Читать книгу Она плавает в формалине - Алекша Нович - Страница 2

– Свет включи! Ни черта не видно же! Ты ванну помыла?

– Помыла, помыла. И спиртом протерла, так как ты сказал.

– Всё правильно, молодец. Демоны не выносят человеческой грязи.

Советские однотипные дома никогда не славились простором. Узкие двери, тесные комнаты, низкие потолки.

– Черп, ты свечи принёс?!

– Да!

– Так заноси их сюда, не тормози.

В маленькую ванную комнату втискиваются три человека. Тесно, душно, но дышать получается. Первый высок, худощав, с длинными, сальными чёрными волосами. Под глазами молодого человека красуются синяки от недосыпа, а шея и руки увешены дешёвыми металлическими цепями с различными бутафорными пентаграммами и перевёрнутыми крестами. Он медленно, на показ обводит рукой ванную, хватая пальцами воздух, как будто хочет что-то крепко сжать в ладони. Рука его останавливается над раковиной. – Ставь здесь! – кивает он второму, более крепкому и менее высокому парню.

Неуклюжими движениями «крепыш» долго и суетливо что-то ищет в целлофановом пакете.

– Где же они… сейчас, сейчас. Ты не кипятись Макс, Я их взял, где то зде… – его фразу прерывает пощёчина.

– Дебил, Я же тебе говорил, чтобы ты, не называл меня по мирскому имени в таких случаях!

– Извини, Вен… Ван.. Ванзевул.

Ванзевул ещё пару мгновений яростным взглядом ровняет коренастого парня со стеной и выдыхает.

– Ладно Черп. Ставь свечу.

– Спасибо брат, – наконец найдя свечу, Черп ставит её на раковину, и ещё четыре свечи на места, которые ему указал длинноволосый.

– Алиса! Ты держала пост, как Я тебе сказал? – обратился Ванзевул к девушке, находящейся третьей в ванной комнате.

– Да, да. Всё как ты сказал, о «великий». Главное, получится? – отвечает та, не скрывая сарказма и неподдельного нетерпения перед грядущем.

– Твоя насмешка может дорого тебе стоить. Но ничего, Я чувствую, что истинные князья Преисподнии благоволят сегодня нашему делу. Так что, всё получится, так как ты хотела.

– Дай Бог, – Алиса неуловимо улыбается своей оговорке.

– Дура! – Ванзевул заносит худощавую руку для пощёчины, но большая ладонь Черпа перехватывает удар.

– Нехорошо брат, девушку бить, тем более в её доме.

Видно, что Черп сильно боится своего старшего брата, но допустить, чтобы на его глазах ударили Алису, ещё страшнее.

– Да Я шучу, шучу! Всё, больше так не буду, обещаю, – Алиса опускает ладони обоих своих гостей и примирительно сжимает их.

Ванзевул на мгновение замирает, заглядывая в глаза Алисы. Что-то тёплое касается его изнутри и на мгновение ему даже становится стыдно. Он никогда не мог понять, почему именно Алиса, возможно только Алиса заставляет его стыдиться своих поступков. Он всё внимательнее всматривается в её лицо, и не понимает «почему».

Кому-то дано смотреть ввысь и видеть только небо, закутанное в чёрное покрывало с множеством белых дыр. А кому-то дано узреть там же космос, полный ослепительных звёзд различных величин, великолепных радужных туманностей и вихревых галактик. И ведь обе стороны окажутся правы. Волнистые рыжие волосы Алисы, это непослушная огненная туманность, что спадает с её плеч и волнится до самой поясницы. Вихревыми галактиками в этой картине будут глаза, большие зелёные глаза, таящие в себе отражение той Вселенной, что скрыта за ними. А кто-то смотрит на неё и видит всё это вместе, как чёрное ночное небо.

– Ладно! Всё! Хватит! Время… Черп, тащи собаку! – Ванзевул долговязой рукою отодвинул Алису к стене и достал большой охотничий нож из кармана пальто. – Этот нож достался мне от деда, он был охотником. На нём много крови животных, – с гордой улыбкой хвастает он Алисе.

– Куть, куть, куть… Собачка, иди сюда… иди. Я тебе колбаски дам, – из подъезда послышалось «сюсюканье» Черпа и радостный лай собаки.

На лице Алисы снова отобразилась саркастическая улыбка в сторону Ванзевула. Ванзевула же переполняет гнев, руки его крепко сжимают охотничий нож, а лицо подёргивается в яростных судорогах. он выбегает из ванной. Слышится удар, стон и долгое визжание собаки. Держа за шкирку, Ванзевул вносит в ванную маленькую серую дворнягу. Собака сильно извивается в крепкой хватке парня, и наполняет ванную комнату невыносимым скулением. Вслед за Ванзевулом входит Черп, он держится за разбитый глаз и что-то бубнит себе под нос.

– Зажигай свечи! Туши свет! – кричит Ванзевул Алисе, со всех сил прижимая собаку ко дну ванной.

Алиса второпях зажигает парафиновые свечи, расставленные по всей ванной комнате, образуя кривую пятиконечную фигуру. Черп, заткнув уши, чтобы не слышать собачьего визга сел в углу под умывальником и поджал ноги. Пронзительный собачий скул, отражаясь от кафельных стен помещения, заставляет сознание закрываться от восприятия настоящего. Твёрдый и холодный ком подкатывает к горлу всех присутствующих в ванной комнате.

– Всё! С этого момента ни звука! Я начинаю… – командует длинноволосый с ножом.

он сглатывает последнюю слюну и громко, чтобы перекрыть скул собаки, начинает кричать заученный текст.

– Эссэ фир сеери фарес назеил линаа! О, великий отец грехов наших! Взываем мы к тебе, слуги твои, по праву своему! Взываем в день двадцатый, в месяц десятый, в год одна тысяча девятьсот девяносто второй от рождения врага твоего! Прими эту гнилую душу себе в обладание! А взамен, яви нам мощь свою! Здесь и сейчас! Дабы уверовала дитя похоти твоей в силу твоё! Линаа ецер умэр лирес! Лина фееерес сентине дес! ЛЕАНА КИИРИН КЕС!!!

С последним словом Ванзевул заносит нож над головой. Секунда. Мгновение. Взгляд Ванзевула, от рождения Максима Вишневского, как будто дёрнулся. Глаза собаки. Оглушающий визг. Сидящий в углу брат с разбитым глазом. Ком в его горле стал, просто невыносим. «Максим, не надо!».

Слабый хрип разрезанной гортани. Бульканье крови. Тишина. Тёплый запах ржавого железа и мокрой собачьей шерсти быстро заполняет и без того душное помещение. Ванзевул начинает разделывать, уже бездушное собачье тело. Кровь прыскает ему в лицо, «Пустяк, всё смоется, главное сделать всё правильно, по той книжке, которую ему привёз из Англии товарищ. Так, ребра проламывать сложно, лучше вспороть ниже, возле желудка. Желудок, вот он, он не нужен его сразу в сторону. Какое всё теплое, совсем живое, только липкое, всё ужасно липкое. Кровь, как будто катается между пальцами, как… как очень густой кофе, или типа того. Даже не верится, что секунду назад в этом теле была жизнь, а теперь нет. Я забрал её, так просто, одно движение и жизни нет. Под желудком селезенка». Не по нужде, а для интереса Ванзевул надрезал её ножом. На руки ему выливается приличная порция свежей крови. Это приносит ему некоторое облегчение, свежая кровь не так липнет между пальцев, как подсохшая. Вытащив правое лёгкое, он почти по локоть засовывает свою руку в наполовину пустое тело собаки. «Вот оно, сердце, кажется оно. Крепко сидит зараза». Ванзевул изо всех сил дёргает маленький кусочек плоти, размером с пару грецких орехов. Собака дёрнулась. Её голова повернулась на бок, посмотрев своими тусклыми, бескровными глазами прямо в лицо Ванзевулу. Тот хотел было закричать от неописуемого ужаса, икры ног тот час похолодели, а сердце как будто опустилось на дно желудка. «Спокойно Максим! Это всего лишь нерв, или артерия. Ты дёрнул, что-то важное, и она шевельнулась. она мертва, она не может двигаться». Ему становится плохо, но отступать нельзя. Алиса хочет, чтобы он создал чудо, он его создаст. Нельзя просто так взять и ударить лицом в грязь перед ней.

– Всем смотреть сюда! Это сердце той твари, что так ненавидит мой господин! Стоит лишь мне отдать это сердце ему, как он проявит свою власть над этим жалким миром!

Ванзевул берёт в правую руку нож. «Как же невыносимо липнет рукоять ножа к руке… Не могу больше! Надо, она смотрит!». Пять простых линий и всё, всё как в книге. он чертит на ещё тёплом сердце пятиконечную фигуру в виде звезды, а после, в центр фигуры втыкает нож, по самую рукоять.

– Теперь примите каждый по капле требной крови на лоб, с моего ножа в знак тёмного помазания. С моим помазанием завершится ритуал и проявится мощь тёмного господина!

С кончика ножа кровь медленно скатывается на лоб, сначала забитого в угол Черпа, а затем и Алисы, внимательно, но без излишнего энтузиазма наблюдающей за действием.

«Теперь моя очередь… Я знаю, всё получится, по любому всё получится. Я же сделал всё как в книге, и не важно, что книга эта в мягком переплёте и издана прошлым годом! Я верю ей! она не врёт! она не врёт! она из Англии, черт её побери, она не может быть подделкой, Я её неделю со словарём переводил! Всё получится! Получись! Получись, пожалуйста! Господи, пожалуйста, пусть получится». Капля уже остывшей густой крови капает на лоб Ванзевула. От страха он зажмуривает глаза. Тишина. Гробовая тишина. Ни звука, даже муха не пролетит. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь. Уже восемь секунд тишины, интересно, сколько она ещё сможет продержаться.

– Кхм, кхм… И что? – с долей возмущения интересуется Алиса, вытирая собачью кровь со лба.

– Молчи женщина! Мой господин не сразу проявляет свою мощь!

– И когда он изволит её проявить?

– Ещё пару мгновений! Вот! – из-за стены, где находилась кухня, слышится спасительный стук. – Это знак темного лорда! он здесь!

– Ты дурак что ль? Это соседи по трубе стучат! У нас стены тонкие, а ты тут на весь подъезд стихи на латыни орёшь!

– Я… Я просто. Да ты ничего не понимаешь, женщина! Такими словами ты насылаешь на себя гнев повелителей ада!

– Слышь, ты дрыщ! Ты чего издеваешься?! Ты на кой хер сюда припёрся?! Я тебе сказала, что мне просто нужно чудо. Любое, хотя бы самое маленькое чудо, чтобы просто посмотреть. А ты мне тут всю ванну кровищей собачьей залил, да ещё и псину такую хорошую загубил! А Я, между прочим, её знала, подкармливала иногда. Урод…

Алиса открывает дверь ванной. Тут же в квартиру врывается запах плавленого парафина, собачьей шерсти и свежей крови. В обмен на такую щедрость, квартира делиться с ванной свежим воздухом.

– Так, Максим… В общем взял свой суповой набор из ванной и шуруй вальсом вдоль забора, пока ладаном не осыпала. А если Я тебя в ближайшие две недели увижу, то вот тебе крест, всё мамке твоей расскажу, какой ты хренью маешься. Сектант несчастный!

– Не смей мамку вплетать!

– А Я вплету, ещё как вплету! Я-то, до сих пор помню, как тёть Зина тебя ремнём по всему двору гоняла только за то, что ты слово неприличное в лифте написал.

Алиса включает свет в ванной комнате и уходит на кухню, оставив Ванзевула наедине с братом, убитой собакой и собственными мыслями, что на этот момент есть наихудшее для него наказание.

Когда Ванзевул ушёл, прихватив с собой в чёрном целлофановом пакете останки своего греха, Алиса подняла с пола Черпа, что продолжал сидеть в углу под раковиной, и помогла ему дойти до кухни.

– Вань, ты как? В порядке?

– Извини меня…

– Ха, вот же перец. В глаз получил, да ещё и извиняется.

Алиса налила себе и сидящему за столом Черпу кофе, и поставила на стол тарелку с овсяными печеньями.

– Спасибо… Макс не плохой, сама знаешь. Просто в последнее время крыша у него едет, да и злой какой-то стал, – Черп, он же по рождению Иван Вишневский, потирает подбитый глаз. – За ванну, за собаку извини. Я это, Я там уберу всё, в ванной, не переживай.

– Что ж ты будешь в одиночку Максов косяк разгребать, вместе помоем.

– Спасибо.

– Ладно. Ты давай кофе допивай, и Я тебе кое-что интересное покажу.

Допив кофе, молодые люди перешли в комнату. По планировке квартира Алисы вполне стандартная двушка: крошечный коридор, типичная советская кухня, ванная, туалет и две небольшие комнаты, соединенные её отцом в одну большую. Не густо, но и не пусто, как говорится, есть, где развернуться стройному телу.

– Ну что Вань, готов? – Алиса подходит к большой занавеске, которая отгораживала от гостя крайнюю стенку комнаты.

– Готов, а что там?

– Сейчас увидишь. Раз, два, три! – Резким движением Алиса отдёргивает ткань. Ржавые кольца, на которых висит занавеска, неприятно звякают о металлический шест. Свет из окон падает на начищенное до блеска стекло и с большим трудом, сквозь толщу воды достигает дна невероятно большого аквариума, который занимает площадь всей дальней стены комнаты.

– Афигеть! Как в доме природы, или как его там… В этом, в океанариуме прям. Это откуда у тебя?

– Вчера только установили. Я на него все деньги спустила, которые мне отец на полгода выслал, теперь пока что даже рыбок купить не на что. Но ты посмотри, какая красота. – она нащупала за аквариумом шнур и воткнула вилку в розетку. На дне аквариума зажглись три больших ярких лампочки. Искусственный свет, расталкивая тьму к стеклянным стенкам, вырывался к потолку и выносил с собой отражение ряби и волн.

– Красиво…

– А представляешь, как будет красиво если будет с рыбками?

– А зачем занавеска?

– Ну… – Алиса выключила свет в аквариуме и задёрнула ткань. – Это моё маленькое чудо, не хочу, чтобы на него пялились все кому попало.

***

24 октября 1994 года. Сегодня вышел юбилейный сотый выпуск программы «Поле чудес», на центральном канале ОРТ, но Алиса этого не знает, так как антенну от телевизора, она разломала и выкинула. Почему? она того сама не знает, как то так вышло. А завтра министерство обороны издаст закон о реализации государственных мер по социальной защите личного состава вооружённых сил Российской Федерации, подвергшегося воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобольской АЭС. Об этом Алиса тоже, не узнает. Зато она знает: что в тувинских горловых песнопениях женщины обычно поют высокими голосами с четвёртый по тринадцатый обертон; если очень сильно зажмуриться и не открывать глаза больше двух минут, всматриваясь в себя, то можно увидеть картину невероятных красок, в которой будут радужные холмы и тёплое солнце. А ещё Алиса знает, чем отличается внешний вид женьшеня от горицвета, в чём радикальная разница между творчеством Кафки и Генри Джейса, и все узкие, извилистые, старые улочки своего города, по которым обычно не ходят люди, предпочитая новые, просторные проспекты.

При всей своей абсолютной жизнерадостности, Алиса является агрессивным человеком. Люди называют это болезнью, она считает это возможностью. «Зачем терпеть то, что можно изменить небольшим порывом», считает она, «Не важно, что можно посчитать злодеем, поток ветра, сорвавший старый лист, но сколько в этом пользы». Больше всего, у Алисы вызывают агрессию времена, когда ничего вокруг не происходит и, как правило, обычно в этом виновата она сама. В такое время она любит читать, смотреть, слушать то, что люди считают странным, аморальным, неэтичным, или даже безумным. «Если человек чего-то не понимает, значит, он просто не дорос, чтобы это понять, но если, конечно, ему есть дело до этого», обычно говорит Алиса тем, кто крутит у виска, узнав, что Сальвадор Дали завещал похоронить Его под полом, чтобы по его могиле могли ходить люди.

Солнце наполняет теплом каждый узел аккуратной вязки зелёного свитера Алисы. Она купила его в прошлом году, когда ездила с друзьями в Казань, у одной очень старой бабушки татарки. Бабушка стояла на мосту возле небольшого базара и продавала, только один вот этот самый свитер, монотонного, ярко зелёного цвета, очень тёплый. С высоким воротом и длинными подкатанными рукавами, он не кололся и не заставлял тело задыхаться от жары.

«Вниз по улице, а тут повернуть в арку. По дворам, или по прямой? По дворам, там астры до сих пор цвести должны. Нет, уже не цветут, а жаль. Какая большая лужа, а дождя ведь не было. Усатый мужчина в джинсовом комбинезоне поливает цветы в клумбах из шланга. Убийца! Птичка. Какая красивая… но летит в другую сторону, а жаль». Бесконечный поток несвязных мыслей составляет цепь мировоззрения Алисы на данный момент. Она проходит мимо старой спортивной школы. Пройдя балетный класс, она заглядывает в окно зала карате. Понаблюдав за маленьким мальчиком, в не по размеру широким кимоно, Алиса, повторяя за Ним приём, ударяет ладонь по доске подоконника. Больно. На этом подглядывания заканчиваются.

«Опять вниз по улице, ещё один поворот за угол. За углом будет киоск, в киоске будет тучная женщина с мягкими руками и твёрдым характером. У неё за спиной на полках будут вкусные булочки, которые она мне не даст без денег, даже если очень хорошо попросить. Капиталистическая сучка!». Алиса невольно смеётся, поражаясь своим шальным мыслям. «Раз, два, три и ещё тридцать метров от перекрёстка». Светофор на перекрёстке перегородил дорогу красным светом. Алиса поворачивается налево и переходит ту дорогу, на которой, светофор показывает зелёный цвет. Ещё пять минут вдоль дороги, и она возле почты. В здании почты на удивление прохладно, прохладнее, чем на улице под октябрьским солнцем. Алиса платит в кассе чёрноглазой девушке, очень похожей на цыганку и отправляется в телефонную будку.

– Так… Восемь… Нэ, нэ, нэ, нэ. Потом ещё раз восемь, потом хум, хум, хм, сорок семь, пятьдесят два.

Длинные гудки. У Алисы защемило в сердце. «Если гудки такие длинные, пусть они не прекращаются и пусть трубку никто не берёт». Но трубку берут.

– Алло, пап? Привет. Как у тебя дела? Ум, ясно. Как Антошка? Да, у меня тоже всё прекрасно. Да-да, учусь. Нет, ты что, не прогуливаю. Это у меня просто окно в парах. Да… как работа? Как закрыли!? Почему? Ну ты не переживай, нам вон перепод по экономике пророчит великое капиталистическое будущее, говорит, что скоро у нас всё будет. Да.. и чтобы нам за это ничего не было. У вас как, деньги на первое время, если что, есть? Ясно… Да у меня есть, да ты что ты мне столько прислал, мне на это ещё пол года жить, так что, не переживайте. Ну ладно, Я побежала, на пары надо. Привет Антошке! Пока… да, да хорошо, всё давай, хорошо, давай. Пока.