Читать книгу Дорога крови - Алена Трутнева - Страница 5

…Айзек что было сил нёсся по таким знакомым переулкам, а предательское солнце неумолимо опускалось за горизонт. Как же он мог, увлёкшись болтовнёй тёти Сильи, которая в благодарность за найденную корову напоила мальчишку чаем, забыть, что мама просила его вернуться засветло! А темнело на Вольных Островах, расположенных к югу от прочих королевств, быстро и довольно рано. Свернув за угол, Айзек глянул наверх – туда, где на чердаке кособокого массивного дома они с родителями снимали комнату со скрипучим полом и затянутым бычьим пузырём окном. К удивлению мальчишки, в комнате не горел свет.

Айзек с трудом распахнул тяжёлую, истыканную ножами и заляпанную грязью дверь и начал осторожно подниматься по тёмной скрипучей лестнице, прижимая к груди завёрнутую в тряпку добычу – малиновый пирог. Он был невероятно сладким и ароматным, но мальчишка честно съел только половину куска, вторую часть – с чуть засохшими краями и сводящим с ума запахом – он припас для мамы.

Толкнув незапертую дверь их крошечной каморки, Айзек с порога оттарабанил:

– Мам, прости, что опоздал! Я случайно, честное слово. Зато гляди, что я достал! Я отыскал тётке Силье корову.

Его встретила тёмная комната, в которой всё было перевёрнуто вверх дном.

– Мама? Папа? – Мальчик шагнул в комнату, и под ногами захрустели осколки глиняной посуды. – Где вы?

– Явился, значит!

Айзек вздрогнул от опустившейся ему на плечо тяжёлой руки и обернулся. Хозяйка барака – тучная женщина под сорок с испещрённым следами оспы лицом – смерила мальчишку недоброжелательным взглядом.

– Немедленно убирайся отсюда. Чтоб я близко тебя не видела!

– Я не понимаю, – пролепетал Айзек, медленно пятясь вглубь комнаты. – Где мама и папа? Почему здесь всё разбросано?

– Не понимает он! – Женщина всплеснула руками. – От вас, жильцов, только и жди, что неприятностей. Сбежали твои родители, вот что.

– Зачем сбежали? Куда? А я?

– Ну ты спросил – зачем. – Хозяйка фыркнула. – Поди, ограбили кого или убили, вот и сбежали, чтобы в тюрьму не угодить. А может, и куда похуже.

– По-похуже? – заикаясь, переспросил Айзек. – Куда?

– Ну что ты заладил! Почём я знаю! Сбежали, и всё тут.

– А почему всё сломано?

Женщина внезапно разозлилась.

– Слишком много вопросов, мальчишка! Мне неприятностей не надо, так что чтоб ноги твоей здесь больше не было. А вещички ваши – хотя навряд ли тут обнаружишь что-то стоящее – я заберу в оплату ущерба. А коли кто придёт их искать, так хоть откуплюсь. – Хозяйка окинула Айзека недовольным взглядом. – Да, знала я, что не к добру появились тут эти жильцы. Грамотные, вежливые такие. Да и щенка своего всё чему-то учили. Непростые они люди. Видать, беглые преступники какие.

– Вы сама преступница! А мои мама и папа – честные и хорошие! – крикнул Айзек.

– Ах ты, щенок! – Женщина ударила мальчонку, и он кубарем покатился на пол, выронив припасённый для мамы пирог. – Серазий! Где ты там ходишь, олух? Немедленно выкинь его вон отсюда!

Здоровенный детина с широкой улыбкой и напрочь лишёнными осмысленности глазами ввалился в комнату и ткнул в Айзека пальцем.

– Этого, маманя?

– Этого.

Схватив отчаянно брыкающегося мальчишку за шкирку, дурачок закинул его на плечо и затопал вниз по лестнице.

– Отпусти меня! Отпусти немедленно!

Жильцы соседних комнат выглядывали на шум, но лишь молча провожали глазами хозяйского сынка, не пытаясь заступиться за Айзека. Серазий же бесцеремонно вышвырнул мальчишку за порог и захлопнул дверь. Айзек мгновенно подскочил и принялся колотить в запертую дверь. Через мгновение на пороге появилась хозяйка.

– Если ты немедленно не уберёшься, я прикажу Серазию утопить тебя в порту.

Дурачок за её спиной довольно закивал, отчего у мальчика мурашки побежали по спине.

– Утопить. Это я могу…

Айзек развернулся и бросился бежать не разбирая дороги.

Спустя пару часов, голодный и усталый, он прибрёл к дубу – одному из излюбленных мест местной ребятни. Мальчишка сел и прислонился спиной к тёплой бугристой коре, вздрагивая от малейшего шороха. Ему казалось, что в безлюдных подворотнях вокруг затаились злодеи, мечтающие утопить его в порту, а то и сами проклятые души из подземного царства мучений пожаловали. Обхватив колени, Айзек до боли в глазах всматривался в сгущающиеся тени.

– Эй!

Айзек вздрогнул и обернулся. Местные мальчишки остановились в стороне, с любопытством таращась на него и перешёптываясь. Айзек улыбнулся им и поспешил навстречу, но вчерашние друзья попятились прочь. Самый старший из них, Ларли, выступил вперёд.

– Нам сказали не водиться с тобой. Иначе нас могут посадить в тюрьму. Потому что ты сын преступников. А может, даже убийц какого-нибудь герцога или даже короля. Ты преступник. Как и твои родители.

– Мои родители не преступники! И уж тем более не убийцы! – со злостью крикнул Айзек, подступая к пацану, который был на полголовы выше его и гораздо крупнее. – Ты сам преступник. Твоя мать ворует куски ткани из красильной, а потом продаёт их. Вся округа знает!

– Закрой рот, сын убийц! – Ларли толкнул мальчишку. – И проваливай отсюда. Пока тебя не отправили гнить в тюрьму. К твоим гадким родителям!

– Не смей так говорить про них! – Айзек кинулся на Ларли и повалил его на землю. – Не смей!

Остальные мальчишки тут же накинулись на бывшего товарища.

На счастье Айзека, их довольно быстро растащили оказавшиеся поблизости взрослые. Но даже грязный и окровавленный, мальчишка всё равно порывался кинуться на оскорбившего его родителей Ларли.

– Бешеный какой-то! – Ларли сплюнул на землю, выражая своё презрение к Айзеку. – Убирайся! И больше не появляйся в нашем районе. Иначе тебе конец, сын трусов и убийц.

– Ты сам такой! – крикнул Айзек, отчаянно вырываясь из рук державших его взрослых. – Ты сам такой!

* * *

Никогда ещё родной город не казался Айзеку таким огромным и чужим. Бесконечные переплетения тесных зловонных улиц, сжатых по обеим сторонам мрачно нависающими над мальчиком домами, уводили его всё дальше от дома и прошлой беззаботно-счастливой жизни. Давно уже не понимая, в какую часть города он забрёл, и не имея ни малейшего представления о том, куда он направляется, несчастный мальчишка тем не менее всё шагал вперёд…

Вода не была большой проблемой, чего не скажешь о еде. Айзек бесцельно кружил по городу вот уже третьи сутки, и за всё это время ничего не ел. Он множество раз видел, как попрошайничали на улицах мальчишки – совсем маленькие и постарше – как клянчили деньги у прохожих нищие и калеки. Но родители всегда учили его, что выпрашивать деньги – последнее дело. Надо самому о себе заботиться. И вот теперь, изголодавшийся и отчаявшийся, Айзек тем не менее не мог заставить себя встать с протянутой рукой у дороги.

К вечеру небо заволокли тяжёлые тучи и очень скоро пролились холодным кусачим дождём. Налетавший с моря порывистый ветер гонял мусор по опустевшим улицам нахохлившегося города, хватал и трепал одёжку редких прохожих.

Бредя по чавкающей под ногами грязи, промокший до нитки и замёрзший, Айзек, как умел, молил небеса вернуть ему родителей. Но в ответ на все его просьбы злорадствующие боги обрушивали на мальчишку всё новые потоки воды да сбивающий с ног ветер.

Свернув в первую попавшуюся подворотню, Айзек сжался в комок у стены дома и предался своему горю. Здесь единственным свидетелем его слёз был завывающий и стенающий ветер, который, увы, не мог ни утешить мальчишку, ни дать ему столь нужных ответов.

Ах, если бы Айзек только знал, куда подевались его родители! Пусть даже их и вправду бросили в тюрьму, в самую сырую и мрачную темницу города, кишащую крысами и блохами, он бы со всех ног бросился туда. Он согласился бы на всё, лишь бы снова оказаться рядом с мамой и папой, а не бродить неприкаянно по холодным улицам никому не нужным и всеми забытым.

Выплакавшись, мальчишка поднялся и побрёл дальше. В одном из тупиков он обнаружил кучу мусора. И, судя по откормленным крысам, снующим вокруг, там было предостаточно съестного.

Морщась от вони и преодолевая отвращение, мальчик опустился на корточки перед грудой отбросов и принялся осторожно перебирать их. Крысы с недовольным верещанием бросились прочь. Откопав в куче довольно большой кусок плесневелого хлеба, Айзек повертел его в руках, придирчиво осмотрел, понюхал и отложил в сторону. Вскоре ему попался огрызок яблока.

– Надеюсь, вы не успели до него добраться, – обратился мальчик к крысам и, зажмурившись, принялся жевать яблоко. Желудок, явно недовольный столь мизерной порцией, заворчал. Айзек покосился на хлеб и отвернулся – он вовсе не хотел питаться покрытой плесенью едой.

А с другой стороны… Мальчишка жадно схватил кусок и, кое-как счистив плесень, принялся откусывать и глотать, почти не жуя. Хлеб на вкус был отвратительным, и довольно скоро Айзека затошнило, но он уже не мог остановиться. Давясь, он доел всё до последней крошки. Две крысы недовольно смотрели на него, не решаясь подойти ближе, но и не уходя.

– И нечего таращиться! Иначе я в следующий раз съем вас, – пригрозил Айзек. Зверьки что-то пискнули и скрылись в щели.

Малыш поднялся и поплёлся прочь от мусорной кучи. Но едва он вышел из проулков на главную улицу, как его начало нещадно тошнить, а живот словно резали изнутри ножами. Прохожие шарахались от перепачканного шатающегося мальчишки, и Айзек счёл за благо свернуть в поросший бурьяном проулок.

Пройдя с полсотни шагов, он рухнул на землю, корчась от грызущей его изнутри боли.

– Ты чего?

Айзек поднял голову. На него смотрела горбатая беззубая старуха-нищенка с морщинистым, как у зимнего яблока, лицом.

– Тебе плохо, малыш? – прошамкала она.

– Я съел плесневелый хлеб, – задыхаясь, выдавил Айзек.

– Бедняга! Я сейчас!

Старуха устремилась куда-то вглубь переулка, оставив мальчика одного – к этому он уже начинал привыкать.

– Вот. Это поможет.

Айзек открыл глаза и уставился на склонившуюся над ним старуху.

– Вы вернулись?

– Конечно, малыш. А теперь будь умницей, съешь это. – Нищенка протягивала ему какую-то траву. – Давай.

С трудом соображая, Айзек тем не менее поднялся на четвереньки и положил траву в рот. Она оказалась настолько горькой, что мальчик решил, будто старуха отравила его, чтобы не мучился.

– Глотай! – приказала нищенка, но Айзек только помотал головой. – Хочешь жить – глотай!

Мальчишка насупился, но проглотил. А спустя мгновение его вывернуло наизнанку.

– Вот и хорошо. – Старуха погладила малыша по спине. – Молодец. Жить будешь.

На следующее утро, когда Айзек проснулся, старуха что-то напевала и кормила трёх здоровенных бездомных псов, которые радостно виляли хвостами и облизывали ей руки.

– Доброе утро, малыш! Как ты себя чувствуешь? – Нищенка потрепала одну из собак по голове.

– Здравствуйте. А почему вы не ушли? – Айзек сел, с опаской поглядывая на огромных животных.

– А что, должна была? Ты не рад меня видеть?

Мальчишка залился краской.

– Вы неправильно поняли. Я очень рад, что вы здесь. Просто за четыре дня мне никто ни разу не помог. А вы спасли меня. И сейчас не бросаете. Спасибо вам.

Старуха встала и стряхнула крошки с подола.

– Не за что меня благодарить. Людям следует помогать друг другу.

– Мама с папой тоже так говорили. Но столько других просто прошли мимо… Помогли только вы.

Нищенка подошла к малышу и села рядом, обняв за плечи. Собаки тут же последовали за ней и легли у ног Айзека.

– Никогда не равняйся на других, малыш. Это твоя жизнь. И ты должен и можешь прожить её так, как велит тебе твоё сердце. А они пусть живут так, как позволяет им совесть. Всё равно все потом ответят перед богами, малыш.

Одна из собак положила голову на колени мальчика, заглядывая в глаза.

– Погладь её, не бойся. – Старуха улыбнулась. – Ты им понравился.

– А они не укусят?

– Нет. Они укусят только того, кто попробует причинить им зло или боль. А того, кто отнесётся к ним с любовью, они примут в своё сердце.

Айзек осторожно провёл рукой по густому меху пса.

– И всё равно спасибо вам…

– Феда. – Старуха улыбнулась. – Зови меня Федой.

– Спасибо вам, Феда.

Нищенка погладила мальчика по голове.

– Когда-то я жила не на улицах. Я работала ткачихой, и у меня была дочь. Не сказать, что красавица, обычная. Не лучше и не хуже других. Её соблазнил один богатей, а как узнал, что моя дочь ждёт ребёнка, приказал больше даже на глаза не показываться. Денег у нас-то, почитай, не было. Сколько я могла одна заработать? И вот ненастным осенним днём, в октябре, моя ненаглядная доченька родила сына – крошечного, недоношенного младенца. Он и родился-то синюшным, но вроде отошёл. А кровинушка моя, единственный мой ребёночек, померла в тот же вечер. Да и внучок долго не прожил. Аккурат к следующей неделе и отправился следом за матерью. И осталась я одна. Заболела от горя, слегла, не могла больше работать. Из дому меня выставила хозяйка, так и стала я нищей побирушкой, малыш.

Айзек затих, с замиранием сердца слушая рассказ Феды. Боги были воистину жестоки слишком ко многим.

– А я ведь тоже родился осенью. Хотите, я стану вашим внуком? – Айзек вывернулся из рук нищенки и посмотрел ей в глаза. – Хотите? Я вас не брошу. Никогда-никогда. Вы будете моей бабушкой, а я вашим внуком.

Феда улыбнулась и провела рукой по щеке малыша.

– Конечно, хочу. Такого внука под старость лет могли послать мне только боги, не иначе.

* * *

Жизнь маленького Айзека постепенно стала налаживаться, насколько это было вообще возможным. Он по-прежнему не имел ни малейшего понятия о том, куда делись его родители, и всё, что ему оставалось, – верить случайным слухам.

Мальчик жил в том самом переулке, где старуха-нищенка спасла его. Феда и три её собаки – Усберго, Леальт и Афето – стали его новой семьёй, единственными, кого вообще заботило, жив или умер Айзек.

Нищенка постепенно обучила мальчишку правилам жизни на улице: не высовываться, смотреть в землю, если не хочешь получить оплеуху от кого-то из прохожих, стараться быть как можно незаметней и тише, ибо таким беззащитным созданиям, как горбатая больная старуха и шестилетний малыш, весьма непросто постоять за себя. Феда показала Айзеку, который упрямо отказывался побираться, как раздобыть еды в мусорных кучах в богатых районах, как выбрать то, чем точно не отравишься. Она научила мальчишку ни под каким предлогом не брать красивые сочные яблоки или большие куски сыра, выброшенные будто по ошибке и так и манящие съесть их – таким способом богачи травили крыс, кошек, а порой и нищих, забредающих в их район.

Усберго, Афето и Леальт стали верными друзьями и для Айзека. В холодные ночи они помогали старухе и малышу не замёрзнуть, укладываясь спать рядом и согревая своим густым мехом, а их огромный рост и угрожающе оскаленные зубы могли отпугнуть любого недоброжелателя из числа прочих попрошаек.

Со временем Айзек даже приспособился зарабатывать медяки. У рынка всегда можно было найти тех, кому нужно помочь отнести тяжёлые вещи, быстро доставить письмо по нужному адресу или сбегать за помощником. Шустрый и смышлёный Айзек почти никогда не оставался без заданий. Единственной проблемой были такие же бездомные пацаны, как он сам, которые оказались совсем не рады новичку, отбиравшему у них работу. Почти все они были старше Айзека и гораздо злее. И мальчик довольно быстро понял, что лучше держаться от них подальше, потому как они вовсе не брезговали отобрать у малыша все заработанные за день монеты и поколотить в придачу. Он бы с удовольствием вовсе не приходил на рынок, обходясь объедками с мусорных куч, но осенью, когда земля стала холодной и даже уже собаки не помогали как следует согреться, Феда начала кашлять. И со временем приступы становились лишь сильнее, а неделю назад она и вовсе стала кашлять кровью. Айзек очень боялся, что единственный близкий ему человек умрёт, и потому раз за разом возвращался на рынок, чтобы найти работу и купить лекарство для своей бабушки, как он давно уже стал называть нищенку. И ни побои других мальчишек, ни отобранные деньги, ни оскорбления не могли его остановить. Порой Айзек брал с собой одну из собак для защиты, но по мере того, как на улице становилось всё холоднее, он начал оставлять их всех рядом с Федой, которая полностью обессилела и почти не поднималась со стылой земли.

Возвращаясь в тот день в свою подворотню, которая была ему домом вот уже больше трёх месяцев, мальчик услышал жалобный плач и громкий смех. Повинуясь велению сердца, Айзек пошёл на звуки и вскоре оказался в узком проулке. Двое подвыпивших парней швырялись грязью в девушку лет пятнадцати и оскорбляли её. В ответ та лишь плакала и пыталась закрыть лицо от летевших в неё комьев земли.

Айзек много раз видел девушку на улицах – люди сторонились её и называли проклятой из-за случающихся с ней судорожных припадков и покрывавших руки родимых пятен. Ни разу мальчик не видел, чтобы кто-нибудь подал ей хоть одну монету. Оставалось только гадать, как она умудрялась выживать на безжалостных улицах.

– Эй! Прекратите!

Парни обернулись и в изумлении уставились на Айзека.

– Это ещё что за крысёныш? – Один из них сделал несколько пьяных шагов к мальчишке. – Тебе чего надо?

– Не обижайте её.

Парни разразились смехом.

– А то что? Ты нас поколотишь? А ну кыш отсюда! – Парень сделал угрожающее движение в сторону мальчишки, но Айзек не пошевелился.

– Ты что, сильно смелый? – Второй парень поднял с земли камень. – Мы быстро научим поганцев нищих уважать честных горожан.

– Я не поганец. Вы куда хуже меня.

– Что ты сказал? – Парень бросил камень, но мальчик отскочил в сторону.

– Я сказал, что вы сами поганцы! – звонко крикнул Айзек. – Вам меня нипочём не догнать! Вы толстые и неповоротливые!

– Ах ты, гадёныш!

Парни бросились следом за мальчишкой, напрочь позабыв про девушку, которую только что травили.

Когда Айзек вернулся в переулок, нищенка всё ещё сидела там же, потихоньку продолжая всхлипывать. Увидев мальчишку, она вскрикнула и прижала руки ко рту.

– У тебя кровь течёт!

– Чепуха. – Айзек потёр рассечённый лоб. – Заживёт. Камнем слегка зацепили.

– Я боялась, что они убьют тебя. – Девушка поднялась на ноги. – Спасибо, что спас меня.

– Не за что. – Мальчик смотрел на неё снизу вверх. – Я часто видел тебя на улицах. У тебя какая-то страшная болезнь. Люди говорят, что ты проклята.

Глаза нищенки стали невероятно грустными.

– Припадки. Я не знаю, почему они случаются и когда. Но из-за этого меня родители вышвырнули на улицу. А ещё из-за этого… – Девушка закатала рукав своего рваного платья – до самого локтя её руки были покрыты уродливыми родимыми пятнами. – Говорят, что это отметины злых духов. Они хватали меня за руки, помогая поскорей родиться. И любой, кто прикоснётся ко мне, тоже будет проклят.

Айзек, нахмурившись, смотрел на покрывавшие руки девушки тёмно-коричневые пятна. Нищенка невесело улыбнулась.

– Поэтому я всегда совсем одна. Меня боятся. И только издали обзывают и закидывают грязью. За меня ещё никто ни разу в жизни не заступался. Спасибо тебе, мальчик. Ты очень добрый.

– Я не боюсь тебя. – Малыш протянул ей руку. – Меня зовут Айзек.

Девушка недоверчиво смотрела на него.

– А вдруг я и правда проклята? Ты не боишься заразиться?

Мальчик улыбнулся и взял её за руку.

– Не боюсь. Пойдём, мы с бабушкой накормим тебя. Если хочешь, можешь остаться с нами.

А почти неделю спустя Айзека разбудил заунывный вой Усберго, к которому мгновенно подключились Афето и Леальт. В их сплетающихся воедино голосах слышалось нечто настолько зловещее, что у мальчишки мурашки побежали по спине. Сонно моргая и пытаясь разглядеть приближающуюся опасность в слабом свете едва занимающегося дня, он выбрался из-под тяжёлой руки Феды.

Старуха запретила им спать рядом с собой, опасаясь заразить чахоткой свою вновь приобретённую семью, но ей было не под силу переупрямить своего внучка. Каждую ночь Айзек дожидался, пока Феда уснёт, после чего ложился рядом, стараясь теплом своего тщедушного тела хоть немного согреть нищенку. И мальчику казалось, что, когда он рядом, бабушка и вправду меньше кашляет во сне. Верные псы тоже не пожелали оставить свою хозяйку, и только и без того слабая здоровьем Нэнси спала отдельно от них, кутаясь в тёплый плащ, который Айзек получил в награду от торговца тканями за то, что однажды помог спасти лавку от пожара.

– Что, Усберго? Почему ты воешь? – Мальчишка обхватил пса за шею, вглядываясь в пустынный переулок. Усберго ткнулся мокрым носом в щёку Айзека. – Что такое? Мальчик повернулся к псу, и его охватила дрожь, когда он увидел глаза Усберго – всегда умные и живые, сейчас они были полны тоски и горя. – Феда? – Айзек повернулся к спящей у стены старухе и принялся трясти её. – Проснись! Феда! Проснись!

За его спиной Усберго снова присоединился к душераздирающему плачу Афето и Леальта.

– Феда! Бабушка!

Нищенка опрокинулась на спину, и свет упал на её бледное лицо – всегда доброе и мягкое, сейчас оно показалось мальчику жуткой неестественной маской с застывшими, напряжёнными чертами и глубоко врезавшимися морщинами – как же он раньше не замечал, что она такая старенькая?

– Бабушка? – Мальчик протянул руку и осторожно коснулся её щеки – сухой и холодной. – Бабушка…

Надрывный вой собак оборвался, и вместе с наступившей гнетущей тишиной к Айзеку пришло осознание произошедшего.

– Она умерла? – Испуганный голос Нэнси заставил мальчишку вздрогнуть. – Не молчи. Скажи мне, она умерла?

Айзек с трудом заставил себя кивнуть.

– Боги… – В голосе девушки послышались истеричные нотки. – Что нам делать? – Не дождавшись ответа, Нэнси подошла к Айзеку. – Что нам делать?

– Я не знаю.

– Как быть дальше?

– Не знаю…

– Что же нам делать, Айзек?

– Я не знаю! – выкрикнул мальчишка. – Почему ты вообще спрашиваешь меня? Ты ведь старше!

– Я не знаю… – потерянно произнесла девушка.

Айзек закрыл глаза и лёг рядом с бабушкой, обняв холодное неподатливое тело.

Дождавшись, пока солнечные лучи заскользят по крышам, Айзек выбрался из-под пушистой своры. Собаки тут же встревоженно подскочили, но он жестом приказал им оставаться на месте. Опустившись на колени перед Федой, мальчик поцеловал бабушку и сморгнул вновь появившиеся слёзы.

– Я больше не буду беззащитным малышом. Я обязательно выберусь из подворотней. Я стану смелым и сильным, я никому не позволю обижать тех, кого люблю. Обещаю. – Айзек провёл рукой по холодной морщинистой щеке. – Прощай, бабушка.

Откопав в укромном уголке все свои сбережения, Айзек убедился, что Нэнси по-прежнему спит, и поспешил прочь.

Вечно сырые, пропитанные запахами плесени и нечистот улицы, по которым шагал Айзек, выглядели угрюмыми и неприветливыми в свете холодного ноябрьского солнца. Свернув в один из проулков, мальчик оказался в тупике, который облюбовала для себя компания нищих – тех самых, что старательно обворовывала Айзека у рынка, отказывая ему и его новой семье в малейшей помощи. Как бы ни опасался мальчишка показываться среди них, у него не было другого выхода – эти карманники и калечные попрошайки были его единственными знакомыми в огромном и безжалостном мире подворотен.

– Доброе утро. – Айзек остановился у самого входа в вонючую тёмную ночлежку – боялся ненароком вызвать агрессию, нарушив чужую территорию.

– Если ты явился за едой, то проваливай отсюда к своим двум проклятым! – лениво отозвался один из лежавших на куче тряпья мужчин.

– У меня к вам просьба. – Мальчишка протянул руку, на его раскрытой ладони тускло поблёскивали несколько монет. – Это всё, что у меня есть.

Нищие жадно уставились на медяки.

– Ну, проходи. – Один из мужчин с обвязанной грязной тряпкой головой и недобрым прищуром белёсых глаз поднялся с земли и направился вглубь тупика. – За мной.

Айзек зажал монеты в руке и с тревожно колотящимся сердцем пошёл следом за нищим, ощущая на себе тяжёлые недоброжелательные взгляды притулившихся вокруг мужчин и женщин.

– Проклятый! Проклятый! – Несколько маленьких ребятишек запрыгали вокруг него, показывая языки и тыкая пальцем. – Черноглазый демон!

– Брысь отсюда! – от грозного окрика мужчины малышей словно ветром сдуло.

Не пригласив мальчика сесть, сам провожатый Айзека опустился на криво сколоченную скамью в затемнённом углу рядом с тремя другими мужчинами, чьи лица почти полностью скрывала тень.

– Не боишься, что мы просто заберём деньги, а тебя вышвырнем отсюда? – поинтересовался один из сидящих скрипучим старческим голосом.

– Боюсь, – честно ответил Айзек. – Но мне больше не к кому обратиться. И я предложу вам больше, если вы мне поможете.

– Говори.

Мальчик переступил с ноги на ногу.

– Феда умерла. Я хочу вас попросить… Попросить… – Айзек сжал кулаки и на мгновение замолчал, стараясь сдержать слёзы. – Помогите нам вырыть для неё могилу. Земля промёрзла. Нам с Нэнси не управиться. Я заплачу вам – только, конечно, постепенно. Буду зарабатывать и всё отдавать вам.

Один из мужчин усмехнулся.

– А если мы запросим с тебя непомерную цену? Ну, скажем, сто медяков? Иначе зимовать вашей Феде в подворотне. Кому ж охота связываться с проклятой старухой и её внучком?

Подобная цена была полным издевательством, но в Айзеке нежданно-негаданно взыграла гордость. Впервые за всё время, проведённое на улицах, мальчишка почувствовал, что не желает уступать и торговаться. Айзек расправил щуплые плечи и вскинул голову.

– Сто медяков? Идёт! Но тогда вы ещё и похороните её.

Мужчина, приведший его сюда, расхохотался.

– Нахалёныш! Смело и самоуверенно для шестилетнего мальчишки!

– Мне уже семь. Но дело не в возрасте, правда? И в старости можно быть тупым. – Айзек сверкнул глазами на предложившего цену мужчину.

– Ах ты, сволочь мелкая!

– Погоди! – Мужчина с забинтованной головой остановил поднимающегося товарища. – Мальчишка определённо хорош. Дерзкий и смелый. Из него выйдет толк. Поможем ему. За сто медяков.

Низко висящее небо тоже плакало вместе с ними, посыпая снегом свежевырытую могилу – одинокую, за чертой города. У Айзека и Нэнси не было денег заплатить за место на кладбище, и потому им пришлось хоронить Феду вне городских стен.

«Не важно, – уговаривал сам себя Айзек, – всё равно моя добрая бабушка попадёт прямиком в небесное царство. Она заслужила это. По-другому быть не может».

Нэнси рыдала, стоя на коленях у края могилы. Айзек приблизился к ней и обнял.

Сердце разрывала невероятная тоска, а пустота, поселившаяся в груди, казалось, никогда не исчезнет. Больше не увидеть ему ласковых глаз Феды, не услышать её заботливого голоса. Горе рвалось наружу слезами, которые не желали литься из глаз, хотя душа Айзека буквально исходила ими. Раньше он слишком часто плакал по пустякам, а теперь, когда случилось настоящее горе и отчаяние терзало и рвало сердце мальчика на части, глаза были сухими.

Нэнси рядом с ним снова всхлипнула и до боли вцепилась в руку Айзека. Мальчишка крепче обнял её и поджал губы – ему так хотелось кричать от невыносимой утраты, но он не позволит себе этого. Теперь он уже взрослый.

– Готово! – Мужчина, тот самый, что затребовал сто медяков, закончил забрасывать могилу землёй и опёрся о лопату.

Айзек высвободился из хватки Нэнси и вытащил из-под плаща дощечку – ещё вчера он старательно вырезал на ней имя бабушки.

– Зачем это? – Помогавшие рыть яму нищие подошли поближе, с интересом наблюдая, как мальчик вкапывает дощечку у края свежей могилы.

– Там написано «Феда». Это как память о ней.

– А кто написал?

– Я. – Айзек положил руки на холодную мёрзлую землю. – Это мой прощальный подарок бабушке.

– Сам написал? – недоверчиво присвистнул один из нищих. – Башковитый.

– Это не сложно… – Мальчик краем глаза наблюдал, как расходятся сделавшие своё дело мужчины.

Один из них задержался около него.

– Говорят, ты должен нам теперь сто медяков…

– Да, я помню и обязательно заработаю их… – Айзек очень старался, чтобы его голос не дрожал от невыплаканных слёз. – Я начну сегодня же.

Нищий довольно кивнул и двинулся следом за своими товарищами, оставив Нэнси и Айзека одних у могилы.

Мысленно попросив Феду передать родителям, если они тоже уже мертвы и встретятся ей, как он тоскует по ним, мальчишка встал и взял трясущуюся от холода и слёз Нэнси за руку.

– Идём. Здесь ветрено.

Девушка неохотно поднялась и пошла с ним.

В тот день Айзек ясно осознал, что смерть одного человека не разрушает незыблемый порядок жизни вокруг. Кроме самых близких людей другим не было и дела до произошедшего. Мир продолжал бесконечный бег, не замечая отсутствия одного из своих созданий. Торговцы точно так же, как вчера, громкими выкриками привлекали внимание идущих по своим делам горожан; бедняки проходили мимо мальчишки, уткнув взгляд в землю; важно шествовали знатные дамы, сопровождаемые молчаливыми грустными служанками; проносились по узким улочкам наездники, топча зазевавшихся простолюдинов. И так изо дня в день, не замечая смерти, собиравшей урожай посреди всей этой суеты – еженощно и ежечасно.

Только сейчас Айзек понял, что город до краёв полон смерти. Каждый день её костлявая рука выхватывает себе жертву из числа живущих, опаляет своим ледяным дыханием то старика, то ребёнка, то больного и немощного калеку, то полного сил и пышущего здоровьем мужчину. Её выбор слеп, а жребий – неминуем. Она оставляет зияющие пустоты в душах родственников умершего по всему городу. По всему свету.

Улица вывела Айзека к рынку, и мальчик остановился, глядя на привычную, но казавшуюся неуместной и притворной суету вокруг. Он был не уверен, имеет ли право продолжать жить своей обычной жизнью сейчас, когда его бабушка лежала под толщей мёрзлой мёртвой земли. А он снова будет улыбаться едва тёплому осеннему солнышку, тонуть в море звуков и запахов вокруг, смеяться, встречаться с людьми, пытаясь наняться в помощники, как будто ничего и не случилось. Глаза обожгли слёзы.

«Стоп, – приказал себе Айзек. – Так не пойдёт. Ты обещал быть сильным».

А бабушка – ему очень хотелось верить – поймёт его и не осудит за то, что не плачет о ней дни напролёт. Это вовсе не значит, что Айзек забыл её или что ему не больно, – боги тому свидетели, это не так. Но жизнь, не замедляющая бега, чтобы подождать, пока рассеется его горе, бросает ему вызов. И на этот раз мальчишка намерен принять его. Ведь он дал слово Феде.

* * *

Остывшие небеса, наконец, разразились снегом. Робкий и неуверенный ещё несколько дней назад, сейчас он буквально засыпал затихший, опустевший город. Крупные, пушистые хлопья всё падали и падали, облепляя крыши, уличные столбы и мачты кораблей в порту, укрывали улицы и проулки мягким чистым ковром, прятали накопленные за предыдущие месяцы грязь и нечистоты. Вольные Острова превратились в заботливо украшенное и вычищенное царство хозяйки-зимы, которая с каждым днем всё крепче сжимала город в своих ледяных объятиях.

Леальт и Афето с радостным лаем пронеслись мимо, взрывая снежную пелену лапами, и опрокинулись на спину, играючи покусывая друг друга и кувыркаясь в снегу. Усберго, более взрослый и серьёзный, лишь на мгновение бросил недовольный взгляд на них и снова вернулся к попыткам выкопать что-то из-под снега. Айзек смахнул с ресниц снежинки и свистнул, призывая собак следовать за собой.

Мальчик и сам поначалу радовался снегу, но довольно быстро его порывы лепить снеговиков и кататься по мягкому покрову сменились отчаянием. Одно дело – побарахтаться в снегу и вернуться домой в жарко натопленную комнату, к горячему ужину. И совсем другое дело – постоянно бродить по улицам, утопая по колено в снегу, выбиваться из сил, разыскивая под ним хоть крохи заледенелой еды, а ложась спать под каким-нибудь прилавком, к утру обнаруживать, что твоё убежище заметено снегом, а пальцы рук и ног не гнутся.

Это была его первая зима на улицах. И встречал её Айзек в одиночестве, окружённый лишь своими верными спутниками – псами. Всё время куда-то идти было крайне утомительно, вязкий снег отнимал слишком много сил, но мальчик быстро обнаружил, что рискует и вовсе замёрзнуть насмерть, если не двигается.

Добредя до центральной площади, он взобрался на сооружённое ещё весной возвышение для глашатаев и принялся жевать замёрзший кусок хлеба – свои последние припасы. Со своего места Айзек видел, как из расположенной на углу площади таверны, покачиваясь, вышел один из посетителей. Судя по его яркой, расшитой мехами одежде, мужчина был далеко не беден. Затянув нестройную песню, он двинулся по пустынному переулку.

И вдруг в голове мальчика словно что-то перещёлкнуло – вот оно, его спасение. Подвыпивший богач, кое-как переставляющий ноги по пустынному переулку. Что может быть проще, чем украсть у него кошелёк? И тогда мальчишка сможет оплатить комнату в каком-нибудь захудалом трактире и проведёт хоть одну ночь в тепле.

Айзек поспешно засунул остатки хлеба в рот и спрыгнул на землю. Но, с другой стороны, что сказали бы его родители, узнай они, что их замечательный малыш замышляет ограбить пьяного? Айзек нерешительно потоптался на месте. Возможно, воровство всё же не выход? Но как ему тогда перезимовать?

Мальчик пошевелил замёрзшими пальцами ног – он уже едва чувствовал их. Нет, если он не решится сейчас, это будет верная смерть. Родители говорили ему, что выбор есть всегда. Айзек и не собирался обманывать себя, он отлично понимал, что выбор у него есть и сейчас – сохранить честность или жизнь. И, как ни противно ему было от этой мысли, мальчишка, не задумываясь, выбирал второе.

– Мама и папа, простите меня, если сможете, – облачко пара поднялось в воздух вместе с едва слышным шёпотом Айзека. – Оставайтесь здесь, – приказал он псам и, внимательно осмотревшись вокруг, припустил по безлюдному переулку за пьяницей.

Когда мальчишка нагнал его, мужчина как раз заканчивал припев развесёлой песенки, широко размахивая руками и приплясывая. Полы его распахнутого плаща трепал ветер, открывая взору воришки бархатный кошель на искусно плетённой тесёмке, свисавший с пояса. Мужчина поскользнулся и рухнул на землю, продолжая что-то пьяно выкрикивать.

– Вам помочь, господин? – Айзек тут же присел рядом с ним.

– Пшёл прочь, голодр-ранец! – Пьяный презрительно махнул рукой. – Пшшшёл прочь!

– Прошу прощения. – Мальчик зажал кошель одной рукой, чтобы монеты не звякнули, и вытащил из-за голенища сапога нож. – Не хотел вас побеспокоить.

– Прочччь!

Айзек аккуратно перерезал удерживающие кошель тесёмки и поднялся.

– Ещё раз извините.

– Кышшш! Кышшш! – Мужчина начал неуклюже подниматься, и мальчик счёл за благо ретироваться.

На эту ночь Айзек и его собаки могли не беспокоиться о ночлеге.

Трактир, который выбрал Айзек, был ничем не примечателен – старое, давно требующее ремонта здание, где на первом этаже всю ночь гуляли подвыпившие завсегдатаи, мешая спать тем, кто имел несчастье снять комнату на втором этаже. Впрочем, мальчик точно знал, что здесь никто не интересуется, каким способом к тебе попали деньги, пока ты готов их тратить. Воры, нищие, убийцы, путаны – здесь принимали любого. И, что для него было не менее важно, у таверны имелась пристройка для лошадей – Айзек и не рассчитывал, что его пустят в комнату с собаками, а бросать своих друзей на холоде вовсе не входило в его планы.

Благоразумно зарыв четыре золотых подальше от трактира, Айзек толкнул тяжёлую дубовую дверь и оказался в жарко натопленной комнате. От паров выпивки и запаха курева у мальчика почти мгновенно закружилась голова. Боязливо пройдя между грязными ветхими столиками, он остановился у стойки, которая была едва ли не выше его.

– Я слушаю. – Хозяин даже не поднял глаз от залитого пивом прилавка.

– Мне нужно место переночевать и горячий ужин, четыре порции. – Айзек положил на стойку золотой.

Мужчина тут же вскинул голову. Осмотрев грязную изодранную одёжку мальчишки, его давным-давно не мытые волосы, хозяин покачал головой.

– И где же ты взял такое богатство?

– Нашёл.

– Вероятно, в чужом кошельке?

– Не ваше дело.

– Ты прав, не моё. Но ты ошибаешься, если думаешь, что я сдам тебе комнату, малец. Мне вовсе не охота потом выводить блох.

Айзек почувствовал, что краснеет.

– Мне не нужна комната. Я видел пристройку для лошадей. Для меня и моих собак вполне сгодится и она.

– Собак?

– Да. Три пса.

Хозяин задумчиво смотрел то на золотой, то на мальчонку. Наконец, он решился.

– Ладно. Ты можешь провести в пристройке две ночи, и я обеспечу тебе и твоим псам ужин. Или, может, ты где найдёшь ещё один золотой? Тогда и задержаться сможешь подольше.

– У меня больше нет.

– Хорошо. Как скажешь. – Мужчина ткнул пальцем в дальний угол. – Посиди пока там, я приготовлю ужин.

Несколько лошадей встревоженно подняли голову навстречу мальчику и его верным псам. Небольшая пристройка, хоть и старая, была выстроена на совесть. Толстые стены сохраняли изрядно тепла, позволяя укрыться от непогоды, а устланный соломой пол как нельзя лучше подходил для ночлега. Наконец-то у них снова была крыша над головой!

Разделив ужин с Усберго, Афето и Леальтом, Айзек свернулся клубком в чуть колючем, душистом сене. Оно пахло цветами – мальчик не знал их названия, но очень хорошо помнил их аромат из детства – чуть горьковатый, но приятный. Позади него мерно фыркали лошади, стенал за стенами ветер.

«Нэнси бы здесь понравилось, – сонно подумал Айзек. – Но я надеюсь, что ей и в храме Добрых Сестёр очень хорошо…»

…Это было почти месяц назад. После того, как они ушли из своей подворотни, Айзек и Нэнси скитались по улицам, ночуя где придётся и кое-как перебиваясь объедками. Несколько раз они видели весьма разбойно выглядевшие компании нищих, и каждый раз сердце Айзека тревожно сжималось. Будь он один, мальчишка мог бы броситься наутёк, скользнуть в узкий проход между домами или попросту перелезть через ближайший спасительный забор, оставив преследователей по ту сторону преграды. Но в компании слабой физически и не особенно ловкой Нэнси все эти пути были закрыты для него, ибо бросить её одну Айзек бы себе нипочём не позволил. И всё, что ему оставалось, – трясясь от ужаса, молить равнодушных богов, чтобы на них никто не обратил внимания.

Однажды, когда Айзек и Нэнси бесцельно слонялись по рынку, отчаявшись найти хоть какой-нибудь заработок, они увидели их – Сестёр Добра. Несколько девушек с убранными под косынки волосами, одетые в одинаковые серые платья из дешёвой грубой ткани, кормили собравшихся у храма нищих. Мальчика поразило умиротворение, скорее, даже какая-то благость, написанная на их лицах, и кротость во взгляде.

– Они служат богам, собирая подати и покупая еду для тех, кому выпала тяжкая доля, – прошептала Нэнси, ухватив Айзека за руку. – Они путешествуют из города в город, помогая нуждающимся. Ах, Айзек, малыш, как бы я хотела присоединиться к ним и творить добрые дела! Они готовы принять в свои ряды любую – больную, немощную, отвергнутую всеми. Но раньше они не заезжали в нашу столицу, а сейчас…

Девушка замолчала, уронив голову на грудь, но мальчишка и так всё понял.

А сейчас у неё появился он, и совесть не позволяет Нэнси бросить ребёнка одного на улицах. При мысли, что ещё один близкий человек уйдёт, сердце мальчишки болезненно сжалось. Только не это! Только не опять!

Так прошли две недели. И однажды вечером, когда Айзек уже улёгся на ночлег, окружённый своими собаками, девушка не выдержала.

– Завтра Сёстры Добра уплывают из столицы. – Нэнси избегала смотреть на Айзека, а голос её дрожал от волнения. – Это мой последний шанс. Я мечтаю стать одной из них. А для тебя я создаю лишние неприятности, будучи сама почти ни на что не годной. Тебе приходится добывать еды ещё и на меня, ты не можешь просто убежать от опасности, потому что приходится защищать меня – такую медлительную и неуклюжую. Из-за меня ты стал изгоем среди прочих нищих. Без меня тебе будет проще. Пожалуйста, отпусти меня, Айзек! Если ты попросишь меня остаться, я останусь, но… – Девушка замолчала.

Холод отчаяния вполз в сердце мальчишки. Случилось именно то, чего он так страшился и о чём настрого запретил себе думать. Где найти в себе силы отпустить Нэнси, когда больше всего хотелось прижаться к ней и умолять не бросать его в одиночестве? «Один против целого мира» – от этой мысли сердце Айзека обливалось кровью.

– Конечно, Нэнси, иди. Я справлюсь сам, ты же знаешь. – Айзек тщетно пытался выдавить из себя фальшивую улыбку.

– Спасибо. – Пересев к нему, Нэнси обняла мальчишку и поцеловала в макушку. – Спасибо.

На рассвете она ушла. Айзек не плакал и не пытался удержать её, хотя именно этого ему хотелось больше всего на свете. А когда хрупкая фигурка Нэнси растворилась в тумане, укутавшем ещё спящий город, мальчику показалось, что одиночество всего мира опустился на его костлявые детские плечи.

Один, совершенно один, посреди безжалостного и бесчувственного города. И больше нет ни единого человека, который мог бы сказать ему доброе слово и разделить с ним ненастную ночь без крыши над головой. Айзек вздохнул и обнял своих собак – вот и все его товарищи в этом мире…

Айзек проснулся от того, что собаки скреблись в дверь пристройки, просясь на улицу. Смахнув с лица налипшие соломинки, мальчик потянулся и зевнул. Сквозь круглое оконце над дверью виднелись тающие россыпи звёзд.

– С вами, пожалуй, выспишься, – с притворным недовольством проворчал Айзек, выбираясь из уютно тёплой соломы.

На самом деле мальчик чувствовал себя отдохнувшим и выспавшимся как никогда. И даже голод привычно не выворачивал желудок с утра пораньше. Вспомнив вчерашний горячий, сытный ужин, Айзек довольно зажмурился – почаще бы перепадали такие деньки.

Отодвинув щеколду, он распахнул дверь и выпустил псов. Усберго, Афето и Леальт благодарно махнули хвостами и растворились в ещё и не думающем светлеть мире. Впрочем, зимнему солнцу сложно доверять. В таверне светились окна кухни, так что, вероятно, утро уже вступило в свои права.

Стоя в дверях и вдыхая морозный воздух, Айзек закрыл глаза, наслаждаясь моментом абсолютного счастья и довольства жизнью, которые переполняли его, убаюкивали душу и, казалось, могли поднять на своих невидимых крыльях. Скоро ему снова придётся вернуться к реальности, к холодному и неприветливому миру за стенами этой конюшни, к проблемам и переживаниям – но это случится чуть позже, а пока он здесь – сытый и согретый. Айзеку казалось, что затихший за пеленой темноты мир принадлежит ему. Когда закончатся оставшиеся золотые, ему придётся сделать выбор: примирить совесть с воровством или отказаться от такого способа добывать деньги, но пока и это не тревожило мальчишку. Пока он просто наслаждался мгновениями.

* * *

А потом грянула новая беда. Вернее, её первая весточка. Порой Айзеку казалось, что именно спасительные для жизни в подворотнях навыки, его ловкость и смелость, которым многие завидовали, стали причиной всего того, что случилось дальше.

Это произошло в апреле, когда одевшиеся в зелень деревья тянули свои веточки к ласковому весеннему солнцу, а нищие больше не опасались ночных заморозков. Когда Айзек вовсю осваивал новое для него искусство покорения крыш, не боясь сорваться с высоты из-за предательского наста, и всё реже обосновывался на ночь на заброшенных чердаках – тепла его трёх верных псов вполне хватало на то, чтобы не мёрзнуть, даже ночуя на земле. Это было время, когда мир вокруг менялся, вызывая волнительные отклики в душе мальчишки. Время радостного упоения жизнью и ожидания счастья. Время, когда Айзеку уже начало казаться, что счастье возможно и для маленького немытого бродяжки наподобие него. И именно тогда его жизнь, видно, решив, что уж что-то слишком давно она не устраивала сюрпризов мальчишке, сорвалась с накатанной колеи и вновь полетела под откос, разрушив всё то, что он так долго и бережно выстраивал по кусочкам.

На самом деле, впервые он увидел их ещё зимой, но просто не придал значения тому, что вечно страдающие похмельем мужчина и женщина внимательно наблюдают за уличными мальчишками. Но в последнее время они стали всё чаще останавливать неприветливые, хитрые взгляды на самом Айзеке. Именно тогда в душу мальчика закралось ощущение беды. С каждым прожитым на улице днём все инстинкты Айзека обострялись, словно внутри у него поселился дикий зверёныш, который своим чутьём безошибочно подсказывал хозяину, когда сражаться, а когда бежать, как раздобыть еды и не попасться городской страже во время облавы. И сейчас это чутьё говорило ему, что надвигается что-то ужасное.

И оно не ошиблось.

Беда случилась в ласковый и солнечный апрельский денёк. Тем вечером Айзек возвращался из порта один. Они ждали его в узком переулке. Высоченный мужчина с необъятным животом и красным, словно обожжённым, лицом перегородил ему дорогу и оскалил зубы. Вероятно, его оскал задумывался как дружелюбная улыбка, но Айзек испуганно шарахнулся назад. И тогда из тени, наперерез ему, шагнула женщина, перекрывая мальчишке путь к отступлению. Она была невысокая и коренастая, с посиневшим носом и опухшими глазами, насквозь пропахшая пивными парами.

– Привет, малыш. – Голос у женщины оказался тонкий и визгливый. Но хуже всего был сюсюкающий тон, которым она обратилась к Айзеку, словно он был несмышлёным младенцем в колыбели. – Мы наблюдали за тобой – таким несчастным, таким одиноким.

Айзек снова обернулся к мужчине, который тщетно пытался придать своему голосу хоть малейшее сочувствие.

– Мы с моей женой бездетны, сынок. Вот мы и подумали, глядя на то, какое жалкое существование ты влачишь, что сможем облегчить тебе жизнь, впустив в наш дом.

Айзек сделал несколько осторожных шагов прочь от мужчины – туда, где у стены стояли деревянные бочки.

– Куда же это ты? – Налёт дружелюбия мгновенно слетел с мужчины, когда он схватил мальчишку за запястье. – Стоять, бродяга!

Силы пьянчуге было не занимать. Извиваясь от боли в хватке мужчины, Айзек сделал маленький шажок вперёд и вцепился зубами в его руку. Незнакомец мгновенно выпустил мальчишку и, кроя его проклятиями, принялся трясти рукой, по которой стекала струйка крови. Увернувшись от расставленных в напрасной попытке поймать его рук женщины, Айзек бросился к бочкам. Надеясь, что крышки не провалятся под его весом, мальчишка, подстёгиваемый ужасом, одним прыжком вскочил на них и принялся карабкаться по зданию.

Небрежно построенная и порядком выщербленная временем стена представляла множество точек опоры для рук и ног. То тут, то там зияли пустоты выпавших или полуразрушенных камней, встречались и железные скобы, которыми рабочие надеялись хоть как-то укрепить своё строение.

Сдирая ногти, срываясь и снова хватаясь за малейшие уступы, мальчишка устремился вверх по стене, оставляя в переулке бушевавших мужчину и женщину. Кто-то из них кинул несколько камней, но, на счастье Айзека, их руки тряслись от выпитого, а глаза давно потеряли зоркость, иначе ему было бы нипочём не удержаться. Напрягая все свои силы, мальчишка постарался ускориться и, наконец, смог ухватиться за край крыши. Извиваясь, как уж, он вполз на черепичное покрытие и облегчённо выдохнул – теперь он точно был в безопасности.

Добежав до своей подворотни, мальчик свистнул псов и затаился в самом дальнем углу – ему казалось, что эти мужчина и женщина вот-вот появятся, чтобы схватить его, хотя было совершенно непонятно, на что им сдался тощий, мало что умеющий бродяжка.

– Вы спасёте меня от них, правда? Вы же защитите меня? – шептал Айзек, обнимая радостно махавших хвостами и облизывающих ему лицо псов. – Не отдавайте меня этим людям. Они плохие.

На следующее утро Айзек первым делом осторожно обследовал близлежащие переулки, но напавшие на него прошлым вечером пьянчужки, похоже, не смогли отыскать его убежище. И всё же из предосторожности мальчик перебрался на другой конец города – дальше от знакомого им района, но зато и дальше от так напугавших его взрослых.

На этом неприятности закончились. Айзек больше не видел тех пьянчуг и вскоре вовсе позабыл о них. Дни снова покатились один за другим. Близилось лето, и теперь еду было раздобыть куда проще. Айзек стал всё реже появляться в порту в поисках работы и вместо этого бродил целыми днями по городу, глазея на прохожих, гоняясь с псами за стайками птиц или пугая бродячих кошек. Теперь мальчик чувствовал себя на улицах вольготно и привольно, он больше не прятал глаза, ощущая себя изгоем общества. Напротив, он шёл уверенно и вальяжно, ощущая себя королём, пусть пока и подворотен, свободным, как проносящиеся над ним облака, счастливым, как любой из детей, ничем не хуже разодетых и разряженных отпрысков богачей. Его жизнь была даже веселей – ему не приходилось носить тугие воротнички, нелепые наряды, разъезжать со своими чинными няньками в каретах. Айзек мог пойти куда ему вздумается, сделать то, что хочется. И только одно печалило его.

У этих напыщенных богачей, узников собственных денег, почти всегда были мама и папа. Пусть они ругали их, наказывали, пороли, ставили в угол и лишали сладкого, они просто были. И за это счастье – счастье каждый день видеть своих родителей, обнимать их – мальчик бы отдал всё, что у него было. Но боги, видно, не разделяли его желаний. За прошедший без малого год Айзек не узнал ничего нового о пропавших маме и папе, да и не знал он, как и где искать.

А в самом начале мая к ним в город заехала труппа бродячих артистов. Выступая на площадях, они развлекали народ, беря кто сколько может дать, и что было лучше всего – они никогда не прогоняли беспризорных мальчишек со своих представлений, хотя и знали, что тем нечем заплатить. Жонглёры, акробаты, глотатели огня, артисты, канатоходцы – Айзек целыми днями готов был смотреть на них. Казалось, сама их жизнь была такой же пёстрой и яркой, как их наряды, счастливой и беззаботной, как нарисованные на лицах улыбки. Такой же прекрасной, как девочка примерно его возраста, что ходила среди зрителей со шляпой, собирая плату.

Доверчивые серые глаза, смотрящие на всё с удивлением и восторгом, аккуратно собранные на затылке светлые волосы, белоснежная кожа – она сама казалась сотканной из света и воздуха. Порой мальчик забывал про происходящее на площади, следя за её гибкой фигуркой, двигающейся среди зрителей, жадно ловил мелькающее то здесь, то там небесно-голубое платье. И однажды даже насмелился заговорить с ней. В тот день он припас пару монет – честно заработанных на пристани, он не мог допустить даже мысли о том, чтобы отдать ей ворованные деньги. И когда девочка проходила мимо, Айзек положил в шляпу медяки и улыбнулся:

– Привет.

Девочка вскинула на него свои большие глаза, удивлённо оглядела его одежду, волосы, лицо и ничего не ответила.

Айзек посмотрел на свою руку, которая была так близко к изящной, тоненькой руке девочки, казавшейся ещё светлее и меньше рядом с его грязной, обветренной лапой, и внезапно ему стало жутко стыдно за себя, за то, как он выглядит, за то, какой он – тощий, угловатый, нескладный. А его волосы, его глаза, его кожа – да он же, словно в насмешку, был полной противоположностью бродячей артистки. Светлое, чистое, нежное создание – и грязный, немытый, тёмный демон. Творение небес – и порождение подземного мира.

– Извини, – пробормотал мальчик и опустил глаза.

Девочка пожала плечами и продолжила свой путь. Айзеку хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, раствориться, но он всё же поднял глаза и посмотрел на предмет своего обожания. Проходя мимо очередного горожанина, девочка всё так же доверчиво протянула ему полупустую шляпу, в то время как её вторая рука скользнула к висящему на поясе зазевавшегося мужчины кошельку. Мгновение, и украденный мешочек скрылся в складках её платья, а сама артистка даже не отвела чистого, открытого взгляда от ограбленного зрителя.

Идеал внезапно рухнул. Низвергся с пьедестала и рассыпался в прах.

«Как же, создание небес! – Айзек усмехнулся и начал пробираться сквозь толпу к выходу с площади. – Просто отлично обученная артистка».

Тогда мальчишка впервые подумал о том, что внешность – это не всегда то, какой ты. Порой это всего лишь маска, выгодная тебе и помогающая пробиться в жизни. А коли так, его маска нуждалась в порядочном исправлении.

Выбрав уединённый кусочек побережья, Айзек склонился над водой, вглядываясь в своё отражение. Из воды на него смотрел тощий мальчишка с растрескавшимися губами и выступающими скулами. Чёрные любопытные глаза казались особенно большими на худом, загорелом лице. Копна грязных нечёсаных волос, слипшихся от грязи и пыли, отросла уже ниже плеч. Впрочем, он и сам был не намного чище, а одёжка давно болталась на нём, порванная и безнадёжно перепачканная. Неудивительно, что от него шарахается добрая половина прохожих. Айзек вытащил из-за голенища нож и ухватил прядь волос левой рукой, прикидывая, насколько укоротить шевелюру.

Стричь себя самому было неудобно, а тем более ножом. Мальчик и не надеялся на сколько-нибудь приличный результат, но всё же получившееся заставило его нахмуриться.

– Как щипаная ворона, – пробормотал он, разглядывая в воде неровно подстриженные, топорщащиеся во все стороны короткие пряди.

Вода была слишком холодна, чтобы купаться, а потому Айзек ограничился тем, что умыл лицо и попытался отмыть свои грязные обломанные ногти – но грязь въелась слишком глубоко. Бросив это пустое занятие, он, как сумел, вымыл волосы и попробовал пригладить непокорные пряди, но они продолжали упрямо дыбиться.

– Ну и ладно, – проворчал Айзек, махнув на своё отражение рукой. – Какой уж есть.

В воде мелькнул какой-то силуэт, но мальчик не успел среагировать и увернуться. На него навалился кто-то очень тяжёлый, столкнув в воду, которая тут же залила глаза и нос. Отплёвываясь и беспомощно барахтаясь, он пытался подняться на ноги, но его держали крепко.

– Ну же, давай, подержи ему ноги, я не могу связать их.

Несколько минут бесполезной борьбы, и чьи-то руки бесцеремонно бросили его на мелкую прибрежную гальку, связанного по рукам и ногам.

– Ну что, здравствуй, малыш. – Над ним возвышались пьянчужки – те, что уже однажды напали на него в переулке. – Теперь-то тебе некуда бежать.

Айзек дёрнулся, надеясь найти слабину в спутывающих его верёвках, но узлы были завязаны на совесть.

– Даже не пытайся, я бывший палач, так что узлы вязать умею, – со смехом заверил мальчишку мужчина. – А теперь ты наш сынок, так что пытаться сбежать вовсе нехорошо.

Разумеется, он сбежал. Прямо на следующий день. Но новоявленные родители каким-то невероятным образом умудрились разыскать своего приёмыша и притащили обратно, изрядно отлупив. Впервые в жизни. Его настоящие мама и папа никогда не били сына. И Айзеку даже в голову не могло прийти, насколько болезненными могут оказаться прикосновения тонкого ремешка, некогда бывшего частью конской сбруи, к коже. И, что ещё хуже, – насколько это всё унизительно.

Забившись в пыльный угол в чулане на втором этаже, которые пьянчуги гордо именовали «комнатой сына», Айзек плакал и дрожал от только что пережитого унижения. Одно дело получить в драке, пусть даже и сильно, и совсем другое, когда его растянули на лавке, привязав за руки и за ноги, – ибо по-другому «родители» не смогли совладать с отчаянно сопротивляющимся пацанёнком – и пороли, а он, сгорающий со стыда и абсолютно беспомощный, вынужден был глотать слёзы, чтобы не сделать всю эту экзекуцию ещё более позорной, – и кричать, кричать, кричать…

– Эй, ты! – Дверь распахнулась, и в освещённом дверном проёме возник его громадный отчим. – А ну, хватит рыдать! Иди-ка сюда!

Айзек в ужасе сжался и попытался отползти, но позади была стена.

– Я сказал: иди сюда, – рявкнул мужчина и, сграбастав ребёнка за руку, рванул к себе. – Когда родители тебе приказывают, ты должен слушаться. – Он отвесил Айзеку подзатыльник, и мальчик закусил губу, чтобы снова не расплакаться.

Протащив «сына» за собой по лестнице, мужчина остановился и толкнул мальчишку к стоявшему посреди комнаты ведру.

– Вот.

– Что это? – Айзек робко поднял глаза на пьянчугу.

– А то ты не знаешь? Это ведро, придурок! Ну, чего стоишь? Бери его и вымой в доме полы. – Мужчина замахнулся для удара, и мальчик испуганно съёжился. – Да побыстрей!

– Хорошо.

Ещё трижды Айзек сбегал, и трижды приёмные родители возвращали его обратно. Наконец, убедившись, что побоями им не сломать тщедушного, но невероятного упрямого и стойкого мальчишку, пьянчуги решились на хитрость. В тот день Айзек снова сбежал. Расспросив бродяжек и как следует заплатив им за информацию, они без труда отыскали своего, такого заметного среди всех прочих мальчишек, сына на заброшенной мельнице – в месте, которое сам Айзек считал идеальным убежищем, – и пообещали в следующий раз прирезать его собак, если он надумает ещё хоть раз удрать. Естественно, мальчишка не поверил им, но вопреки всем его ожиданиям отчим и мачеха не тронули его. А наутро он проснулся от собачьего воя – непередаваемо тоскливого, отчаянного настолько, что щемило сердце.

Даже позабыв обуться, Айзек бросился во двор. Там, перед их полуразвалившимся домом, стояла клетка. А в ней были Афето, Леальт и Усберго.

– Ну что, сынок, хочешь увидеть, как мы снимем шкуру с твоих шавок?

Айзек обернулся на самодовольный голос отчима. Мужчина стоял у крыльца, поигрывая большим кухонным ножом.

– Не троньте их, я умоляю вас! Я больше не буду сбегать. Никогда-никогда.

– Ладно, так и быть, поверю тебе. Но собаки останутся здесь, в клетке. Просто на всякий случай.

С тех пор не было ночи, чтобы Айзек не пытался вскрыть огромный навесной замок, что удерживал дверцу клетки, или перепилить прутья то кухонным ножом, то украденным у кузнеца напильником. Но всё было бесполезно. Дни проходили, а приёмные родители тем временем и не думали заботиться о собаках: они никогда не выпускали их из клетки, не давали им бегать и разминаться, они даже почти не кормили их. С каждым днём псы всё больше слабели.

Отчаяние и безысходность всё прочнее поселялись в душе мальчика. И однажды утром, в очередной раз проснувшись возле клетки, где Айзек теперь проводил почти все ночи, мальчик решился. Он выкупит свободу своих псов.

Его отчим и мачеха завтракали, как всегда, бранясь и жалуясь на головную боль. Войдя в дом, Айзек застыл в десяти шагах от них.

– Я хочу договориться.

Мужчина поднял затуманенные глаза.

– И о чём же?

– О своих псах. Отпустите их.

– С чего бы?

– Они умрут, – пояснил Айзек. – Мои псы голодают. Отпустите их, и я клянусь, что никогда больше не буду сбегать. Если вы не верите, можете запирать меня на ночь в клетке, где держите собак. Оттуда мне точно не выбраться. Я буду делать всё, что вы скажете, я буду даже воровать для вас.

– Ты так хорошо слушаешься с тех пор, как твои шавки поселились у нас. Ну подохнут они. А нам-то какое дело? – равнодушно пожала плечами мачеха.

– Никакого. Только знайте, что однажды ночью я отомщу вам и перережу глотки за своих псов.

Вероятно, в глазах семилетнего мальчишки было столько ненависти и решимости, что вставший было отчим рухнул обратно на стул и покачал головой.

– Ну и зверёныша мы с тобой приютили, жена.

Они отпустили псов вечером. Не веря себе, собаки вышли из клетки, покачиваясь и едва держась на ногах.

– Давай, ты обещал. – Мачеха подтолкнула глотающего слёзы Айзека в спину.

Дрожащими руками мальчик поднял ком земли и кинул в ближайшего к нему пса.

– Уходите!

Леальт испуганно отскочил в сторону и, ничего не понимая, посмотрел на своего маленького хозяина. Айзек шмыгнул носом и поднял второй ком.

– Убирайтесь! Я больше не люблю вас! Уходите отсюда!

Псы кружили по двору, не уходя, но и не решаясь подойти.

– Прогони, или я прирежу их, – прошептал отчим на ухо Айзеку.

Мальчик на мгновение закрыл глаза, а потом взял ещё один ком. Теперь он попал прямо в бок Леальту – ему не составило бы большого труда попасть и в куда меньшую мишень, но он так надеялся, что псы просто уйдут и до этого не дойдёт. Собака заскулила и отбежала на пару шагов, укоризненно глядя на мальчика.

– Проваливайте! – Айзек поднял с земли камень…

Ему было бы гораздо проще позволить забить камнями себя, чем причинять боль самым верным друзьям, но таковы были условия приёмных родителей – он должен сам прогнать своих псов, чтобы они больше не надумали вернуться.

Мальчик поднял руку и бросил камень в самых верных ему существ на свете, самых любимых, единственных, кто не предал…

Слезы душили Айзека, когда он смотрел, как убегают прочь псы, поджав хвосты и поскуливая. Леальт то и дело оборачивался и останавливался, и его взгляд – обиженный, но бесконечно верный – рвал душу мальчишки на части.

«Простите меня, если сумеете, мои хорошие, мои любимые, мои родные…»

* * *

Лето перевалило за середину. На смену жаркому, весёлому июню пришёл нестерпимо удушливый июль, и на горизонте уже маячил ласковый, тёплый август. Айзек, верный своей клятве, больше не пытался сбежать. Даже больше, он перестал перечить своим приёмным родителям и послушно сносил все их оскорбления, побои, всю ту кучу работы, что пьянчуги заставляли его выполнять. Несколько раз он даже воровал для них. А когда становилось совсем уж невмоготу, мальчик напоминал себе, что делает это ради самых верных существ на свете – своих псов, иначе приёмные родители найдут их и убьют. А этого Айзек никак не мог допустить. Единственное, в чём малыш был всё так же непреклонен, как бы ни исхитрялись пьянчуги, было обращение к ним. Упрямо, с бесконечной любовью цепляясь за воспоминания о своих настоящих родителях, Айзек и мысли не допускал назвать так кого-то другого. У него уже были мама и папа. И пусть богам было угодно отобрать их у него, он не предаст память о них.

Так шли дни, и однажды у них в доме появилась девочка. Высокая и необыкновенно красивая, с каштановыми волосами и зелёными глазами, в чистом длинном платье, она показалась замухрышке Айзеку сказочной принцессой. Он никогда не видел таких красивых и таких печальных девочек. Кажется, малыш даже рот открыл от удивления, потому как получил от отчима подзатыльник.

– Нечего глазеть без дела! Лучше пол вымой!

Вжав голову в плечи, Айзек прихватил стоявшее у двери ведро и побежал к колодцу – тяжёлые кулаки мнимого родителя научили его выполнять все приказания проворно и без лишних разговоров.

Когда мальчик вернулся с тяжёлым ведром, принцессу уже почему-то заперли на чердаке, а его мачеха и отчим ужинали, бросая на пол огрызки.

Ночью Айзек проснулся от того, что кто-то плакал рядом с его чуланом. Протерев глаза, мальчик убедился, что это ему не приснилось, и на цыпочках подкрался к чердачной двери – всхлипы шли оттуда.

Выскользнув на улицу, Айзек обошёл дом и забрался на дерево. Его ветки склонились прямо над чердачным окном – чересчур маленькое даже для обычного ребёнка, оно в самый раз годилось для тщедушного Айзека. Скользнув в него, мальчик кубарем покатился на пол. Девочка вскрикнула и схватила жестяную миску, приготовившись защищаться, но вовремя узнала малыша, которого видела утром в доме.

– Ты?

Айзек посмотрел на неё и улыбнулся.

– Я пришел спросить: почему принцесса плачет?

– Принцесса? – Девочка засмеялась. – Я не принцесса.

– Ну как же? Ты такая красивая и сказочная. Ты точно принцесса, просто не знаешь об этом. Наверное, тебя украли из замка у родителей.

– Ну ладно, принцесса так принцесса. – Девочка присела на корточки возле чумазого Айзека. – А ты, наверное, бесстрашный воин, который пришёл спасти меня?

Мальчик засиял радостной улыбкой.

– Если хочешь, я спасу тебя. Эти люди очень плохие. Они заставляют меня называть их мамой и папой и больно бьют. Но они не мои мама и папа. – Айзек упрямо поджал губы. – Я не люблю их и не буду называть так.

– Как тебя зовут, воин?

– Я Айзек.

– Алессандра. – Принцесса протянула мальчику руку. – Сколько тебе лет, Айзек?

– Семь.

– А мне тринадцать. – Девочка вытащила из кармана платок и принялась вытирать перепачканную мордашку своего спасителя. – И они хотят продать меня в бордель.

– А что это? – Айзек смотрел на неё обожающими глазами. – Там ещё хуже, чем здесь?

Принцесса всхлипнула.

– Там очень жутко. Это одно из самых худших мест в мире. И я совсем не хочу туда, Айзек. Может, ты сумеешь принести мне нож с кухни?

– Ты хочешь убить себя? – Мальчик отстранился, в его глазах читался испуг и ужас.

– А что мне остаётся? – Алессандра безвольно уронила руки на колени.

– Не надо. Я спасу тебя.

– Как ты это сделаешь, малыш? Мне не пролезть в это окно.

– Ну и не надо. Я выкраду ключ у отчима и открою дверь. А потом мы убежим. Сначала я просто спрячу тебя где-нибудь, а потом мы придумаем, как быть дальше.

– Но это же очень опасно!

– Я не боюсь, – заверил Айзек. – Я хочу спасти тебя. Я помогу тебе.

– Откуда ты взялся, такой смелый и добрый?

– Мама и папа – мои настоящие мама и папа – говорили мне, что, когда я вырасту, я стану самым сильным, самым храбрым и самым добрым, – серьёзно ответил Айзек.

– Не сомневаюсь, что они нисколько не ошиблись. – Принцесса обняла мальчика за шею и чмокнула в щёку. – Я верю в своего воина.

– Жди, завтра ночью я достану ключ, – пообещал Айзек, стараясь сдержать счастливую улыбку. – Я обязательно приду.

И он действительно пришёл. С замиранием сердца мальчик повернул ключ в старой замочной скважине, ему казалось, что этот скрежет непременно разбудит всех вокруг, но отчим и мачеха ни на мгновение не прервали свой храп. Открыв дверь, Айзек жестом попросил Алессандру следовать за ним и осторожно спустился по старой лестнице – мальчик не раз убегал в ночь от своих приёмных родителей и отлично знал, куда наступать, чтобы под ногой не скрипнула предательская ступенька. На цыпочках прокравшись мимо спящих мужчины и женщины, как всегда, порядком пьяных, Айзек и спасённая им девочка растворились в ночи.

– У нас получилось! Я не могу поверить! Ты спас нас, мой храбрый воин! – Алессандра села на корточки около мальчика и сжала его в объятиях. – Мы свободны! Мы вольны убежать из этого города, подальше от тех злых людей!

– Сначала мне нужно кое с кем повидаться. Боюсь, что в прошлый раз я обошёлся с ними очень плохо.

– О ком ты говоришь? – Девушка вскинула на него непонимающие глаза.

– Увидишь.

Айзек точно знал, где их искать – в той подворотне, где они жили в последнее время. Несмотря на обиды, псы сохранили ему верность – в этом Айзек не сомневался. А если всё же они затаили злобу и кинутся на него – что ж, он вполне это заслужил.

Айзек вошёл в безлюдную, освещённую лунным светом подворотню и тихонько свистнул.

– Усберго? Афето? Леальт?

И тут же из темноты показались три пушистые морды с настороженно поднятыми ушами.

– Вы здесь, – прошептал мальчик и протянул руки навстречу псам. – Простите меня, друзья.

А в следующее мгновение собаки бросились к Айзеку и сбили его с ног. Алессандра испуганно вскрикнула, но псы вовсе не собирались причинять зло мальчишке. Неистово махая хвостами, они кружили вокруг своего маленького хозяина, лизали ему руки и лицо, возбуждённо поскуливая от счастья.

– Вы простили меня… Вы простили меня… – Айзек встал на колени и по очереди обнял каждого из своих вертлявых пушистых друзей. – Слава богам, вы не злитесь на меня. Я так скучал!

Алессандра кашлянула, привлекая к себе внимание.

– Так значит, это и есть те, с кем ты плохо обошёлся?

– Да. – Айзек порывисто кивнул. – Эти люди поймали моих псов, чтобы я больше не сбегал. Я не мог открыть клетку, хотя пытался кучу раз. А эти пьяницы даже не кормили собак – они просто ждали, пока те не передохнут с голоду. – В голосе Айзека зазвенели слёзы. – Я, конечно, тайком подкармливал их, как мог. Но сложно найти еды на трёх псов так, чтобы отчим и мачеха ничего не заметили. – Мальчик улыбнулся Леальту, который тыкался носом ему в руку, и снова взглянул на Алессандру. – Им нужно было, чтобы я никогда не убегал. И тогда я поклялся, что больше ни разу даже не попытаюсь, если только они отпустят моих псов на волю.

– И они поверили? – с плохо скрываемым ужасом спросила Алессандра.

– Нет. Но они знали, что рано или поздно псы умрут с голоду. И тогда меня точно ничто не остановит. Поэтому они решили согласиться. Но приказали мне самому прогнать их. – Айзек почесал за ушами ближайшую к нему собаку и с тоской посмотрел на девушку. – Мои псы не желали уходить. Я ругался на них, приказывал уйти. Но они просто стояли и смотрели на меня. И тогда я стал швырять в них камни. В своих единственных друзей! – Мальчик закусил губу и помолчал. – И они ушли. Я сделал им больно, и псы решили, что я предал их и потому прогоняю. – Айзек уткнулся в мягкую шерсть окружавших его псов. – Мне так стыдно. Мне так жаль. Но мне пришлось это сделать, чтобы спасти их.

– И ты больше не пробовал сбегать?

Айзек покачал головой.

– Эти люди пообещали, что найдут моих псов и принесут мне их головы, если я нарушу слово. Однажды они уже сумели поймать их, так что я поверил.

– Но… – Внутри Алессандры всё похолодело от ужаса. – Но как же теперь? Они бросятся искать нас. Нам надо скорее уходить из города.

– Нет. Я не уйду отсюда. Здесь пропали мои родители, и я останусь здесь. Вдруг я смогу узнать когда-нибудь, что сталось с ними? А ты уходи. И очень тебя прошу, возьми с собой Усберго, Афето и Леальта. Я скажу им слушаться тебя и охранять от всего. Они станут тебе верными защитниками. А я буду спокоен, зная, что отчиму и мачехе не добраться до моих псов.

– Нет, что ты. – Девушка протестующе замахала руками. – Я не могу. Это же твои друзья.

– Пожалуйста. Помоги мне, как я помог тебе. Спаси моих друзей.

Айзек с такой мольбой смотрел на неё, что сердце Алессандры не выдержало.

– Хорошо. Но как же ты без них? Тебе ведь будет тоскливо и одиноко?

– Ничего. Я справлюсь. Гораздо хуже будет, если моих друзей убьют из-за меня.

– А ты, малыш? Куда же пойдёшь ты сам?

– Не волнуйся, я не впервые на улицах. Я найду себе убежище и смогу раздобыть еды.

Алессандра прищурилась.

– Ты ведь не вернёшься к этим людям? Несмотря на то, что дал слово. Теперь твоим псам ничего не грозит, а потому тебе нечего бояться. Айзек, скажи мне, что не вернёшься назад?

Мальчишка помотал головой.

– Конечно, нет! Я не такой дурак!

Девушка неуверенно кивнула.

– Вот и хорошо. Спасибо тебе за всё ещё раз.

Алессандра отвязала ленту от своего платья и подала Айзеку.

– Это тебе. На память. И в знак благодарности. У меня больше ничего нет, увы. Ты удивительный малыш, Айзек.

– Спасибо. – Мальчик спрятал ленту в карман и сжал свору в объятьях. – Я буду бесконечно скучать по вам, друзья.

К рассвету Айзек уже вернулся к дому мнимых родителей. Алессандра, без сомнения, права – псы теперь вне досягаемости для пьянчуг. Но дело ведь было не в этом – мальчик дал слово и не мог запятнать память о верных Усберго, Афето и Леальте нарушенным обещанием. Мальчишка знал, что мачеха и отчим опять изобьют его, что они будут в ярости, поняв, что он помог сбежать Алессандре. Ну и пусть. Айзек просто не мог не выполнить клятву, данную от чистого сердца.

Глядя на выползающий из-за соседних крыш оранжевый диск заспанного солнца, мальчик сел у крыльца и, обхватив колени руками, положил на них подбородок. Он не хотел заходить в дом и видеть пьяные рожи мачехи и отчима. Уж лучше он хоть немного оттянет наказание и подождёт их здесь.

Солнце поднималось всё выше, а как следует выпившие супруги всё не просыпались. Пригретый его ласковыми лучами, убаюканный радостным щебетанием птиц, Айзек задремал.

Его разбудили яростные крики и топот ног в домике. Мгновенно проснувшись, мальчик глянул на солнце – оно было почти в зените, а значит, Алессандра и его псы уже далеко от города и вне опасности.

Громко матерясь всё ещё заплетающимся языком, мужчина вывалился на крыльцо и тут же, споткнувшись о собственные ноги, полетел вниз. За ним поспешно выскочила визгливая жёнушка с тонкой хворостиной в руке.

– Проклятый пацан! Чтоб его тёмные духи разорвали! – Пьяница как раз пытался подняться на ноги, когда его взгляд натолкнулся на замершего у крыльца мальчика. – Ах ты, сукин сын!

Мужчина поднялся и угрожающе закатал рукава.

– Он здесь, жена.

Внутри Айзека всё обмерло, когда отчим протянул руку и схватил его за шиворот.

– Ну-ка, иди сюда, поганец. Нам надо кое-что обсудить.

«Зато Алессандра и псы спасены», – старательно убеждал себя мальчишка, сжимая в кулаке подаренную принцессой ленту и с ужасом глядя в налитые кровью глаза мужчины.

– Где? – Отчим встряхнул Айзека. – Где девка?

Женщина, к этому времени уже тоже спустившаяся с крыльца, протянула руку и стеганула мальчишку хворостиной по плечу.

– Отвечай!

– Не знаю! Ничего не знаю! Отпустите меня, пожалуйста! Я ни в чём не виноват!

– Ну да, как же! – Мужчина обнажил в злобной улыбке редкие зубы, обдав Айзека пивными парами. – Как миленький всё расскажешь, уж поверь мне!

Отчим поудобней ухватил мальчишку за плечо и потащил в дом. Мачеха посеменила следом, всё норовя щелкнуть Айзека хворостиной по спине.

– Расскажешь, расскажешь. Ещё как расскажешь!

Захлопнув тяжёлую дверь, мужчина толкнул Айзека на середину комнаты и снял с крюка старые, рваные ремешки от упряжи.

– Будешь сговорчивым – меньше получишь.

Мальчишка на собственной шкуре знал, как больно бьют эти ремешки, а оставшиеся кое-где куски металла до крови рассекают кожу. Айзек испуганно всхлипнул и попятился.

– Я ничего не знаю. Я не понимаю, о чём вы говорите…

Мачеха крепче ухватила хворостину.

– Не упрямься, малыш. Нам вовсе не хочется содрать с тебя всю твою симпатичную шкурку.

Айзек запнулся за стоявший посреди комнаты табурет и затравленно оглянулся вокруг. Мрачный, тёмный из-за никогда не мытых стёкол дом вдруг показался ему тюрьмой. А приближающиеся мужчина и женщина – самыми настоящими врагами.

– Ты ведь знаешь, где прячется от нас твоя принцесса – так ты её, кажется, называл? – засюсюкала мачеха. – Так скажи нам, малыш. Ты же не хочешь, чтобы нам опять пришлось искать твоих собачек и убивать их из-за твоего непослушания?

«Собачек? Убивать его собачек?» У Айзека помутнело в голове.

– Что это у тебя в руке? – Мужчина шагнул вперёд и выхватил у Айзека ленту Алессандры. – Жена, разве это не с платья той девахи?

– Именно с него, – кивнула женщина. – Похоже, наш рыцарь получил подарок от этой ублюдочной принцессы.

Так долго прятавшаяся внутри злоба охватила мальчишку. Сжав кулаки, он оскалился.

– Да, это подарок моей принцессы. Только вы её не получите. Как и моих собак.

С отчаянной решимостью Айзек схватил со стола нож и бросился на отчима.

Никогда в жизни Айзек не испытывал такого лютого, слепого бешенства. Ему ничего сейчас не хотелось так, как располосовать горло отчиму. Раз за разом наскакивая на огромного мужчину, он пытался дотянуться острым лезвием до красной, толстенной шеи ненавистного врага, но вмиг протрезвевший пьяница скидывал с себя озверевшего мальчишку и осыпал ударами тяжёлых кулаков.

Не чувствуя ни боли, ни усталости, Айзек снова и снова поднимался на ноги. Его руки и рубаха уже были в крови – несколько раз он сумел зацепить отчима ножом – и ощущение тёплой густой крови на коже лишь подстёгивало его неистовство. Как и истошные, перепуганные вопли ненавистной мачехи.

Во время одного из таких бросков отчим ухватил кисть Айзека и вывернул её, вынуждая выпустить нож, а затем выкрутил руку за спину. В порыве негодования мальчишка попытался вывернуться, и отчим нажал сильнее. Что-то хрустнуло в плече Айзека, и горячая волна боли омыла его, заставив взвыть. Не обращая на это никакого внимания, отчим уложил его носом в пол и принялся, ругая сынка на чём свет стоит, связывать руки за спиной ремешками сбруи. Не остыв ещё до конца, мальчишка попытался брыкаться и сопротивляться, отчего узкие ремешки лишь сильнее вгрызлись в кожу на запястьях, а вывернутая назад правая рука запульсировала жгучей болью.

– Жена, дай сюда деревянный пестик.

– Не убей его только. Деньги-то нам нужны, – вставила женщина, прервав, наконец, свои причитания и вопли.

– Не бойся, не убью. Хотя стоило бы. – Мужчина пнул Айзека, и тот зарычал в ответ. – Ишь, зверёныш.

– Скорей бы от него избавиться, – простонала мачеха.

Отчим обошёл извивавшегося на полу мальчишку и за волосы приподнял его голову – как удовлетворённо отметил Айзек, на руках и животе мужчины кровоточили многочисленные порезы.

– Мы всё равно найдём девчонку и продадим её в бордель. Я бы и тебя туда с удовольствием продал – на потеху мужикам. И поверь, мысль о твоих унижениях очень согрела бы меня. Но те, другие, дадут за тебя больше. Я продам тебя, как домашний скот, мальчишка. А потом найду и прирежу твоих собак. Я сварю из них восхитительную похлёбку.

– Никого ты не найдёшь! Ни принцессу, ни моих псов! – зло выплюнул Айзек, сверкнув глазами на отчима.

Мужчина скрипнул зубами и опустил на голову мальчишки деревянную ступку. Мгновение острой боли почти сразу сменилось темнотой и тишиной…