Читать книгу Томек у истоков Амазонки - Альфред Шклярский - Страница 2

На северо-западе Бразилии, почти в том месте, где сходятся ее границы с Перу и Колумбией, черные тяжелые тучи преждевременно закрыли клонившееся к закату солнце. В чаще амазонской сельвы[1] зашуршали крупные капли дождя. Монотонное пение бесчисленных цикад[2] прекратилось как по команде. Умолкли шумные беседы попугаев. Кроны деревьев заколыхались под порывами резкого ветра. Лианы, свисавшие с деревьев, как фестоны, пружинисто задрожали.

В лагере сборщиков каучука[3], расположенном вблизи берегов реки Путумайо[4], началась лихорадочная суета. Обитатели лагеря наскоро крепили шалаши, прятали в них предметы домашнего обихода; они старались предотвратить ущерб, который может причинить надвигающаяся гроза.

Поднявшаяся в лагере суматоха и шум дождя, уже потоком лившего по сухим листьям кровли шалаша, разбудили стройного молодого человека, спавшего на деревянной койке. Он с трудом приподнялся, опираясь на локоть. В помещении было темно, поэтому он выглянул из двери со вставленной проволочной сеткой, но снаружи тоже было темно. Джон Никсон – так звали молодого человека – раздвинул рукой москитьеру[5], висевшую вокруг койки, и встал. Шатаясь, он подошел к двери и распахнул решетчатую дверь. Сначала посмотрел в сторону барака, где находился склад собранного каучука. Ворота барака были заперты. Полунагие индейцы молча суетились у шалашей, в которых, видимо, спрятались от бури их жены и дети.

– Аукони! – слегка хриплым голосом позвал Джон Никсон.

– Син, сеньор![6] – ответил индеец, подходя к порогу хижины.

– Где капангос?[7] – спросил Никсон.

– Они ужинают у себя в бараке, – ответил индеец.

Никсон насупил брови. Наемные надсмотрщики хороши только тогда, когда стоишь над ними с нагайкой. После минутного молчания Никсон спросил:

– Все ли серингейро[8] вернулись из сельвы? Скоро разразится гроза!..

– Вернулись все, каучук уложен на складе, – ответил Аукони, предводитель группы индейцев племени кубео, собиравших каучуковый латекс[9] для компании «Никсон-Рио-Путумайо».

– Ты уже раздал продовольственные пайки?

– Син, сеньор, а сейчас я прикажу подать вам ужин, – ответил Аукони.

– К черту ужин! – вспыхнул Никсон. – Марш отсюда!

На спокойном, как у каменного изваяния, лице индейца не дрогнул ни один мускул. Он только бросил испытующий взгляд на своего начальника. Убедился, что белый опять пил. После краткого размышления индеец сказал:

– Сеньор Уилсон ушел, злые люди близко, не пей больше…

Но белый не услышал обращенных к нему слов, потому что в этот момент черноту неба прорезала яркая молния и мощный удар грома заглушил доброжелательные слова индейца. На деревья джунглей налетел вихрь, с их верхушек посыпались листья и обломки веток. Вскоре буря разыгралась в полную мощь.

Джон Никсон с треском захлопнул наружные створки двери, сделанной из продольно распиленных бамбуковых стеблей. Ощупью добрался до деревянного ящика, заменявшего в убогой хижине стол. Зажег фитилек керосиновой лампы. Из всех углов помещения сейчас же налетели ночные бабочки и стали кружить вокруг огня. Одна из них коснулась лица Джона. Он вздрогнул от отвращения. Ему опротивели насекомые и гусеницы, которыми кишел влажный тропический лес. Никсон никак не мог привыкнуть к амазонской сельве, тихой и, казалось, лишенной жизни днем и оживающей тысячами таинственных голосов ночью. Кто способен отличить человеческие голоса от рева и завывания животных? Может быть, это краснокожие, дикие охотники за человеческими головами, или, того хуже, белые охотники за рабами перекликаются, готовясь к нападению? Вдобавок частые дожди предвещали скорое наступление зимы, то есть дождливой поры, когда сельва превращается в топкий лабиринт озер и болот.

Никсон уселся на скамью и стал удрученно прислушиваться к шуму ливня, бушевавшего за стенами хижины. Потом, видимо несколько успокоившись, пробурчал:

– Во время грозы нечего бояться нападения, по крайней мере можно поспать спокойно…

Достал бутылку рома. Налил полный стакан и выпил. Алкоголь ударил ему в голову, и Никсон, как был в одежде, повалился на кровать, задвинул москитьеру, сунул под подушку револьвер и погрузился в невеселые размышления. Он мечтал как можно скорее оставить амазонские леса. Он хотел вернуться в родной дом в Чикаго[10], где, согласно обещанию дяди, должен был возглавить филиал фирмы «Никсон-Рио-Путумайо». Лишь бы дядя поверил, что будущий совладелец фирмы уже достаточно ознакомился с делами. А пока что приходилось торчать здесь, в мрачной сельве, в обществе четырех грубых капангос и молчаливых, недоверчивых индейцев, постоянно недосыпать, быть в неустанном напряжении, бдительно следить за всем, что происходит вокруг. Вблизи Рио-Путумайо бродили многочисленные шайки бандитов, организованные спекулянтами – торговцами каучуком, со стороны которых в любую минуту можно было ожидать нападения и грабежа.

С тихим вздохом сожаления молодой Никсон вспомнил Яна Смугу, первого помощника дяди. Этот знаменитый путешественник, человек отважный до безрассудства, не знал, казалось, чувства страха. В диком лесу он чувствовал себя в своей стихии. Когда Смуга был с ним, в лагере сборщиков каучука все шло как по маслу: не было ни ссор, ни противоречий, все чувствовали себя в полной безопасности. С одинаковой свободой Смуга обращался с полудикими обитателями сельвы и с более цивилизованными жителями Манауса[11], где находились контора компании и главные склады каучука. Во время последнего пребывания в лагере сборщиков каучука Смуга обещал Никсону, что попросит дядю как можно скорее отозвать его с берегов Путумайо.

Никсон втайне завидовал Смуге, особенно его умению ладить с людьми. Кроме того, Никсон знал, что индейцы презирают белых, не умеющих скрывать обуревавшие их чувства. Несмотря на это, он никак не мог совладать с собой и скрыть от посторонних взглядов чувство отвращения или страха, которое возбуждали у него насекомые и прочие противные существа, населявшие джунгли. Поэтому теперь, когда ему пришлось послать в лагерь на реке Жапура своего помощника Уилсона, Никсону трудно было удержать в послушании и должной дисциплине ленивых капангос и индейцев, у которых он не сумел завоевать авторитет начальника.

Из расположенного поблизости барака доносились звуки гитары. Печальный перезвон гитарных струн иногда заглушался громким шумом тропического ливня. На гитаре, видимо, играл надсмотрщик Матео – метис[12] с бурным и не очень похвальным прошлым. Слушая его низкий, страстный голос, трудно было поверить, что этот человек отличался холодной жестокостью, охотно пользовался ножом и кнутом.

Джон Никсон дремал под едва слышные звуки гитары. Его размышления прерывали неясные видения. Он засыпал. Сквозь сон ему показалось, что где-то в глубине сельвы послышались глухие звуки тамтамов. Это не возбудило в нем опасений. В этой части бассейна Амазонки сильно влияние негритянских обычаев, завезенных из глубины Африки многочисленными черными рабами. Дыхание молодого Никсона становилось глубже и ровнее. В конце концов белый человек крепко заснул…

Отряд вооруженных людей в ночной темноте крадучись окружал лагерь сборщиков каучука. Когда гроза и ливень прошли, вооруженные люди, прячась в густом подлеске, сомкнули кольцо вокруг раскорчеванной площадки. Это были индейцы племени ягуа, отличавшиеся светло-коричневым цветом кожи. Их нагие тела прикрывали только пышные юбки из рафии[13], доходившие до щиколоток. Головы индейцев украшали огромные парики, сплетенные из желтого волокна рафии, свободно падавшего на их плечи и ниже, до самого пояса. У некоторых в париках торчали перья попугаев, засушенные птицы и мыши. Индейцы носили ожерелья из семян растений. Они были вооружены луками и длинными духовыми ружьями из стеблей бамбука[14], из которых выпускали небольшие, иногда отравленные стрелы. Южноамериканские индейцы использовали эти ружья для охоты, но в военном походе в руках индейцев они превращались в грозное оружие. От попадания небольшой стрелы противник погибал почти мгновенно.

На востоке показались первые лучи восходящего солнца. День вставал сразу, без предрассветных сумерек. Один из индейцев, по-видимому вождь, наклонился к двум белым мужчинам, сопровождавшим краснокожих воинов, и гортанным голосом на языке ягуа шепнул:

– Жаримени яренумуйу[15], дай сигнал!

Белый приложил палец к губам.

– Унжуй…[16] – предупредил индеец.

Белый гневно насупил брови. Он тоже заметил дворнягу, высунувшуюся из индейского шалаша. Если собака почует чужих, она разбудит спящих сборщиков каучука. Весь детально разработанный план может тогда провалиться. Белый мужчина быстро повернулся к вождю ягуа и взглядом показал ему на духовое ружье. Они поняли друг друга без слов.

Индеец достал из плетеной сумки миниатюрную стрелу, всунул ее в бамбуковую трубку, уплотнил хлопчатобумажным пыжом. Поднес утолщенный конец бамбуковой трубки ко рту и направил второй, тонкий конец на собаку. Набрав полную грудь воздуха, что есть силы дунул в трубку.

Еще не совсем проснувшаяся дворняга внезапно вздрогнула и повалилась на бок, словно сраженная молнией. Некоторое время собака шевелила ногами, скребя когтями землю, но вскоре замерла, не подав голоса.

Белый союзник индейца ягуа искоса взглянул на ужасного стрелка. Лицо вождя оставалось совершенно спокойным. На нем не отражалось никаких чувств, но дерзкое поблескивание глаз и характерная гримаса жестокости на губах не вызывали доверия. Белый мужчина инстинктивно коснулся рукоятки револьвера. Но в это мгновение дверь барака распахнулась. Один за другим оттуда вышли трое капангос. Белый облегченно вздохнул. Он повернулся к вождю ягуа и крикнул:

– Вперед!

Утренние крики попугаев в сельве и протяжный боевой клич индейцев ягуа раздались почти одновременно. Несчастные капангос не успели даже спрятаться в бараке. Прошитые множеством стрел из луков, они упали на землю. С адским воем из зарослей выскочили индейцы ягуа, ворвались в шалаши, откуда послышались крики ужаса и боли.

Притаившись в кустах, белые союзники ягуа внимательно наблюдали за полем боя, держа в руках карабины. Они сразу же заметили Джона Никсона, который ударом ноги распахнул дверь хижины и остановился на пороге с револьвером в руке. Налитыми кровью и еще заспанными глазами он осмотрелся вокруг. Увидев гибель своих людей, он побледнел от ужаса. Поднял револьвер и прицелился в подбегающего к нему индейца. Однако не успел нажать на курок. Один из белых союзников ягуа поднял карабин к плечу. Прежде чем рассеялся дым после выстрела, Джон Никсон упал на пороге своей хижины. Вождь ягуа подбежал к нему, размахивая острым бамбуковым ножом.

Белый убийца и его товарищ повернулись спиной к индейскому охотнику за человеческими головами. Слишком уж отвратительное было это зрелище. Белые направились в барак, откуда их краснокожие союзники уже выносили каучук.

Не прошло и часа после боя, как разбойники уже быстро уходили в джунгли, прихватив ценную добычу. Они взяли также в плен сборщиков каучука вместе с их женами и детьми. Никто не посчитал нужным оглянуться на оставленный лагерь, в котором догорали бараки.