Читать книгу Укус фаланги - Алим Тыналин - Страница 3

Сначала ему казалось, что он плывет на лодке. Ну, как плывет. Лежит Кана на днище, а лодка по реке скользит. И мягко укачивает. Глаза открывать не хочется, лучше вот так сладко лежать и ни о чем не думать.

Представил Кана, что лодка вниз по течению плывет. К примеру, по реке в горном ущелье, почему бы и нет? И ночь вокруг, ничегошеньки не видно. Ох, и хорошо! Вечно бы так лежал, ни забот, ни хлопот.

Да только счастье недолго длилось. В подмышках вулканы проснулись. Закипела боль нестерпимая. Застонал Кана. Силился открыть глаза, а не получается. Перевернулся на бок, потому как, пардон, в заднице тоже все заклокотало.

Подевалась куда-то лодка тихая, уплыла без Каны. А он остался, с дикой болью в теле. Лежал, ворочался и стонал. Кричать не мог, рот не открывался. Зубы будто все вырвали без обезболивающего.

А потом боль немного утихла. Лучше стало. Кана глаза приоткрыл. Тускло все вокруг, бесформенно. Вдобавок, темно. Но он сразу догадался, что лежит в незнакомой комнате. Типа больничной палаты. Справа окно большое, жалюзями прикрыто. У стены напротив шкаф стоит, полки пустые, лишь на одной пузырьки аптечные.

Слева капельница, тумбочка, упаковки с лекарствами. Так это и впрямь больница. Аппендикс ему вырезали, что ли?

Тело какое-то чужое, незнакомое. Поднял руку, пальцы не разглядел. Ниже, из подмышек, тянулись отростки непонятные. Приподнял Кана голову, изогнулся, на бедра поглядел. Кажется, задница увеличилась? Ноги тоже, будто их втрое больше. Все вокруг, как в тумане.

Было всем этим странностям объяснение логичное. Чуял Кана нутром, что на самом деле сон видит. Валяется, наверное, на больничной койке, под наркозом. Бред горячечный наблюдает.

Успокоился Кана. Интересные сны, однако, ему мозг подсунул. Реалистичные.

Решил встать, прогуляться по больнице. Чего лежать бревном неотесанным?

Откинул белоснежное одеяло, перевернулся, спустил ноги. Не удержался, шлепнулся и растянулся на холодном полу. Ноги и бедра опять пронзила острая боль. Кана оперся руками о пол. Поднялся. Постоял, шатаясь, как куст на ветру. Подошел к двери, повернул ручку. Вышел в темный коридор, держась за стенки.

Присмотрелся, а коридор-то знакомый. Стены наполовину коричневые, а выше желтые. Таблички с фамилиями и должностями. Вдали, над дверью в комнату охраны и металлической перегородкой, светили лампы.

Кана усмехнулся было, но боль в ногах и бедрах помешала веселью. Поплелся вперед, к свету.

Шел долго, спасибо стенам за поддержку. Глаза на свет слишком чутко реагировали, прикрыл. Пару раз останавливался, отдыхал. Вот обязательно надо было превращать его в дряхлого старика во сне, спрашивается? Как будто нельзя было послать грезы про отдых на тропическом острове со знойной красоткой.

Сзади по полу волочилась привязанная к поясу то ли сумка, то ли рюкзак. Сил и желания не было проверять, что там такое.

Наконец, Кана добрался до комнаты охраны. Протянул руку, чтобы отворить дверь, и застыл на месте. Рука принадлежала другому существу. Длинная, тонюсенькая, сплошь покрытая длинной желтоватой шерстью, свисающей с пальцев и ладони. Ничего себе, галюники пошли! Видно все размыто, глаза резал яркий свет. Он потряс руками, шерсть заколыхалась в воздухе. Тут же заболели бока, и он поспешно опустил руки. Успел еще заметить круглые пятна в центре ладоней, но что это, разобраться не успел.

Дверь открылась сама, из караульной вышел секьюрити. Уже другой, не тот, знакомый упитанный охранник. Наоборот, тощий, пожилой, в униформе. В руке электрочайник, видно, хотел устроить набрать воды.

Столкнулся с Каной, вскрикнул от неожиданности. А когда присмотрелся, седые волосы на макушке встали дыбом. Чайник выронил, попятился, спиной о дверь стукнулся. Забормотал истово:

– Ты кто такой? Ты откуда… Что за нечисть?

Кана хотел ответить, что все в порядке, он просто погулять вышел. Сон ему нравился все больше. Но вместо голоса из приоткрытого рта вырвался тонкий писк.

Под напором охранника дверь распахнулась, и бедняга ввалился в комнату задом наперед, не сводя глаз с Каны. Завопил, падая на стол:

– Уйди, сгинь с глаз…

А вот окончить не успел, потому как с ужасным грохотом снес со стола монитор, клавиатуру, бумаги, лампу. Сам тоже упал на пол, запутался в проводах, но продолжал ползти прочь от Каны.

Света здесь еще больше было, глаза болели невыносимо. Хотел Кана успокоить припадочного, поднял руку, но случайно глянул на свое отражение в стеклянной стене, где окошко для общения с посетителями. И снова остолбенел.

Отражение было мутным, не зеркало, все-таки, но отчетливо видно, что лицо у него, оказывается, тоже все густыми волосами покрыто. Глаза где-то там, в копне волос, на мгновение блеснули, а больше и не показывались.

Кана ощупал шею, грудь. Везде длинные волосы, как у снежного человека. По бокам головы, выше ушей, какие-то наросты выпуклые. Что за дьявольщина, в кого он превратился? Немудрено, что охранник так перепугался.

Дядька, кстати, все еще трясся и клацал зубами с перепугу. Приподнялся, весь усыпанный бумагами и опутанный шнурами, потянулся к столу, выдвинул верхнюю полку. Пошарил рукой, вытянул, конечно же, пистолет.

Кана попятился. Промычал что-то неразборчивое. Успокоить хотел охранника, но получилось только хуже. Заметив, что волосатое чудище боится, страж возликовал.

– Сейчас, я тебе яйца-то поджарю, – пообещал он. Поднял пистолет, нацелил на незваного гостя.

Кана запищал громче. Хотел выскочить в коридор, но наткнулся на распахнутую дверь. Замешкался, и в этот миг хлопнул выстрел. Сначала замер на месте, даже дыхание затаил. Вроде, цел остался. Холостыми, что ли, охранник стрелял? А потом услышал громкий кашель. Обернулся.

В воздухе на уровне груди висело еле заметное белесое облачко. Охранник задыхался, сидя на полу и размазывая слезы по лицу. Он, оказывается, из газового пистолета выстрелил, умник. А во сне, конечно, Кану ядовитые вещества ни капельки не задели.

Заулыбался Кана. Пробулькал злополучному охраннику благожелательно, мол, типа, приятно оставаться. Вышел из комнаты, дверь не стал прикрывать. Хватит мучать человека, пусть помещение проветрится.

Хотел было на улицу выйти. Может, в этом забавном сне удастся полетать над ночным городом?

Но не успел сделать и пару шагов, как от боли взорвалось все тело. Голова, руки, ноги, туловище… Перед глазами потемнело. Кана повалился лицом на пол, не в силах издать и звука.

***

Очнулся Кана днем, после зажигательного сна, который помнил наизусть, и осознал, что превратился в гигантское ужасное насекомое.

Он лежал обнаженный на больничной койке, а одеяло валялось на полу. Комната немного другая, побольше, чем та, что снилась. Шкафа нет, только тумбочка по обеим сторонам кровати. И экран телевизора на стене. Слева все та же подставка для капельницы.

Но не это главное. Кана, не веря глазам, осмотрел себя.

Длинная лохматая шерсть росла по всему телу, сквозь нее просвечивала золотистая кожа. Из подмышек тянулись еще две руки, короткие, но мускулистые. На ладонях всех четырех рук округлые складки кожи, что-то вроде присосок на щупальце осьминога.

Туловище и бедра непостижимо удлинились, из зада выросли еще две пары длинных изогнутых ног. Он стал похож на кентавра из греческих мифов. Только получилось шесть ног, а не четыре.

Лицо потрогал, тоже сплошь мохнатое. Челюсть увеличилась, потяжелела, подбородок груди касался. Шея толстая, массивная. И с зубами диковинка вышла. Стоило сильно открыть рот, как передние зубы выдвигались вперед. Превращались в огромные клыки. Два сверху и два снизу. Захлопывались намертво, и, кажется, могли перекусить стальной брусок. А когда рот закрываешь, прятались в огромных деснах.

По бокам головы еще два глаза появились. Кана их не сразу заметил, слишком ошарашен был. Маленькие, узкие, сокрытые в волосах. Зато все, что сзади творится, отлично видно.

В общем, превратился Кана в ту самую отвратительную тварь, что искусала его. Выходит, ночью все взаправду было. А он-то, наивный, за сон принял.

Боль, кстати, немного утихла, но еще давала о себе знать. Ныли кости новоприобретенных рук и ног.

Ему впору было кричать и биться головой о стену из-за случившегося. Но нет, Кана чувствовал себя бодрым и сильным. Готов горы свернуть. Кажется, он еще не до конца осознал происходящее.

Дверь в комнату отворилась. Кана поглядел на вошедших с интересом. Почему-то казалось, что сейчас появятся другие странные существа, например, с хоботом вместо носа и головой волка. Наверное, со всеми такие метаморфозы происходили.

Но нет, посетители были обычные люди. Две руки, две ноги, даже обидно. Трое человек, в белых халатах. Глядели на Кану восхищенно, как на редкостную дорогую картину или диковинное заморское растение.

У одного знакомое лицо. Это он, родненький, тогда в лабораторию первым ворвался, когда Кану твари многоногие кусали. Очкастый, высокий, длинные лохматые волосы в беспорядке. Глаза зеленые и внимательные. Лоб высокий и морщинистый, сразу видно, человек мозгами привык шевелить.

Этот знакомый, наглядевшись, сказал:

– Пожалуйста, Артур Николаевич, прошу любить и жаловать. Вот он, наш феномен.

Тот, что впереди стоял, ответил, не отрывая взгляда от Каны:

– Да уж, вижу, действительно, восьмое чудо света.

И обшарил Кану глазами, аж неловко стало. Потянулся Кана за одеялом на полу, но Артур Николаевич, негодяй, одеяло ногой подальше отпихнул. Рукой в резиновой перчатке трепетно коснулся Каниного плеча, успокоил:

– Не стесняйтесь, голубчик. Вы для нас, в первую очередь, научная сенсация.

Третий, что позади всех стоял, поддакнул:

– Не беспокойтесь, Канат, вы в полной безопасности. Мы только возьмем у вас образцы крови для анализа, и все.

Откуда только имя узнали, сволочи? Наверное, пока в отключке был, бумажник обшарили, а там удостоверение личности.

Кана сглотнул, рот прикрыл. Гигантские клыки сами собой сложились, исчезли во рту, будто и не было.

– Кто вы? Что со мной произошло?

– Ах да, – спохватился очкастый. – Меня зовут Евгений Константинович Лукин. Это мне, Канат, ты привез тот злополучный, нет, благословенный, заказ. Это Артур Николаевич Климов, директор нашего института. А это его заместитель, Ораз Муратович Айдынов. Тебя мы уже знаем, познакомились заочно, так сказать.

– Понятно, – сказал Кана, и потряс лишними парами рук. – А как случилось вот это? Может, объясните?

– Конечно, голубчик, – это уже Климов ответил. Человек пожилой, сразу видно, но подвижный. Лысый, только на висках и затылке редкие седые волосы остались. Низенький, толстенький, голубые глаза глядели задорно и проницательно. Из-под ворота халата выглядывал воротник белой рубашки, узел бордового галстука, а понизу синие брюки. На руке часы дорогие, на пять Каниных зарплат потянут. – Вы жертва случайного биохимического эксперимента.

– Облучение, что ли, новое на мне испытывали? – набычился Кана. – Разве это разрешено без ведома пациента?

– Нет, что вы, – улыбнулся Климов. – Вы сами виноваты. Зачем выпили новейший препарат?

– Ничего я не… – хотел было возмутиться Кана, и осекся. – Ах, эта бутылка! Но я думал, это простая минералка!

– Как же может быть простая минералка в лаборатории? – покачал головой Климов. – То есть, конечно, может быть. Но, в вашем случае, это оказалась экспериментальная разработка передовой нанотехнологии по изменению генетического кода человека. Ее временно налили в простую бутылочку, потому что все подходящие сосуды были заняты. И должны были перелить после совещания. А вы выпили. И, вот вам пожалуйста.

– Это что же, выходит, эта штука мой код переформатировала? – спросил Кана. – И поэтому у меня задница, как у лошади?

– Не совсем от этой штуки, голубчик. Вы подверглись нападению фаланги. Даже нескольких фаланг. После того, как вы убили одну из них, ее кровь проникла в ваш организм через ранку, вызванную укусом. На фоне действия препарата в вашу ДНК добавился генетический код фаланги, затем произошла вынужденная репликация. В итоге, мы получили уникальный симбиоз двух организмов.

Кана потряс головой.

– Честно говоря, я мало что понял. Разобрался только, что я подхватил эту заразу от фаланги. Когда я смогу вылечиться?

– Поэтому мы и хотим взять у вас анализы, Канат. Чтобы изучить, как это произошло, и понять, сможем ли мы что-нибудь сделать. Будем откровенны, такого никогда раньше не случалось, и то, что произошло с вами, не укладывается ни в какие рамки. Вы самое удивительное явление, из всех, что могло случиться в эволюции человека впервые за миллионы лет!

– Да уж, жесть полная, – согласился Кана, усмехнулся и спросил: – Это что же, я теперь, получается, могу бешпармак вдвое быстрее есть? А можно чего-нибудь перекусить, кстати? Жрать хочется зверски.

– Конечно, – заторопился Климов. – Вы сейчас получите двойную порцию обеда. Вам надо поправляться.

– И еще… – напомнил Кана. – Меня на работе не потеряли? Вы можете потом справку выписать? После лечения. Меня шеф, наверное, уволит.

Трое биологов переглянулись между собой. Затем Лукин осторожно спросил:

– Как ты считаешь, Канат, где ты находишься? И сколько времени ты уже без сознания?

Кана пожал плечами, и поморщился от нахлынувшей боли.

– Ну, не знаю… Вчера я привез вам заказ. Ночью мне приснился странный сон. Будто я столкнулся с вашим охранником.

– Вынужден тебя огорчить, – ответил Лукин. – Но это произошло не вчера. Ты лежал без сознания два месяца. Сейчас на дворе август. Твоя встреча с охранником произошла полтора месяца назад, еще в стенах нашей лаборатории.

– Как два месяца? – поразился Кана. – Не может быть! И что значит, «вашей лаборатории»? А сейчас я где?

– Тебя привезли в загородный стационар, он находится в ведомстве министерства обороны. Все, что с тобой произошло, засекречено, и находится под контролем спецслужб. Мы являемся консультантами совместной рабочей группы, – пояснил Лукин и поправил очки. – Ни о чем не беспокойся. Твоих родителей и друзей предупредили, что ты срочно уехал в долгосрочную командировку на Памир, где отсутствует мобильная связь. А вот с работы тебя действительно уволили.

– В этом я не сомневался, – кивнул Кана. – Мое любимое начальство, надо послать им открытку на Новый год. Ну и пусть уволили, плевать.

– Хорошо, что ты воспринял эту новость спокойно, – сказал Лукин.

– А мне положена компенсация? – спросил Кана. – Как-никак, я вроде убытки потерпел из-за вашей ГМО-заразы. Лежу тут в четырех стенах безвылазно, ноги лишние, задница отвисла.

Ученые мужи снова переглянулись. Лукин поправил очки, а Климов почесал в ухе.

– Понимаете, голубчик, – ответил Климов. – Тут такое дело… Этот вопрос обсуждался, но… Вы, по большому счету, сами спровоцировали данную реакцию своими неосторожными действиями. Если бы вы не трогали бутылочку, то с вами ничего бы не случилось.

– Понятно, – кивнул Кана. – Сэкономить решило родное государство на гражданах. Несмотря на то, что я уникальный экземпляр и тому подобное. Ну ладно, ничего не поделаешь. Проходили, знаем.

– Мы еще постараемся решить данный вопрос в твою пользу, – приободрил Лукин. – В случае успешного результата исследований. Думаю, нам даже удастся…

Кане вдруг надоело слушать заумную болтовню. Взор застила красная пелена. Он молниеносно вскочил с койки, обхватил Лукина руками, намертво вцепился присосками. Клыки выдвинулись изо рта, раскрылись, обхватили голову Евгения Константиновича. Кана почувствовал себя львом в цирке, которому укротитель засунул голову в пасть.

– Вы что делаете? Прекратите немедленно! – запротестовал Айдынов. Схватил было Кану за плечо, чтобы утихомирить. Но заглянул в страшные выпуклые глаза Каны, следившие за его движениями, и отдернул руку.

А Климов, молодец, не растерялся. Покачал головой, языком зацокал.

– Отпустите Женю, голубчик, чего вы взъелись? Сейчас мы вас накормим. С компенсацией решим вопрос, не проблема. Все в порядке, вы в надежном месте.

С верхнего клыка на ухо Лукина потекла струйка зеленоватой слюны. Коснулась и оставила сильный ожог, как от кислоты. Евгений Константинович застонал, задергал головой от боли, попытался освободиться.

– А вот это уже лишнее, голубчик, – сказал Климов. – Зачем человека обижаете? Отпустите, пожалуйста.

И Кана успокоился. Клыки убрал, расслабился, повалился назад на кровать. Пробормотал: «Извините» и отвернулся.

– А ничего, все в порядке, – успокоил Артур Николаевич. – Как вы, Евгений Константинович? Пойдемте, ухо обработаем.

Айдынов повел Лукина к выходу, а Климов задержался. Поглядел на Кану, утешил:

– Ничего, Канат, скоро все образуется.

И тоже пошел к двери. Кажется, он довольно улыбался.

***

Видно, в пищу подложили снотворное. Как еще объяснить, что после плотного обеда Кана не хотел и пальцем пошевелить. А потом уронил голову набок и захрапел.

Проснулся, а за окном уже стемнело. Голова тяжелая, будто булыжниками набитая. На новых руках и ногах следы от уколов. Вот нелюди, собрали анализы, пока он спал сном младенца. Поэтому и усыпили, как медведя в зоопарке. Боятся, что он кому-нибудь голову откусит.

– Вот хрюндели очкастые, – пробормотал Кана. Это что теперь, каждый раз так усыплять будут?

Светодиодная лампа горела над головой. Окно в палате большое, на пол-стены, сверху приоткрыто. Закрашено непроницаемым серебристым материалом, снаружи не видно, что внутри творится. Из палаты окрестности тоже не разглядеть.

Прислушался Кана, лежа на койке, а во тьме сверчки трещали, птичка задумчиво тенькала. Ни рева автомобилей, ни гудков тепловозов или стука колес по рельсам, как в его квартирке. И пьяных голосов с улицы тоже не слышно. Благодать, в общем.

Лежал Кана, слушал вечерние звуки умиротворяющие, и сам не заметил, как снова в обычного парня обратился. Руки лишние исчезли, круп конский с ногами длинными обратно в зад и спину втянулись. Глаза по бокам головы тоже пропали. Волосы по всему телу уменьшились, превратились в обычные маленькие волоски, как у нормального мужчины.

Кана когда заметил, не поверил. Ощупал все тело, убедился, что не сон. Зеркала в палате нет, но и так все видно. Это что же, значит, все обратно вернулось? Можно отсюда уйти, наверное?

Он вскочил с кровати, бросился к двери. Попытался открыть, но бесполезно. Заперли на замок.

Тогда Кана заколотил по двери. Закричал во все горло:

– Эй, чувырлы, откройте! Я нормальный человек! Хватит меня здесь томить!

Ноль внимания, полное безразличие.

Кана покричал еще, но без толку. Пнул дверь со всей силы:

– Вот ушлепки яйцеголовые. Попадитесь мне только…

Вернулся к кровати, и дверь отворилась.

Вошел профессор Лукин с забинтованной головой.

– Канат, что стряслось, чего шумишь?

– Вы ничего не замечаете? – спросил Кана. – Никаких изменений?

Лукин тонко улыбнулся.

– Когда я был женат, меня супруга постоянно так спрашивала. Ты тоже поменял прическу? Или купил новое платье?

– Да нет же, – буркнул Кана. – Вы что, не видите? Я снова обычный. Никаких клыков и волос.

Лукин вздохнул, улыбка исчезла. Профессор покачал головой.

– А, ты поэтому звал? Рано радуешься. Это временная трансформация.

– Но все исчезло.

– Нет, я же говорю, просто скрылось на время. Я только что смотрел твои анализы, все показатели остались прежними. У тебя уже было такое, когда ты лежал без сознания.

Кана стукнул по тумбочке.

– Едритьзаногуалюминий. И что же, значит, я остаюсь здесь дальше куковать?

Евгений Константинович подошел ближе.

– Да, все остается по-прежнему. И, кстати, Канат, у меня есть серьезное подозрение, что ты можешь управлять этим процессом самостоятельно.

– В смысле?

– Ты можешь превращаться в фалангу усилием воли.

Кана замотал головой.

– Оно мне надо? Зачем мне быть волосатым уродцем?

Лукин подошел вплотную.

– Канат, ты еще не осознал до конца всех преимуществ своей метаморфозы. Тебе повезло, что твой генетический код смешался с кодом именно фаланги, а не, положим, с кодом мыши или гусеницы. Ты знаешь, кто такая фаланга?

Кана помотал головой.

– Ни разу не слышал, что за тварь такая.

Лукин уселся на кровать.

– Тогда, позволь немного рассказать про это чудесное творение. Фаланга или сольпуга, как угодно, одно из бесстрашнейших существ на земле. Ее легко разозлить, и в припадке ярости оно может напасть на любого врага, не обращая внимания на его размеры или численность. Поэтому, кстати, я не сержусь на тебя за тот инцидент, когда ты зажал мою голову хелицерами, – и выразительно коснулся пострадавшего уха.

– Ах да, извините, пожалуйста, – смутился Кана. – Не знаю, что на меня нашло.

– А я и объясняю, это было влияние твоего, скажем так, генетического собрата. В обычной жизни ты вполне мирный человек, я смотрел досье, тебе не свойственны подобные вспышки.

Кана подумал немного, и спросил:

– Скажите, профессор, а что еще могло передаться мне от этой твари?

– Ну, как же, – ответил Лукин. – Если моя гипотеза верна, а пока ничто ее не опровергает, ты приобрел, можно сказать, сверхъестественные способности. Можешь идти и бороться с преступностью, как в фильмах.

– Ух ты, – оживился Кана. – А какие способности?

Евгений Константинович поправил очки и снова улыбнулся.

– А вот это нам и предстоит выяснить.