнца висел в зените, и чтобы быть в тени нужно было приближаться к домам.

Пронзивший небо стрелой застыл неподвижный башенный кран, словно окаменевшее изваяние неведомого доисторического чудища. Он завис над недостроенной высоткой, словно скелет, не успевший обрасти кожей. Здания вокруг были похожи на уснувших великанов с пустыми, черными глазницами. Когда-то полные жизни, сейчас… впрочем, некоторые и сейчас полны жизнью, если это можно так назвать, только другой. «А точнее смертью» – подумала Алена. Любая жизнь рано или поздно становится смертью.

Черные глазница окон молча наблюдали за ними. Дома, казавшиеся заброшенными, являлись такими лишь на первый взгляд. Это было похоже на ровную гладь океана. Смотришь на нее, и на какой-то миг забываешь что там, внизу, в ледяной тьме, бесшумно скользят быстрые смертоносные тени. Алена вспомнила историю времен второй мировой войны, прочитанную в какой-то книге, когда после крушения военного корабля тысячи моряков были растерзаны акулами. Оставшиеся в живых спасались на плотах, но даже это не помогло – в памяти всплывала история выжившего про то, как морской хищник утащил его друга прямо с края спасательного плота. Алена опасливо покосилась на пустые окна. Здесь не океан, да и там не акулы. Но то, что притаилось во тьме этих домов было гораздо опаснее.

– Тут жутко… я хочу домой, – шепотом проговорил Ванька.

– Дома больше нет, – холодно ответила Алена, глядя прямо перед собой. Ванька потупился.

Какое-то время шли молча. Ванька старался успевать за сестрой, но ноги его были покороче, и ему приходилось ускоряться, смешно переваливаясь с бока на бок. Алена сбавляла темп, но вместе с тем злилась – путешествие грозило затянуться. Она привычно рассчитала время исходя из своей скорости, не учтя что Ванька медленнее, и теперь злилась из-за этого и на него, и на себя. Остаться на поверхности земли с наступлением заката было равносильно самоубийству.

– Я её понимаю, – тихо сказал Ванька, глядя под ноги. – Ей своих детей надо кормить…

– Да она просто сука, – сквозь зубы бросила Алена.

– Мы выживем?

– Обязательно. А она, надеюсь, нет.

– Она не виновата…

– Ну конечно. Никто ни в чем не виноват. Только она обещала нашей маме что будет следить за тобой. А как только прижало – так сразу на попятную! Как мне теперь работать? Я с тобой иду в два раза медленнее! Куда тебя девать?

– Я тоже буду как ты носить мешок! – виновато промолвил Ванька.

Ванька, хрупкий, как цветок, непонятно как выросший в пустыне. Какой мешок носить, его самого носить надо. Алена ухватила за козырек его бейсболки и натянула кепку ему на глаза.

Из-за верхушек мертвых деревьев показался Гагарин – и Алена поняла, что они на правильном пути. Массивный памятник, ранее олицетворявший победу человечества над космосом, теперь возвышался над засыпанной песком площадью словно немой укор и напоминание о том, как в итоге природа одержала верх.

Алена подошла к подножию памятника, отметив, что уровень песка поднялся почти на полметра за… когда она последний раз здесь была? Месяц назад? Да, когда доставляла посылку на театральную. Такими темпами скоро она будет ходить по барханам над крышами Москва-Сити.

Алена огляделась, скинула с плеч надоевший рюкзак и принялся расчищать обжигающий песок. Вскоре показалась тяжелая железная дверь. Откинув от нее песок, Алена на всякий случай проверила задвижку. Гостей не было, да и кому придет в голову искать в песке дверь, ведущую по узкой тридцатиметровой лестнице внутрь памятника?

Тяжелая дверь поддалась на удивление легко, словно впуская в себя давно не заходившего хозяина дома. Лезть в темное место было грубейшим нарушением ей же установленных правил, но в данном случае опасности внутри не было. Но Алена все же замерла на входе и обернулась к Ивану.

– Помнишь главное правило? – то ли при слове «правило», то ли от осознания почему оно вообще существует Ваня поежился и как-то немного осунулся.

– Не лезть туда, где темно…

– Верно. Сюда – можно, но только сюда. – Ваня кивнул. Конечно он помнит его наизусть, как и все остальные выжившие. Но лучше лишний раз убедиться, чтобы у ребёнка не появилась смертельно опасная привычка вот так открывать любые двери во тьму.

Алена осветила фонарем пространство, уходящее вертикально вверх, еще раз проверив отсутствие сюрпризов. Луч света вырвал из темноты ржавую, но вполне пригодную для использования лестницу, ведущую наверх.

– Я первая, как только долезу доверху – дам знак. – Ванька молча кивнул, но было видно что ему некомфортно оставаться одному в этой трубе.

Прикрыв за собой дверь и заблокировав ее задвижкой, Алена первая полезла вверх. Внутри было душно – солнце раскалило металлическую трубу. Лезть в узком пространстве было не особо удобно, но привычно – она часто бывала здесь. Руки уверенно цепляли арматуры-ступеньки. Вскоре она добралась до верхней площадки.

Песок плохо удерживал тепло, и несмотря на дневную жару, ночью на город часто опускался холод. И то ли от перепадов температур, то ли еще от чего – половина головы памятника отвалилась еще год назад. Получилась отличная площадка, с крышей над головой, тенью и прекрасным обзором в сторону Сити. Алена осмотрелась. Вокруг было тихо, и она негромко свистнула в трубу – кричать лишний раз не стоило, чтобы не накликать внезапную беду. Ванька тяжело запыхтел снизу – начал подниматься. Он лез медленно, но верно. На последних ступеньках Алена подстраховала за куртку на всякий случай. Ванька вылез на площадку, оглянулся и ахнул от увиденного. Им, детям подземелья, редко выдавалась возможность забраться куда повыше.

Вдаль уходило полузасыпанное песком полотно третьего транспортного кольца. Тут и там из-под песчаных барханов виднелись остовы машин, с которых ветер и песок словно шкуркой содрали краску. По краям дороги высились все те же кирпичные многоэтажки с пустыми окнами-глазницами.

Ванька неотрывно следил за тем, как ветер гоняет ржавую банку по безлюдной дороге, и Алена поймала себя на мысли о том, что она знает о чем он сейчас думает. Снизу город выглядит по-другому. Ты не видишь километров брошенных машин и пустых домов, с обвалившимися крышами. Такие просторы не привычны. Внизу твой обзор ограничен, и хотя это и не понимаешь умом, но где-то внутри теплится пусть глупая и необоснованная, но надежда. Надежда на то, что где-то там, за домами, за очередным поворотом дороги, возможно все иначе. Там есть жизнь, зеленые деревья, живые люди. А где-то, наверняка – не может быть иначе! – идет дождь и бегут звонкие ручьи, резвясь, сталкиваясь и разбегаясь потоками живительной влаги. И если прислушаться – в его журчанье можно услышать смех детей.

Но здесь, сверху, было отлично видно – город мертв.