Читать книгу Негаданно-нежданно, или Учебник для оперативника - Алина Малиновская - Страница 3

В келье экспертов остро воняло спиртом. Нашатырный и этаноловый, словно соревнуясь, периодически наполняли парами воздух. Панов полулежал в кресле Апельсинова, время от времени вдыхая от нашатырной ватки, издали проводя ею мимо носа. Серега накапал какую-то пробирку чистого медицинского спирта и подал бледному до синевы Панову. Без слов было ясно, ему крайне было нехорошо.

– На, тяпни для кровообращения мозга, доктор, – Серега придержал пробирку в руке Панова, и как только он выпил, быстро всунул ему в рот кусок розовой вареной колбаски на тонкой пластинке сыра. Леша лениво зажевал, а я, быстренько работая складным ножичком из тревожного чемодана, собранного по приказу на неожиданный случай военных сборов, нарезала еще бутербродов.

– Серый, нужно тебе нож нормальный подарить. Что мучаемся каждый раз! – в который раз мученически пилила несчастную колбасу. – В походе с голодухи помрешь, пока запас еду на трое суток порежешь.

– Я буду пить воду. Ножи дарить нельзя, сколько тебе говорил. Ладно, не совести меня, куплю с зарплаты, обещаю.

После пару пробирок щеки Панова порозовели:

–Думал, каюк мне пришел! В миг вся жизнь пронеслась перед глазами! – Лешка тяжело завздыхал. – Надо же! Видел же жмуриков пачками, не меньше тысячи разных прошло через эти вот руки, разные и травмирование на железной дороге, а там знаешь, зрелище не для слабонервных, с километр его собираем. А тут. Как из фильма ужасов «Ожившие мертвецы»! Зловещая рука и цап – схватила за горло.

– Тоже мне экскулап! Пульс сначала нужно проверять! – Апельсинов отмерил очередную пробирку.

– Много ты понимаешь! Пульс! Вы же меня на труп вызвали! Чего ж сами не проверили!

– Так картину не хотели портить! Мухи зеленые же были! По ней гуляли, как по Бродвею.

– Бабулю инсульт шандарахнул, упала и лежала целую неделю, под себя ходила. Вот мухи и завелись от зловония. – Его передернуло от воспоминаний. – Ну и ничего, отправили с больничку, небось-то быстро очухается, раз тебя чуть не придушила! – Апельсинов, не стесняясь, хохотал в голос над судебным медиком.

– Да уж, рефлексы есть, без сомнений!

Где-то в одном из карманов зазвонил мобильник. Под рукой не было никакой салфетки, полезла в карманы жирными от колбасы и сыра руками.

– Аль, начальник тебя ищет. Где ты? – голос Лешки Звонарева, нашего опера по наркотикам почему-то звучал тревожно.

– Я сейчас к нему поднимусь. Я в подвале у экспертов.

– Давай, мы тебя ждем, – и отключился. Кто это мы?

На служебном лифте кто-то нагло катался. Он понимался вверх и камнем спускался вниз, не доходя до подвала. Наконец двери распахнулись, и я поехала к себе под крышу.

Наш отдел располагался на шестом этаже, под самой крышей. Раньше мы обитали в старом здании, ютились по восемь человек в кабинетах размерами с собачью будку. Столов на всех не хватало. Четыре стола и четыре стула. Сидели по очереди.

Заместитель начальника УР Слава Рулетов человек крайне неординарный. Его неординарность чаще всего заключалась в редком для такого возраста, а ему и сорока не исполнилось, самодурстве. Бывало, когда исполняет обязанности начальника Дымова Сергея Михайловича, между своими «Дыма», соберет оперативников часиков в восемь вечера, рассаживает их вроде на планерку и давай читать им должностные инструкции. Свои.

А народ-то после мероприятий, уставший донельзя! Им бы тарелку борща и носом в подушку. Но делать нечего, начальник есть начальник. Сидят, кряхтят, елозят на стульях, непривычные к долгому сидению на одном месте. Кто постарше – хитрят. Мол, ночные ОРМ у нас, нужно подготовиться и открыто убегают. И верно, отдыхать тоже иногда нужно.

Но Дым – опер от бога. Лет двадцать пробегал по притонам и подворотням. Ждали меня в кабинете оперов. К счастью, новое здание сдали в эксплуатацию и нам разрешили перевезти свои затейливые вещички: сейфы, дела, даже выдали несколько новых компьютеров. Теперь и квартируемся, по аналогии со знаменитым Карлсоном, под крышей.

Дым усадил меня за стол напротив себя, ребята рассеялись по кабинету. Кеша, наш уголовно – розыскной попугайчик уже знал, что в присутствии Дыма нужно сидеть и помалкивать, тихо почирикивал невнятное в предусмотрительно кем-то закрытой клетке.

– Сегодня нам нужна твоя помощь. Огурцов и Звонарев с Хрулевым едут на реализацию дела, Дым помолчал, как бы взвешивая, а стоит ли. – Значит так, некая группа товарищей торгует марихуаной. Сбыты налажены. Группа тоже обстоятельная. Есть сбытчики, разведчики, собственная безопасность. По нашим данным, товарищ из правоохранительных органов, может быть оружие. Пусть холодное, но тоже опасно. Поедешь с ребятами, будешь изображать со Звонаревым сладкую парочку. В группе есть девчонка. Так что можешь понадобиться, если нужно будет ее обыскать. Сбыт наметили на два часа дня, поэтому успеешь пообедать и переодеться.

– Я же на сутках, – тихо подала голос.

– Езжай, я договорился с дежуркой, Губецкой тебя заменит. Все, не мешкай, не успеешь поесть.

Первым делом позвонила домой. Дети, привычные к маминому вечному отсутствию, восприняли новость о возможной задержке с работы спокойно.

– С собаками погуляйте и покормите. Про воду не забудьте, – старалась не забыть все самые ценные указания. – А, еще уроки сделать!

– Мам, тоже знаешь, что в десятом классе главное, что нужно сделать – это прийти в школу, – сын не упустил случая поострить.

– Сынок, об этом ты будешь рассказывать своему сыну, когда он у тебя появится. А сейчас командую парадом я.

– Есть, командир, – отчеканил баском мой без малого двухметровый малыш и отключил телефон.

Закупка затянулась неожиданно долго. Сбытчики, молодые студенты, оказались товарищами опасливыми. Несколько раз перезванивали и снова переносили встречу. То место не то, то по времени не успевали. Мы с Лехой Звонаревым старательно светились на старенькой девятке перед сельским магазином в ожидании долгожданной встречи и условного сигнала, закрывая своими хлипкими телами два по сто кило омоновцев на заднем сидении. Солнце опускалось за горизонт, время стало тянуться невыносимо долго. Веселые Омоновцы Димка Ледаев и Костя Цветаев размерами два на два метра, основательно заскучав от долгого ожидания, решили развлечься. Они стали раскачивать машину из стороны в сторону на чувствительных рессорах:

– Пусть думают, что вы жаркая пара!

– Все, закупились, деньги у них, десантируйтесь на захват! – неожиданно вскрикнул Леша, увидев, как на стоящей в квартале от нас затрапезной девятке неопределяемого цвета пару раз вспыхнули стоп-сигналы. Трудно сказать, как омоновцам удалось стремительно покинуть салон нашей машины. По тридцать кило амуниции и внушительные габариты, но есть удаль! Вылетели, как черти из табакерки. Опыт не пропьешь!

Через пару минут, осознав, что передние сидения, на котором сидели мы со Звонаревым, можно отодвинуть назад на привычные места, я, в состоянии, близком к релаксации, радостно вздохнула. Вытянув ноги, готовы была петь. Нет, все-таки как мало надо в жизни человеку. Просто пять часов моя грудь лежала на переднем парпризе. Автомобилисты, вы меня поймете!

По громкой связи получили адрес, куда выехали следователи и Хрулев с ребятами на обыск. Сбытчик под напором фактов в отсутствие адвоката сообщил по секрету нашим, что марихуану купил у местного барыги-оптовика.

Барыгой оказался солидным предприниматель в своем колхозе. Двухэтажный кирпичный дом, кирпичная будка для собаки, навес с накрученными металлическими кружевами, добротный высокий забор.

Деревня, где мы отсвечивали полдня и полночи, небольшая, несмотря на то, что районный центр. Звонарь здесь не впервые, два поворота -и мы на месте. Как входил ОМОН в адрес, мы пропустили. Когда вошли в распахнутую настежь калитку, хозяин в тонкой рубашонке черного цвета лежал носом в аккуратно выложенную плитку двора, на спине имелся четкий отпечаток омоновского ботинка размера чуть меньше чемодана.

В доме царила паника. Успокоив женщин и отправив детей спать, Игорек Хрулев и следователь Сашка Жмурко начали обыск. Адвокат, неприятная особа с узкими, поджатыми «куриной попкой» губами, молча наблюдала за происходящим. Видимо, в голове у нее уже складывалась стройными строчками жалоба в прокуратуру на неправомерные действия сотрудников.

Игореха и Жмурко насмотрелись в своей практике таких «Куриных попок» от души и уже не вдохновлялись по поводу действии дамы. Все бывало и ранее.

Перерыв почти весь дом, Хрулев явно поник духом. Ничего. Барыга сидел во дворе рядом со своим товарищем, неудачно зашедшим на огонек. Рядом с ними, похожая на воробушка, такая же серенькая и взъерошенная, дымила вонючей папиросой девчушка лет восемнадцати.

Хрулев и Звонарь вышли за калитку. Курили молча.

– Ну что? – я старалась заглянуть в глаза.

– Да ничего хорошего. Вввалились в адрес без санкции суда, следователь и я под большим топором, прокуратура теперь точно башку снесет. Основания слишком хлипкие. Если бы деньги помеченнные отыскались, либо вагон анаши.– Хрулев махнул рукой.– А так, ни того, ни другого.

Я с сожалением смотрела на Игоря. Не хотелось верить, что и на старуху бывает проруха. Но факты есть факты.

Я решила пройтись по участку. Перепуганная собака жалась к холодным стенкам кирпичной кладки. Не могли утеплить песику квартирку. Участок внушительно распластался от забора до самой речки, тропинка змеилась куда-то далеко вниз. Стараясь не свалиться в темноте, придерживалась руками невысоких кустиков. Около самой речки, что было совсем непредусмотрительно, притаился небольшой деревянный сарайчик. Крыша уже покосилась, но стенки старались держать себя в руках. Около дверки сарая с трудом, но виделась просыпанная угольная пыль. Вначале я вполне разумно предположила, что уголек рачительные хозяева припасли для шашлычков на свежем воздухе. Речка, потрескивает и дымит костерок, запотевшая бутылка холодной водочки, шашлычок с пылу с жару. Красота!

Вдруг осенило. Я постаралась отворить двери и увидела, что куча угля была до самой двери. Что-то многовато для костров. Тем более, уголь от подземных вод был влажным на ощупь.

Так же хватаясь за колючие кусты, быстро взлетела наверх. Потянув за рукав Хрулева, я не стала ничего объяснять, только потянула вниз в речке.

– Да, уж, надо кинологов вызывать, – Игорь бросил обратно горсть угля.

– Я звоню? – и уже набирала номер Мочалкина, верного друга собак.

Андрей со своей ушастой командой прибыли быстро. Наверное, сказалось то, что теперь хвостатые специалисты имели собственную Газельку, да и пробок на выезде из города почти не было. Мочалкин командовал парадом. Поручив стажеру – кинологу проверять раскидистую территорию, почти усадьбу, шел следом, стараясь не вмешиваться.

– Андрей, ну что там? – Хрулев спрашивал каждую минуту, идя за ними почти по след в след.

– Дайте работать,– Мочалкин начал злиться. – Сработает собака, значит, сработает, не мешайте. И курить, когда собака работает, тоже нельзя. Так что иди дымить за калитку.

Игорь и впрямь затягивался одну затяжку за другой. Мне стало его жалко. Столько усилий: выслеживали, в засадах сидели и неужели все зря? Я взяла его за рукав.

– Пойдем, у Звонаря в машине полтишок коньяка, накапаю тебе на сахар, – я настойчиво тянула к машине.

– Будянская, нельзя сейчас уходить, – Игорек неохотно отмахивался.

– Перестань, пять минут делов, они еще по садовому участку не ходили, пока до нашего сарайчика доберутся, мы уже вернемся.

Хрулев вообще-то непьющий. Поэтому предлагая пять капель спиртного, я ничем не рисковала. Напряжение росло с каждой минутой, а он- старший спецоперации.

Мы еле успели вернуться, как молоденькая девушка – кинолог громко сказала:

–Сработала!

Ломая ноги, мы рванули во двор. Служебный пес, маленький беленький цвергшнауцер смирно сидел около кучи с углем.

– Я не думаю,что наркота здесь, -Звонарь покачал головой.

– Что думать, давай лопаты и перегружай уголь, – Хрулев схватил рядом, стоящий совочек для угля и стал понемногу перекидывать в сторонку за сараем. – Зови ОМОН, пусть тоже потрудятся.

– Ну, смотри, дружок, если анаша здесь не найдется, будешь работать служебным котом, – Лешка шипел на так и сидевшего, как вкопанного, цверга.

ОМОН пыхтел, активно работая арендованными у соседей лопатами. Набирали по чуть-чуть, чтобы не пропустить ничего интересного. Кому лопат не хватало, разгребали ладонями, откидывая пригоршни в сторону. Куча была уже высокой, но ничего интересного не обнаруживалось.

Ледаев стал недовольно бурчать, все громче и раздраженнее:

–Только попробуйте мне сказать, что собака ошиблась! Еще пара тонн угля и я за себя не ручаюсь!

Повезло Хрулеву. Видно, что чуйка у него на такие вещи. Он закричал, напугав и собаку, и тружеников угля:

– Ура! Ура!! – он поднял над головой упакованные в целлофан мешочки. – Надо же, есть! Твой Пузик не ошибся!

– Не Пузик, а Шерман! – насупилась по-детски кинолог-стажер.

–Какая разница! Главное, не зря без санкции суда в адрес вошли и обыск проводили! Теперь нам ничего нет предъявят!

– Будем надеяться, что это не ромашка, которую хозяева решили посушить и хранили для чая, – я тихо вздохнула.

– Да и ромашка сейчас такая, что опылят наркотической хренью, а народ помирает от нее в корчах. А мы что! У нас в списке запрещенных препаратов ни ромашки, ни этой хрени нет! – горячился Апельсинов, перчатками осторожно переворачивая зеленые мешочки.

– Что это, по запаху вроде она? – Хрулев не давал прохода Сергею.

– Ты же знаешь, пока не сделаю экспертизу, ничего не скажу. Все, не мешай, давай изымать в машине сбытчиков остатки, а то потом не докажешь, что сбыт именно в этой колымаге был.

Представители общественности, приглашенные из соседнего двора старушки, а вернее, дамы слегка в возрасте, побыть немного понятыми, изредка охали, вытирая углом передника вспотевшие лоб и щеки. У мадам с «куриной попкой» на лице при виде внушительной кучи глазки жадно заблестели – всем стало понятно, что размер крупный, а дело грозит быть арестанским, товарища, владеющего этим добром, наверняка закроют в СИЗО, чтобы не скрылся от следствия. Для адвоката это означает существенное повышение гонорара. Что ж, радость не скрыть.

Мочалкин отбивал маленького цверга от пытавшихся его ласково потискать и накормить бутербродом омоновцев:

–Не трогайте, это служебная собака!

– Хороший маленький! Мы не надеялись, что там что-то будет, -Шерман стал серым от обнимавших его бойцов.

–Ну вот, опять сегодня его купать, – слегка расстроилась девочка-кинолог.

–Гав-гав, – разрешил себе высказаться пушистый герой и лизнул нос Ледаеву.

Если честно, к утру я валилась с ног от усталости. Противно порвались мои новые колготки, палец неудобно вылез в прореху и теперь края дырки пребольно сжимали его. Вытащить ногу из туфли и поправить колготки в присутствии джентльменов было все-таки выше моего достоинства. Я время от времени елозила ногой, пытаясь вытащить из засады ноющий палец, и считала километры.

Хотелось кушать, спать и еще много чего, но я даже бы не сказала, чего больше. Оставшиеся полночи до восьми утра мы описывали имущество неудачливого владельца усадьбы, следователь допрашивал всех на протокол. Утрамбовав всю группу в автобус с омоновцами, со Звонарем и Хрулевым выехали в отдел.

В служебной машине, пропахшей бензином, с хрипотцой запел неожиданно комфортно Шуфутинский о своей любви к неизвестной нам Натали, я тупо таращилась в окно.

– Нет, все-таки я считаю, что повезло, – Звонарь, несмотря на бессонную ночь и не менее беспокойный день, бодро рулил по трассе. – Всю группу прихватили, никто не сбежал.

– Главное для меня, что товар нашли, а то бы сейчас бледнел у прокурора.

– Слушайте, а меня-то вы зачем брали? – от этой мысли я даже проснулась.

– Девчушка та тоже в разработке была. Она как разведчик, когда сбытчики уезжали на машине, она следила на заднем сидении, нет ли хвоста. Ее, кстати, на велосипеде подсылали проверить место предстоящего сбыта.

– Да, я помню, мы ее несколько раз срисовывали около магазина. То с хлебом, то с молоком. И что, почему ее не задержали?

–Знаешь, Алька, лучше хороший свидетель, чем плохой подозреваемый. Барышня, оценив все за и против, опять же мы пригрозили, что мама узнает о том, что она курит, решила сотрудничать со следствием. Следователь успел допросить на протокол.

– А с кем он поехал? С ОМОН? Я его не видела.

– Нет, он на машине закупщика рванул в суд за санкцией, он должен получить ее в течение двадцати четырех часов, в адрес-то ввалились по его указанию. Если не получит, то будет ему голову оторвут точно.

–Блин, я вспомнила, что вчера я не выключила компьютер на работе.

–Не переживай, сейчас выключишь! – Хрулев довольно захохотал.

Дым проводил планерку в кабинете оперативников. Тихий голос, тяжелый взгляд – шеф был явно не в духе.

Сергей Михайлович на самом деле приятнейший человек. Невысокий, черноволосый, с мягким прищуром карих глаз. Каждый в отделе мог на сто процентов сказать – мой учитель, гуру и сэнсэй оперативной работы.

Часто вспоминаю тот день, когда я пришла в отдел уголовного розыска желторотым птенцом со своим высшим педагогическим, и Михалыч терпеливо учил премудростям и азам бумажной работы.

Меня первое время матерые оперативники – Хрулев, Губецкой, Григорич так и звали: «девочка на бумажках». И именно с его подачи (нет-нет, он ничего не говорил, ни слова!), но я сразу поняла, что мне край как нужно высшее юридическое. Схватив под мышки диплом об окончании академии физкультуры и спорта, я кинулась на юрфак одного московского вуза за вторым высшим. Михалыч всегда шел навстречу, когда начиналась сессия, но было одно маленькое, но очень существенное «Но!», о котором мало кто догадывался. Оказалось, что второе высшее – только за свой счет. Мол, ты, конечно, учись, сколько влезет, хоть месяц, а хоть и полгода, но без зарплаты.

Я схватилась за голову: двое маленьких детей, а алиментов я не получала, – для меня это была просто непозволительная роскошь!

Дым, опять же, не говоря мне ни слова, договорился с кадровиками, чтобы мне разбивали отпуск на две части, такое дозволялось только министру и не ниже полковника.

Три с лишним года я металась в отпуске в университет, разрываясь между детьми и заскакивая помочь ребятам справиться с текучими бумагами. За годы своей службы ни разу не встречала оперативника, любившего бумаги. Чаще всего Дым загонял пинками ребят в субботу писать и шить дела, щедро раздав нагоняи после очередной проверки.

Не стоит и говорить, что мои посещения проходили с аншлагом, аплодисментами, переходящим в сдержанные овации. Наш кабинет в мгновение ока превращался в кружок «Умелые руки» во Дворцах пионеров советских времен: я, закатав рукава, хваталась за текучку, а ребята, вооружившись длинными, прозванными в народе «цыганскими», иголками, шили материалы, сверлили дрелью дырки в делах, окутывая небольшое пространство облаками мелкой бумажной пыли.

Межсессионные задания выполняла в обеденный перерыв, материал читала, лежа в ванной, глотая юридические знания большими непрожеванными кусками, диплом писала наскоками. Правильно говорят мудрецы, что силы даются не просто так, а на дело. Университет я закончила успешно, две десятые балла не хватило до красного диплома, лишняя четверка, но это для меня и неважно. Не обошлось без казусов. Когда весь дипломный проект был почти готов, оставалось внести итоговые правки и отдавать в печать, мою скромную флешку атаковал неизвестный вирус и беззастенчиво слопал все мои кропотливые труды.

Самое обидное, что у научного руководителя тоже не сохранился проект. Это был двойной удар. Нет, у нас есть умельцы, гиганты компьютерной мысли, за глаза их так и называли Вирус и Мегабайт, колдовали и мучили несчастную жертву вируса, но восстановлению подлежало, как назло, только то, что необходимо было уничтожить из памяти в первую очередь.

Дым только гладил меня по голове, приговаривая: «Ничего, сделай еще раз, тебе это будет нетрудно. Лучше запомнишь!»

Так я за месяц сделала две дипломные работы. Стоит ли рассказывать, что защитила его с блеском, несказанно удивив маститых профессоров из самой Москвы нестандартными и неординарными ответами. Когда вручали заветный диплом об окончании, один из них долго и продолжительно пожимал мою руку: «Надо же, первый раз вижу такое сочетание красоты и интеллекта!»

Правда, отметить, как полагается в таких случаях, с размахом окончание вуза мне с ребятами так и не получились. В обеденный перерыв я закрыла дверь на замок, Серега Губецкой аккуратно разложил веером нарезанные колбаску и апельсинки на чистый бланк опознавательной карты неизвестного трупа. Чмокнули в щечку (мол, поздравляем), дернули по паре рюмашек и вперед, на мероприятия.

Отмахнувшись от воспоминаний, мы устало вползли в кабинет. Михалыч сидел за столом своего зама Рулетова, пока тот был в отпуске, и молчал. Хуже нет, когда молчит. Значит, над чьей-то бестолковой головой сгустились серьезные тучи. Лысый, как коленка кокетки, Семка Кудря, стоял перед Дымом, опустив голову. Молодой оперативник, только перевелся к нам откуда-то с севера, серьезно занимался спортом. «Бодибилдинг – это жизнь, сотрудник уголовного розыска должен наводить ужас на жуликов»– всегда говорил, подкидывая шестнадцатикилограммовую гирьку в углу. И прическа в таком случае как нельзя, кстати соответствовала этому творческому призванию лейтенанта.

И сейчас этот крепкий «ужас», аккуратно подвязанный галстуком, заслуженно получал очередную выволочку от шефа. Цвет его ушей разительно отличался от безволосой головы на крепкой накачанной шее пурпурный цветом. Семик всегда так краснел, злился или просто от жары – ярко-червонными ушами.

– Присядьте, – едва бросив на нас взгляд, сказал Михалыч, и мы, тихо, на носочках, как в театре во время премьеры, протиснулись за свои столы. Даже наш отделенческий попугайчик Кеша, обычно крикливый и неугомонный, сидел на жердочке, нахохлившись. Его к нам притащил с очередного места происшествия Губецкой, сжалившись над птичкой. Его хозяйке дважды приложили топориком для рубки мяса в домашних условиях ради плазменного телевизора и мелочи в кошельке, поэтому с некоторых пор одинокой и несчастливой владелице птичка стала вроде как без надобности.

Кешка освоился довольно быстро, не боялся садиться местным аборигенам уголовного розыска на плечо, на руку, прилетал, когда позовут по имени. Но все-таки особой любовью пичуги пользовался Губецкой, вроде как чувствовал, что он спас его от голодной смерти. Неповторимым для нас для нас зрелище, когда он садился на плечо Сергею и, заглядывая ему нежно в глаза, чирикал: «Дерябнем по соточке!».

Обстановочка была напряженной. Семкины уши горели привычным для него огнем. Губецкой за своим столом в углу и что-то рисовал в блокноте. Лицо у него было загадочное, еле сдерживался, чтобы не расплыться на глазах у руководства в улыбке. Дым слегка отвлекся нашим прибытием, тон стал почти нормальным, на пару децибел тише:

– Семен, как ты мог?! Разгильдяй, я столько выслушал от генерала! Твое счастье, что не хочу повторять, но поверь, это было крайне неприятным! Сквозь землю разве что не провалился! Начальник ГИБДД рвал и метал. Я еле уговорил не давать хода его рапорту. Сказал, мол, парень молодой, нездешний, только с севера откомандировался, порядков наших не знает, неопытный, лейтенант. Семен, ты меня так под монастырь подведешь своими выходками!

Мы только молча хлопали глазами. Дым глянул на нас:

–Вы слыхали, что этот пионер оперативного сыска нам устроил? Ах да, вы же только приехали. Так вот, рассказываю официально: этот прекрасный человек убыл вчера утром на заявку. Мне звонит дежурка – на рельсах у Витамина железнодорожное травмирование. Мужчина, лет тридцати. Скорая уже выехала, а у меня и нет никого больше, вы разъехались, Сергей после суток, один Сема и остался в отделе. Как и положено, Семен резво впрыгнул в дежурную машину, подвинул эксперта и дружной компанией отбыли на место. Следователь сама подъехать обещала.

– Пекло несусветное, – Семен вздохнул. – Прибыли на место, пульса у товарища нет, да и не могло быть. Там полбашки снесло, сплошное месиво. Головой, что ли пытался остановить тепловоз. Скорость у поездов там большая, на разгон все идут, до станции далеко. И справа и слева кукуруза сплошная. Еле нашли. Машинист сообщил, что сбил человека, экстренное торможение применил, но вы же знаете это торможение, километра два. Еле отыскали его. Пока осмотрели его, Апельсинов зафиксировал, а дальше? Куда его? Пришлось на себе до машины тащить. Скорая-то что! Смерть до прибытия, начиркали бумажку и умотали. А мне что с ним делать? До трассы, где машина стоит, тоже с полкилометра и сплошная кукуруза. Мобильник-то на столе оставил, так неудачно все сложилось.

–У тебя в дежурной машине рация, – Дым начал снова заводиться.

– Михалыч, но он новенький, откуда знать. Небось, у себя на севере он на заявки на оленьей упряжке ездил, – Губецкой старался не улыбаться, вытягивая время от времени губы в трубочку.

–Тоже мне защитник! – Дым неожиданно тоже улыбнулся.

–Так и что дальше? – Звонарев заерзал от нетерпения.

–Рассказывай уже, – Дым махнул Семке рукой.

– Так вот. Остались вдвоем, я и Апельсинов. Водитель не в счет, он в машине еще на трассе стоит, все прыгнули по машинам и врассыпную. Дело не криминал, чего им отсвечивать по жаре. А я, между прочим, в белых брюках и светлой рубашке. Скорая так и сказала – клиент не наш, на машины специальные тоже не рассчитывайте, что-то у них там на подстанции случилось. Везите сами в морг. Стоим мы с Апельсиновым, репы чешем. Тут он и говорит мне – давай притащим его на трассу. А я ему – и что, в девятку нашу служебную все равно не впихнем. Да и начальник тыла мне голову оторвет, что машину изгваздали. Безвыходная ситуация. Тут мне в голову и пришла идея. Я закинул клиента на плечо и попер его до трассы. И так удачно ехал грузовичок с холодильником! Я быстро договорился с водителем, хороший мужик оказался, сговорчивый, с понятием.

Хохот Григорича и Губецкого прервал размеренное, словно ученика со стихами у школьной доски, повествование Семки:

– И сколько ты протопал с трупом на плече? – еле успокоившись, спросил Губецкой. – Нет, мне тоже приходилось таскать трупы, но чтоб так, на плече… Я представляю эту картину.

– Да, хлопец оказался тяжелый, упитанный, а мне как назло, никто не взялся помочь, – обиженно потянул Кудря. – Минут сорок я тащил товарища, обливаясь, между прочим, потом. Хорошо этот грузовичок вовремя подвернулся. У него на лобовом табличка «Пустой», но снимать и не стали. Клиента сбросил на обочину, а потом, когда договорились, загрузили с водителем, такой душевный оказался человек, товарища, дали адрес морга, ну то есть бюро судебной медицины, свой номер мобильника, я тогда еще не понял, что забыл его в отделе, и он уехал. Я-то весь в кровище, в мозгах, траве, и кукурузных рыльцах. Думаю, пропала рубашка и брюки. Спустились вниз, там небольшая канавка с водой, мы руки обмыли, пятна замыли, застирали, чтоб хоть как-то доехать. Минут двадцать, может полчаса, я отмывался в канаве. Обсох тоже быстро, загрузились в машину и рванули до морга. Едем себе, смотрим, на посту ГАИ на подъезде к городу стоит наш грузовичок, двери чуть отворены. Я кричу водителю: «Стой!», выпрыгиваю почти на ходу из машины и к гаишникам. Они меня как увидели, так и замерли: бежит, вытаращив глаза, как безумный, на одежде замытая кровь подсохла и проявилась бурыми пятнами, грязный. Они мне ласты в две секунды заломали, наручники – клац. Я им говорю, мол, смотрите, ксива в заднем кармане, а там от воды физиономия размылась. Затащили меня в кабинет, а так наш водитель грузовика сидит. Как увидел меня, как заорет: «Я думал, что он из полиции!» Разобрались-то, конечно, но позвонить в отдел успели, когда личность мою выясняли, – Семка опустил голову.

– Я представляю ситуацию. Останавливают гаишники грузовик, табличка «Пустой», открываю, а там свежий труп почти без головы. Одного фигуранта задержали, в тут и второй к ним бежит. Наверняка, гаишники мысленно дырочки для ордена на китель готовили. Как же, убийство «по горячим следам» раскрыли, – Губецкой так же старательно вытягивал губы в трубочку.

– Знаете, что в этом деле самое интересное? – у Дыма загорелись хитрыми искорками. – Мы пробили этого потерпевшего, которого поезд сшиб насмерть. Оказалось, что три года в федеральном розыске был за кражу, – и, уже не стараясь сдержаться, во весь голос расхохотался.

– От полиции сбежишь, а от поезда не скроешься! – и вслед за ним загоготал весь отдел.

– Вам смешно, – Дым вытирал глаза от слез, – а мне пришлось у генерала просить грамоту мужику- водителю подписать «За активное содействие органам внутренних дел», чтоб жалобу не накатал на нас. Ну, Семка, ну повеселил всех!

– Хорошо, а что, по-вашему, я должен был делать? – запальчиво спросил он у Губецкого.

– Сесть рядом с водителем и сопровождать профессор, – постучал пальцем по лбу по-дружески он. – Учи тебя еще и учи, пионер.

– Сергей, хорошо, что напомнил, я в кадры сообщил, чтобы закрепили тебя его наставником, будешь теперь отгребать наравне со мной. И учти, головой за него отвечаешь, видишь же, что инициативный паренек! Глаз да глаз за ним. Игорь, что там у вас?

Хрулев встрепенулся и бойко доложил о бессонной ночи.

– Дуйте к следователям, когда на обыски поедут, с ними, чтобы все подработать. Смотрю, у них адвокат ушлая, уже жалобу в прокуратуру накатала, мне уже позвонили свои люди, – Михалыч покачал головой.

–Когда же! Она же с нами всю ночь была! – я аж подпрыгнула.

–Да сейчас каждый имеем помощника, позвонила, продиктовала и привет. Аля, ты давай не сиди, езжай домой, отдохни.

–А ребята? Они же тоже устали. – Твою работу делать некому, поэтому отдохни. Что там у тебя по Авсейкину?

– Объявлен в федеральный розыск, проводим мероприятия, но где он может находиться – информация примерная нужно проверить. У Авсейкина в ресторане официантка в любовницах числится. Думаю, что может заглянуть. Нужно эту тетю вычислить, вдруг у нее отсиживается, пока шум спадет.

–Знаешь, одна не ходи. Бери с собой Звонарева, ОМОН, он тоже домой поедет отоспаться.

–Чего зазря народ собирать? Вдруг не появится?

–А вдруг появится? Будешь дергать его за рукав и просить – мужчина, посидите чуть-чуть, сейчас ОМОН подъедет вас задержит? Нет, решено, и Семена берите.

– Без Семена. Так мы со Звонарем как влюбленная пара по легенде будем неторопливо пить пиво, а Семен к чему?

–Вместо охранника.

Я расплылась в улыбке:

– Это ресторан «Молодежный», там такая босота собирается, мне еще нужно наряд подобрать, такой одежды у меня и не было никогда. Я представляю, я в затертых джинсах, Звонарь в потертом свитере, и Сема в смокинге жеманно доливает нам пиво в пластиковые стаканчики, – я рассмеялась.

–Ладно, Губецкой, поедешь с ними и Семеном, будете неподалеку сидеть где-нибудь за соседним столиком, пораньше поезжайте, чтоб занять удобную наблюдательную позицию.

– Михалыч, я только в Следственный комитет проскочу, ответ следователю по отдельному поручению отвезу.

– Что, опять жалуются? – я обернулась на выходе.

– Не спрашивай, то мама, то папа, то бабушка. Все думают, что их мальчика с корабля выкинули, а не волной смыло.

Еле живая, я приползла домой.

– Мам, ты где была? Опять на задержании? – сын отвлекся от телика.

–Да, сынок. Вы кушали?

–Да, бабушка сварила нам макарончиков, мы поели. Иди, на кухне еще чуть-чуть осталось.

Умывшись, я вяло поплелась на кухню. От усталости есть не хотелось. Выпив стакан молока, я уткнулась носом в подушку. Сквозь сон услышала, как дочь укрывала меня своим детским одеялом, пушистым, тем самым, с зайцами. Когда я разлепила глаза, солнце уже не парило, а садилось красным за горизонт.

–Ты готова? – Лешка завопил в трубку. – В восемь я заеду, жди около подъезда. Детей определи, возможно, задержимся, – и отключился.

С Лешкой мы знакомы с предавнейших времен. Я только пришла в уголовный розыск с гражданки, отработав с десяток лет в народном образовании, а Звонарев почти в это же время перевелся с территории, в те времена, когда сократили доблестный РУБОП, подразделения по борьбе с организованной преступностью. Решено, раз организованной преступности больше не имеется, значит, такое сложно-образованное структурное подразделение следует сократить за ненадобностью. Сказано-сделано и сотни профессионалов оказались почти не у дел. Звонареву повезло, оперативник – народ болтливый, но это секрет! Слухи о профессионализме того или иного человека бегут впереди него, поэтому Лешку Дым сразу же прибрал к своим опытным рукам. Не всем так повезло. Муж моей однокурсницы остался не у дел, помыкался по отделам, достойных мест не оказалось, участковым идти работать бывалому оперативнику было уже не с руки, поэтому Виталик, так зовут этого героя, озлобился страшно. С горяча оставил службу в органах, получил адвокатский статус и от этой самой обиды на весь белый свет берется только за уголовные дела и исключительно "арестантские", там, где его подзащитный на сто процентов сидит в СИЗО вследствие особой опасности или желания надавить на следствие, свидетелей.

Звонарев не один раз возвращался то Григоричем, то с Хрулевым изрядно поникший после встречи с бывшим сослуживцем Виталиком, который умело, как только может человек, знающий тонкости оперативной и следственной работы, "разваливал" уголовные дела, вытаскивая порой достаточно жестоких преступников на свободу, заменяя им меру пресечения арест на более мягкую, почти детсадовскую, подписку о невыезде, после которой фигурант счастливо убывал за границу в недосягаемые страны.

Леша, высокий, под два метра ростом, черноволосый и кареглазый, об увлечении модным бодибилдингом в юные годы четко и недвусмысленно намекал крепко сложенный рельефный торс, тем не менее в свои тридцать семь все еще не мог смириться с таким раскладом дел. В органы он пришел по призванию, когда в определенном месте от души играла молодость, знамя принципов над головой. Его мать, как никто другой, не хотела, чтобы ее единственный сын пошел под погоны. Мало того, что отец погиб при исполнении, так и Лешка туда же! Но переубедить Звонарева – дело безуспешное абсолютно. Во всяком случае, сколько с ним общаюсь, мне такого счастья еще не случалось. Решил – и отрезал.

Часто прибывала такая поникшая компания в отдел, молча, без лишних слов доставали из "ничейного" сейфа поллитровку и разномастные, как я их называла, трофейные, " у кого какие дома завалялись, такие и снеслись в одни сейф", пару рюмок опрокидывали так в безмолвии.

– Отпустили? Виталик? – и кивание в ответ.

Лишь после третьей холеричный Хрулев, если отпустили его жулика, какого-нибудь злостного жулика, начинал заводиться, махать руками и материть на чем свет:

– Два месяца! Нет, ты только подумай, два месяца, днем и ночью отслеживали это Пупкина (Тупкина или кого другого). Ребята не спали ночами, домой не ходили неделями, в дерьме копались, искали одежду его окровавленную, которую он скинул, водолазы все реки прошерстили, чтоб нож найти, а они что? Я тебя спрашиваю, что?! Подписка о невыезде! Вот черт!!!видите ли, слаб здоровьем хлопчик! Пока сидел в СИЗО, сляпали справочку, детишки голодные опять же и все, привет! Подписка и на выход с вещами! Я уверен, руку дам на растерзание, едет уже этот Пупкин на моря! И плевать он на нас хотел!

– А что следователь?

– А что он? Руками разводит, что я сделаю! Я же в суд с ходатайством вышел, а суд арест не поддержал. Все, подписка, больше ничем не могу помочь!

– Ну ладно, Игорек, не горячись! Губецкой у нас на розыске сбежавших преступников, не таких находил! И этого отыщем!

– Да, если надо, и в международный розыск объявим, не рви только душу, -остальные поддерживали, но волю чувствам не давали. Дым в такие дни ребят понимал, переживал по-тихому в своем кабинете, и наверняка зная, что ребята снимают стресс горячительным, в кабинет оперативников обычно не спускался. Доверял Григоричу, что не допустит лишнего. а так, вреде не знает. да и зачем показывать ребятам свои огорчения. Бывает, что выше головы не прыгнешь. Не в этот раз. Просто нужно пережить и дальше следовать по обстоятельствам. Как сложится, так и отработаем.

Шкаф порадовал разнообразием. Я решила, что ресторан сам по себе не слишком помпезный, поэтому не стоило и слишком выделяться из окружения. Вытянув из кучи старенькие, но еще модные голубые джинсики, они на мне прилично смотрелись, и хлопковый свитер нежно-розового цвета, мазнув губы помадой, взглянув в зеркало, я осталась вполне собой довольная. Если, конечно, не обращать пристального внимания на привычно темные от усталости круги под глазами.

Во дворе милые старушки, с которым по скорости добывания информации могли соревноваться бывалые сыщики, расположились на лавках в тенечке. Мое появление вызвало некоторое заметное оживление. Переехала в этот дом я сравнительно недавно. До переезда мы с детками ютились в аварийном общении сотрудников железной дороги, талантливыми застройщиками которого выступали люди явно необремененные стремлениями к чистоте – горячая вода отсутствовала даже на бумаге. Естественно, ванно-банные комнаты тоже.

Предполагалось, что уставшие проводники после многосуточного катания по городам и весям нашей страны должны были не забивать голову глупыми размышлениями о чистоте тела, а ограничиваясь мыслью о чистоте помыслов, сразу провалиться в сон от усталости.

Тазики для таинственных омовений развешивались вдоль всего длинного коридора, словно елочные украшения. Не раз расчувствовавшийся и изрядно принявший на грудь припозднившийся проводник, неуклюже раскачиваясь, с грохотом разрушал всю композицию к чертям собачим, разбудив шумом падающих медных и алюминиевых тазов и железных ванночек подподъезда.

К счастью, дом признали аварийным, а текущая по стенам во время дождя вода – не соответствующей культуре проживания. Расселяли по принципу – кто куда. Нам с детьми повезло. Белая кирпичная девятиэтажка радовала глаз своей монументальностью. Теплая и светлая квартира, а главное – горячая вода. Дети из тазов стремительно вырастали, мыть их приходилось в два-три захода, периодически снимая с газа чаны с кипящей водой.

Новыми жильцами соседи заинтересовались практически с первой минуты, но мне разговаривать времени так и не находилось, то сам весьма хлопотный переезд урывками в редкие свободные минуты от работы, то сама работа в сумасшедшем темпе. К такому распорядку незаметно присоединились школьные уроки, дети к тому времени пошли в школу. Именно тогда я и узнала, насколько наша судьба волновала общественность.

Оказалось, в приватной беседе с одной из сердобольных соседок, что я вдова геройски погибшего в первую чеченскую воина-омоновца, за что нам и предоставлена государством отдельная квартира.

Мне было искренне жаль разочаровывать милую женщину, но жить в лучах чьей-то чужой славы не хотелось. Да и в конце концов, справку от «геройских» детей могли потребовать. Пришлось сразу разочаровать взволнованный коллектив прозаичной правдой. Да, папа жив – здоров, но с нами не общается, ничего не поделаешь, не получилось у него стать хорошим человеком.

Но обществу требовались новые и новые информационные поводы, благодаря чему к вопросу о моих поздних возвращениях подошли совершенно с неожиданной стороны. Однажды зимой, где-то в декабре, когда рассветает почти к обеду, нас подняли по тревоге. За окном непроглядная темень, фонари отключили видимо для экономии электроэнергии, люди пробирались по улицам почти на ощупь и мне частенько напоминали кадры советского фильма про героически пропавших полярников, попавших в метель.

Я разбудила детей в шесть:

– Ребята, смотрите мультики до семи, потом покушаете кашку и в школу. Саша, слышишь, ты старший, Маруську держи за руку крепко. Будете выходить из подъезда, смотрите по сторонам, машины гоняют, как очумелые.

Малыши ритмично кивали полусонными головами. Машку я пожалела и не стала заплетать. Сын пообещал самостоятельно поухаживать по-взрослому за сестрой и сделать ей прическу. Поцеловав в щечку моих козявок, я снова порадовалась, что школа у нас располагалась прямо во дворе, впрыгнув в шубу, рванула в отдел.

На следующий день мне неожиданно позвонила Машкина учительница и пригласила в школу по очень важному поводу. я насторожилась, но с другой стороны, начало учебного года, особо набедокурить дети просто бы не успели, да и по талантам на детскую комнату милиции никогда не тянули. В голову не приходило никаких мало-мальски уважительных поводов для того, чтобы вызвать меня в школу, да еще в таком нервном тоне.

– Вы должны отдавать себе отчет о своем поведении, вы же взрослая женщина и несете ответственность за воспитание детей, – вещал Машина педагог. Я кивала головой, соглашаясь с ее словами, но в голове туманилось некое недоумение, к чему такая вдохновенная речь. Она продолжалась минут пятнадцать, я очнулась от ее гипнотического воздействия на моменте: «Мы привлечем вас за неисполнение родительских прав!».

– О чем Вы говорите? Каких детей я бросаю? – в недоумении я уставилась на преподавателя моей первоклашки.

–Ну как же! Вот, например, вчера. Маша пришла в школу причесанная наспех, «с петухами» на хвосте. Когда я спросила ее, почему ее мама не заплела, как следует, она мне ответила, что мамы не было дома, она ушла на работу еще ночью. Куда же еще можно ходить работать по ночам. Нет, я понимаю, что вы одинокая мать, но поймите, это не выход!

– Вы считаете меня проституткой?!– я аж поперхнулась от неожиданности. Такой вариант течения общественной мысли просто не приходил в голову.

– Правильно, ведь ночью – это значит, еще с вечера, а дети одни, потом сами в школу собираются. Мне придется сообщить в отдел опеки.

– Хорошо, – я взяла себя в руки, – давайте поговорим об этом завтра. На следующий день, отпросившись у Дыма на полчаса, надела свой парадный китель со всеми знаками и, звеня медалями, поехала в школу. Зашла к директору:

– Мария Григорьевна, я мама Саши и Маши Будянских, очень вас прошу пригласить всех учителей и, чтобы не повторяться по несколько раз, расскажу, куда я хожу на работу и по какой причине – по ночам.

Смешно вспоминать, сколько потрясающих извинений в изящных словесных формах мне пришлось выслушать от педагогического коллектива. Машина учительница, к нашему общему облегчению, в скором времени ушла в декретный отпуск и в школе мы ее больше не видели.

Понятно, почему я стояла около подъезда не меньше получаса в ожидании Звонарева, ощущая себя с каждой минутой все больше раздетой. Меня сверлили несколько пар глаз в сомнении, а точно ли я еду на работу. Ведь не в форме. «А тогда куда?» – явственно читались на их лицах крамольные предположения, которые, впрочем, огни и не пытались скрыть.

Губецкой отзвонился скоро:

–Мы с Семой на месте, не волнуйся. Столик заняли у самого входа, лучше некуда, прямо элитный партер и президентская ложа.

Поднимая клубы пыли, во двор из-за угла влетел звонаревский старенький Мерседес. Голуби, шумно хлопая крыльями, разлетались у него прямо из-под колес. Мне пришлось впрыгивать на пассажирское сиденье почти на ходу.

– Лешка, я тебя стукну! Я полчаса тут отсвечиваю. Бабки всю меня уже обсмотрели. Ребята уже на месте.

– Не дрейфь, красотка! Все идет по плану. Не злись. Я встречался с одним важным человечком, и оказалось, что у нашей ресторанной принцессы имеется общий знакомый. Вчера на вечеринке дама в изрядном подпитии проболталась, что может подскочить наш приятель, якобы обещался с подарками, во всяком случае, четкие намеки на брюлики.

– Мне что-то не верится. Он знает, что его ищут. Наверняка, зашхерился основательно. Я думаю, что зря мы едем в этот шалман.

Посмотрим. Я уже подготовил ребят. Видишь, Газелька тонированная за углом? ОМОН дремлет. Сама понимаешь, пока оформил, умотался.

В зале питейного заведения сразу ударил в нос тяжелый запах табака, жареного мяса и недорогого парфюма. Увесистые портьеры не пропускали даже каплю свежего воздуха, топорщились пыльными складками. Народ в зальчике не толпился. К нашему везению занятыми оказались только пара столиков, официанты неспешно разносили заказы и увесистые книжицы «Меню».

Лешка плюхнулся за угловой столик у окна.

–Где же Семен? Губецкого тоже не вижу, – я пыталась разглядеть мужчин, сидящих за небольшой перегородкой у входа, делающей столик как бы стоящим в кабинке.

– Не крути так головой. Закажи чего-нибудь.

– Закажи сам на свой выбор, я пока будут нести, схожу в дамскую комнату на разведку, – неторопливо я встала из-за стола и двинулась к выходу.

Кабацкий певеу запел истошно запел о том, как трудно и порой невыносимо любить бесценную зазнобу в условиях неволи. Пел так пронзительно, с сочными завываниями в самые критические моменты песни. Я невольно оглянулась, не наш ли это клиент, уж больно искренне вещал о жизни в казематах.

На выходе, как я и думала, неспешно попивали пиво Сергей и Семен. Сделав физиономия «лопатами», отвели от меня глаза. Вроде не знают меня и никогда раньше и видали. Я мотнула головой и врезалась в надпись портрет какого-то то ли известного политического деятеля, то ли артиста на футболке на чьей-то груди. Подняв глаза, я буквально краем успела выхватить взглядом под низко надвинутым козырьком бейсболки лицо Авсейкина, котом скользнувшего за дверь служебного помещения.

Стараясь не привлекать внимания, зашла неторопливо дамскую комнату, из кабинки туалетной комнаты спешно набрала эсэмэску Лехе: «Он здесь, в комнате для официантов». Почти сразу мне пришел ответ: «Сиди там и не высовывайся. Позвоню».

Даже быстрый интернет в холодном кафельном помещении не спасал. С полчаса сидела, как на иголках, пытаясь прислушаться за тем, что творится в обеденном зале. Тишина просто пугала. Да нет, это наверняка, не он. Дойдя до крайней точки беспокойства, я стала набирать поочередно, то Сергея, то Семена. Они не ответили. Я стала высовывать нос сначала из туалетной комнаты, потом не торопясь, двинулась в зал. Он был пуст. Осторожно выглянув на улицу, я поняла, почему в зале было пустынно: на асфальте, вытянувшись, с руками за спиной, туго стянутыми наручниками, лежал Авсейкин, в паре метров отлетела его припыленная дурацкая кепка с длинный козырьком, закрывающим пол – лица. На спине черной майки отчетливо виднелся отпечаток омоновского ботинка размере сорок девятого, если не больше. Как знак качества.

На противоположной стороне улицы ровнехонько поперек припаркована омоновская Газелька. Высоченный, метра два с лихом, командир взвода Цветков о чем-то оживленно беседовал со Звонаревым и Губецкой. Лешка увидел меня и помахал рукой.

– Новости по радио: «Вчера на Манежной площади была драка между фанатами «Спартака» и ОМОН. Победили фанаты ОМОНа, – Цветков трубно захохотал. – Или еще. Партия «Справедливая правда» призвала москвичей не ходит на митинги, поскольку ушибы и синяки теперь можно скачать с официального сайта ОМОН.

Лешка подхватил меня под руку.

–Цветков, я думала и вправду что-то серьезное расскажешь! А тебе все шуточки-прибауточки! Пора стать серьезнее, пора.

– Ну что, Альчонок, прихватили мы твоего Авсейкина! Сидеть ему, красавчику, пару десяточков лет, – Лешка был явно в эйфории. – Сейчас уже ждут в СИЗО, местечко греется. Ты едешь с нами?

– Нет, я не поеду, рвану с Цветковым в отдел. Возьми копии протоколов, чтоб дело прекратить.

В кабинете буйствовал табачный ветер. Сквозняк не смог справиться с густой дымовой завесой.

–Фу, накурили! Григорич, что за безобразие! Дышать невозможно! – я закашлялась. – Сколько раз говорила, дуйте дымить на улицу.

– Нельзя было, – Хрулев вальяжно развалился в «дежурном» кресле, невесть откуда появившемся в кабинете и прижившемся, как родном. – Жуликов допрашивали.

– Открывай все окна! Вот накатает на вас товарищ жалобу, что вы его пытали с применением неприятной атмосферы, попрыгаете тогда! – я беззлобно бурчала, распахивая створки. Игорь послушно раздвигал жалюзи, ставшие серыми за несколько последний дней. Нет, все-таки надо закрутить гайки с курением. – Во-первых, это здоровье! – И самой стало смешно.

Я поправила перекосившийся вышитый мною крестиком цветок – яркую сочную розу, дорогую моему сердцу картину, оправленную в симпатичную золоченную рамку, висевший на стене над моим столом. Иногда, проводя много времени в суровом мужском коллективе, где нельзя, просто непозволительно проявлять свою женскую сущность, вышивание и вязание по ночам становилось истинной отрадой, не позволявшей мне превратиться в эдакую гром-бабу, мужика в юбке, матерящуюся через слово и смачно сплевывающую на пол, не вынимая папиросы изо рта. Не скрою, такие случаи тоже были, правда, не в уголовном розыске, где женщины се же редкость, а в других подразделениях. Я не буду их называть, чтобы случайно никого не обидеть, но я думаю, что вы и сами их видели.

Телефонный звонок прервал мою недовольную речь.

–Привет, – звонил мой давний приятель. Жулик и пройдоха редкостный, но беззлобный. Звонил в основном, когда не на что выпить. – Предлагаю встретиться на пивнушке.

– Эдик, сколько можно говорить, на пивнушку барышню не приглашают. Давай в кофейне около вокзала, через десять минут.

– Все, забились. Про водку договоришься?

– Все условия прежние.

Я привела в порядок все бумаги на столе, выключила компьютер.

– Григорич, Дыма нет на месте, я на встречу с человечком.

– Дело, когда прекращаешь?

– Звонарь привезет бумаги из ИВС и все вопросы закрою. Следователь уже едет в суд на арест.

В кофейне негромко в полумраке звучала музыка. Мне тут нравилось. Такая бюджетная забегаловка, но, во всяком случае, я здесь не смотрелась, как пивнушке, словно свинья в апельсинах. Эдик приоделся для такого случая, сменив привычный спортивный костюм с дырками на груди, на майку с заветным крокодилом на нагрудном кармашке. Видно, что батник надет для особого торжественного случая.

Я заказала себе кофе, Эдику с водочкой не торопилась. Его жалобные глаза смотрели на меня в упор, как у кота в знаменитом мультике, но я была непреклонна. Может, информация, которую мне он хочет сообщить, накануне бегущей строкой прошла по первому каналу телевидения. Я, конечно, передергиваю, но баловать этот контингент тоже не стоит.

– Ввыкладывай, что у тебя, – я отхлебнула кофе. На удивление, горячий и в меру сладкий напиток был на высоте.

– Может, хоть полтишку?– Эдик невинно захлопал на меня черными очами.

– Информация будет стоящая, дам на целую бутылку. Если в магазине будешь брать, то даже на две хватит. Не томи.

–Значица, так. Есть у меня приятель, таксистом на вокзале устроился. Недавно начал работать, нравиться ему – клиентов хватает на всех желающих. Вчера от вокзала подвозил он своего знакомого, одноклассник, что ли или еще кто, но где-то вместе учились. Повздыхал, что вроде предпринимателем стал, но с бизнесом не ладится. Взял деньги в долг, как-то по копеечке и они разошлись незаметно. Отдавать нечем.

–Слушай, такая захватывающая история у каждого второго, – я расстроилась. Выбил меня из привычного графика, я – то думала, что действительно интересная эпопея, сделала стойку, как охотничья собака, а здесь сплошная лирика повседневности.

– Так ищет он киллера для кредитора своего! – неожиданно выпалил он, увидев мое кислое лицо. Я прыснула горячим кофе:

– Предупреждать же надо!

– Да, киллера. Деньги у него остались на оплату, и чтобы купить оружие.

– Что-то мне не вериться. Прямо Чикаго! – я подначивала, чтобы выпытать подробности.

– Я ему сказал, что поспрошаю, взял его телефон.

– А кого убить – то хочет?

– Соседа своего, Василькова, на железке еще его жена начальником какого-то отдела работает.

–Слушай, это не тот Васильков, главный редактор газеты «Бизнес-новости»?

– Да, он. Как сказал мой приятель, кстати, очень денежный крендель.

– Таксист не сказал, как фамилия у этого бизнесмена?

– Нет, да и я забыл спросить.

– Значит,так. Может, это и хорошо, что забыл. Нечего привлекать внимание. Будь на связи. Много, как обещала, не дам, а то уйдешь в запой, – Эдик заметно насупился. – Но! – я подняла указательный палец вверх. – Завтра на этом месте встречаемся. Ты колоться не начал? – я спохватилась.

– Упаси бог! – Эдик неумело перекрестился, по-моему, даже не в ту сторону, но зато вполне искренне.

– Остаток получишь завтра, договорились? Не подведи. Мне кажется, что мы начинаем сотрудничать по-серьезному.

Наутро я неторопливо подъехала на своей новой машине к Лешкиному подъезду. Он впрыгнул на переднее сидение почти на ходу, слегка испугав от неожиданности.

– Почему ты купила дорогую машину, а ездишь в жару, как лохушка, с открытыми окнами: – Он сразу потянулся и включил в салоне кондиционер.

–Потому что в восемь часов утра еще не жарко. Но, во всяком случае, не так как в полдень.

– Не спорь, жарко. Что там у тебя случилось? В отделе все равно не дадут поговорить.

– Знаешь, я вчера встречалась со своим «барабашкой».

– Эдиком, что ли? Живой еще, этот старый алкоголик?

– Живой. Такую информацию слил, даже не знаю, как ее воспринимать, – я передала рассказ Эдика.

Дальше ехали молча. Уже около самого отдела я не выдержала:

– Ну что ты думаешь?

–А что ты сама думаешь?

– Парень-то не очень надежный, надо бы перепроверить. Может, забьем стрелку с этим бизнесменом, вроде киллеры.

– Знаешь, давай так. В отделе никому пока ни слова. Согласуем план с Дымом. Я думаю, что он поддержит. Я думаю, что надо дать знать заказчику, что нашли киллера, и мне выступить в его роли!

–Ты с ума сошел! – я погладила его бритую налысо, отсвечивающую сизым цветом, макушку. – Какой- с тебя киллер! Добрейшее лицо! Лучший друг детей и кошек!

– Перестань! Ты меня не видела, когда я в отпуске забираюсь на рыбалку недели на две в заповедные и глухие леса. Бритву я не беру из принципиальных соображений. Так сказать, чтобы слиться с природой воедино. Так вот, когда я возвращаюсь домой, мать пугается – чистый моджахед. Кстати, для пущей убедительности бороду, наоборот, можно не брить. Представь себе, длинная черная борода и лысая, как колено, башка.

– Представляю, еще и глаза черные из-за бороды блымают. Испугать можно, когол угодно!

Дым к нашему счастью был на месте. Мне не терпелось ему рассказать, и еле дождавшись окончания планерки, мы с Лехой вприпрыжку двинули в нему в кабинет.

Выслушав, он несколько минут ходил по кабинету: поливал цветы, включил сплит-систему, закрыл окна. От нетерпения я подергивала ногой. Еле сдерживала себя, чтобы не вскочить и кинуться спасть бедную жертву.

Но Михалыч – кремень. Доведя нас почти до нервного обморока, он неторопливо сел в кресло и произнес обыденным тоном:

– Григорича нужно посвятить в наши планы. Пусть обеспечить прикрытие. Мало ли что. Аля, пусть твой ходок звякнет таксисту, мол, нашел нужного человечка и забивает стрелку сам с ним. Григорич, проинструктируй его, как вести себя, чтоб не спалил всю контору.

Решение было принято. Как говорили древние греки, вызов брошен.

После моего звонка Эдик материализовался в кофейне буквально через минуту. Вид у него был помятый, физиономия небритая, пахло отнюдь не ночными фиалками, амбре существенно било в нос. Радовало одно, парнишка не вошел в запой и был почти трезв.