Читать книгу Путешествие к центру себя, или Трикстер и другие субличности. Терапевтическая сказка - Алина Белковская - Страница 6

Сижу после очередного коучингового воркшопа, размышляю: о чем действительно я мечтаю? Один из проверочных вопросов на «реальность мечты»: попробуй почувствовать себя как если бы она сбылась. Именно почувствовать. Не понять что ты делаешь или думаешь, а – что чувствуешь?

Копаюсь в ощущениях… И не нахожу вообще ничего… Делаю шаг назад: а о чем я, собственно, мечтаю-то? Перебираю все, что когда-то хотела, но не смогла купить. Оно либо не дотягивает до мечты калибром – мелковато, либо уже вообще не нужно. Ну чего в принципе можно хотеть? О чем мечтать? Свой дом? Квартира в центре Москвы? Заработать столько, чтобы купить не в кредит, и именно то, что нравится, а не то, на что хватит? Не чувствую. Вообще ничего не чувствую… Слышу знакомый смешок из-за спины:

– И не почувствуешь.

Трикстер непринужденной походкой отправляется к дивану, садится на спинку, как на скамейку в парке. Достает яблоко, кривой ножик и начинает срезать алую шкурку. Чистит бережно, чтобы получилась непрерывная ленточка.

– Но почему? – я готова отчаяться. – Я же так давно мечтаю о своем доме! Или квартире!

– Не мечтаешь… – Он никуда не спешит. Яблоко тихонько попшикивает под лезвием… – Если мне это не надо, тои тебе не надо тоже. А то, что ты когда-то поверила, что тебе это надо и что это правильно – мечтать о доме, так это не мои проблемы, мамуль.

Я бы сказала, как бесит, когда он меня так называет, но ведь тогда только так он и будет меня называть. Вот же, наградил бог альтер эго.

– Я тебе подыгрывать не буду, – закончил он мысль, – мамуль.

– Чтоб тебя…

– Хорош ботву жевать. Ты знаешь, кто в тебе реально хочет? Кто это? Он или она? Один или несколько? Дети? Подростки? Взрослые? Я? Кто хочет? И кто из нас чего именно хочет? Ты с этим для начала не желаешь разобраться?

– И кто во мне хочет?

– Ты мне решила вопрос вернуть? Я тебе его для себя, думаешь, задал?

– И то верно.

И тут я, по-моему, впервые ощущаю в комнате кого-то третьего. Этот кто-то сидит в кресле, закинув ногу на ногу. Бритый почти наголо, в деловом дорогом, непривычно строгом костюме. Он явно высокий, большой. Можно даже сказать – брутальный. Руки его спокойно лежат на подлокотниках. Он просто смотрит на меня, и его лицо совершенно ничего не выражает. Только покачивает ногой в дорогом начищенном ботинке.

– А вот и мистер Терпение! – Трикстер вскидывает к нему руку с яблоком. – Знакомься. Это твой взрослый.

– Ребят… – робко вспискиваю я, – …а во мне бабы есть? Или вы там все мужики?

Мне в ответ тишина. Понятно. Я уже знаю, когда мне не отвечают на внутренний вопрос. Значит, что вопрос вообще не тот, который нужен. Странно, что даже Трикстер не настроен подхватить мою шутку. Он вдруг становится отстраненным и окончательно сосредотачивается на яблоке.

Я разглядываю мужчину в кресле. Жесткие черты лица, четко очерченные скулы, довольно высокий лоб. Нос явно ломаный. И вот я всматриваюсь в его глаза. Они настолько светлые, что кажутся почти бесцветными, прозрачными. Холодок пробегает у меня по спине: такие глаза я в жизни видела лишь однажды. Он прошел Афганистан, работал в милиции, а когда мы «познакомились», был главарем банды, которая «прибрала меня в гости» в качестве заложника, чтобы мой папа кое-что нужное сделал.

Ему было лет сорок пять, мне двенадцать. Я провела неделю в далеком домике еще более далекой уральской деревни с ним и его «товарищами». Нет, меня не обижали, хорошо кормили, у меня была своя комната. Я вообще не догадывалась, что меня похитили.

Его называли Вертолет. И он очень много со мной разговаривал… Так много и так разговаривал, что я уже на третий день хотела только одного: побыть тут подольше. Нет, я не скучала по родителям. Я вообще ни по чему и ни по кому там не скучала. Я смотрела, как он чистит «калаши» и «макаровы», и страшно расстраивалась, когда он выходил «порешать вопросы» к регулярно подъезжавшим машинам. К концу недели он рассказывал уже о Боге и дьяволе, о том, что такое напалм, еще про Афган и про «органы», про оружие и засады, про разведку и про то, как организованы банды… Я это помню.

И когда мне сказали, что пора домой, я расстроилась и спросила, можно ли остаться. Он тогда посмеялся, потрепал меня по голове и сказал: «Тебе еще жить и жить. И башку помыть пора. Топай давай». И я потопала к машине. А в машине ревела. И никак не могла понять, почему мужики меня утешают тем, что «все же хорошо закончилось-то, чего ты ревешь?».

«Да как же хорошо-то?!» – думала я и продолжала плакать, потому что чувствовала – больше Вертолета не увижу. Так и случилось.

Я не понимала, почему родители тоже ревели, и оба меня обнимали и целовали, и почему мать шипела на отца, что «это все из-за него!». Чего они меня хватают?! Потом меня таскали по врачам, а я вообще не понимала – зачем?! Я ни с кем не разговаривала, потому что мне больше было не интересно… Я в двенадцать знала, что такое шомпол и как чистить калаш! А вы мне рассказываете, как бутылки ершиком мыть? Идите в жопу. Мою грубость списывали на «дурное влияние» и «сложную ситуацию». Они еще долго не узнают, на какую грубость я теперь способна! Я их лет в четырнадцать начну сильно удивлять.

Но тогда, в двенадцать, я притихла, потому что хотела подольше сохранить в памяти рассказы большого дядьки с полупрозрачными светло-светло-серыми глазами, которые так быстро перестали меня пугать.

И вот теперь этот почти Вертолет сидит в кресле и смотрит на меня… И я чувствую себя двенадцатилетней девчонкой… и безгранично ему верю.

– Кто ты? У тебя есть имя?

– Меня… зовут Артур.

Точно! Я слышала в том доме это имя! И не раз. Может… Вертолета действительно так и звали?

– Ты мой взрослый?

– Один из.

– И ты пришел… для чего?

– Решать вопросы.

Слезки закапали из моих глазок. Магическая фраза: «Решать вопросы». Ключ от всех моих дверей! Мантра, которая окунает моего испуганного ребенка в теплоту абсолютной безопасности будущего. Почему я не пользовалась этой фразой раньше?!

– Как же долго я тебя ждала!

– Да я больше чем полжизни с тобой, – что-то вроде умиления промелькнуло на лице Артура. – Я всегда тут. Какой вопрос у тебя сегодня?

– Про мечты!

– Это не ко мне. Это к нему, – и Артур спокойно указал пальцем на Трикстера, едва приподняв ладонь с подлокотника.

Трикстер кинул на меня взгляд исподлобья, словно хотел удостовериться: а не дура ли я, часом?

– Каждый решает свои вопросы, мамуль. И мы, в отличие от тебя, в ролях не путаемся… – И он вновь занялся чисткой яблока.

– Ко мне какой вопрос? – уточнил Артур уже у Трикстера. Видимо, понял, что от меня пока толку мало.

У него все четко. Все по полкам. Недаром он в костюме.

– Объясни нашей бредовой головушке, почему ей не нужны ни дом, ни своя квартира.

Он все чистил яблоко, и кожурка уже какими-то нескончаемыми метрами скручивалась в непрерывную спираль на диване у его ног. Можно подумать, что Трикстер чистил Луну, а не обычное яблоко.

– Давай подумаем вместе, – Артур подался вперед, уперев локти в колени, сложил пальцы в замок. – Тебе зачем? Чтобы разбираться с документами и налогами? Чтобы вписываться в бесконечные ремонты? Чтобы самой решать вопросы поломок или какие-то другие проблемы? Ты с чего вообще взяла, что хочешь свой дом?

Я задумалась. А и правда, с чего?

– С того, что у всех в тусовке, куда она так хотела когда-то попасть, были свои дома, – влез Трикстер.

– Я не тебя спросил.

– Молчу!

– Уже все сказал, – Артур снова посмотрел на меня. – И тем не менее он прав. А еще с того, что во всех этих бесконечных мотивационных и бизнес-книжках именно дом приводят в пример мечты чаще всего.

– Да! – И тут меня осенило. – Да! «Представьте себя в собственном доме у моря», «все мечтают о собственном доме», «собственный дом – это прекрасно». Читала многажды.

– Да, – кивнул Артур. – Ты же знаешь теперь, что мозг так устроен: он выполняет команды. Ему говорят «представь», он представляет. Ему говорят «все», и он решает: это значит, что и он тоже. Ты уже это понимаешь?

– Да!

– Итак, внимание – вопрос. Ты – все? – Он встал, откинул полы пиджака, сунул руки в карманы брюк и заходил по комнате как мой отец, когда читал мне лекции по философии! – Давай анализировать, – продолжил Артур. – В твоей жизни было что-нибудь, чего ты хотела, и при этом не получила? Работа? Деньги? Мужчины? Машины? Города? Карьера? Образ жизни?

– Н-нет… – мотнула головой, готовая к инсайту.

– Компании, в которых ты работала? Тебя Google хантил два года назад. Ты почему не пошла?

– Я пошла! Но не дошла…

– Почему?

– Потому что российский Гугл идиотически устроен. И я не захотела в эту кабалу…

– Правильно. И вот мы подошли к следующему вопросу: как долго в твоей жизни задерживалось то, чего ты не хотела? Мужчины? Машины? Квартиры? Города?

– Никак не долго. Не задерживалось…

– Деньги?… – Артур остановился и вперил в меня свой пронизывающий взгляд.

– Были деньги…

– Я в курсе. Мы с главредом их и зарабатывали. Столько заработали, что можно было три дома купить. Ты купила?

– Нет.

– Я тебе предлагал купить?

– Предлагал.

– Ты почему не стала покупать?

– Я… не хотела?…

– Это вопрос?

– Я не хотела! Но почему я не купила то, что хотела?! Почему профукала миллионы?!

– Это другой вопрос. Я рад, что ты его задала.

– Я его задавала тысячи раз!

– Ты не мне его задавала, – отрезал Артур. – В твоей голове деньгами управляю я, – тон его не оставлял возможности для возражений, – и я это делаю эффективно. Когда ты мне позволяешь… К этому мы еще вернемся. А сейчас к вопросу о том, почему ты профукала… Видишь ли, в чем штука… Когда ты заполняешь пространство своих желаний, – он снова указал на Трикстера, – чьими-то чужими желаниями, ты не в состоянии расслышать собственные. И я не про метафоры, это не мой стиль. Я вот про что… Ты не можешь слушать две песни одновременно. Писать два текста сразу. Разговаривать одновременно с двумя людьми. Мышление линейно, в отличие от твоего любимого пиара. И вот ты нагрузила его «желанием дома», дала команду. Мозг изо всех сил эту команду пытается удержать в фокусе, и ни на что другое у него ресурса нет. А силы он прилагает к этому фокусу неоправданно большие, потому что ему чуждо то, на что ты его направляешь. Как в детстве физика тебе была чужда. Но приходилось делать домашку. Кстати, ты ведь ее так и не делала… Это тоже в копилку ответов на мой второй сегодняшний вопрос: как долго в твоей жизни задерживалось то, чего ты не хотела.

– Я даже экзамен сдавала.

– Ты без домашки умудрилась его сдать… Сложно было?

– Неимоверно сложно.

– Вот и с чуждым, навязанным желанием – все точно так же: неимоверно сложно хотеть то, чего не хочешь… – Артур все расхаживал по комнате. Шаг у него твердый, даже тяжелый. Поступь Каменного гостя, не иначе. Как же прекрасно, что он на моей стороне! – Еще раз: слишком много ресурсов приходится мозгу отдавать на то, чтобы хотеть чужое желание. И на то, чтобы расслышать желания реальные, сил не остается. У тебя просто не хватило сил расслышать, чего ты на самом деле хочешь.

Трикстер вдруг вскинул голову, и я шарахнулась. Почти вся его голова была замотана скотчем. Рот, глаза, нос, уши. Все залеплено. Руки примотаны к коленям почти по локоть. И сидел он не на диване, а в каком-то подвальном углу. И ноги его были вмурованы в пол. Он пытался что-то мычать, но с каждым звуком скотч наматывался на него еще одним слоем.

– Вот так он провел последние лет десять, – Артур пожал плечами.

– Какой ужас…

Мне захотелось кинуться и сорвать всю эту липкую ленту, но она исчезла сама. Снова диван, яблоко, поблескивают изумрудами хитрые глаза. Нет больше скотча, нет! Размуровала я своего Трикстера. Этот вопрос решен. Но жестокая картинка еще долго будет стоять у меня перед глазами. Как напоминание – на что я способна по отношению к себе, когда не хочу слушать внутренние голоса…

– А ты говорил мне, что я не хочу то, что хочу?

– Говорил. А ты меня слушала? – Артур удивленно поднимает брови.

– Можно я вякну? – Трикстер потягивается и разминает шею. Его ноги закрыты кожурой по самые щиколотки. А яблоко до сих пор недочищено. – Ты же нас всех в какой-то момент заткнула. У тебя дети чуть с голоду не сдохли!

Трикстер показал в угол комнаты. Там сгрудились внутренние ребенки в ожидании развязки. Мне с ними со всеми еще предстоит знакомиться заново…

– Ты ж не просто никого не слушала, ты вообще никого из нас не слушала! – Он схватился за голову. – Ты и текст свой чуть не угробила. И все ради чего? Ради того, что какие-то идиоты научили тебя список покупок считать мечтами?!

– Да, – Артур задумчиво кивнул. – Это твое дьявольское упрямство, когда не в тексте, оно тебя как одержимую уводит черт-те куда.

Он вроде и холоден, но я чувствую, что в этом «дьявольском упрямстве», в том, как он это произносит… что-то вроде гордости за меня. Мой внутренний взрослый мной гордится? И я им горжусь! Они оба читают мне нотации, но мне не обидно, не страшно и не больно. Я знаю, что с их помощью наконец-то решу все вопросы.

– То есть мечты все не мои? – отчаянно ищу правильный вопрос.

– Ты про какие мечты? – уточняет Трикстер. – Про те, когда ты мечтала оживлять игрушки и уметь перемещаться во времени? Эти – твои. Исконные. Но неактуальные, слава богу. А то отдыхали б мы щас где-нить, под надзором добрых докторов. А те, когда ты якобы хотела бизнесы строить грандиозные, – это вот я вообще в душе не ведаю – чье.

– Игрушки оживлять… Ты б еще вспомнил, о чем я в три года мечтала.

– Так я помню. О том, чтобы родители друг на друга не орали. О том, чтобы все кричащие люди исчезли. О том, чтобы тебе кошмары не снились.

– Я этого не помню…

Умеет же он выбить меня из колеи…

– Это не твоя работа – помнить такое. Но я не выбиваю тебя из колеи, дорогая. Я тебе прокладываю другую колею.

– Понятно… Ты мои авторские ремарки тоже слышишь.

– У тебя память отшибло? Это я делаю твой текст. И вообще-то мы в твоей голове. Я слышу все.

– В общем так, – останавливает нас Артур. – Дальше с мечтами вы разберетесь без меня. В завершение тебе, родимая, напомню: любой вопрос я могу решить, любую задачу. Ты только меня научись слышать. Мы с тобой столько дел переделали за твою жизнь, если список составлять, никаких тетрадок не хватит. Я тебе всегда и мандраж отключу, и голову правильно настрою, и вопросы грамотные задам. И сам на них отвечу. Я голос внутренний, мне можно себе за тебя отвечать. И что делать – тоже всегда расскажу. А теперь про мечты твои вот с ним договорись, – он кивнул в сторону дивана. – А потом зови, разберемся, как их в реальность воплотить. А на сегодня у меня все.

Он исчез так же неожиданно, как появился.

– Не любит рассусоливать, – Трикстер довольно улыбнулся. – Жесткий мужик у тебя Артур. Зря ты его на шесть лет заткнула.

Он уложил очередной виток яблочной кожуры.

– И о чем же я мечтаю? – с детской готовностью схватилась я за ручку и раскрыла дневник.

– Во дает! Так это не работает. Вон эту ораву видишь? Вот у них придется узнавать.

Я снова посмотрела в угол комнаты. Там целая куча детей. Все мои? Зареванные и сердитые, обиженные и разочарованные, сосредоточенные и растерянные, голодные и с ободранными коленками… сопливые и одинокие… тихо играющие за диваном… ждущие маму в темноте… толпятся девочки и мальчики разных возрастов…

Вон какой-то пятилеточка с игрушечным автоматом Калашникова… А я ведь помню, как Вертолет говорил, что у него сын есть, а дочери нету. И помню, что думала: как жалко, что я не его дочь. Вон девочка лет девяти мечтает о коляске для кукол. И она ее не получит, кстати. Но эта несбыча не считается. В том возрасте исполнение мечт полностью зависит от родителей. К сожалению. А вон шестилетняя я роняю слюни на страницы каталога с фотографиями Барби. Тоже не получу, между прочим. И слава богу! Они в 1980-х годах удивительно уродливые были. И какая-то бесконечная эта армия разновозрастных ребенков.

– И что мне делать с этим детским садом?

– Разговаривать, родная. Разговаривать…

– С каждым?!

– С каждым.

Очередной метр кожуры заворачивается на диване.

– Это ж сколько лет уйдет со всеми с ними разобраться! – Я почти в ужасе.

– Да ты не боись, мамуль. Они все друг друга за собой тянут как цэпочка. Разгребешь проблему одного, сразу четверо-пятеро освободятся. Это ж клубок. Ты тяни за ниточки и смотри: или тянется, и клубок разматываться начинает, или узел затягивается… тогда отпускай, с другой стороны вытягивай.

Опять выходить в адреналиново-кортизольные шторма. Опять бултыхаться там в ожидании дофамина-эндорфина. Господи… И ведь этот марафон – на всю оставшуюся жисть.

– Ничего, дорогая, лет через двести ты все размотаешь.

– Утешил… – Я не отвожу взгляда от разношерстной сопливой толпы. – И чего же мы хотим?… О чем мы на самом деле мечтаем?

– О как. Наконец-то ты к нам на мы!

Ленточка-кожурка вдруг закончилась!

– Ох, красотка, плохо ты Артура слушала. Все-то тебе объяснять пока надо, – Трикстер отложил ножик. – Мы сбываем все наши мечты. Неисполненных у тебя нет. Но вот новые – ты теперь знаешь, где взять.

– У внутренних ребенков?

– У них, – кивает Трикстер.

– Ты же главный там…Ты мне поможешь?

– А то! Мне и самому эта уборка нужна… – Он подошел ко мне. – На, скушай, – и протянул мне… нечищенное яблоко!

Боже, какой банальный образ! Я не могла придумать что-нибудь более оригинальное?

– Зачем? – Трикстер расцвел своей фирменной кривой улыбой. – Все давно придумали, мамуль. Бери и жуй.

Он потряс яблоко, как бы намекая, что взять его мне придется. Я бросила взгляд на диван. А как же метры кожуры?! Но там вместо нее лежали разноцветные клубочки с торчащими ниточками.

– Слышь, Ева! Я тут долго стоять буду? Бери яблоко, говорю! Оно с дерева познания себя. Хорош артачиться. И я тебе не Змей. Я тебе – ты! Дурында… И вообще, в книге, о которой ты думаешь, ни слова про яблоко нет. А смоковница – это вообще инжир! Но да, образ действительно всем понятен.

Взяла я это яблоко с древа познания себя. Мне предстояло распутать все клубочки моего замороченного и недопонятого детства. И для этого занятия придется подкрепиться.

– Еще бы неплохо начать себе доверять. Когда ты не доверяешь мне, ты не доверяешь себе.

Трикстер смотрел выжидательно.

Я демонстративно откусила от яблока. Сладкое. Какое же оно сладкое! Но когда я на него посмотрела… оно было целым… Ни следа от моих зубов…

Трикстер удовлетворенно покивал, щелкнул пальцами и растворился вместе с оравой из угла.

А я осталась с горой клубочков на диване и со своим неочищаемым и несъедаемым яблоком, смысл которого мне предстоит расшифровать.