Читать книгу Миссия сдвига на Фа# - Али Абев - Страница 8

– Эй, дрыхля, вставай! Сколько можно валяться? – Ирина вошла в дом румяная с мороза, принеся с собой чистый озоновый запах.

– Да-да, сейчас, родная. Одну минуточку, я только Станиславского провожу, – пробормотал Константин сквозь сон.

– Какой Станиславский? Костя, подъём!

Константин тяжело оторвался от дивана и, выйдя в прихожую, обнял жену.

– А я тебе цветочки из Алма-Аты привезла. Смотри, какие эдельвейсы! С детства обожаю первоцветы.

– Обалденные! – Костя с восторгом рассматривал разноцветное лукошко. – Ты просто братец апрель, какой-то! Как довезла?

– Скажи спасибо Штольцу. Он и встретил, и довёз. Не видать тебе этой райской красоты, если б не он. Погубил бы их злой Колотун Бабай! – произнесла Ирина. Она сняла шапочку и поправила волосы у зеркала в прихожей.

– Намёк понял. Эх! Муж га…но, – ему всё равно! Каюсь, каюсь, каюсь!

– Кость, тряпку принеси из ванной, видишь, натоптала и колёса у чемодана надо протереть.

– Сию минуту-с.

– Как ты тут поживаешь?

– Сплю-с.

– Ой, пора, пора тебя будить! По-моему ты уже таешь как личность, словно снеговик на солнышке. Скоро одно мокрое место останется. Только и слышу – мне приснилось, что летал, что с таким-то разговаривал. Да ты радуйся дню, пока живой! Хочешь летать? – Полетели! Вон я сегодня – четыре часа парила в небе! Вот бы и провели их вдвоём, на соседних креслах. И за эдельвейсами в горы скатались бы вместе. Жизнь – она одна, и этих мгновений, что утекают каждый день, не вернуть, Костя! Ну, посмотри, как ты живёшь?! Ты, в самом деле, хочешь только пасти в полях своего волкодава и спать? Это цель твоего существования? Ладно бы пил! Тогда такое поведение хоть как-то можно было бы объяснить. Но нет, слава Богу, – трезвенник! Лень, лень матушка тебя обуяла! Вставай и иди, работай! Руками работай, делай что-либо полезное для людей, если мозги в ступоре. Ну, ну мир, да?

Ирина обняла своего мужа. Её глаза наполнились слезами.

– Обидно за тебя. Знаешь как обидно?! Я люблю тебя, Костя, и оттого мне ужасно больно видеть твою деградацию, – по-другому и не назовёшь! И цветы, я же их тебе привезла, чтобы ты осознал: до радости жизни – рукой подать! Вставай, проклятьем заклеймённый! Знала б, кто тебя – весёлого неугомонного труженика – превратил в понурого деревенского домоседа, растерзала бы!

– А тебе не приходило в голову, что я в городе переел молочных продуктов марки «Домик в деревне»? Может это они вызывают аллергию на городскую жизнь? – Снопов иронично уставился на жену.

– Ну, вот и разговаривай с тобой! Я серьёзно, а ты?!

Ирина обиженно отвернулась.

– Мой славный защитник! Ладно! Будем считать, что ты вернулась и всё ожило. Здравствуй, Солнце!!!

– Да, коллега, хорошо, что она нас не видит. Досталось бы нам с вами сейчас на орехи!

Алексеев остановился у зеркала, в прихожей, погладил ткань новенького костюма, и самодовольно улыбнулся.

– Ну вот. Опять – как огурчик!

– И даже не на, а по орехам! – уточнил, возникающий рядом Всеволод. – Хороша! Вон как пламенем объята! Так, что, профессор, берегите голову! Может, повременим с материализацией и вернёмся назад, в бесформенность?

– Ну, уж нет! Дудки! Что я, мальчик-грум, туда-сюда метаться?! Сева, уймись, нашу эфирную материю люди в обычном состоянии не видят.

– Так то в обычном! А в порыве психического ветра очень даже могут разглядеть.

– Ага, две светоносные фигуры, возникающие из двух огненных кустов. Антенна-то восприятия не настроенна, – скептически махнул рукой Станиславский.

– Плохо, если он и впрямь перепоручит собаку кому-либо. Маловато энергии. Маловато! Не Нагваль, а одно рыхлое облако. Квадратура – упс! Ромб от диафрагмы еле светится. «Спаса в силах», пока, не видать! Ох уж эти жёны! Всё-то им в гротесках видится!

– А, по-моему, она права! Вы себя на её место поставьте. Муж – объелся груш, второй год, как в деревне сидит, словно Меньшиков в Берёзове. Сурикова не хватает, зафиксировать исторический момент! А вам не совестно, профессор? Вы же явились к Косте во сне, в образе ушедшего друга и попросили позаботиться о собаке. Он и полетел наутро за тридевять земель хомяка и кавказца спасать. До сих пор спасает. Уже тот хомяк больше папаши стал!

– Что делать, друг мой, что делать?! Радиальная ударная сторона Силы, придающая активность индивиду, она пришла у Константина в упадок из-за вампиризма засланных упырей. Свято место пусто не бывает. Кольцевой аспект силы, оставшись в одиночестве, сразу отгородил Костю от мира. Птичка оказалась в клетке. Притока энергии – нет. Обмена – тоже нет. Обложенный энергетическими вампирами организм вступает в фазу медленной смерти. До нашего появления дети тьмы не были столь торопливы и категоричны. Они давали установку своим посредникам на вампиризм, но, не более того. Видимо, надеялись, что Костя сам на себя наложит руки. И очень может быть, что так и случилось бы, не появись в его жизни этот бурый хомяк со своим папашей. Рывковая собака, – она ежедневно насыщает своего владельца линейной ударной силой. Союзник, чистой воды! – как сказал бы Нагваль Карлос. В данном случае, псина стала естественным спасением нашего утопающего. Ты же знаешь, я не сторонник энергетических скачков. Их воздействие непредсказуемо для физического тела. Наша энергетика была слишком велика для общения с опустошённым организмом Кости. И собаки должны были выстроить мост между нами, чтобы встреча состоялась без грома и молнии.

– А, на мой взгляд, хомяк уже вполне сформировался и может легко работать на любом удалении от хозяина. И я думаю, что на физическом плане, временная разлука пойдёт им обоим на пользу. А то от этих медвежьих рывков на поводке у его пастуха скоро весь позвоночник в трусы высыплется.

– Не спеши. Вспомни о квинтете Сатаны и участи старого кавказца.

– Да тогда была совсем иная ситуация, профессор! Верный пёс очень тосковал по своему бывшему ушедшему хозяину. Этим и воспользовались его враги. Они усилили зов из мира астральных теней, и, одновременно, нанесли удар своими объединенными усилиями, сознавая, что в этом случае, старый барбос не станет противиться смерти. Но, что же, тут, сравнивать?!

– А то, что не оплошай мы тогда, – этой смерти не было бы!

– Но следует признать, профессор, что наши враги опытны и сильны в сочетании различных подходов.

– Вот, вот. Я не хочу повторения провала.

– Провала? Да в чем же мы тогда проиграли? Разве мы не использовали момент смерти папаши для активации бурого хомяка?

– Именно, момент смерти.

– Но ведь нам удалось соединить в одной астральной линзе и силу хомяка, и силу его отца, не допустив разлёта кристаллов жизненного принципа. Посмотрите – это же не собака, а хвостатый медведь по астралу бродит. С тех пор и до настоящего времени квинтет был не в силах добраться до нашего неофита из-за щита такого союзника. Поэтому, позвольте мне с вами не согласиться. Я считаю, что мы в тот день пропустили удар, но выиграли бой.

– Может быть… Но разлучать их пока рано. Раз есть неосознанные проявления эфирной силы вокруг собаки и Кости: стуки, щелчки, внезапный ветер, – значит, союзник ещё не полностью управляется коллективным разумом человека и пса. Всему своё время, Всеволод. Наш Емеля сам с печи слезет, когда овладеет вторым вниманием, и его энергия попрёт через край.

– Может, все-таки, тебе стоит пойти к психиатру?

– Ирина опустила голову и закрыла рот рукой. – Я всё понимаю, но раздвоение, пусть даже во сне…

– Ну не о том ты думаешь, родная. Я же тебе говорю. Я сам видел эту картину. Я там присутствовал, на Марсе, миллионы лет тому назад, когда в Фаэтон – планету, лежащую за орбитой Марса, – врезалась другая – спутник вторгнувшегося гиганта. Обломки спутника-легковушки остались на месте аварии, рассеявшись по орбите, а грузовик Фаэтона перешёл с круговой на эллиптическую орбиту, лежащую под 30 градусов к горизонту.

– И метнул Зевс молнию, и выпал сын Солнца Фаэтон из повозки Гелиоса в бездну, – тихо проговорила Ирина.

– В бездну, именно. Ушёл по эллипсу вниз во мрак, в сторону созвездия Скорпиона. А при возвратном движении столкнулся с Марсом, рассыпался на части и усеял Марс своими обломками.

– И спросил Господь Каина, не видал ли он своего брата Авеля? И ответил Каин Господу: «Разве сторож я брату своему?» – продолжала Ирина. – Оттого и плывёт кроваво-красный Марс по небу, что не смыть ему с лица крови брата своего – Авеля-Фаэтона.

– Именно. Но это так, лирическое предисловие. Я-то на Марсе находился и на трагедию Фаэтона смотрел со стороны. Так вот «Апокалипсис» Иоанна Богослова – это не то, что будет с Землёй, а то, что было с Марсом. Сдаётся мне, что в пророчествах Иоанна изложена наша история перед исходом с Марса. И трубный глас Ангелов – громогласный звук при вхождении огромных астероидов в атмосферу. Просто жуть! Скалы трескались от него, я сам видел. И отравленные испарившиеся воды, при разломах в коре и гигантских вулканических извержениях. И, в довершение всего, – свернувшаяся свитком атмосфера, при ударе о поверхность «Ангела последнего» – глобуса Фаэтона, когда со всего полушария Марса стряхнуло многокилометровый слой коры.

– Ну да, если всё это увидел и записал один человек, то почему другого надо приписывать за те же видения к сумасшедшим? Ладно, убедил. Ты не псих.

– Спасибо за реабилитацию.

– Да, если всё так, как ты говоришь, то понятно за что Бог, он же Зевс или Юпитер, нас – людей – изгнал из рая. Видимо это мы, марсиане, каким-то образом притянули блуждающую планету и направили её на Фаэтон, дабы погубить более успешную цивилизацию.

– И лишил при этом памяти о содеянном.

– Но к тебе же, она каким-то образом вернулась!

– Да уж, Арнольд Шварценеггер в боевике «Вспомнить всё»! – рассмеялся Константин. – Знаешь, я вот что думаю, а что если и впрямь на Земле мы срок мотаем из-за былых непомерных амбиций. И по мере приближения освобождения память начинает обретать свой космический масштаб.

– Ну, ещё шажок, давай Костя! – Станиславский умоляюще смотрел из своего эфирного убежища на скрипящего извилинами перед женой ученика. – Что нужно для восстановления такой памяти, ну же?

– И для её восстановления нужна… собака. Вот поэтому я и хожу с Ермаком в поля. Вот.

– Начал за здравие, – кончил за упокой! Почему «поэтому»? Причём здесь собака? Что ты плетёшь? – Ирина возмущённо сдвинула брови.

– Честно? – Сам не знаю. – Костя сник и обречённо уставился в пустоту.

– Что, профессор, сегодня, похоже, наш Полуэкт ибн Полуэктович, так и не сложил логический пазл из осколков склеротической памяти второго внимания? – Всеволод состроил саркастическую гримасу.

– Я же говорю: «Маловато энергии!» Но, мысль мою про собаку он воспринял, хотя и не в состоянии её объяснить, увязав собаку с энергией, а энергию – с космической памятью. И это уже «гуд»!

– Ах, Константин Сергеевич! Всё бы вам генеральную линию действия везде выстраивать! Всё разжевывать, да по полочкам раскладывать, доводя до безусловных рефлексов. Нет, Константин ошибся. Вы – не Станиславский. Вы – Павлов!

– Уж чья бы корова мычала, а твоя, Сева, сегодня лучше б молчала! – не глядя на собеседника, проговорил Алексеев.

– «Давай, шибанём его красного петуха из тела, потом назад подтянем!» Это чьи слова были?

Станиславский возмущённо сжал губы бантиком и продолжал:

– Шибанули! !! Аж, на шестьдесят пять миллионов лет назад Костин дубль ушёл во времени! Да Снопов умереть мог на счёт раз по возвращении! Энергия у эфирного дубля после хождения на миллионы лет вспять – сумасшедшая, а энергетика у его астрального тела – никакая! Маловато её. Я тебе уже этой фразой плешь проел. А ты всё равно за своё. Что было бы, если бы мы вовремя её не уравняли?

– Удар током и кирдык.

– Именно.

– Ну, а мы на что? Не умер же… Хвала Господу!

Всеволод вздохнул и перекрестился.

– Не умер! Смотри, будем, потом, с его циррозом печени носиться.

– Может стереть про марсиан-то?

– Поздно, он уже жене наплёл. Теперь, уж, пусть всё остается как есть, не то точно в психушку загремит!