Читать книгу A.S.Y.L.U.M: Экклезиазм - Алиса Альта - Страница 5

Раскладка по асулуму:

9 колесо – 3°

8 колесо – 17°

7 колесо – 281,25°+30,94°

6 колесо – 0°

5 колесо – 0°

4 колесо – 15°

3 колесо – 0, 0023°

2 колесо – 0°

1 колесо – 0°

Один за другим поползли ленивые, неторопливые дни. Каштанка совсем сбилась со счёта и не могла сказать, где день и где ночь, где зима и где лето. Редкое петербургское солнце раздражало Настю неимоверно: оно напоминало ей о необходимости жить, творить и радоваться. Поэтому едва только робкий лучик, сам ошалевший от своего появления на свет начинал блуждать по подоконнику квартиры, девушка тут же задёргивала чёрные бархатные щторы и удалялась себе в спальню. Иногда она не выходила из комнаты по несколько суток.

Обычно же день протекал так: Настин призрак начинал брождения по квартире не раньше часу дня. Она еле слышно выпархивала в ванную, затем незаметно выдвигалась на кухню, брала кое-какие продовольственные запасы и скрывалась в своей комнате до следующего утра.

Вторжения Каштанки в свою жизнь девушка как будто и не заметила: словно всё шло своим чередом, словно так всегда и было. Аля поселилась в соседней комнате; она просыпалась несколько раз за ночь, чтобы прислушаться, дышит ли в тишине хозяйка квартиры, бьётся ли её ленивое сердце.

Страсть к «Авнó» отступила на второй план; на второй день заточения в старинной квартире девушка ощутила, что выполнила какую-то очень важную миссию, природу которой она не могла ни понять, ни прощупать, что теперь её задача – быть подле Насти.

Так и жили они, точно два супруга с тридцатилетним стажем, чьё общение протекало уже в каком-то ином измерении. Однако некоторая бытовая несовместимость всё же разрушала эту молчаливую идиллию.

Аля начала с того, что провела генеральную ревизию Настиного имущества. Половина вещей оказались ненужным хламом, и, несмотря на слабые протесты хозяйки, были тотчас же выброшены вон.

– Что здесь хранится? – как-то спросила Каштанка, добравшись до антресолей, закрытых от внешнего мира увесистым замком.

– Да чёрт его знает, – пожала плечами Настя.

– Ты не знаешь, что хранится в твоём собственном доме? – грозно заявила Каштанка, осуждающе повернув голову.

– Да мне и так вещей хватает. А этот замок, как ты видишь, не открыть.

– Всё можно открыть, было бы желание, – строго ответила девушка, сползая с высокого стула.

Вскоре она появилась с непонятно откуда взявшимися проволочками, палочками и даже подобием железного лома, так что после получасовой осады замок сдался и торжественно пустил врага в свои владения.

– Это же настоящий пляжный зонт! – с восторгом крикнула Каштанка, исследовав завоёванную местность.

– Действительно, куда мне без пляжного зонта в Петербурге, – вяло вскукарекнула Анастасия. – Спасибо от всей души. Уж удружила, так удружила.

– Ты ничего не понимаешь, – непререкаемо ответила Аля, напоминая в этот учительницу русской литературы. – У нас не было ничего, а теперь у нас есть ничего и зонт. Мы можем использовать его в хозяйстве. Как-нибудь да пригодится.

И так во всём: с восторженным упоением Аля развернула целое предприятие по освоению пространства, и Настина квартира познала, что такое конкиста. Старый распорядок трещал по швам. Дело было так: еду Настя заказывала на дом, ограничивая при этом своё общение со службой доставки разом в две недели. Если продукты заканчивалась раньше времени, девушка просто ничего не ела и грызла попадавшиеся под руку предметы, чтобы утихомирить голод. Особой любовью пользовалась старая деревянная ручка из-под двери, которую она как-то случайно выломала, не рассчитав сил, и на которой теперь красовались сочные следы от зубов. Настя совсем не следила за сроком годности, поэтому поедала испортившиеся продукты без особого ущерба для здоровья. Очень любила она гречку: в периоды праздничного настроения, когда девушка наполнялась живительной мощью, Настя могла сварить себе кастрюлю каши – и долго отдыхать от этого трудового подвига, гордясь перенапряжением всех сил.

– Сходила бы ты в магазин, – однажды вскипела Аля. – Прогулялась хотя бы.

– Прогулялась… – затянула Касьянова. – Опять эти бессмысленные перемещения! Хватает уже одного того, что я вынуждена гарцевать по квартире, как какой-нибудь кавалерийский конь.

– Ноги нам зачем-то дала природа, – с раздражением повела плечами Каштанка. – Если бы не дала – другой разговор. А с человека и спрос иной, чем с каракатицы.

– Ноги… – задумалась Настя. – Я всё время забываю, что они у меня есть. Так странно иногда их наблюдать: смотрю – и не верю, что это мои ноги. Чужие как будто. И вообще, они у меня ноют при плохой погоде.

– Тебе двадцать три! – возмутилась шатенка.

– И что? – возразила хозяйка квартиры. – Всё равно я до пенсии не доживу, так что с чистой совестью начинаю разлагаться прямо сейчас.

– Всё равно, – с безаппеляционностью асфальтоукладочного катка сказала Каштанка. – Нельзя безвылазно сидеть дома. Надо гулять.

– Почему это надо? – начала раздражаться девушка. – Кто сказал, что надо? Это зафиксировано в конституции Российской Федерации, что человек должен бессмысленно шататься по городу? Предусматривает ли уголовный кодекс наказание в случае саботажа? Нет. Вот и отстань от меня, пожалуйста. Для доставки еды специальные люди существуют.

– Тоже мне аристократка нашлась, – отрезала Каштанка. – У нищих слуг не бывает. Всё надо делать самостоятельно.

– Почему?

– Потому что так надо.

– Замкнутый круг, небо вокруг, – вздыхала Касьянова, завершая этим мудрым изречением не менее трети бесед между ними.

Посуду девушка предпочитала пластиковую, умудрялась использовать её несколько раз подряд. Из-за появления Каштанки расход продуктов вырос, а с тарелками и вовсе приключилась беда. Аля с неуёмной чистоплотностью выкидывала их в мусорное ведро, а то вовсе и устраивала ритуальный костёр.

– Кажется, у меня где-то были обычные тарелки, – однажды сказала Настя, задумчиво облизнув губы. – Посмотри в кладовке.

На поиски ключа от кладовки ушло полдня, а когда Аля открыла пыльный чуланчик, то увидела душераздирающую картину: колоссальное нагромождение грязной, покрытой слизью посуды с присохшими кусками еды и жирными пятнами, начинающими медленно подгнивать. В глубине шкафа, словно магнат на Рублёвке, восседал чопорный паук, важно озирающий свои владения, а одна чашка даже стала его естественной резиденций, отлично вписавшись в общий архитектурный ландшафт.

– Так а чего её мыть-то? – невозмутимо ответила Настя на возмущённые вопли сожительницы. – Всё равно потом грязной становится. Только руки марать – лишняя работа.

Проблема чистоты нарастала в катастрофической прогрессии. Але казалось, что все ткани в квартире медленно пожирались молью времени, ей было противно касаться их, хотелось вытряхнуть из них заразу этого сонного царства.

Каштанка предложила было устроить грандиозную стирку. Но…

– Нет у меня никакого порошка, – возмутилась Настя, будто ей предложили что-то неприличное. – Я одежду вообще не стираю. Пачкаешь – стираешь… Вечный круговорот! Мне достаточно одного колеса сансары, незачем впрягаться в новое, ещё и добровольно. Всё равно эти тряпки рано или поздно становятся грязными, так что отмывать их бессмысленно. Если уж совсем провоняется, можно будет выбросить.

Каштанка всё же сбегала за порошком и отмыла дом добела, так что Настя в ужасе не выходила из комнаты дня два. На волне отличного настроения Аля каким-то чудом настроила спутниковый канал, по которому круглосуточно транслировались фитнес-программы. С величайшим энтузиазмом шатенка вскакивала в четыре утра и успевала сделать более сотни приседаний, отжиманий и прыжков.

В одно незабываемое утро, когда Каштанка лежала на спине, тянувшись попой к небу, дверь Настиной комнаты задрожала, открылась и явила миру чудище, при виде которого Аля тут же рухнула на пол, как будто её идеальную «берёзку» срубил топор дровосека.

Хозяйка квартиры с миниатюрными ножницами в руках проследовала в ванную, лишь мимолётом бросив удивлённый взгляд на соседку. Каштанка моментально оправилась от шока, вскочила на ноги и силой вломилась к девушке.

– У тебя что… вши? – спросила Аля с ужасом, достойным лучших голливудских комедий.

Настасья обрезала волосы под корень; и хоть она и старалась придать голове лысый вид, сделать это достойно с помощью маникюрных ножниц не удалось. То тут, то там торчали клочки разной длины; вообще, девушка напоминала боевого хулигана, только что прошедшего инициацию в какой-нибудь грязной канализации.

– Да нет, – безразлично махнула рукой бывшая брюнетка, смахивая в раковину только что отстриженный, непослушный клок. – Просто я подумала – зачем мне волосы? Сплошная морока. Расчёсывай их каждый день, мой…

– Ты могла хотя бы сделать аккуратно, – задрожал голос Каштанки. – Парикмахеру позвонить.

– Зачем? Можно подумать, у нас тут парад мод. И так сойдёт.

Проблема быта – то было лишь полбеды. Деятельной натуре Каштанки претило тунеядство; возвращаясь с вылазок по делам авнистым, она с глухим раздражением наблюдала пустой взгляд хозяйки, который со странным, отсутствующим, мечтательным выражением изучал потолок.

– Почему бы тебе не найти работу? – как-то спросила активистка, когда Настя, пребывая в сентиментальном расположении духа, отодвинула плотную штору и уселась на подоконник, попивая ромашковый чай.

Девушка как-то странно усмехнулась и метнула в вопрошавшую острый, пронизывающий взгляд.

– Почему бы и нет? – сдержанно ответила она, подавляя в себе лавину поднимающихся чувств. – Действительно! Я не знаю, почему, но почему-то именно нет. Не стоит даже начинать. Ничего хорошего из этого разговора не выйдет, поверь мне. Мой дух источает экклезиастные миазмы, проветри лучше помещение.

– Я понимаю, что кризис на дворе, – сказала Аля, буравя её тяжёлыми, воловьими глазами. – Но дворники всегда нужны. У нас на подъезде объявление висит: целых двадцать тысяч предлагают. А у владелицы фруктовой палатки из десятой квартиры серьёзно заболел сын – ей одной тяжеловато справляться будет.

– Что ещё? – хмыкнула девушка.

– Видела жену Ивана Тимофеева с семьдесят шестого дома?

– Нет.

– У неё намечается небольшой животик. Зуб даю, месяц пятый уже есть, просто она хорошо шифруется. Скоро ей придётся уходить в декрет, а тут ты… с новым блеском из «Джозефины»…

– Ладно! – воскликнула Настя, решительно ставя кружку на подоконник, так что чай немного расплескался. – Чего мелочиться? Можно мне записаться в «Авнó»?

– Нет! – рявкнула Аля так, что, казалось, задрожали оконные стёкла. В глазах её блеснула бешеная ревность, какая и не снилась венецианскому мавру.

– Простите, мой юный цербер, я, кажется, слишком поторопилась с развитием наших отношений. Охраняйте врата Ада дальше…

– Найти работу не так уж сложно, – настойчиво продолжила Каштанка. – Моя подруга два года на улице жила, пока её в «Авнó» не подобрали.

– Да кто тебе сказал, что я ищу работу? – вспыхнула Настя; в глубине её начинали разгораться угли раздражения, и этот новый огонёк придавал особый блеск её глазам.

Каштанка зависла, точно программа, в которую был внесён новый, разрушительный вирус.

– Да без 90% всех трудов, над которыми корпеют человеческие существа, можно обойтись. Людям скучно, они хотят себя чем-нибудь занять – вот и выстраивают себе империи смыслов и целесообразностей, – вернулась к прежнему вялому образу Настя. – Вот представь: производят в Китае какой-нибудь пластмассовый брелок. Сотни китайцев посвящают свою жизнь этим безделушкам, они не видят света солнца, у них нет времени ни на развлечения, ни на переосмысление жизни. Лучшие маркетинговые умы бьются, чтобы продать брелки как можно большему количеству оболваненных идиотов; программисты глаза себе выедают, ремонтируя сайт «Али Экспресса». И что же? Разве кому-нибудь стало бы хуже, если бы этих брелков вообще не существовало? Разве человеческая жизнь стоит того, чтобы класть её на алтарь производства пластмассовых брелков? Почему высшей целью моей жизни должно стать распространение ширпотрепа?

Аля совсем её не слушала, так как размышляла над тем, уж не пытается ли Настя хитрым способом пробраться в «Авнó».

– И что же тогда делать целыми днями? – раздражённо пожала она плечами. – Читать?

– О нет, – томно зевнула Настасья. – Лучше так, конечно, чем трудиться. Но это больше не работает для меня. Когда-то я любила читать, признаюсь; но, дойдя до определённого рубежа, ты понимаешь, что это бессмысленное занятие. Мировая литература ограничена в темах и сюжетах; добро и зло, страсти и страдания, мысли и переживания… Всюду одно и то же. Перечитав сотню книг, можно на глазок определить, о чём будет сто первая. Эта – жизнеутверждает и вселяет свет; эта – заставляет заглянуть вглубь себя и вытащить наружу самые тонкие чувства, чтобы разобрать их по винтикам; эта говорит, в какую ужасную эпоху мы живём, эта побуждает к мысли, эта взывает к совести, эта отвлекает, эта веселит, эта уносит в другой мир, это заставляет поломать голову… Впечатление, которое останется после прочтения, ясно уже к концу первой страницы. Бывает, конечно, разница в деталях – но она поверхностна и несущественна. То же и с кинематографом, и с поэзией, и с живописью… Вообще со всем. Конечно, ты скажешь мне, что я смотрю на эти вещи издалека, слишком абстрактно; что мне стоило бы сойти с горы, взять лупу и утонуть в море подробностей – тогда, действительно, можно до конца жизни одну Агату Кристи изучать и в каждой книге что-то новое находить. Но, увы, – слишком поздно! Я получаю удовольствие только от сливок – но в итоге пресыщаешься даже ими.

– Не нравится читать – напиши, – безапелляционно заявила Каштанка. – Могла бы прославиться, раз такая умная.

– Ты хоть представляешь, сколько человечество успело нагадить со времени своего появления? Сейчас так особенно: тонны бумажного дерьма растут в геометрической прогрессии. Моя милая книженция ничего не изменит. Положить жизнь на то что, чтобы океан пополнился новой, абсолютно уникальной и сверхценной каплей? Нет уж.

– Но ведь это именно твоя книжка, твоё творение!

– Слушай, человечество мусолит одни и те же темы почти три тысячи лет. Есть произведения, наиболее полно раскрывающие ту или иную проблематику. Описывать ревность после Шекспира – только самолюбие тешить. Занятие, как ты понимаешь, унизительное.

– Но ведь есть новые тенденции…

– Всё, что только и может осмыслиться в связи с новыми тенденциями – роль Инстаграма в мировом геополитическом процессе, например – осмысливается мгновенно. Слишком много человек жаждут славы, жаждут выделиться и от того постоянно что-то выделяют. Если тебе в голову пришла занятная мысль – не напрягайся, кто-то уже успел написать на эту тему статью, а то и книгу. Человечество, в конце концов, мыслит одинаково, за исключением разве что уж совсем безумных гениев. Да и то: я не удивлюсь, если нечто наподобие теории относительности родилось в голове Любы Ивановой, жившей в тысяче километров от Эйнштейна.

– Но ведь гениальность можно в себе развить, – даже не думала сдаваться Каштанка.

– Ты имеешь в виду, что гениальность, как сказал кто-то из великих, это 1% таланта и 99% труда? Нет. Это искра Бога, дар Урана. Талантливых людей – как грязи под ногами. Мы перестали ими дорожить; человек уже априори должен обладать каким-то талантом – хоть в астрофизике, хоть в кулинарии – а то даже и неприлично. Утрата одного талантливого человека ничего не значит сегодня, и даже гении снизились в цене. Впрочем, ладно, есть и от них польза. Человек талантливый может развить систему во всей её глубине, но лишь гениальный выйдет за её пределы. Тут нужно обладать определённой долей безумия.

– Мне кажется, ты на правильном пути, – обнадёживающе заверила её Аля.

– К счастью, нет. Тут тужься или не тужься – выше головы не прыгнешь.

– Дело не в том, что это всё уже было. Дело в том, что это сделаешь именно ты.

– Я не настолько эгоистична и тщеславна, чтобы насиловать собою мир.

– Ты так говоришь о славе, как будто это что-то плохое, – пробормотала Каштанка, решившая не сдавать врагу ни пяди.

– Слава ничего не даёт и ничего не гарантирует. Слава не связана ни с твоими истинными талантами, ни с реальными достижениями. Фортуна рассыпает дары какой-то странной прихотью. Человек побеждает на конкурсе Чайковского и получает звание лучшего пианиста мира, а где-нибудь в глуши, быть может, сидит человек талантливее во сто крат, которому жизненные обстоятельства не позволили реализоваться. Человек пишет гениальный роман; приободрённый вниманием публики, он ликует где-нибудь на берегу Индийского океана; в то же время выходит откровенная безвкусица, которая даже превосходит его успех. Может ли он доверять после этого чудной публике? Спортивная слава – ещё более сомнительное счастье.

– Почему это?

– Вообще спорт – занятие довольно глупое и даже вредное. Победа спортсмена пробуждает националистические чувства, то есть активизирует одно из самых грубых и примитивных начал в человеке. И всё равно это бессмысленно. Ты жизнь свою бросишь на то, чтобы установить мировой рекорд. И что? Рано или поздно придёт человек, который его побьёт. Что бы ни сотворил – всё смоет, все сметёт безжалостная рука времени. Дом разрушится, дерево зачахнет, ребёнок умрёт. Шедевр не переживёт определённого рубежа: даже Пушкина когда-нибудь забудут… Ты могла бы привести мне пример гения Леонардо да Винчи, который дошёл до нас сквозь века. И что? Бородатому какой прок с этой посмертной славы? Он спит в земле сырой. Люди любят его? Нет. Они знают его популяризированный образ, который едва ли имеет к нему непосредственное отношение. Все слышали о «Моне Лизе»; часть видела её в плохом качестве в интернете; немногие счастливчики доехали до Лувра, где успели сделать селфи за те три секунды, что их подпустили к картине. Стало и от этого лучше Лео в его могиле?

– Да при чём тут Лувр, – закипела Каштанка. – Не хочешь трудиться над книжкой или картиной – заведи блог на «Ютюбе», в Инстаграме страничку раскрути.

– Блогеру нужно гореть какой-то идеей, чтобы так безжалостно нести её людям. Никто не подпишется: мне абсолютно нечего сказать. И вообще, чтобы быть популярным в современном мире, нужно быть идиотом, так что такая слава даже оскорбительна.

– Конечно, лучше лежать на печи и считать ворон, – с великим неудовольствием пробормотала оппонентка, доставая из шкафа тёмно-синий кардиган и закутываясь в эту боевую униформу.

– Конечно.

– Тебя послушать, так жизнь – такая бессмысленная штука, что не стоит даже и начинать.

– Ты умнеешь на глазах! Я думаю, пора повышать тебя до старшего авнониста.

– Спасибо. Но другие же люди как-то вертятся!

– Животное трудоголическое начало застилает им глаза. Они полны жизненных сил, им так и хочется куда-нибудь их применить. Осталось только вклиниться в какую-нибудь империю смысла – и дело в кармане! Но человек, который поднялся над этой житейской кутерьмой, который видит всё слишком ясно, не может спуститься вниз со своей снежной вершины. Суровое время не пощадит никого – всё разрушит, всё снесёт оно своей оглушающей волной. Всё суета и томление духа… То, что ты называешь созиданием – всего лишь перестановка элементов в природе. Возможно, сейчас ты пьёшь чай, вода в котором получилась от испарения трупной жидкости. Вечная рокировка!

Интуитивно Каштанка чувствовала дремавшие в недрах Настиной сущности сокрытые мощные силы. Иной раз девушке казалось, что она очутилась на безопасном островке посреди болота, в глубинах которого покоится атомная бомба, готовая взорваться в любой момент. Другое дело, что Аля не могла чётко осознать, ни что может спровоцировать этот взрыв, ни как направить эту колоссальную потенциальную энергию в мирное русло. Она видела, что часовой механизм Настиной личности развален и не знала, как его запустить, поэтому начала подталкивать соседку к действию теми путями, которые именно её, Каштанку, вывели бы из сонного царства.

– Я знаю, что тебе нужно! – однажды вскликнула она, заявившись домой под утро с увесистым пакетом в руках. – Держи! Вот тебе отличная книжка. Самая лучшая из всех написанных. Будь моя воля, я бы все книги сожгла, только её оставила бы.

– Потому что она полезная, а ради остальных зря деревья вырубали?

– Именно!

И Каштанка, будто виртуозный фокусник, извлекла из пакета книжку в мягком переплёте с вопиющим заголовком «Как перестать лениться и начать зарабатывать деньги» за авторством некоего Стенли Ли.

– Спасибо, – сказала Настя, постаравшись пустить растроганную слезу. – Я обязательно прочитаю и выучу наизусть. Нет! Я отксерокопирую все листы и развешу в своей комнате вместо обоев, чтобы читать перед сном.

– Я рада, что ты приходишь в себя, – важно ответила Аля, запуская руку в пакет. – Вот, смотри, что у меня ещё есть. «Как заработать миллион за 3 дня» Дона Цуккини, «Делаем дело: как встать с дивана», «Станьте самым известным бизнесменом мира».

– Боже, ты наконец-то внесла в мою жизнь свет, – с неким озорством в глазах заявила хозяйка квартиры. – И что же они глаголят? Что нужно поставить цель, встать с дивана и ползти по направлению к мечте? Три ложки веры в себя, щепотка позитивных мыслей, два пакета фальшивых улыбок – и Вселенная у меня в кармане?

– Совершенно верно, – застыла поражённая Каштанка. – Ты могла сама бы писать их!

– Обязательно этим займусь, как только установлю в ванной твой пляжный зонт. Буду лежать в мыльной пене, попивать мартини и притягивать удачу. Книги про бизнес – моё призвание, я думаю. Потом можно перекинуться на более фундаментальные вопросы. Принеси мне, пожалуйста, ещё книг из этой серии. Что-нибудь про отношения. «Как спасти ваш брак за полчаса», «Что делать, если вы – пингвин, а ваш муж – дельфин», «Как перестать беспокоиться о том, что вы сгорели заживо» и что-нибудь в этом духе. Можно ещё эзотерической направленности пару экземпляров. «Хорошее – это хорошо, а плохое – это плохо», «100 признаков того, что в вас вселился демон», «Почему добро лучше, чем зло», «Как стать Богом за 10 дней», «Советы домохозяйкам: изгоняем нечисть из кладовки». А! И про науки, пожалуйста, не забудь. «Кант в 3 словах», «Познайте историю человечества за 15 минут», «Эйнштейн в коляске: чем кормить ребёнка, чтобы вырастить гения» и тому подобное.

Аля тщательно записала всё слышанное в блокнот с эмблемой родной компании «Авнó». Дня четыре она методично приносила хозяйке книги схожей тематики (пару названий Насте удалось угадать слово в слово). Однако прошла целая неделя, и Настя так и не встала властелином мира; в Каштанке начинала клубиться глухая ярость, которую она не преминула вылить на девушку, когда в один хмурый день они сели обедать.

– Если тебе так не нравится работать, – внезапно выпалила она в самый разгар поглощения макарон, – ты могла хотя бы завести себе ребёнка.

– Ещё чего! Уж лучше писательство и слава.

– Что?

– Это гораздо менее эгоистично, по крайней мере. Я, конечно, рада, что с появлением ребёнка барышни обретают смысл своего существования, но это высшая степень свинства, какую только и можно себе позволить. Ради своего личного счастья призывать в этот мир, полный горестей и страдания, чистую душу… Нет уж.

– К тому же, – язвительно спародировала подругу Аля, – на земле живёт так много человек, что вряд ли ей нужен ещё один.

– Авнофилософ богу подобен! Да. Планета и так стонет, изнемогает под чрезмерным бременем людей, этой ненасытной животной массы. Подумай сама: ты родишь ребёнка, будешь ночами не спать ради его благополучия, а он вырастет неблагодарным наркоманом и сядет в тюрьму до конца жизни. И это ведь лотерея, совсем элиминировать риски нельзя. Сколько людей могут похвастаться безукоризненными отношениями со взрослыми детьми? В лучшем случае это вежливое безразличие, только и всего, социальные танцы. Ребёнок – предприятие сомнительное; отдачи потребуется на 100%, а шанс получить на выходе что-то стоящее стремится к нулю. Нет уж, риск слишком велик.

– А если ты родишь гения?

– А что, гении так нужны человечеству? «Конечно», – скажешь ты, – «ведь они продвигают человечество, устраивают нам прогресс. Гав-гав-гав». Да пошли они к чёрту, все эти ваши гении, вот что! Прогресс ничего не меняет: суть жизни одна и та же, и право же, эти сменяющиеся каждое столетие декорации обходятся нам слишком дорого. Уверяю: отними от тебя транспорт, микроволновку, канализацию и посели тебя в древнем племени в тысячи километров от ближайшей цивилизации, ты научилась бы жить без всего этого барахла через три недели. И была бы не менее счастлива.

– Без «Авнó»? – вскипела Каштанка.

– Даже без «Авнó», представь себе. Втюхивала бы несчастным папуасам кожуру от бананов втридорога. Продолжая тему: семья плоха в любом случае. Несчастный в семье человек тратит массу душевных сил, чтобы преодолеть те страдания, которые иначе бы не возникли вовсе. Посмотри на женщин, тянущих на себе мужа-алкоголика и пару-тройку детей. Как много ресурса они у себя отбирают, чтобы скормить его тем ртам, которые рано или поздно окажутся в могиле и вряд ли выскажут ей какую-либо благодарность. Подумай о несчастных, ежедневно терпящих насмешки и унижения. Смогут ли они сотворить что-то великое? Та энергия, которая могла бы успешно реализоваться вовне, тратится на латание внутрисемейных дыр.

И зачем бедная глупая женщина вешает себе дополнительное ярмо на шею? Это всё мода, дурацкая мода на отношения. Если бы в моде была настоящая дружба, а не настоящая любовь, вокруг неё раздули бы такой же нелепый культ. Миллиард и одна статья о том, как определить, является ли ваша дружба настоящей, миллиард и два ритуала вступления в настоящую дружбу и выступления из неё, миллиард и три праздника всех друзей… Пока же фотографии с друзьями в соцсетях признаются уделом маргиналок, которые не нашли себе любовь всей жизни.

– А если человек женился счастливо?

– Тем хуже для него. Если семейная жизнь удалась – человек превращается в полного идиота. Его захлёстывает волной животного счастья, которая тушит в нём всё великое. Он становится как бы половиной человека, а с появлением детей – ещё и четвертиной. Взгляни на обычное семейное времяпрепровождение. Это конвейер по производству глупостей! «Что мы будем есть на ужин, дорогая?» – «А ты что хочешь: пельмени или макароны?» – «Пельмени». – «Тогда сбегай в магазинчик, милый. И подожди, я тебе ещё напишу список». И так целый вечер, фактически всё свободное время! Человек одинокий не стал бы размениваться на глупости. Он бы перекусил первым, что попадётся под руку, и пошёл бы штудировать фолианты. Но ведь им нужно развивать гнёздышко, делать всё совместно, сообща – и вот, пожалуйста. Два здоровых человека смотрят какой-нибудь сериальчик, причём одному из пары он не то чтобы интересен и не то чтобы привнесёт искру в его духовное развитие. Так как высшее начало в них медленно гаснет, они только и могут, что ещё больше цепляться друг за друга, давясь этим животным счастьем, и круг замыкается. Сначала борщи, походы по магазинам, прибивание полочек к стеночкам воспринимаются как что-то новое и радуют; потом человек осознаёт, что эти глупости отнимают у него ценное время на саморазвитие; потом он понимает, что потерял всё, чем жил раньше, и осознаёт, что выхода нет и приходится радоваться тому, что есть.

Дух не терпит соединения с кем-то, он должен быть одинок. Соединение – это грехопадение; чем с большим количеством людей связывается дух, тем сильнее он дробится. Из мощного каната получается множество хилых, общипанных верёвок. В цельности красота, в дроблении – низость. Только одиночество и созерцание рождает великое.

– Кто-то только и делает, что разрождается великим, я смотрю, – не вытерпела Каштанка.

– Нет, – с удивлением воззрилась на неё девушка. – Не разрождаюсь и не собираюсь. У тебя есть, что возразить по существу? По поводу вредоносности семьи?

– Ты бред несешь какой-то… Семья, любовь и поддержка дают тебе силы. Я вот без мужчины ослабеваю.

– Не спорю, такой эффект может наблюдаться, однако он глубоко ложный в сути своей. В союзе мужчины и женщины образуется новая сущность с чётким разделением функций и полномочий. Ему перетекают её мужские черты, ей – его женские. Таким образом, ты, милая Каштанка, освобождаешься от мужской части себя. И что делать, если на старости лет муженек покинёт тебя ради нимфетки? Лучше уж быть цельным и независимым человеком – это праздник, который всегда с тобой.

– У меня силы появляются, – тяжёлым, точно плеть, взглядом избивала её собеседница.

– Ага, и ты начинаешь действовать более эффективно. В животном мире, попрошу заметить. Лучше вертеться, лучше крутиться, лучше возиться… И то, только до тех пор, пока у вас случается качественный и регулярный секс. Потом он пропадёт, и всё станет хуже, чем было. Лучше трансформировать секс во что-то высшее, это миф, что без него нельзя жить. К высотам духа это не имеет никакого отношения.

– Дух на хлеб не намажешь.

– Другим человеком сыт не будешь.

– А потом всё равно все умрут?

– Именно. И всё, на что ты положила жизнь, всё, ради чего ты отказалась от своего «Я» станет прахом. Хотя всё равно: наш мир устроен настолько несовершенно, что человек, даже пребывая в счастливом одиночестве, сам себя загрызёт.

– Хорошо: ты отрицаешь работу, славу и семью. Но есть же власть.

– Да зачем она мне? – искренне удивилась Настя. – Человек власти занимается окружающей действительностью, он настолько погружается в эту мышиную возню, что лучше свиней разводить, ей-богу.

– Искусство?.. Тоже – нет?

– О, власть над душами! Да разве человек искусства может властвовать чужой душой? Он может развлекать её – да и только. Человеком владеют мощные программы подсознания; сдвинуть хотя бы одно колесо – дело многих лет, зачастую это неподвластно ему самому. Животные программы выживания укоренены в нас слишком сильно, их лишь сверху поперчили социальным – жалкое прикрытие, которое сдует при первом же ветре. Человека может захватить произведение искусства, тронуть его глубоко и сильно – но сам механизм его существования чужая душа не заведёт на новый лад; она проникнет туда и произведёт кратковременное волнение, да и только.

– А психолог?

– Никто не в силах изменить другого. Тот, кто утверждает, что меняет людские судьбы, просто тешит себя жалкими иллюзиями. Психолог может только указать путь развития и способы выхода из кризиса, но делать шаг каждому придётся самостоятельно. То, что нужно делать для счастья, мы знаем. Все знают, все! Но почему этого никто не делает? Слишком сильна внутренняя инерция. Что скажет тебе психолог? Просто повторит то, что ты уже знаешь. Может, поддавшись воодушевлению, ты и попытаешься сделать то, что он говорит, и на время это даже принесёт эффект, но через некоторое время всё вернётся на круги своя.

– А психиатр? – не сдавалась Аля.

– О! Психиатр! Психиатры, медики – это всё просто кощунственно. Душа выбирает воплощение в этом, материальном мире, чтобы разнообразить своё существование опытом страдания. Углубить себя, сделаться мощнее – только ради этого и стоит из множества вариантов выбрать Землю! И что же? Человек, этот вселенский лентяй, только и делает, что пытается облегчить себе боль. Это то же самое, что быть выгнанным за списывание из университета, стоимость обучения в котором составляет 50 000 долларов в год и ради диплома которого ты продал всё своё имущество.

– Так вот мы и нашли смысл жизни! – с радостью возвестила Каштанка. – Иди себе на шахту и страдай, кто тебе мешает?

– Я предпочитаю страдать у себя дома, нежели на шахте, – сладко потянулась Настя. – К тому же, человек мыслящий, который ясно видит, как тут всё устроено, в какой-то момент перестаёт страдать вовсе. Отрезали руки? Полезный, обогащающий тебя опыт – уж гораздо более занимательный, чем у миллионов офисных клерков. Тем более максимум через 70 лет твои страдания кончатся, и ты окажешься в лучшем из миров, а возвращение туда после долгой разлуки будет лишь радостнее. Умер родственник? Не беда, скоро вы встретитесь снова. Так отчего страдать-то? Это самое ужасное.

– Но зло? Каждый человек обязан уничтожать зло!

– То, что мы называем злом, по сути своей есть повышение эволюционного уровня. Так что это скорее с добром надо бороться, как со ступором прогресса. Без дельного количества зла воздух становится смрадным и душным, и всё медленно гниёт и тлеет.

– Чего?

– Предположим, человек заболевает неизлечимой болезнью. Куда ни плюнь, сплошные преимущества. Если он выстоит, то его энергетика станет чище и мощнее, осознанность и радость жизни повысятся, а своим примером он будет нести надежду падшим. Если нет – отправится в высшие слои и своей смертью исцелит души окружающих, заставив их страдать, сделав их глубже и тоньше. Что будет, если он всегда будет весел и здоров и станет в окружении любящей семьи жить вечно? Сплошное гнойное болото. Члены этой замечательной семьи будут обращать друг на друга внимания не больше, чем летящие на землю снежинки.

– Но жизнь! Радость жизни! Неужели ты не чувствуешь ни запахов, ни вкусов?

– Когда ты юн, жизнь пленяет тебя; впереди тебя ждёт всё неизведанное. В детстве мир кажется волшебным: ребёнок не забыл ощущения Рая, из которого был изгнан, и живёт в стране чудес. Сколько детей искренне осматривают стенки шкафов, надеясь попасть в Нарнию? Однако когда ты взрослеешь, схематичность, сюжетная ограниченность жизни встаёт перед тобой во всей красе. Жизнь, как плохая программа, задана набором ходов и последствий. Ты можешь выучить всё на 100 баллов и поступить, куда надо; или не поступить. Жениться или не жениться… Всё это довольно предсказуемо и не представляет никакого интереса вообще. Будешь вести себя правильно – добьёшься успеха, неправильно – не добьёшься; возможен и иной результат.

– Слушай, ты тут занимаешься глупыми разглагольствованиями и только небо коптишь. Покончи с собой, если тебе так плохо живётся, всего дело-то.

– Ты правильно всё говоришь, – с лёгким волнением сказала Настя, приподнимаясь с подоконника. – Да, это наиболее правильный и логичный путь. Умереть, до конца следуя своим идеям, – так и должен поступать человек! Но… не могу. Меня грызёт преступная воля к жизни. Сколько раз я бы ни попыталась совершить прыжок в бездну, этот мощный канат, связывающий меня с миром, никак не хочет обрываться.

– Извини, но я устала слушать этот бред, – не выдержала, наконец, Каштанка. – Как по мне, ты просто лентяйка и ищешь всякие глупые отмазки. Иди поработай, эта дурь из твоей головы быстро вылетит.

– Я же говорила, – меланхолично склонила голову набок Настя. – Не стоило и начинать.

И всё же Каштанка не теряла надежду. Настя напоминала ей человека, катастрофой выброшенного на льдину и блуждающего в океане. Но надвигался какой-то новый шторм: своим невероятным чутьем Аля предчувствовала ветер перемен, который возьмёт эту льдину и безжалостной рукой выбросит её в более жаркие воды, где она неминуемо растает и заставит хозяйку барахтаться. Что не преминуло случиться.