Оглавление
Алейда Ассман. Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима Модерна
Предисловие
Введение
1. Время и Модерн
Бодлеровское открытие настоящего
Сколько длится настоящее?
Настоящее как лишенный продолжительности миг
Настоящее как время действия
Настоящее как содержательное время
Настоящее как организованное время
Настоящее как сфокусированное время
Настоящее как современность
Настоящее как неограниченная синхронность
2. Работа Модерна над мифом современности
Эволюция понятия прогресса
Базовые элементы теории времени в исторической науке
Абстрагирование посредством денатурализации и декультурализации
От «сейчас» к настоящему – социальная конструкция времени
Отделение от прошлого и настоящего – историческая конструкция времени
Системное время
Теория модернизации и теории Модерна
Когда начинается Модерн? Модернизационные сдвиги в западных обществах
Золотые ворота будущего: Модернизация культуры на примере США
Американская иммиграционная политика
Афроамериканская контрпамять
3. Пять аспектов темпорального режима Модерна
Перелом времени
Фикция начала
Генеалогия и автогенез
Творческое разрушение
Разрушение и сохранение – изобретение исторического
Чистое прошлое
Ускорение
4. Темпоральные концепции позднего Модерна
Теория компенсации
Семь характеристик восприятия времени в эпоху Модерна (Герман Люббе)
Будущее невозможно без предыстории
Теория компенсации и теория памяти. Два различных подхода к прошлому
5. Распалась связь времен?
Total recall – риторика катастроф и расширенное настоящее
Взаимосвязь прошлого, настоящего и будущего
6. Непрошедшее прошлое. Коррекция темпорального режима модерна
Три новые категории: культура, идентичность, память
Непрошедшее прошлое: исторические травмы и концепт необратимого времени
Политика идентичности. Пресечение истории и памяти
Две тенденции в исторической политике
Заключение. Слишком много прошлого, слишком мало будущего?
Отрывок из книги
«Давным-давно, в блистательные шестидесятые, будущего было хоть отбавляй»[1]. Эта фраза заимствована из романа Грэма Свифта «Водоземье», вышедшего в 1983 году. Спустя два десятилетия блистательное будущее шестидесятых утратило свой блеск, оно стало «прошедшим будущим». Именно так – «Прошедшее будущее» – была озаглавлена замечательная монография историка Рейнхарта Козеллека, убедительно продемонстрировавшая, что представления о будущем также переживают историческую трансформацию. Если раньше считалось, что историки занимаются исключительно прошлым, то новые исследования показали взаимосвязь прошлого с различными представлениями о будущем[2].
Будущее как надежный ориентир, блестящая перспектива, даже предвещание, которое задает четкое направление собственным планам и целям, – так было прежде. Подобное будущее давно стало прошлым. Это будущее достигло своего апогея в шестидесятые годы. Философ Эрнст Блох, выступая во франкфуртской Паульскирхе в 1967 году, когда ему вручалась Премия мира, сказал: «На карту, где нет страны под названием Утопия, не стоит и смотреть»[3]. Утопия для Блоха – это метафора предчувствия, мечты о лучшем, справедливом будущем для слабых и униженных. Путь к лучшему будущему, пояснил Блох, прокладывают «гуманные революции». Блох проводил четкое различие между гуманными революциями, с одной стороны, и войнами, направленными исключительно на захват территорий и господства, с другой. Революция – это повивальная бабка, помогающая рождению добра, истины и справедливости. «Особенно русская революция, – подчеркнул Блох, – разительно отличалась от захватнической войны, ибо являлась родовспомогательным актом, способствующим появлению того неантагонистического строя, которым было беременно старое общество»[4].
.....
«ХХ век закончился между 1973 и 1984 годом», – писал американский историк Чарльз С. Майер[11]. Очевидно, ученые способны довольно точно датировать исторические цезуры, что, впрочем, происходит обычно задним числом. По-моему, в восьмидесятые годы закончился не только ХХ век, вместе с ним завершилось и безоговорочное господство темпоральной структуры Модерна. Однако наше сознание эволюционирует медленно и незаметно, поэтому о резком «повороте» здесь говорить не приходится. Изменения темпоральных основ западной культуры не сопровождались ни ментальной революцией, ни крушением какой-либо преграды. Смена темпоральной ориентации не была находкой изобретательных теоретиков, провозгласивших очередной новомодный «поворот» (turn), эта смена стала частью трансформации рамочных условий в развитии западной культуры.
По мере того как тускнели горизонты будущего в модернизационной парадигме, на наших глазах в семидесятые и восьмидесятые годы происходила удивительная валоризация памяти и прошлого, что можно считать глобальным феноменом. Обусловленные этим «изменения в восприятии времени, в ориентации нашей деятельности и в осмыслении истории охватываются понятием “темпоральный режим культуры”»[12]. Это понятие подразумевает комплекс культурных постулатов, ценностей и установок, которые, даже не осознаваясь самим индивидуумом, управляют его желаниями, поступками, чувствами и представлениями. Франсуа Артог говорит в этой связи о «régime d’historicité», имея в виду то, как общество позиционирует себя во времени и как оно относится к своему прошлому. Артог называет темпоральным режимом «форму восприятия времени, которое нейтральным образом измеряет и ритмизирует время, а также ритмизирует прошлое как череду значимых структур»[13]. Руководствуясь точкой зрения историка, Артог дает возможность для более широкой перспективы: «Понятие темпорального режима позволяет сравнивать не только историографические концепции, но вообще разные способы отношения ко времени: формы восприятия времени здесь и в иных культурах, сегодня и вчера; способы бытия во времени. <…> Речь идет о видах историчности и о том, как человечество переживает свою историю»[14].
.....
