Читать книгу Чего не знала Алиса - Алина Лемер - Страница 6
Глава 4
ОглавлениеСпустя 25 минут после моей смерти
Представьте, что вы смотрите фильм ужасов. В комнате темно, в доме нет никого, кроме вас. Вы уже жалеете, что решились на такую авантюру, как просмотр фильма ужасов в одиночестве, да еще и погасили свет. И в тот момент, когда напряжение достигает своего предела, а мурашки уже шеренгами бегают по вашей коже, ваша беспардонная кошка роняет со стола забытую кружку.
Примерно такие ощущения я испытываю, когда слышу голос ЗДЕСЬ. От ужаса я не могу вымолвить и слова. Впрочем, я до сих пор не знаю, могу ли я разговаривать. Но, видимо, могу слышать, и это уже немного радует.
– Ну как тебе здесь? – непринужденный вопрос окончательно выбивает меня из колеи. Я хочу плакать от страха и непонимания. Но я не знаю, могу ли я плакать.
Что я должна ответить? Как я могу ответить? Кому я должна ответить?
– Ах да, маленькая формальность, – продолжает голос. Я слышу негромкий щелчок и внезапно начинаю ощущать себя. Это невероятно! Я наконец-то чувствую свои ноги! С каждой секундой я начинаю ощущать все больше частей своего тела. В последнюю очередь я чувствую свои глаза. Они закрыты. Я не решаюсь их открыть. Мне страшно увидеть то, что меня окружает. А больше всего страшно за то, КТО говорит со мной.
– Я вернул тебе зрение, тебе что, совсем оно не нужно? – голос становится немного печальным. В испуге, что я снова перестану ощущать себя, я открываю глаза.
Передо мной стоит человек в черном. Нет, не так. Передо мной стоит Человек в черном.
– Ну как тебе здесь? – повторяет Человек в черном. На нем цилиндрическая шляпа и черный костюм, в руке дымится трубка. Его темные волосы гладко уложены, длиной достигают плеч. Его лицо контрастирует с одеждой – оно почти белоснежное. Его голос бархатистый и завораживающий. Если бы не обстоятельства, я бы заслушалась им.
Тьма, окружавшая меня почти двадцать пять кошмарных минут, расступилась, сменившись на темно-серый цвет. Такое ощущение, что темнота просто потускнела на фоне Человека в черном.
Я продолжаю молчать, не отрывая взгляда от дымящейся трубки. Все это так… странно? Могли ли у меня начаться галлюцинации после передозировки антидепрессантов?
Я лелею слабый огонек надежды, что это все просто дурной сон. Я проснусь и не пойду покупать те злосчастные таблетки. Придет Вадим, обнимет меня, и я постараюсь его полюбить. Я напишу много статей, чтобы мой шеф больше никогда не жалел, что нанял такого талантливого (он так говорит!), но безответственного работника. Я приеду к родителям и просто скажу, что люблю их. И постараюсь действительно начать это делать.
Человек в черном смотрит на меня, и я отрываю взгляд от трубки, встречаясь с ним взглядом. В его глазах бездна, ведущая в никуда, – они черны, и я не вижу ни малейшего отблеска в них.
– Ну как тебе здесь? – спрашивает он без малейшего признака раздражения, что приходится повторяться.
Я пытаюсь почувствовать свой язык, и у меня это получается. Мне страшно что-то отвечать, но я должна хотя бы попытаться выяснить, где я.
– Простите, но где ЗДЕСЬ? – мой голос звучит чужеродно, словно не принадлежит мне. Голос Человека в черном словно одно целое с этим пространством, но мой – лишний.
Я говорю это и не понимаю, что происходит. Это все словно нелепый фильм с плохим бюджетом. Здесь нет декораций, слабый актерский состав, невнятный сюжет. Я все еще не могу привыкнуть к тому, что у меня есть ноги. Почему-то именно этот факт больше всего выбивает меня из колеи.
– О, да, – Человек в черном почему-то начинает улыбаться. Его зубы белоснежны, но почему-то совсем не сливаются с цветом лица. – Я все время начинаю не с того. Тебе интересно, что это за место?
Я больше не хочу говорить. Мой голос не должен здесь звучать, это все неправильно. Я просто киваю.
– Общение будет происходить поинтересней, если у нас будет диалог, – Человек в черном продолжает смотреть на меня. – Но да ладно, я дам тебе привыкнуть.
Он переводит взгляд на трубку – она больше не дымит. А я решаюсь посмотреть, во что я одета. Странно, да? Но что мне еще остается тут делать? Я не хочу смотреть на Человека в черном.
Я опускаю глаза и вижу подол платья. Уверяю вас, что последние минуты своей жизни я была одета иначе. Платье похоже на то, которое носят диснеевские принцессы. Оно явно предназначено для балов и светских приемов. А также для того, чтобы начать петь песню в лесу, а вокруг бы кружились лесные животные.
Вот только цвет. Он черный! Удивительно, что я смогла увидеть его в этой темноте. Хотя все вокруг и стало серым, я все еще ощущаю себя в кромешной тьме.
Трогаю руками свои волосы – такие же. Гладкие, длиной чуть ниже плеч. Я не вижу цвет своих глаз, но, думаю, они такие же зеленые, что и час назад.
На ногах ощущаю туфли с невысоким каблуком. Я почти уверена, что они черные.
Итак, я стою в роскошном черном платье, передо мной стоит Человек в черном (а вообще, человек ли он?) посреди серого непонятного пространства, и боюсь вымолвить хоть слово.
– Привыкла?
Человек в черном подходит ко мне ближе, и я снова закрываю глаза, спасаясь в темноте.
* * *
За 4 месяца до моей смерти
Представьте, что вам очень стыдно. Да неважно за что – за разбитую вазу, так любимую мамой, или когда вы в шестнадцать лет (может, раньше) впервые выпили, а папа все понял. Жгучее чувство стыда, кажется, что эти минуты тянутся бесконечно. Горят щеки, ком в горле, что там еще? И, скорее всего, искреннее раскаяние с последующим чувством облегчения.
Мне было стыдно каждый день, но раскаяние так и не приходило.
Я смотрю на удивительно хрупкие белые цветки, выглядывающие из-под темно-изумрудных листьев.
– Что это? – мне страшно даже дышать в их сторону, настолько нежными они выглядят.
– А на что похоже? – Стас широко улыбается, видимо, ожидая громкого восторженного визга.
– Розы… – я с сомнением разглядываю подарок. Мне еще не дарили цветы в горшках.
– Нет, – смеется Стас. Я на секунду замираю от удовольствия – я так люблю его смех. – Это гардения.
– Что? – повторяю я.
– Гардения, – Стас, похоже, начинает сомневаться в выборе презента.
– И зачем она мне? – я улыбаюсь, чтобы это не прозвучало грубо. И это помогает.
Парень внезапно впивается губами в мои губы. Что я чувствую в этот момент… Таких слов еще не придумали. Это не просто какие-то там единичные бабочки в животе, там целый отряд. Я начинаю думать, что способна любить. Если бы не одно НО.
– Не удержался, – взгляд Стаса довольный, а улыбка растянулась до невероятных размеров. – Ты слишком красива.
Я отвожу взгляд от него и снова рассматриваю гардению. Красивые и хрупкие цветки, Стас, конечно, умеет удивить. Обычно я получаю букеты, их нужно просто поставить в воду и любоваться, пока не завянут. Эти, наверное, нуждаются в уходе и заботе.
– Она привередлива, – Стас подтверждает мои мысли. – Ей нужен рассеянный солнечный свет, поливать несколько раз в день, опрыскивать листочки и бутоны. Вода должна быть фильтрованной…
Я больше не слушаю его. Я не способна ни о ком заботиться, мне так жаль эти несчастные цветы. Они же погибнут и больше не будут радовать этот мир своей красотой. Кто-то старался и взращивал их, холил и лелеял. Был уверен, что они будут расти и радовать кого-то своей нежностью.
– …Ты же похожа на нее, – до меня долетает обрывок монолога моего спутника.
– Да, похожа, – соглашаюсь я, имея в виду совсем другое. Замечаю кусочек картона, приклеенный к горшку.
– Тут что-то написано, – говорю я Стасу. Он наклоняется ближе и… снова целует меня.
– Ничего не поделать, – говорит он, когда отрывается от моих губ. – Я бессилен.
Я громко смеюсь. Меня уже почти месяц не посещали дурные мысли. Я боюсь об этом думать, чтобы не спугнуть едва наметившееся спокойствие в моем сознании. Мое психическое здоровье еще более хрупкое, чем цветы гардении.
– Так что там написано? – Стас делает серьезное лицо. Я наигранно грожу ему пальцем, чтобы не отвлекал меня от важных дел. Быстро пробегаю глазами текст на картоне и озвучиваю Стасу.
– На языке цветов она означает тайную любовь, – говорю это вслух и понимаю, что гармония нарушена. Стас тоже это чувствует и, пожалуй, впервые не знает, что сказать.
– Тайная любовь, – снова повторяю я и закрываю глаза. Как хотелось забыть обо всем хотя бы на час. Как легко нарушить это забытье. Всего лишь картон с надписью.
Стас берет горшок с гарденией в руки и обрывает ни в чем не повинную наклейку. Теперь на ее месте остался некрасивый след.
– Я уверен, что на любом другом языке она приобретает совершенно другое значение, – твердо говорит Стас и демонстративно комкает злополучный картон.
Я просто киваю.
– И вообще, тайная любовь тут – это не то, что ты думаешь, – Стас пытается заглянуть мне в глаза. – Это про тайных поклонников, которые не могут признаться в своих чувствах. А я-то явно не тайный. И я могу.
– Ты – скрытый, – я снова закрываю глаза. – Не тайный поклонник, а скрытый. Мною.
Стасу это не нравится. Его взгляд становится жестким. Никому не нравится правда.
Я осознаю, что только что испортила признание в любви. Еще ни разу Стас не говорил об этом, и сейчас, видимо, был подходящий момент. Но я не хочу этого слышать.
Когда мы подъезжаем к моему дому, Стас останавливается и берет меня за руку.
– В следующий раз я буду внимательно изучать все надписи. Прости, что испортил подарок, – в его голосе слышно искреннее раскаяние.
Я крепко сжимаю его ладонь.
– Мне сказали, что когда в доме плохая атмосфера, когда человек несчастен и переживает плохие эмоции, то гардения сбрасывает цветки. Так что твоя задача – радоваться и улыбаться, чтобы цветки были в порядке. Понятно?
Стас целует мою руку.
– Все понятно, – насмешливо отвечаю я. – Сохраню гардению цветущей, цветки будут такими же вкусно пахнущими и такими же прекрасными, какими ты мне их преподнес.
– Она может периодически их сбрасывать, но должны тут же цвести новые, – уточняет парень. – Если новые зацвели, значит, все отлично.
Мы смотрим друг другу в глаза и видим там отражение всего мира.
Через три месяца гардения сбросила белоснежные бутоны в последний раз и больше никогда не зацвела.