Читать книгу Я молодец - Алена Козырева - Страница 2

«Я – Молодец»

Я – молодец! Хоть и сижу на антидепрессантах и транквилизаторах уже полгода после серии капельниц и групповых терапий в стационаре психиатрического диспансера в следствие жесткой депрессии, отсутствии сна на протяжении трех дней, нервных судорог и суицидальных мыслей.

Но зато «я – молодец», это снова и снова крутится в моей голове, пока я смотрю как мелькают станции метро, обдавая сырым спёртым воздухом, так полюбившимся мне за годы студенчества. «Я – молодец, ведь я вовремя и удачно вышла замуж за красивого и статного, надежного и перспективного мужчину, за которым как за каменной стеной, собственно не только за ним, но и с ним, зато родственники и общество одобрительно качают головой – хорошая девочка». И я всегда такой была – вовремя закончила школу с золотой медалью, параллельно закончила художественную школу, вовремя поступила на бюджет на высшее образование, чтоб родителям не стыдно и не дорого.

Всегда прилежно одета, причесана, и всегда готова подать пример как говорить, как писать, читать. Золотце. И вся моя жизнь сфокусирована вокруг того, как в очередной раз получить одобрительное поглаживание по голове – «МОЛОДЕЦ! ХОРОШАЯ ДЕВОЧКА!» А я повиляю хвостом и дальше в свою колею железных принципов, условностей и недостижимых идеалов.

***

Я знала, что в этот раз мне снова предстоит нелегкий путь, и это больше даже не о шести часах дороги с пересадками, а о пути к себе, новые неизведанные тропы. Но я уже не боюсь, потому что с ней за руку это уже не кажется таким страшным, потому что, когда ты сидишь в одиночестве, закольцевавшись в собственных незрелых мыслях, и совершенно запутавшись, ты уже совсем не видишь, что правда, а что лишь плод твоего больного воображения. Именно поэтому я снова сажусь в пригородную электричку, предвкушая встречу с Галиной, и новой гранью себя.

Но пока что, ловя этот уже совсем холодный освежающий ветер из щели старого непроглядного от тысяч перенесенных дождей и вьюг окна, у меня есть время ещё раз попытаться собрать в кучу обломки этих воспоминаний и чувств, которые спрутом овили мои мысли, а по ощущениям и всю меня, и понять, что же такого важного я так и не смогла уловить в этих своих уроках?

До этого, как мне теперь казалось, я обращалась к Галине просто с пустяковыми вопросами, которые и значения-то в жизни особо никакого не имели, но, возможно, без них, без этих тонких ниточек мы бы не подняли со дна тот груз, который уже давно поселился в моей душе, и то и дело выпускал наружу понемногу свою сущность.

Начну, как мне кажется, с начала, я правда даже уже не могу отследить, было ли всегда это частью меня или действительно было какое-то начало. Но, пожалуй, расследование проще начать именно с того момента, что я была вторым ребенком в семье с двумя детьми, учась в школе, параллельно училась в художественной школе, ходила на уроки гитары раз в неделю, потом на танцы три раза в неделю, потом репетировала в группе два раза в неделю, и всегда успевала участвовать во всей самодеятельности и праздниках в школе, в школьном самоуправлении, олимпиадах, и естественно выполнять домашние задания и быть отличницей. Можно сделать два вывода – у меня всегда была куча неуёмной энергии, и что основными категориями в жизни для меня были – это «Молодец, Умница, Хорошая девочка».

И до тех пор, пока я существовала в определённой системе, для меня было всё достаточно просто, что делать, куда двигаться, всегда был ресурс – внутренний генератор. В системе есть чёткая градация, по крайней мере, мне так казалось, и я существовала именно в таких системах, где кристально ясны параметры, что ты делаешь правильно, а чего делать не стоит, в результате чего ты будешь «молодец», а что «ай-ай-ай». Но моё «выпадение» из системы, я полагаю, также не случайно. Теперь я смогла увидеть, что оно произошло, когда я чётко приняла решение расти, развиваться и выходить за заданные шаблоны.

На этом этапе все мои ориентиры начали смещаться, потихоньку съезжать с рельс все мои убеждения. И, как оказалось, я к такому повороту совершенно не была готова, сначала я просто отчаянно искала, за что бы еще зацепиться – учёба, работа, муж, семья, за что-то привычное и стабильное, но и эти вещи уже не давали мне удовлетворения, тогда я начала искать в различных техниках, книгах, как поправить своё положение, так как накатывала сначала тоска и скука ко всему, что происходит вокруг, что, к слову, для меня никогда не было свойственно, а к концу предыдущего года меня совершенно накрыла волна подавленности, бессилия и безразличия ко всему.

Но я, как правильный по всем параметрам квадратный человек незамедлительно начала порицать: «Что за лентяйство? Это просто безалаберность и нежелание ничего делать. Так нельзя! Ведь ты такая молодая, ты должна работать и при этом круглосуточно улыбаться, и радоваться. И вся апатия – это твой ленивый бред и отговорки! Расслабилась!» Но если раньше внутренние упрёки заставляли взбодриться и начать что-то делать и как-то жить, на этот раз номер не прошёл, и я натурально начала медленно, но верно катиться в депрессивное состояние, периодически хватаясь за соломинки – «Вот учёба! Просто это, наверное, не мой путь!» – «Вот работа, просто работодатель никогда не сможет понять мою тонкую натуру, а в коллективе все только и стремятся самоутвердиться за твой счёт!» – «Вот семья – а они вообще все всегда считали меня жалкой, но в тайне и осуждали, что не могу взять себя в руки, лучше с ними ничем сокровенным не делиться, это рано или поздно выйдет мне боком! Уж я-то знаю!» – Наконец я добралась и до мужа – «А зачем мне вообще отношения? Я для них не создана, никто не способен меня понять, это всё не моё, не мой человек, дом, образ жизни!» – «Я же не такая» – крутилось всё это на ежедневной основе, да с разных ракурсов в моём страшно воспалённом сознании.

И если бы это было только в голове, но мои глаза не просыхали от одновременных жалости и ненависти к себе, и всё это отразилось на моём здоровье, я уже ни дня не жила без целой гаммы чувств: апатии, беспокойства, тревоги и боли. Мой организм начал сигнализировать очень ярко о том, что так больше продолжаться не может!

При всем этом прекрасном наборе внутри, наружу от меня исходил тот же безысходный аромат претензий. Претензий ко всем и ко всему, к прошлому, настоящему и будущему, к окружающим случайным людям и, конечно же, к близким. Я как дикий волчонок металась из угла в угол, абсолютно не понимая себя.

В таком состоянии, вся трясущаяся и с безумным видом я даже дошла до психиатрической больницы, где меня спасали классическими методами. Определённо, мне стало легче, но по факту, всё это помогло мне загасить истинные чувства, успокоить боль, которая что-то пыталась донести. Я просто оказалась как рыба в глушеном состоянии, мне всё время хотелось спать, но во сне я находила спасение, ведь до обращения в больницу мои глаза могли не смыкаться несколько суток, я пыталась заглушить это состояние увлечениями и спортом, но какой-то неутомимый корень болтался в моих мыслях, и вся я была как человек без шкуры – сплошной оголённый нерв.

На этом этапе, мирно покачиваясь в электричке, в уже привычном полусонном состоянии, я перебирала всю свою годовую эпопею и пыталась уловить, что же это за корень от прополотого однажды сорняка, болтался и не давал мне увидеть объективную реальность настолько, что мне приходилось глушить себя. Я перебирала сотни своих жизненных ситуаций и отношений с людьми, и в какой-то момент заблистал вдали луч моей самой больной мозоли, наступая на которую можно было моментально получить реакцию – это моя любимая правильность, моя маленькая хорошая девочка, которая всегда всё делает, чтобы погладили по головке. Жизненные приоритеты которой сведены к критерию – главное, чтобы сказали: «вот же какая она молодец!»

***

Послышался звучный голос проводника, а это значит, у меня есть пару минут, чтобы не пропустить крошечную деревенскую станцию, где не ловит связь, и где кроме меня в этот раз даже никто не собирался выходить. Схватив рюкзак, я приземляюсь на небольшую бетонную плиту, которая здесь олицетворяет платформу. Когда моя электричка чуть отъехала, я поняла, что дальше легче не станет, ведь мой путь к станции преграждал длинный товарный поезд, но мог ли он остановить меня в данной ситуации? И перемещение под поездом между вагонами неплохо позволило размять спину и ноги, отсиженные в электричке. Следующим этапом предстояло найти моего встречающего, ведь до пункта назначения ещё минимум час по разбитой лесной дороге.

Поднявшись по ступенькам станции, между деревьев я заметила моего добродушного плюшевого высокого провожатого. Он почти ежедневно встречает гостей, для него это уже рутина, а я рада ему, как старому другу, который всегда поможет в трудную минуту. Обменявшись скромными приветствиями, но доброжелательными взглядами, загружаем мой небольшой скарб и настраиваемся на привычный путь меж моих любимых завораживающих островерхих чащоб.

***

Когда я вошла в знакомую разноцветную и разношёрстную кухню уже был глубокий вечер, а по сему работа у Галины кипела, как всегда пахло свежим деревенским ужином, кофе и сигаретным дымом, а на пороге нельзя было пройти, не поприветствовав всех младших обитателей, которые почти улыбались своими усатыми мордами и всегда благостно мурчали на поглаживания.

Негромко поздоровавшись со всеми, я села с самого краю, чтобы не мешать работе, ведь по себе знаю, как иной раз трудно уловить мысль, когда ты в заблудшем состоянии. Глядя в самый дальний угол и лишь фоновым отзвуком улавливая интонации Галины, мне внезапно пришла в память наша первая встреча и общение. Я вот также тихо и робко сидела, перебирая пальцами салфетку и думала по привычке, что я делаю не так, как я делаю не то, и что пора бы уже менять что-то в жизни. Тогда же бессильным почти беззвучным голосом я пролепетала:

– У меня ощущение полной бестолковости, вроде бы все хочу и ничего не хочу, наступил такой момент, и я не могу вообще ни с кем особо общаться, шарахаюсь от людей лишний раз, какое-то подавленное состояние…

– Что это за подавленное состояние? – мирно глядя, медитативно произнося слова, говорила Галина.

– Напряжение, которое растекается по телу, сковывает. – в этот момент я ощущала, что натурально скованна, все части тела словно каменные и даже шея с трудом поворачивается по необходимости.

– А напрягает-то кто? – слегка приподняла бровь Галина.

– Ну я напрягаю… я напрягаюсь от людей…

– Постарайся не объяснять «почему», ты на самом деле не знаешь почему, ты просто связываешь это с людьми и прочим, не факт, что это так. ТЫ думаешь, что связано с этим, но скорее всего связано с чем-то другим. Пока что ты не знаешь, что с тобой, правильно?

– Да. – и я действительно не знала, но всегда судорожно старалась найти всему объяснение.

– Тогда давай не будем делать выводы, о чем сейчас ты не можешь их сделать.

– Ладно, просто у меня вот сил нет, я что-то хочу сделать, и тут же у меня весь импульс пропадает, прибивает к месту и все.

– Давай с самого начала – как только ты хочешь что-то сделать…

– Я попытаюсь, понимаю, что снова все бестолково и снова сил нет. – даже в голосе моем не было никакой энергии.

– Все бестолково – так?

– Да.

– Ты понимаешь, что снова все бестолково и прибиваешь себя к месту, так?

– Да, так.

– Давай рассмотрим это «бестолково».

– Это бесполезно, пусто. Никакой ценности. Ничто.

– Никакой ценности в этом нет для кого? – она лукаво смотрела прямо в душу кофейно-карими глазами.

– Для меня.

– А что это вдруг? Вроде бы было твое желание, и ты решила в нем искать ценность. Для кого ценность ты стала искать?

– Скорее тогда для других. То, что это не привлечет других. – со смехом и смущенной улыбкой ответила я.

– Совершенно верно. Посмотри, бестолково для чего? Толк то какой-то от этого нужен тебе.

– Да, никто не заметит. А если заметит, то скажет, что фигня. – и даже самой стало забавно от выводов.

– И что?

– И я снова буду чувствовать себя ничтожеством. – внутри все обрывалось и падало на самое дно от таких мыслей.

– Тогда для чего это делалось? Чтобы заметили?

– Вроде бы изначально я хотела. А в итоге потом приходит желание привлечь внимание.

– Для чего нужно, чтобы люди заметили? – продолжала она допытывать спокойным уравновешенным тоном.

– Чтобы я не была ничтожеством среди людей.

– Ну и как ты не будешь ничтожеством?

– Ну я же сделала что-то хорошее…

– Минуточку, если ты сделала что-то, что имело толк для них, но совершенно бессмысленным было для тебя?

– Нет, для меня не было бессмысленным.

– Ну посмотри, что это так понадобилось – все для людей? Чтобы заметили, чтобы увидели толк. И что тогда?

– Я не буду одинока, со мной будут общаться. – отчаянно подняла я по-щенячьи тоскливые глаза.

– Это как? – Галина как детектив распутывала последовательность.

– Ну если я полезна для общества, значит, со мной можно общаться. – смех уже пробивался сквозь слезы.

– Общаться – это что-то общее!

– Ну да, разговаривать там, приходить в гости.

– А где тут будет общее?

– Ну мы будем вместе что-то делать, если я какая-то нормальная и ценная, а если я такая бестолочь, что со мной делать можно вместе?

– То есть тогда с тобой вместе делать ничего нельзя?

– Ну да…

– А если ты будешь делать для людей, то будешь делать то, что подходит для людей?

– Ну, что-то красивое, от души, и тогда это людям будет тоже к душе как-то.

– Что это так понадобилось-то я никак не пойму? – в ее голосе начинали появляться повышенные нотки.

– Чтобы они меня не бросили!

– И?

– Я не останусь одна…

– И ради этого ты готова отказаться от своих желаний?

– Мне кажется, что это мои желания.

– Как видишь, свои желания только что ты назвала бестолковыми. А толковые – это те желания, от которых будет толк, так?

– Да.

– А толк – это что значит для тебя?

– Польза для кого-то кроме меня.

– Прекрасно. И чтобы для кого-то была польза кроме тебя, ты решила, что надо что?

– Сделать что-то хорошее.

– А как это должно выглядеть?

– То, что нужно, полезно людям. Или хотя бы понравится, какую-то эмоцию вызовет.

– И какую эмоцию это должно вызвать?

– Радость, например.

– Ты решила причинять людям радость? – иронично поглядывая из-под очков спросила она.

– Наверное…

– И?

– А они только убежали! – посмеялась, сдерживая уже поток слез, я.

– А почему ты решила, что толк в жизни только в радости?

– Ну какие-то эмоции, которые воодушевляют.

– Только, да?

– Просто воодушевление – самое ценное для меня.

– И как ты видишь воодушевление?

– Подъем светлых радостных эмоций. – слегка оживилась я.

– И как это должно выглядеть?

– Допустим, когда человек смотрит на то, что я сделала, ощущает, что это приятно для него.

– Ну вот он ощущает, что это приятно для него, и ты источник этой радости, и что должно быть-то? Толк то какой в этом?

– Для меня?

– Да.

– Что он будет со мной хотеть общаться.

– Правда? А с чего вдруг он должен с тобой хотеть общаться?

– Просто у меня так. Я, когда вижу, что кто-то сделал что-то такое хорошее, мне хочется с этим человеком общаться, сблизиться.

– А все должны стать как ты?

– Мне кажется, что все хотят то же, что и я. – хоть и звучит парадоксально, но я и правда большую часть жизни так считала, что в принципе людям нравится то же, что и мне, хотят они примерно того же и прочее. В общем-то я все за всех знала и проверки даже это не требовало. Сейчас уже даже забавно вспоминать.

– А что все не прыгают от счастья, ходя по улице?

– Потому что они еще не встретили этого воодушевления! – весьма наивно предположила я.

– А что же тогда при этом они не ходят по одиночке?

– Ну потому что они в тех людях увидели это воодушевление, с которыми ходят.

– Слушай, какая душа у тебя нищая, только и знает, что радоваться. И на кладбище заодно радоваться будет?

– Нет!

– А что нет-то? Почему нет? Еще будет радоваться, когда у нее на глазах убивают людей! Что ей не порадоваться? – слегка повысив голос бурляще сказала Галина.

– Да нет, разный спектр эмоций.

– Правда? У тебя спектр эмоций свелся только к радости.

– Потому что, если ты вызываешь у людей грусть, он не хотят с тобой общаться. Когда ты рассказываешь им про свои проблемы, они не хотят с тобой общаться. Они смотрят на тебя, мол, ты неудачник, что с тобой общаться? Никто не хочет присоединяться к грустным эмоциям – затараторила, еле сдерживая слезы, я.

– Я вот никак не могу понять, почему ты решаешь за всех. Может быть, ты не хочешь? Вот сейчас только о радости кто говорит?

– Ну я…

– Тогда кто не хочет?

– Я… вот я слушаю, когда кто-то так говорит, мне тоже настолько становится плохо, что я очень сильно погружаюсь, мне кажется, что я не выдержу это все!

– А почему ты всех людей меряешь по себе? Если тебе плевать…

– Мне не плевать! – буквально оборвала я.

– Почему? Плевать! Плевать на другие проявления человека, подайте вот только воодушевление и радость! Более того, воодушевление у меня только в радости! Плевать-то кому? – вскинула в эмоциональном порыве руку Галина.

– Плевать на другие чувства?

– Да!

– Не знаю, мне кажется, они деструктивные.

– Тебе кажется? То есть все проявления души деструктивные, а конструктивная одна радость?

– Не только радость, но то, что толкает на создание чего-то. Хотя я знаю, что кого-то страдания сподвигают, но им же плохо в этот момент. – не сдавалась я.

– А что ты за них решаешь, как им? Я никак не пойму, вот ты сейчас сидишь, решаешь за всех, кому как, кому что, кто какие должен делать выводы, так?

– Да. – еле слышно пронеслось сквозь зубы.

– Но только ты не обратила внимание – единственный человек, за которого ты так ничего и не решила…

– Да, это я… – с пониманием и разочарованием посмотрела я исподлобья.

– Это ты. А что ты взялась решать за всех? То есть, ты за всех решила, кому что нужно, кто что должен испытывать. Кто с кем должен общаться.

– Может быть, немножко – еле слышно дрожащим голосом по-прежнему стараясь не плакать говорила я.

– Так?

– Ну может не за всех, но за кого-то определенно.

– Как это не за всех? Ты же заявила, что со мной вот так никто общаться не будет.

– Мне так показалось.

– Хорошо, но одна маленькая деталь, вот так не хочет общаться кто?

– Я…

– Заметь, ты, а не другие. Именно ты. Ты решила, что воодушевление – это только…

– Подъем эмоций. – упорно не сдавалась я в своем.

– Может, и подъем, но эмоции – это не только радость. Гнев тоже эмоция, и заметь, тоже идет из души.

– Да.

– Что это ты лишила права душу гневаться?

– Потому что от этого как-то… хотя иногда и поругаться бывает радостно. Не то, чтобы радостно, а иногда хочется поругаться с кем-то.

– Почему бы и нет?

– Это же плохо.

– Ты еще решила и разделить на плохо и хорошо?

– Да. – и я так и правда считала, ведь с детства преследовали сказки о героях и злодеях, о том, что есть черное и белое, и конечно же, что такое хорошо и что такое плохо, но на деле оказалось все гораздо сложнее.

– Тогда не будем больше ругаться, без проблем, пускай идет ребенок под машину себе спокойно, а мы будем смотреть с воодушевлением! – поднимая густые богатые брови, вцепилась взглядом она.

– Но мы же можем сказать ему как-то хорошо, правильно, ласково!

– Пока ты будешь ласково ему говорить, он как раз под машиной и окажется, а ты говори себе ласково. Еще не забудь ласково поговорить с человеком, который идет на тебя с ножом. – она с иронией качнула головой.

– Нет, от него нужно убежать.

– А нет, ты поговори ласково, а то убегать тоже деструктивно. Начни с ним говорить, а я посмотрю, сколько ты проговоришь. Начни говорить с человеком, который на твоих глазах убивает другого человека. Иди, конструктивно и ласково объясни, что этого не надо делать!

– Как-то логично ему объяснить. Какие-то аргументы привести.

– Он на курок нажимает, а ты объясняй. Он в это время десяток человек уложит, а ты говори, говори.

– И что с ним делать тогда? Убить его?

– Я не знаю. Гнев-то это деструктивно, так что иди объясняй!

– Ну он же тоже из-за какого-то плохого чувства пошел, если б у всех были хорошие чувства, он бы не пошел.

– То есть ваше величество вот явилось на свет, прожило тут совсем чуть-чуть, а уже знает, как правильно?

– Ну так же многие считают. – смущенно с улыбкой выдавила я.

– А скажи мне, пожалуйста, в таком состоянии как ты сидят многие?

– Не знаю, мне кажется, что многие.

– Как это состояние тебе? Нравится?

– Нет.

– А это следствие вот этих самых твоих убеждений, которые абсолютно верны, что остальные чувства деструктивны, и то, что польза, это только такое воодушевление, это тоже верно, и то, что нужно делать только то, что нравится другим, тоже верно. Абсолютно верно для того, чтобы оказаться вот в таком вот состоянии.

– Я это поняла.

– Но зачем это отстаивать?

– Да я как бы не отстаиваю, оно такое просто возникает в голове: «А как? А так ведь?». Я сама понимаю, что это меня ни к чему хорошему не ведет, но я не знаю, как тогда.

– Посмотри, как? Оглянись!

– Я понимаю, надо разные эмоции проявлять, что если ты скажешь о своих проблемах, это не значит, что тебя сразу начнут ненавидеть и считать ничтожеством, наверное…

– Посмотри, как другие —то? Тебе не кажется, что они совершенно по-разному?

– Ну да.

– Бывают разные и печальные, и веселые. Более того на одно и тоже реагируют все по-разному. Кто хочет критиковать – критикует, кто хочет обижаться, тот обижается, кто хочет радоваться – радуется, и все они это делают с воодушевлением, разве нет?

– Похоже.

– Тогда может не стоит причинять людям радость, а каждому дать именно свое. Кто как захотел, тот так и отреагировал.

– А если все только плохо будут реагировать?

– Что значит плохо?

– Будут осуждать меня. Говорить, что я никакая, ничего у меня нет.

– Это же ты сочла это осуждением. Тогда говоря так о человеке осудить его пытается кто?

– Я. – с усмешкой задумчиво произнесла я.

– Это же ты решила, что человека можно осудить, вот и осудила сама себя. Но только интересно, когда ты говоришь так о человек, какой себя ощущаешь?

– Что я такая умная, а он неумный. – я торопливо и усмешливо выдала первую же фразу.

– Очень по-умному, взяла и кучу известной субстанции насыпала вокруг себя!

– А кто-то будет самоутверждаться за мой счет!

– Это ты о ком?

– Ну, я буду самоутверждаться за чей-то счет…

– Умнее ты от этого стала? – вскинула голову она со вздохом.

– Нет. В итоге я тупее всех.

– Еще одна интересная деталь, в этом «ничего» ничего не увидел-то кто?

– Я, конечно же.

– И это логично, если всем действиям придавать одно значение, что польза – это только радость и какое-то непонятное воодушевление, то все в этом мире будет бесполезно, ничего не будет из себя представлять. Зачем понадобилось все это?

– Чтобы я не была пустым местом.

– Странно, тебе не кажется? Как ты можешь себя по-другому ощущать, если все, что для тебя представляет интерес – это пустое, бессмысленное и бесполезное. Тогда и все исходящее из тебя должно быть пустым.

– Да.

– Оказывается все, что нужно делать на свете, это то, что было бы полезно другим. Согласна на сто процентов, но почему-то ты не видишь пользы, в том, что человек раскритикует, поругает, это бесполезно что ли?

– Не бесполезно, но как бы не приятно.

– Что ты чувствуешь, когда критикуют или ругают?

– Что я унижена. – низким подавленным тоном произнесла я.

– Кто принизил значимость критики?

– Я.

– Более того, когда ты ругаешь и критикуешь, ты себя ощущаешь на фоне человека как? Возвышенно?

– Да.

– Так что опять о себе. А кто принизил значимость глупости?

– Я.

– Вот в результате и чувствуешь приниженность. Ты решила, что ум хорошо, а глупость плохо, чем же она плоха?

– То, что не можешь ничего полезного сделать для людей.

– Глупый человек ничего полезного сделать не может?

– Наверное. Он не понимает, как. Сам он не сообразит. Будет все время тупить. Проще сделать самому, чем с тупым работать, надо будет ему объяснять триста раз.

– Если ему объясняют триста раз, а он не понял, значит он не слушал! – на повышенных нотках донеслось до меня.

– Нет, бывает слушаешь и хочешь понять, но не понимаешь, у меня такое бывает!

– Естественно, у тебя это бывает. Умной-то, кто хочет казаться при этом?

– Я…

– А глупость в этом виновата или твое желание казаться умной?

– Возможно, желание казаться хорошей и умной, чтобы сказали, что я —молодец!

– Правильно, глупость же – это плохо, это же неправильно?

– Просто тупые люди бесят. – ворча, я негодовала.