Читать книгу Томек в стране фараонов - Альфред Шклярский - Страница 5

После бессонной ночи Салли, неугомонная, как и всегда, выбралась одна на базар. Томек с Новицким дремали, сидя в креслах в арендованной Смугой квартире. До этого юноша и капитан по-дружески препирались, ибо Новицкий никак не мог смириться с тем, что они не проучили старика-извозчика. Томек решил: лучше всего завершить явно затягивавшуюся перебранку, представив инцидент самым невероятным образом.

– Интересно, Тадек, что бы ты сказал, если бы на Главном рынке Кракова посреди бела дня увидел бы негритянку в наряде краковянки?

– Вот тут ты и попался! – повеселел моряк. – Видел. Хоть и не в Кракове, но видел! Как-то в Чикаго в День памяти Пулавского[55]. Я тогда разглядел в хороводе чернокожую красавицу в польском национальном костюме.

На том перепалка закончилась. Минуту спустя оба уже спали без задних ног, как и Динго, излеченный от своей «паршивой хворобы» по выражению капитана.

* * *

Тем временем Смуге и Анджею Вильмовскому пришлось задержаться в Александрии гораздо дольше, чем они рассчитывали. Смуга собирался попросить о помощи в выполнении своего задания одного из здешних друзей, но тот, увы, отсутствовал и должен был вернуться лишь через несколько дней.

Знакомый англичанин два дня водил их по Александрии – городу с длинной и богатой историей. Нареченный Александрией по имени основателя, Александра Македонского, он являлся столицей страны в период правления династии Птолемеев[56] и римлян и самым крупным после Рима городом империи. Александрия, насчитывавшая в ту пору свыше миллиона жителей, быстро становилась одним из центров греческой, а затем и христианской культуры. Здесь располагалась знаменитая библиотека, здесь был построен самый старый в мире научный институт, Мусейон, здесь перевели на греческий язык Ветхий Завет, здесь, наконец, размещался один из старейших центров раннего христианства, славящийся своей школой богословия. Распад Римской империи и возвышение Константинополя сильно подорвали авторитет Александрии, а окончательный удар нанесли захватившие ее арабы в 642 году.

Все эти сведения Патрик буквально впитывал в себя, он оказался способным и любознательным парнишкой.

– Александр Македонский – это тот, что завоевал весь мир, – не без хвастовства заявил он, – я знаю!

– Но в Африке, сразу после завоевания, он чуть не погиб. Когда ему сказали, что в Ливийской пустыне в оазисе Сива, в одном-двух днях дороги от Мемфиса, находится знаменитая святыня с оракулом, он, будучи человеком суеверным, тотчас же туда отправился.

– Как бы я хотел увидеть пустыню! – вздохнул Патрик.

– Любая пустыня, а уж тем более Ливийская, таит массу опасностей. Не миновали они и Александра. Царь и вся свита сбились с пути, попали в песчаную бурю.

– Со мной бы не заблудились, – снова похвастался Патрик, – я знаю, где север и где юг.

– Безусловно, – улыбнулся рассказчик, – жаль, что тебя с ними не было. И все-таки проводники отыскали дорогу. И когда царь попал в оазис, с озерами и пальмовыми рощами, с пресноводными источниками, он ощутил себя словно в раю.

– Но теперь Александрия снова обрела прежнее могущество, – напомнил Смуга.

– Верно, но в 1788 году, когда здесь высадилось войско Наполеона, воины увидели рыбацкое селение с шестью тысячами жителей. Чуть ли не тысячу лет город считали исключительно источником для добывания строительного камня.

– Даже трудно в это поверить, – поразился Смуга.

– К Александрии вернулась ее былая слава во времена создателя современного Египта, прозванного «Наполеоном Востока», Мухаммеда Али. В 1819–1820 годах он велел заново прорыть канал, соединявший древний порт с западным рукавом Нила. По нему переправляли хлопок – главное богатство Египта.

Патрика восхищало здесь все, включая и небольшой богатый каменный дом, где они расположились. Жилище находилось на Эль-Хурии – построенной несколько лет назад современной улице, пересекающей город с востока на запад. Эта улица считалась выдающимся достижением британских и итальянских архитекторов. Вдоль нее возвышались пятиэтажные здания в стиле модерн. Особенно Патрику понравилась выложенная мрамором лестница. У нее были такие замечательные перила! Ехать в лифте, нажимая на кнопки и корча рожицы перед зеркалом, мальчику не нравилось, поэтому он лихо съезжал по перилам, не обращая внимания на ворчливого консьержа, который каждый раз, когда путешественники покидали порог дома, высовывал голову из своей комнатушки. Патрик всегда опережал Вильмовского и Смугу, пользовавшихся лифтом.

Мухаммед Али Египетский (Мехмет Али-паша) (1769–1849) – правитель Египта. Основал одноименную династию, которая правила в Египте до 1952 г. (юридически до 1953 г.). С 1798 по 1801 г. участвовал во Франко-турецкой войне в Египте в качестве командира военного отряда. Пришел к власти в 1805 г., воспользовавшись восстаниями в Каире (в 1804 г. – антимамлюкское, в 1805 г. – антитурецкое), и стал турецким султаном Махмудом II пашой и хедивом Египта.

Когда Патрик заснул, утомленный впечатлениями первого дня в Александрии, друзья смогли поговорить серьезно.

– А мы-то собрались отдохнуть, – разочарованно произнес отец Томека.

– Я всегда был за активный отдых, – рассмеялся Смуга, – и мои друзья всегда мне в этом здорово помогали.

– Ты имеешь в виду Томека и Новицкого…

– Верно, но прежде всего тебя, Анджей, твою настойчивость, твой здравый смысл. Впрочем, вы можете… или ты можешь отказаться.

– Ох, Ян, Ян! Да вы же мне покою не дадите. Ни Салли, ни Томек, ни Новицкий.

– Ну, я-то как раз все понимаю. Однажды ты участвовал в чистейшем безумии[57], а то, что я предлагаю сейчас, и близко не так ужасно.

– Да я бы так не сказал. Речь ведь о деньгах, – стало быть, игра пойдет по-крупному. И еще этот мальчишка. Как с ним быть?

– Я уже об этом подумал. Надо отправить его домой, мы этим О’Донеллам кое-чем обязаны. Это ведь благодаря им мы смогли организовать экспедицию в Африку.

– Что в Африке началось, пусть в Африке и закончится, – вздохнул Вильмовский.

– Началось это в Австралии, Анджей, не забывай, – поправил Смуга. – Ладно, значит, берешь парнишку с собой.

И они снова вернулись к волнующей их теме.

– Говоришь, Ян, что ты познакомился с лордом-коллекционером в Бразилии уже после нашего отъезда. – Вильмовскому не терпелось суммировать все услышанное от Смуги. – Лорд разыскивает человека, у которого он покупал разные предметы для своей коллекции, даже не спрашивая, каким образом этот человек стал их собственником. И ты ради него готов заняться этим делом?

– Не только ради него, – ответил Смуга. – Лорд, пусть он и не всегда в ладах с законом, все-таки человек, до безумия влюбленный в Египет, он финансировал многие археологические экспедиции. Да и тебе, Анджей, прекрасно известно, что правовые нормы, регулирующие вывоз из этой страны античных ценностей, лишь только появляются. Но речь сейчас не о лорде. Меня заинтриговала сама загадка, связанная с одним из его приобретений, я тебе уже говорил. Кто, когда и, прежде всего, зачем это сделал?

– Ты отдаешь себе отчет в том, что собрался искать иголку в стоге сена?

– Да, я долго размышлял над предложением лорда и уже собрался было отказаться, но нам до сих пор всегда везло. А Томек – тот вообще дитя, которое родилось в рубашке…

– Уже не дитя, а взрослый женатый мужчина, – поправил друга Вильмовский.

– Тем более! Счастье ему не изменяет! – согласился Смуга. – Я еще раз перечислю свои доводы. Во-первых, как мне кажется, речь идет не об одном человеке, а о целой организованной банде. Это обстоятельство уже дает нам немалый шанс. Надо поискать какую-нибудь утечку информации. Во-вторых, краденое, поступившее из Долины царей, появилось на европейском рынке сравнительно недавно. А в-третьих, у меня здесь, в Египте, немало знакомых людей, которые могут нам помочь.

– Ах, Ян, где только у тебя нет приятелей, – вздохнул Вильмовский.

– К тому же эта неожиданная встреча на корабле. Оказывается, поисками «нашей» банды преступников и контрабандистов занимается и британское правительство.

– И тебе непонятно почему?

– Нет! Но надеюсь узнать, когда мы пойдем в каирское консульство.

Однако следующие дни они, к великой радости Патрика, провели, осматривая достопримечательности. Вильмовского со Смугой тоже было чем удивить. В особенности им понравилось у колонны Помпея с каменным сфинксом. Указав на нее, Смуга обратился к Вильмовскому:

– Ее распорядился возвести в 204 году император Диоклетиан[58] в ознаменование взятия города.

– Метров тридцать в ней будет, – прикинул Вильмовский.

– Да, именно так.

– Вижу, тебя чем-то заинтересовал этот памятник.

– Конечно. Не знаю, заметил ли ты эти веревочные лестницы, ведущие наверх?

Вильмовский присмотрелся:

– Точно, есть, только с другой стороны.

– Как бы ты отнесся к небольшой прогулке наверх?

– Надеюсь, ты говоришь не всерьез.

– Почему?

– Я же не моряк в отличие от Новицкого.

– Он бы влез на колонну без всяких лесенок, – пошутил Смуга.

– Так ты на самом деле собрался наверх? – недоверчиво переспросил Вильмовский.

– Почему бы и нет? – не сдавался Смуга. – Стоит навестить родные места.

– Ты что, уже бывал когда-то на верхотуре? – поразился отец Томека.

– Ну, как бы сказать, – ответил Смуга, – всего раз, но все-таки… Как экстравагантные путешественники, мы могли бы даже пожелать, чтобы нам туда подали обед.

– Кто бы его туда притащил?

– Еще несколько лет назад ближайший ресторан специально держал официанта-верхолаза.

Вильмовский недоверчиво покачал головой, однако направился вслед за другом. Вдруг их окликнул чей-то голос.

– Слышал? – спросил Вильмовский.

Смуга огляделся:

– Как будто кто-то кричал.

Они прислушались, потом до них отчетливо донеслось:

– Дядя! Сюда! Сюда!

– Это Патрик! Где он… – начал Смуга и умолк.

– Это я! Это я! Здесь, наверху! – Мальчишка махал взрослым руками с верхушки колонны.

– Черт бы тебя побрал! – выругался Смуга. – Что его туда понесло? Слезай сейчас же!

Мальчик радостно помахал им рукой, потом присел на краю колонны, спустив ноги вниз. Друзья подбежали к веревочным лестницам. Однако первое, что бросилось мужчинам в глаза у подножия колонн, была надпись: «Подъем по лестнице запрещен».

Тем временем Патрик уже спускался. Вильмовский слегка, потом посильнее потянул лестницу, желая проверить ее крепость. Болты, на которых она крепилась, слегка шатались. Заметив это, Смуга обеспокоенно крикнул:

– Патрик! Осторожнее!

Мальчик необычайно ловко передвигался по лестнице. Ему оставалось уже совсем немного, когда один из болтов вырвался из гнезда и лестница заходила ходуном.

– Боже! – вырвалось у Вильмовского.

Парнишка прижался к колонне и на мгновение замер.

– Дядя, не бойся! Я уже схожу.

И беспечно соскользнул на землю.

Смуга отер пот со лба, лицо его было суровым.

Они тут же вернулись домой, где по-мужски поговорили с мальчишкой. Тот, разумеется, клялся и божился, что исправится… Однако уже на следующий день носился по убогим, узким, грязным улочкам неподалеку от ведущих свое происхождение с римских времен выдолбленных в скале подземных многоэтажных катакомб Ком-эш-Шукафа. Излишне говорить, что его постоянно приходилось искать.

Однажды как-то днем Смуга объявил, что его друг вернулся и они могут его навестить. По словам зверолова, в 1891 году группа влюбленных в свой город и в его историю жителей Александрии с помощью итальянских архитекторов основала Греко-римский музей, где были собраны экспонаты далекого прошлого: статуи, различные фигурки, портреты, надгробия, саркофаги, надписи и в особенности монеты. Большей частью эта группа состояла из молодых людей, которые после обстрела города в 1822 году и перехода власти в Египте в руки англичан искали способ выразить свои патриотические чувства. Эта же группа несколько месяцев назад основала Александрийское археологическое общество. Смуга узнал об этом из письма, полученного в Лондоне.

Общество размещалось в здании позади музея. Когда они вошли, Смуга спросил:

– Господин Абир Шекейль на месте?

– Мудир[59] в кофейне, – ответил курьер, – сейчас я за ним схожу.

– Вот видишь, – вздохнул Смуга, – как повелось в этой стране. Приходишь на службу, вешаешь на крючок верхнюю одежду и направляешься в кофейню, а уже там ждешь посетителей.

Они прошли в большой зал с замысловатыми деревянными ставнями на окнах. Вокруг стояли витрины с древними скульптурами, монетами, папирусами. Стены были увешаны портретами исследователей античности. Смуга с Вильмовским с явным интересом стали рассматривать одну из витрин. Вдруг послышался гортанный голос:

– В чем дело?

Обернувшись, они увидели пожилого египтянина с седыми волосами. Одет он был в европейское платье. Заметив Смугу, старик сначала слегка опешил, но потом воскликнул:

– Аллах керим![60] Салам![61]

И тут оба, крепко обнявшись, наперебой стали обмениваться приветствиями:

– Клянусь бородой Пророка! Это на самом деле ты!

– Я, Абир, я…

– Да приумножит Аллах твое здоровье!

– И да будет милостив к тебе! Вот получил твое письмо и приехал.

– Это сам Пророк привел тебя ко мне, троекратный тебе поклон!

– Здравствуй и ты, салам!

После каскада почтительных и радостных приветствий, изумивших молчавшего Вильмовского, последовала церемония взаимных представлений, после чего все трое направились в ближайшую кофейню. Хоть она и находилась в европейской части города, а может, как раз поэтому, заведение оказалось чисто в арабском стиле. За столиками восседали исключительно мужчины, в основном европейцы, но были тут и местные жители, в белых галабеях и тюрбанах. Наиболее экзотично выглядели те, кто сочетал европейскую одежду с красными фесками. Большинство курили наргиле[62]. Абир извлек одну из выставленных в ряд длинных трубок и жестом предложил гостям последовать его примеру. Смуга отказался, вынул свою трубку, однако Вильмовский поддался искушению. В огонек, тлевший в трубке, подсыпали ароматичного порошка. Благовонный дым, пройдя гибкий, длиной около метра чубук и сосуд с водой, через мундштук проникал в рот. При каждой затяжке трубка непривычно булькала.

«Будет мне чем похвастаться перед Тадеком», – подумал Вильмовский, пару раз затянувшись. Когда они отложили трубки, Смуга приступил к беседе:

– Я всегда восхищался, Абир, твоей любовью к Египту.

– Клянусь бородой Пророка! Ты любишь свою отчизну так же, как я, свет моих очей, родной город, Эль-Искандарию, – ответил тот с теплотой.

– Любишь больше, чем жену и детей, – улыбнулся Смуга. – И я знаю кое-кого, кто так же сильно полюбил море, что его и жениться не заставишь.

– То иная любовь, брат.

Вильмовский был искренне поражен. Абир назвал Смугу «братом», чего мусульмане никогда не делали по отношению к неверным.

– Однако Александрия – еще не Египет, – закончил мысль Абир. – И в древности, и сейчас говорят, что Александрия – ворота в Египет.

– Ты любишь Александрию, как жену, но Египет – как родную мать, – щегольнул метафорой Смуга. И тут же добавил: – Я тоже люблю Египет.

Последовала пауза, которую прервал Смуга:

– Мне необходима твоя помощь, брат.

Абир весь обратился во внимание.

– Я правда всем сердцем люблю Египет и знаю, что его разграбляют. Я ищу преступников, которые растаскивают гробницы в Долине царей.

– Так езжай в Долину, – ответил александриец.

– И поеду. Но мне нужен совет.

– Помощь… Совет… Не желаю иметь дела с англичанами, – незаметно для себя Абир перешел на грубоватый стиль Смуги.

– Египту от этого только хуже. Если уж вывозить, то официально. Во всяком случае, так, чтобы было известно, кому и куда. Избрать законный путь. Государство не может закрывать глаза на преступления таких масштабов.

Вильмовский хранил молчание. Идея принадлежала Смуге. Но контраст между прежней открытостью и внезапным недоверием, которое проявил египтянин, оказался налицо. В конце концов не выдержав, поляк взял Абира за руку и, глядя ему прямо в глаза, раздельно произнес:

– Мы. Порядочные. Люди.

– Клянусь бородой Пророка, – усмехнулся тот, – ваши слова, как язык колокола, чей звон не дает уснуть.

Друзей пригласили позавтракать в доме Абира, откуда те вышли с рекомендательным письмом к Аль-Хабиши, известному александрийскому торговцу, хозяину антикварной лавки. Тот несколько часов спустя прислал с посыльным сообщение: «Я не в Александрии. Ищите меня в Каире».

– И то сойдет, – подытожил Смуга. – Будем искать в Каире. Абир сказал, этот Аль-Хабиши – порядочный, благородный человек. Мы должны быть довольны уже тем, что сумели растопить лед недоверия Абира.

Собранные деньги и письмо были посланы матери Патрика – телеграмму Смуга дал еще с корабля. В письме он сообщал, что берет мальчика с собой на каникулы. И на этом путешественники простились с Александрией.

* * *

Экспресс «Александрия – Каир» с местами для мужчин и для женщин с детьми мчался с такой скоростью, что все окрестности тонули в облаках пыли. Увлеченные беседой, Вильмовский со Смугой даже не заметили, что час спустя поезд миновал Даманхур, еще через час – Танту и что после трех с половиной часов пути, преодолев расстояние в двести восемь километров, экспресс уже подходил к вокзалу.

– Дядя! – крикнул Смуге взволнованный Патрик. – Каир!

Мальчик всю дорогу держал на коленях котенка, приблудившегося к ним в Александрии. Мусульмане любят кошек, а вот собак не жалуют. Последних они дома не держат, и те сворами бегают по улицам. Европейский мальчик с котенком на руках вызывал интерес и доброжелательное отношение попутчиков, которые и помогли путешественникам найти извозчика, быстро доставившего их к месту, где Смуга снял квартиру. И там поляки попали в объятия друзей.

Приветствиям не было конца. Не обошлось и без курьеза. Патрика встретило собачье рычание. Динго весь ощетинился, перепуганный котенок замяукал и… исчез. Это разрядило обстановку. Патрик скоро успокоился, смирившись с побегом питомца, и тут же подружился с псом.

– Ты – хороший песик, – втолковывал собаке Патрик. – Я – Патрик. А ты – Динго.

И вскоре он таскал собаке самые вкусные лакомства с ближайшего базара.

Когда Смуга представил план приятного, по его мнению, времяпрепровождения в Египте, Томек лишь тяжело вздохнул, Новицкий же, потирая руки, многозначительно подмигнул Салли. Та, услышав о Долине царей, захлопала в ладоши и, вскочив, расцеловала Смугу в обе щеки.

– Ну, что я говорил? – рассмеялся Вильмовский. – Салли не даст нам спуску.

– Ты бы, Ян, объяснил все подробнее, – попросил Томаш.

– Попытаюсь… – И Смуга в очередной раз стал рассказывать, добавляя неизвестные остальным детали: – Как известно, Египет – одна из древнейших мировых цивилизаций. Вот уже сто лет интерес к нему постоянно растет. Все большее число коллекционеров приобретают античные реликвии не всегда законными путями, нередко и у случайных продавцов. Как я уже говорил, в Манаусе мне довелось познакомился с одним лордом, который многие годы страстно занимается коллекционированием всех артефактов, относящихся к Египту, и сейчас считается знатоком в этой области. Поэтому он ничуть не удивился, когда однажды поздним вечером к нему пожаловал странный гость. Когда визитера попросили назвать себя, он ответил: «Я – владыка Долины царей». Представьте себе, как разволновался наш египтолог. Он описал мне своего нежданного гостя примерно так: «Из полумрака вынырнул некто в темном костюме европейского покроя. Поначалу я не разглядел его, заметил только, что мы с ним одного роста. Потом уже при свете меня поразил острый проницательный взгляд его глаз и некоторое сходство с фараонами в чертах смуглого лица».

О пресловутом сходстве лица незнакомца с изображениями фараонов лорд повторил несколько раз, а потом продолжил рассказ: «Его можно было легко принять за мумию, если бы не его живая мимика и этот пронзительный взор. Признаюсь, он произвел на меня потрясающее впечатление. На миг мне даже показалось, что я не у себя в доме и вообще не в Англии, а где-нибудь в Древнем Египте».

– Как видите, дорогие мои, – продолжал Смуга, – нежданный гость пробудил в коллекционере живейший интерес.

По словам Смуги, когда англичанин рассказывал об этом эпизоде, переживания захлестнули его так сильно, что он едва вновь не лишился дара речи. Только некоторое время спустя лорд продолжил рассказ.

«Гость отказался сесть. Напрямую заявил о цели прибытия. Изъяснялся он на безукоризненном английском языке с лондонским акцентом. „Может быть, вас это заинтересует, – с этими словами он извлек несколько мелких предметов, – прошу проверить их подлинность и заплатить“.

Гость назвал весьма солидную сумму. „Вскоре я вас навещу“, – пообещал он на прощание, после чего, поклонившись, удалился».

Смуга, замолчав, достал трубку. И так старательно набивал ее, что Салли не выдержала.

– Ну а дальше?

– А дальше все пошло обычным путем. Предметы оказались ценными и весьма древними по заключению специалистов, ибо лорд не до конца доверял своим знаниям и чутью. Состоялся обмен. Загадочный гость предоставил товар, лорд – деньги. По-моему, даже обошлось без торга.

– В чем тогда дело? Лорд должен быть доволен!

В клубах дыма Смуга сам походил на призрака. По крайней мере, в глазах Салли, на которую история произвела сильнейшее впечатление.

– Лорд остался доволен! – после паузы с улыбкой подтвердил Смуга. – И буквально околдован таинственным ночным визитером. Пока не убедился, что бо́льшая часть приобретенных во время второго визита раритетов – мастерская подделка.

Эта фраза Смуги мгновенно вернула присутствующих на грешную землю. Первым высказался Новицкий.

– Ха-ха! – рассмеялся он. – Чтобы их кит заживо слопал! Вот так номер!

– Ты мне, Ян, этого не рассказывал… Значит, твоего лорда обвели вокруг пальца и ему теперь не до шуток, – вставил Вильмовский.

– Конечно. Он потерял кучу денег… И если бы дело было только в них! Лорд не упустил случая похвалиться приобретением перед друзьями, а тут выяснилось, что его, почтенного, уважаемого, всеми признанного знатока, облапошили. Какой удар по репутации! Он никак не может оправиться оттого, что задели его самолюбие. Потому-то и подумывает о мести. А тут как раз подвернулась поездка в Южную Америку… Остальное вы знаете. Поскольку вы в Египте, я дал уговорить себя заняться этим делом. Салли так хотелось увидеть Долину царей… Вся эта история на нас свалилась как снег на голову…

Смуга умолк и, закинув ногу на ногу, устроился поудобнее в кресле. Одна только Салли все еще никак не могла стряхнуть с себя ощущение нереальности происходящего: ее воображение рисовало Смугу в облике древнеегипетского мага, жреца религии приключений.

Мужчины некоторое время обменивались мнениями, выдвигали предположения, догадки, предавались воспоминаниям. Первым, разумеется, зевнул Новицкий – его потянуло в сон. Все поднялись, Томек сладко потянулся, Вильмовский не спеша стал расстегивать рубашку. Патрик давно уже сладко спал в кресле, обняв Динго за шею. Томек наклонился, чтобы перенести мальчика в постель, и тут Смуга вновь огорошил присутствующих.

– Пусть Патрик спит здесь, Томек, – посоветовал он. – Это еще не конец истории.

Страшно заинтригованные, все вернулись на свои места.

– Предлагаю вам совершить прогулку в далекое прошлое: углубиться на 3300 лет назад. В то время, когда на троне сидел один из самых интересных фараонов, известный в истории под именем Эхнатон…[63]

– Тот самый, что попытался реформировать религию, ввести монотеизм, то есть веру в единого бога! – с горячностью продолжила Салли.

– Как наш Мешко Первый, – усмехнулся Томек.

– Кто-кто? – не поняла Салли.

– Ну, голубка, надо все-таки знать историю Польши, если вышла замуж за поляка, – пояснил Новицкий.

– Я вспомнила – тот самый Мешко, кто утвердил в Польше христианство.

– Совершенно верно, – подтвердил Смуга. – Но вернемся в Египет. Одни называют Эхнатона революционером-реформатором, другие – еретиком, третьи – пацифистом и мечтателем. Кое-кто даже утверждает, что он хотел упразднить всевластие жрецов Амона, а есть и такие, кто видит в его идеях в первую очередь влияние его прекрасной супруги Нефертити.

– Я всегда говорил, – вырвалось у Новицкого, – жена для моряка… То есть я хотел сказать, для фараона – это все равно что…

Ме́шко I (ок. 935–992) – польский князь (с 960 г. по 992 г.). Считается первым исторически достоверным правителем Польши, упомянутым в хронике Галла Анонима, в которой последовательно и полно изложена история страны. Взойдя на престол, присоединил к своему уделу территории Куявии, Мазовии и Восточного Поморья, а затем начал строительство государства. В 966 г. в качестве государственной религии принял христианство латинского образца, а в 968 г. учредил епископство в Познани, что в дальнейшем послужило упрочению позиций Польши в Европе.

– Что руль для корабля, – закончила Салли, погрозив пальчиком упрямцу-капитану.

– Одним из преемников Эхнатона, – продолжал Смуга, – был Тутанхатон, вроде бы его зять. Именно он вернулся к вере отцов, приняв имя Тутанхамон[64].

Новицкий, с первого дня пребывания в Египте вынужденный слушать бесконечные лекции по истории, окончательно потерял терпение.

– Господи, я скоро в кита обращусь! – возопил он. – Ничего не понимаю. Неужели все преобразования этого фараона-еретика или революционера заключались в том, что в имени бога заменили одну букву?

– Можно и так это истолковать, – улыбнулась Салли. – Эхнатон порвал с культом Амона, перенес столицу из Фив в Ахетатон – сейчас это поселение носит название Телль-эль-Амарна, где он возвел для своего единого бога, Атона, великолепные храмы. В отличие от угрюмых, мрачных, таинственных святилищ Амона, эти храмы были наполнены светом, радостью…

– Гм-гм, – буркнул Новицкий, – в таком случае это самая значимая в мировой истории замена одной буквы.

– И самая дорогостоящая, – прибавил Томек.

– Давайте все-таки дослушаем до конца, – настояла Салли. – Мы остановились на правлении Тутанхамона, и хотя я занимаюсь археологией, об этом правителе слышала мало.

– Совершенно верно, – согласился Смуга. – Действительно, им интересуется лишь горстка любителей Египта, завсегдатаев аристократических салонов и ученых. К ним принадлежит и мой, как вы его называете, лорд[65]. Уже много лет он пытается получить разрешение на проведение раскопок в Долине царей, поскольку убежден, что там кроется немало тайн и, между прочим, до сих пор не найдена гробница Тутанхамона[66].

– Если вера творит чудеса, в таком случае лорд прав, – сказал Вильмовский.

– Не только вера. Обнаружено множество предметов, указывающих на то, что гробница и правда находится там, в Долине[67].

– Если это так, стоит рискнуть, – задумчиво согласился Вильмовский.

– Верно, – поддержал его капитан. – Риск – благородное дело.

– И здесь мы подходим к сути. Среди реликвий, приобретенных лордом, был и круглый золотой поднос, украшенный фигурками, представляющими одного и того же юношу.

– И юноша этот – Тутанхамон?

– Естественно.

– Откуда такая уверенность?

– На подносе иероглифами высечено его имя.

– Но из этого вовсе не следует, что гробница этого фараона располагается в Долине царей.

– Это так, однако все самые ценные приобретения моего коллекционера отыскали именно там! Это первое. И второе: одна из фигурок – изображение этого юноши после смерти, – объяснил Смуга.

– Как это – после смерти? Мертвого? – не понял Томек.

– Нет, – возразил Смуга. – Живого.

– Ты меня прости, Ян, пусть я стану китом, если хоть что-нибудь понимаю, – мотнул головой Новицкий.

– Кроме того, – развел Смуга руками, – во всем виновата борода…

– Ян! Хватит шуточек! Объясни наконец, в чем дело, – вспылил Вильмовский. – Поздно ведь уже.

– В древности борода у фараонов означала мудрость и власть, и не только в Египте.

– Но что здесь общего с живым или мертвым фараоном? – в нетерпении возразил Вильмовский.

– Для знатоков много чего, – ответил Смуга. – У живых фараонов борода изображалась с прямо срезанным концом, у умерших же – со скошенным, полукруглым. Борода с полукруглым концом уподобляла фараона божеству мертвых, Осирису.

– Это значит…

– Это значит, дорогая Салли, – не дал перебить себя Смуга, – что поднос был изготовлен и пожертвован после смерти властителя. Может, это сделал тот, кто его любил? Не будем забывать, что Тутанхамон скончался в очень молодом возрасте.

– Какое хитроумно выстроенное суждение, – заметил Вильмовский, а Новицкий, поглаживая свою закругленную на конце бородку, усмехался про себя.

– А сколько же их, этих фигур? – допытывалась Салли.

– На подносе должно было быть четыре, но лорд получил его лишь с тремя: золотая представляла молодого владыку воином, алебастровая – пастухом, а деревянная – богом Осирисом… У меня есть фотографии, потом все рассмотрите.

– Значит, одной фигурки не хватает… Почему?

– Точно! Кто, когда и для чего отделил ее от подноса?

– Вот на этот вопрос и необходимо отыскать ответ. Может, нам улыбнется удача? Все говорит о том, что поднос нашли в гробнице Тутанхамона, то есть в Долине царей. Мой знакомец лорд вполне допускает, что преступники вскрыли гробницу.

– Которая, по мнению некоторых, вообще не существует…

– И это тоже предстоит установить, – завершил повествование Смуга.

Наступило молчание.

– Может, это был поединок двух великих фараонов, – как бы про себя предположила Салли.

– Что ты сказала? – переспросил ближе всех сидящий к ней Новицкий.

Салли повторила фразу.

– Не надо так шутить, голубка, – предостерег ее суеверный капитан.

– Я не шучу, – решительно возразила Салли. – Может быть, это будет встреча истинного короля приключений с фараоном из Долины царей!