Читать книгу Инари: легенда о мироходце - Алиса Дж. Кей - Страница 4

Сам Кен Джун расположился на мостках, наблюдая за тем, как клонится к горизонту круглое огненное солнце, и стал дожидается дядю.

Уши Ынхе не подвели. Не успело солнце поравняться с горным хребтом, как на берег залива въехали всадники. Все кони свиты Лорда были редкой породы, выведенной в северных землях Дай-го. Когда-то северный народ промышлял в основном разбоем и ему требовались выносливые и быстрые скакуны, чтобы совершать набеги на соседние племена. Такой отбор привёл к тому, что от других пород лошадей северян отличал высокий рост, длинные ноги, худая талия, тонкая шея и сухая голова. Всё это придавало коням столь изящный и утонченный вид, что складывалось впечатление, будто созданы они для неба, а не для земли.

Лошади всех известных Кен Джуну героев принадлежали к этой породе. И его собственный конь Лунь тоже. Кен Джун выбрал Луня, зная, что такие лошади не терпят неуважения со стороны человека, но могут быть преданны хозяину, который проявит к ним должное внимание и заботу.

Лучи закатного солнца играли на золотых налобниках коней Лорда, что придавало им ещё больше неземного величия. Их уздечки были отделаны дорогими камнями, а пластины, прикрывающие круп и бока, расшиты ярким бисером.

Смотреть на столь грациозных животных было сплошным удовольствием, но вот из зарослей выскочили гончие и подняли неуёмный лай. Лорд разводил пегих псов специально для охоты, и в отличие от коней они выглядели жутковато.

Ещё издали учуяв собак, лисица спрыгнула с мостков и спряталась. Поэтому дядя застал Кен Джуна в одиночестве и сразу же направился к нему:

– Рад тебя видеть, племянник! – Лорд похлопал юношу по плечу.

Кен Джун обхватил своей левой рукой правый кулак дяди в знак более формального приветствия, а тот продолжил:

– Заезжал к вам в «Птичий терем», но тебя на застал. Слышал от твоей матери, что тут живёт ведьма, которая топит селян, не встречал?

Дядя был младшим братом отца Джуна и походил на него чертами: узким носом без выраженной переносицы, изгибом бровей, высокими скулами. Но по телосложению отец Джуна был более мощным, а его брат – более долговязым. Если отца Джуна ставили в пример за упорство и бесстрашие, то дяде приписывали способности к дипломатии, поскольку он добивался результата вежливым обхождением и долгими разговорами.

– Ведьма? – рассмеялся Кен Джун. – Говоришь ли ты о доброй женщине, которая здесь жила? Должно быть это какая-то ошибка. Давайте-ка лучше выпьём чаю и поговорим о хозяйстве. Я слышал, ты хочешь залить поля под рис?

Они прошли в хижину, которая всё ещё сохраняла черты чайного домика. Внутри на горячих углях стоял чайник. Джун взял приборы для церемонии, листья зеленого чая, добавил семян кардамона и налил кипятка.

Лорд и Кен Джун уселись на полу друг напротив друга. Сквозь открытую дверь в помещение проникал мягкий свет, отчего на стенах зашевелились нечёткие тени. Ароматный пар поднимался к самой крыше.

– Рис – простой злак, поэтому им просто торговать, – произнёс, наконец, Лорд, отставляя чашку. –Что же до нежелания селян проводить любые изменения – они от природы ленивы и трусливы, а также склонны скорее чинить сложности на пути к новому, чем способствовать ему. А сложности, Джун, никогда не приносят доход.

– Вы как всегда зрите в корень проблемы, дядя, – ответил Джун, глядя в золотой омут чая. – Однако, я узнал, что женщина, которая здесь жила, догадалась молоть лотосовую муку, – юноша кивнул на мешок, стоящий снаружи у крыльца. – Здесь крахмал из лотоса используют для приготовления супов и соусов. Если не делать отводов из реки, а молоть муку из растения, обильно произрастающего по берегам, то работать придется меньше, а удовольствие получится дорогое.

– Простая идея – самая верная? – прищурился дядя. – А ты изменился, племянник. Уже совсем не тот юнец, который рвётся в атаку. – Лорд заново наполнил чашку и сделал глоток. – Ты здесь один? Не желаешь остаться и продолжить осматривать угодья со мной?

– Спасибо за приглашение, дядя, но я, пожалуй, поеду обратно в село, – чуть склонил голову Кен Джун, – там меня дожидаются слуги.

– Как знаешь, – согласился Лорд.

Они допили чай и простились.

Сев на своего коня, Кен Джун направился в обратный путь. Теперь Ынхе бежала лисицей рядом. Лес словно раскаленными спицами был пронизан лучами закатного солнца. Путники торопились миновать его до сумерек и остановились, лишь когда каменный драконий мост остался за плечами.

Там, у излучины реки, Кен Джун привязал коня и сел на берегу, чтобы понаблюдать, как солнце скроется за пиком Коси, который величественно поднимался над хребтом словно перевернутый розовый веер.

Как говорили селяне, ночь приходит тогда, когда солнце садится за гору Коси.

Легенда гласила, что когда-то Коси был великаном, спустившимся на землю, чтобы помочь людям. А русло реки Уда, что лежала перед горой, Коси начертил пальцем. Господин Ван, наставник Джуна, утверждал, что русло извилистое, потому что Коси заложил в начертание какое-то слово. Чаще всего в хрониках утверждалось, что слово это «вода», что было созвучно имени реки. Однако, Джун придерживался по этому вопросу собственного мнения. Раз Коси спустился, чтобы помочь людям, то и русло он должен был проложить там, где им требовалась вода. И никаких тайных посланий при этом великан не писал: зачем бы ему это было нужно?

Когда последние отблески солнца исчезли за горизонтом, Кен Джун развёл костер. Убедившись, что пламя перестало скакать и горит ровно, юноша достал букет травы, полученный от ведьмы и запалил его. Когда конец пучка занялся пламенем, а затем стал тлеть, Джун осторожно помахал пучком в свою сторону. Сразу потянуло сладковатым дымом, от которого закружилась голова. Дым вокруг становился всё плотнее, чтобы разогнать его, юноша дунул и… услышал звучание цитры.

Возле большого панно, изображавшего охоту тигра, на коленях сидела девушка в розовом одеянии. Руками она перебирала струны, лежащего перед ней музыкального инструмента. Её звонкий голос разлетался под сводами храма:

Ты – моя счастливая звезда,

Что вечером зажглась на небосклоне.

Но чтоб сбылось моё заветное желанье,

Тебе упасть придется и разбиться.

Я буду по земле бродить и собирать осколки:

Все мы сотворены из звёздной пыли.

Девушка закончила петь и подняла голову. У неё было самое прекрасное лицо на свете: фарфоровая кожа, острый подбородок, пухлые губки, тонкая переносица и большие орехового цвета глаза.

Кен Джун вспомнил, что в тот раз он с матерью и братьями поехал навестить дядю в его летнем дворце. Но по дороге, уже в землях Лорда, у повозки, в которой путешествовала госпожа Кен с младшими сыновьями, сломалось колесо. Семья сделала вынужденную остановку у храма Справедливости, главного святилища земель клана Кен.

Тогда пение девушки из храма произвело на Кен Джуна неизгладимое впечатление, но ему не суждено было узнать ни название чудесной песни, ни имя исполнительницы.

Картина сменилась. И Джун оказался в хлопковом поле. Он лежал на спине, в тени одного из немногих растущих тут вязов, тех, из которых делают мебель для самого Оверлорда, и смотрел на проплывающие мимо облака. В этот раз Кен Джун оказался в землях дяди, поскольку тот вызвал его для обсуждения новой военной кампании по выходу к морю. Оставив подковать захромавшего коня в ближайшей кузнице, юноша отправился бродить по окрестностям, наслаждаясь моментом беззаботности.

Вдруг Кен Джун услышал дивный голос. Сомнений в том, что он уже слышал его раньше, у Джуна не было. Юноша резко поднялся с земли и сел. Ни горячим ли полуденным солнцем напекло ему голову? Не слышится ли ему то, чего нет?

А между тем девушка допела:

Я буду по земле бродить и собирать осколки:

Все мы сотворены из звёздной пыли.

Она находилась всего в десяти шагах, и Кен Джун прекрасно вдел, что в этот раз одеяние на ней было нежно-голубое, в руках она держала цветочный венок, в который вплетала стебли с раскрывшимися коробочками хлопка.

Не в силах больше наблюдать затаившись, юноша поднялся на ноги и окликнул девушку. Та от неожиданности вскрикнула и закрыла лицо веером, поняв, что находится в поле не одна.

– Не бойся, – поспешил успокоить её юноша. – Я Кен Джун, племянник Лорда, будущий глава клана. Я не сделаю тебе ничего дурного. Ты ведь служительница храма Справедливости? Я слышал твою песню. Скажи мне, как твоё имя?

– Сон У, господин Кен, – ответила девушка, опуская веер, но не поднимая глаз.

– У тебя очень красивый голос, Сон У, – улыбнулся Кен Джун. – Так бы и слушал целый день.

– Спасибо господин Кен, – девушка покраснела. – Могу я идти?

– Конечно, – отпустил её Кен Джун, но ещё долго смотрел вслед.

А девушка бежала, паря среди цветов и белого пуха хлопка словно среди облаков.

Вернувшись домой, Кен Джун не мог найти себе места и забыть дивное видение – песню Сон У. Поэтому в ближайшую субботу он отправился на сельский рынок и купил соловья, которого велел доставить в храм служительнице. А спустя месяц, перед днём Справедливости, он получил красную карточку из храма – приглашение на торжества.

На праздник в честь дня Справедливости служительницы храма подготовили представление «В руках судьбы» о воине по имени Нобунага. Младенцем он был найден в камышах, воспитан монахом, а затем сделал карьеру военного при дворе Лорда Оникса, желавшего объединить Дай-го. Последним не покорившимся регионом оставались южные степи. Тогда Лорд Оникс отправил Нобунагу в южные земли, чтобы тот подавил восстание. Воины армии не верили в возможность победить обитателей степи, которых считали «степными духами». Тогда Нобунага пошёл в храм Справедливости, где получил монету. Вернувшись к воинам, он сказал, что подбросит её, и если выпадет «тигр», то божества благосклонно относятся к походу и помогут, если же выпадет «лотос», это будет означать неодобрение божественных сил. Нобунага подбросил монету и выпал «тигр». Это вдохновило армию, и Нобунага подавил восстание жителей степи. Параллельно Нобунага узнал, что его отцом был предводитель «степных духов», свергнутый кланом соперников. А сам мальчик спасся лишь потому, что его в корзине спустили по реке. Так Нобунага вернул себе степи и присоединил последние земли к Дай-го. Лорд Оникс отдал своему доблестному военачальнику в жены дочь, и тогда Нобунага стал первым Оверлордом. Секрет же заключался в том, что на обеих сторонах монеты из храма был одинаковый оттиск – тигр.

Кен Джун знал и любил эту историю, но не мог дождаться, когда же спектакль завершится. Лишь на миг он забылся, когда Сон У, облачённая в черное ханьфу, исполняла свою партию невесты главного героя, которая знала, что лишь один Нобунага может объединить Дай-го, но при этом велика вероятность того, что он погибнет. Вновь звучала так полюбившаяся Кен Джуну песня о звезде, а за спиной девушки поднимались зловещие тени. И Джуну неимоверно захотелось защитить её от любых злодеяний, пусть даже выдуманных автором пьесы.

Когда представление окончилось, служительницы храма стали ходить среди гостей, раздавая ритуальное угощение и собирая подношения божеству. Когда Сон У проходила мимо, Кен Джун положил на поднос перстень с драгоценным камнем. Сначала он снял кольцо, которое украшал тигровый глаз, но вовремя передумал: такое подношение может быть неверно расценено покровителем святилища. Поэтому Джун поспешно надел перстень обратно на палец, а на поднос положил другой – с бирюзой. Сон У всё поняла и подмигнула, но сказала только:

– Мы признательны каждому, сделавшему подношение во имя справедливости.

– Отличное выступление, выше всяких похвал! – подхватил Кен Джун, чтобы разговорить её.

– Рада, что вы пришли, господин Кен, – поклонилась Сон У.

– Как я мог не прийти, если получил приглашение? – юноша посмотрел в глаза служительницы.

– Господин Кен, извините меня за то, что я позволила себе такой жест, – вжала голову в плечи девушка, и подвески на её заколках зазвенели. – Мне не стоило отправлять карточку, ведь соловья я отпустила…

– Незачем извиняться, Сон У, – улыбнулся юноша. – Я благодарен за это приглашение. И буду и впредь с удовольствием посещать храм.

Так незаметно для всех Кен Джун и Сон У начали тайно встречаться.

Однако, этот период продлился недолго. Кен Джун знал, что их ждёт расставание, из-за его участия в военной кампании за выход к морю. Джун не сказал Сон У, что идёт на войну, чтобы она лишний раз за него не переживала. Кампания обещала быть короткой, и Джун рассчитывал на то, что, возможно, девушка даже не заметит его отсутствия.

Но в походе всё пошло не так, как предполагали Лорд и Кен Джун. Климат в землях у моря оказался слишком влажным и холодным, поэтому многие их воины страдали от проблем с дыханием и ломоты в костях. Приморские жители были приспособлены к подобным атмосферным особенностям и нередко использовали туманы для внезапных набегов и атак. Но чем медленнее продвигалось войско Лорда, тем отчаяннее бился Кен Джун. И когда на горизонте показалось море, он издал победный клич.

На обратной дороге Кен Джун свернул к храму Справедливости и нашел Сон У в саду. Тонкий слой снега покрывал землю и каменные фонари, на которых образовывались сосульки. Вода в речке, через которую был перекинут горбатый мост, покрылась хрупкой корочкой льда. Лишь вечнозелёные кряжистые кедры не сильно поддавались метаморфозам. Среди их ветвей пел соловей.

Отведя воина в сторону, чтобы их никто не видел, Сон У холодно сказала:

– Как долго ты не появлялся. Говорят, ты был на море, – брови её невольно нахмурились, а губы скривились.

– Правду говорят, – ответил Кен Джун, доставая из-за пазухи сверток. – Здесь коралловое ожерелье, которое морской владыка Рю-Дзюн собрал для своей дочери Вонг. Но Вонг попала в сети и уговорила рыбака отпустить её в обмен на ожерелье для его невесты.

– Как же оно досталось тебе? – с усмешкой спросила Сон У.

– Рыбак был глупым и предпочёл его продать, – пожал плечами юноша.

– Возможно, глупым оказался вовсе не рыбак. А тот, кто дорого заплатил за дешёвые сказки, – покачала головой Сон У.

– Возможно, – согласился Джун. – Но теперь оно твоё. Считается, что его владелица будет счастлива в любви.

Глаза девушки расширились. Она задержала дыхание и, выдохнув, сказала.

– Ты знаешь, что это невозможно.

– Не важно, – Джун застегнул ожерелье на её шее.

Сон У выглядела так прекрасно, что юноша решился её поцеловать.

Так прошли зима и весна. Через год после первой встречи, в преддверии дня Справедливости, Джун снова получил приглашение из храма. В ответ он попросил Сон У увидеться на озере у подножия Снежной горы, на левом берегу реки, протекавшей возле храма. Там Джун сказал Сон У, что любит её и хочет на ней жениться.

Девушка побледнела.

Они стояли на берегу удивительно красивого озера, вода в котором была ярко-голубой. Люди очень редко сюда приходили, потому что считали место колдовским, а Джун знал, что вода попадала сюда из минеральных источников и была насыщена солями алюминия, поэтому при солнечном свете приобретала удивительный окрас. Прямо из воды поднимались деревья. Их зелень отражалась на поверхности, придавая ей местами изумрудный оттенок. Лёгкое дуновение теплого ветра подняло рябь на воде, тогда Сон У сказала:

– Высшая воля в том, что служительницы храма не должны выходить замуж, – она опустила голову. – Мне уже оказали большую честь, приняв меня. Ещё и не просто в какой-то храм. Это святилище тигра, а ты знаешь, чей это символ…

– Я знаю. Знаю, – заверил Кен Джун, взяв девушку за руку. Та оказалась ледяной. – Но храм расположен в землях моего дяди. И я попрошу Лорда отпустить тебя, он разрешит. Он всегда был ко мне добр.

– А если нет? – Сон У со страхом посмотрела в глаза юноше.

– То мы сбежим. Я воин и смогу защитить тебя, – Кен Джун обнял девушку, прижав к себе. Из кармана он достал атласную красную ленту, которой во время заключения брака связывают молодоженов. – Держи, – сказал он, отдавая ленту Сон У, – и ничего не бойся, – а затем добавил ещё тише: – Будь готова ко дню Справедливости.

В следующий раз они встретились вечером накануне дня Справедливости. Кен Джун нетерпеливо ждал возле храма в саду, который сейчас распустился пышными цветами гортензии и лилий. Воздух заполнял тусклый фиолетовый свет, свойственный тому редкому виду заката, который возникает при стихийном бедствии.

«Наверняка на юге был цунами и пробудился вулкан», – подумал Кен Джун.

И эта мысль вдруг показалась ему знакомой.

Но он не успел вспомнить когда нечто подобное уже приходило ему в голову, потому что из-за кустов гортензии появилась хрупкая фигура в белом одеянии. В руках у неё был вещевой мешок, из которого торчала наружу флейта. Девушка стремительно прошла к Кен Джуну, бросила мешок на землю и опустилась сверху. Закатный свет падал на белое платье, собираясь черничными пятнами в складках дорожного наряда.

У Джуна защемило сердце. Ком подкатил к горлу, но девушка заговорила.

– Что сказал твой дядя? – спросила Сон У, глядя на свои матерчатые туфли.

– Он не одобрил, – покачал головой юноша. – Но это уже не важно. Важно, что ты пришла, – Кен Джун взял девушку за руку, помог подняться и подхватил мешок, перекинув через плечо. – Нам пора.

Он повёл её из сада к выходу, где ждали кони.

Однако, возле коней стоял Лорд со своей свитой.

– Дядя? – удивился Кен Джун, выступая вперед и загораживая собой Сон У.

– Остановись, Джун. Побег отменяется, – Лорд обвёл глазами своих людей, давая понять, что все выходы перекрыты.

– Мы уедем, даже если мне придется сразиться с целым войском. И даже с тобой, – Джун выхватил меч. – Уйдите с дороги!

– Я не дам тебе нарушить Высшую волю, – Лорд не сдвинулся с места. – И ты ещё скажешь мне за это спасибо.

То, что дядя даже и не собирался защищаться озадачило Джуна. Что-то было не так. Юноша обернулся и увидел, что Сон У уже схватили подоспевшие из глубины сада служители храма.

– Не делай глупостей, племянник, и я постараюсь, чтобы последствия для всех здесь присутствующих были минимальными, – велел Лорд.

Кен Джун посмотрел на перепуганную девушку, опустил меч и сдался.

Сон У запретили возвращаться в храм и увезли в неизвестном направлении. Кен Джуна сопроводили в покои дворца дяди. В то время как Лорд лично отправился к верховному правителю Дай-го, чтобы сообщить о случившемся.

В этот раз в День Справедливости у храма развернулось не театральное, а самое настоящее представление – суд под председательством Оверлорда.

Небольшая лестница к храму делилась надвое широкой площадкой. На этой площадке, приподнятой над землей, где обычно играли актёры, расположились обвинители и Верховный судья. Сюда же должны были вывести на всеобщее обозрение подсудимых.

Народу перед храмом собралось невероятно много. Ещё бы: какой стыд – совершить нарушение при храме в канун праздника! К тому же на скамье подсудимых оказались ни какой-нибудь убогий воришка или распутная девица, а уважаемые люди. Новость о том, что служительница святилища собиралась сбежать с военачальником Лорда разлетелась по окрестным землям с молниеносной скоростью.

Среди пришедших понаблюдать за процессом было много воинов. Со многими из них в последнем походе Джун сражался плечом к плечу, кому-то протягивал руку помощи, кого-то спасал от верной смерти. Молодые люди, которых раньше Джун вёл за собой, теперь искоса смотрели на него и тихо переговаривались между собой. Старшие товарищи по ратному делу – осудительно качали головами и при этом несомненно думали, что слишком рано этому юноше доверили такое высокое место.

Поникшая мать Кен Джуна сидела в первом ряду. Её поддерживали за руки братья. Когда она прибыла, ей разрешили увидеться с Джуном наедине. Во время свидания госпожа Кен сказала всего одну фразу:

– Хорошо, что отец этого не видит: он бы не пережил такого позора!

Когда ударили в гонг начался суд.

Джун был готов принять любое наказание, он знал, как бы с ним не поступили – он справится. Страх его был только за Сон У: она была непривычна к тяготам жизни, она не сможет бороться и пережить лишений и презрения.

Лорд, как господин, в землях которого произошло преступление, объявил, что сегодня здесь судят за попытку нарушения Высшей воли Кен Джуна, воина и землевладельца, и Сон У, служительницу храма Правосудия и Справедливости.

Всё, что говорилось и происходило дальше Кен Джун воспринимал как сквозь пелену. Внизу шумела толпа, но он смотрел только на Сон У, которую держали на противоположной стороне площадки. Она была одета не как служительница храма, а в крестьянские укороченные чёрные брюки и простой лиловый жакет. Девушка дрожала, хотя день был теплым и ясным, всё время плакала и заявляла, что признаёт свою вину и просит прощения, потому что, идя наперекор Высшей воле не имела никакого злого умысла.

Когда же настала очередь Кен Джуна, он также признал свою вину и просил наказать только его, поскольку он прекрасно знал о возможных последствиях своих поступков.

Снова ударили в гонг.

Оверлорд поднялся со своего места, демонстрируя недюжинный рост. Его красные глаза то ли горели пламенем, то ли наливались кровью. С ушей свисали длинные серьги. Сам Они по случаю праздника был облачён в торжественный красно-серый длиннополый мундир. В полной тишине он и объявил приговор:

– Как защитник Высшего порядка в Дай-го и с учётом того, что обвиняемые намеренно шли против Высшей воли, указываю, что единственным решением в сложившейся ситуации должно быть её исполнение: Кен Джун и Сон У никогда не должны быть вместе. А потому Кен Джун с позором лишается возможности возглавить клан. Так же он будет разжалован в звании, но как искусный воин продолжит служить Лорду под флагами Оверлорда и на благо Дай-го. Что касается служительницы храма Сон У, раз её не утраивают правила Дай-го, она будет отправлена в другой мир. Но перед этим собственноручно напоит Кен Джуна чаем забвения, отчего он о ней полностью забудет. Никто из присутствующих здесь никогда не должен напоминать о случившемся или попрекать Кен Джуна и Сон У, ибо после того, как свершится Справедливость и Правосудие, они полностью искупят свою вину.

Объявили чайную церемонию. Приготовление чая тянулось бесконечно долго. Теперь толпа внизу уже не гудела. Женщины украдкой плакали. Старики сочувственно вздыхали. Но никто не уходил. Кен Джун рассмотрел даже крутившуюся возле лисицу, подумав, что и оборотни пришли посмотреть на то, как свершится Высшая воля.

Наконец, Сон У разрешили приблизиться с подносом.

Руки её тряслись настолько, что когда она подавала чай, то разлила всю чашку. Пришлось наполнять её второй раз. Теперь Джун взял её ладони в свои и приблизил чашку к губам. Из её рук Джун был готов пить что угодно, даже яд.

– Мне жаль, мне очень жаль, – повторяла девушка.

– Ничего, это ничего, – отвечал ей юноша, а когда чашка была пуста добавил: – Ничего не бойся, я найду тебя.

– Лучше побереги себя, Кен Джун, – сказала Сон У.

И её повели к Вратам.

Врата были частью храмового комплекса, но старше его самого. При строительстве храма Врата перенесли из какого-то другого места. И, если не считать того, что выглядели они древними, ничего особенного в них не было. Резные красные деревянные тории, установленные на самом краю скалы, на которой был воздвигнут храм. Пройти через них даже при желании было невозможно: любой попытавшийся это проделать, без сомнения упал бы в пропасть и разбился. И тем не менее, легенда говорила, что это портал в другие миры.

Сон У шла в сопровождении источавшего холод Оверлорда, но теперь уже была спокойна, будто ею овладело полное безразличие ко всему. Каждый её шаг отдавался в голове Джуна гулким эхом, он чувствовал, что девушка будто бы хотела быстрее дойти и окончить этот мучительный процесс. Вот последний удар её туфель о камень, и как только она занесла ногу над пропастью, проём вспыхнул ярким пламенем. Толпа внизу ахнула. А Сон У пропала.

Кен Джун пришёл в себя. Пока он восстанавливал события прошлого, на землю опустилась по-настоящему темная летняя ночь. Перед юношей догорал костёр, внизу поблескивала и журчала река, а в двух шагах у корней раскидистого кедра сидела белая лисица. Некоторое время они молчали. И юноша был уверен, что Ынхе знает, что за сон он видел.

Воспоминания, которые вернулись к Кен Джуну, приносили невыносимую боль, несравнимую ни с одной раной, полученной на поле боя. Боль накатила как волна своей первобытной силой, которой невозможно противостоять. Весь тот хаос чувств, наполнявших юношу прежде без причины, теперь обретал смысл. Прошлое, которого не изменить, утрата, которую не восполнить, но в то же время где-то в глубине души Джуна продолжала жить любовь и надежда на то, что в неизвестном и далёком другом мире его, возможно, все ещё ждёт Сон У.

Наконец, глядя в темноту, Кен Джун сказал:

– А правда, что кицунэ создают иллюзии неотличимые от реальности? Сможешь показать мне вторую луну в небе?

– Луны и так две, – ответила девушка-лисица.

Кен Джун поднял голову. На небе действительно было две абсолютно одинаковые луны. Ынхе подмигнула ему.

С севера же надвигались настоящие плотные тучи. Собиралась обещанная гроза.

– Кто-то едет, – навострив уши, предупредила лисица.

– Кому бы понадобилось ехать ночью в лес, особенно перед дождем? – не придал значения её беспокойству юноша.

– Это меня и тревожит, – лисица прибилась к ноге воина.

– Не беспокойся, – потрепал её Кен Джун. – В моих владениях нет разбойников. Сейчас узнаем, кто эти добрые люди. Возможно, это мои слуги, забеспокоились о том, что я не вернулся затемно.

Теперь уже и юноша слышал цокот копыт по дороге. А через несколько минут на поляне у берега, где догорал костёр, появились шестеро всадников. Лица их были скрыты под черными платками, а одежда не походила ни на крестьянскую, ни на монашескую. Прибывшие объехали поляну по кругу и взяли Кен Джуна с лисицей в кольцо.

– Я господин Кен, владелец этих земель, – заговорил с неизвестными юноша, – а кто вы?

Вместо ответа один из всадников занёс меч и ударил наотмашь.

Лезвие лязгнуло, высекая сноп искр – Кен Джун успел отразить удар, выхватив «проклятый клинок мастера Си» из ножен.

При этом лисице, сидевшей рядом, пришлось кубарем откатиться в сторону, чтобы не попасть под копыта коня. После кувырка она обернулась девушкой, вынула из-за пояса свой меч с коротким изогнутым лезвием и встала спиной к спине Джуна, готовая отражать новую атаку.

– Эти ребята не особо разговорчивые, – бросила она с иронией через плечо.

Всадники, подтверждая её слова, молча выровняли кольцо окружения.

Налетел порыв ветра. Первые крупные капли воды упали на лицо Кен Джуна, когда кольцо стало сжиматься, а костёр, до этого освещавший поляну, медленно затухать.

Кен Джун не стал дожидаться, когда круг сомкнётся и с угрожающим криком бросился на того всадника, чья лошадь шла, подскакивая, и слушалась хуже остальных. Увидев, что наездник правша, Джун решил подобраться к коню с левой стороны, чтобы удар всадника, если бы и пришелся, то был нанесён из неудобного положения. Всё умозаключения заняли лишь долю секунды, но расчёт оказался верным: всадника удалось стащить на землю, в то время как неуправляемая лошадь стала громко ржать и метаться, внося неразбериху в строй атаковавших.

Шум приближающегося дождя нарастал.

Второй и третий всадники уже неслись на Кен Джуна. Удар одного из них юноша отразил, устояв на ногах, но всё же получил сильный толчок от коня второго и отлетел на спину. В это время первый всадник, сброшенный с коня, поднялся с земли и собирался незамеченным напасть на лежавшего на земле Джуна. Ынхе возникла между ними, загородив собой юношу, и ранила всадника в плечо.

– Неплохо, – повернулся Джун, отмечая, что тонкие руки девушки ловко управляются с оружием.

– Всегда пожалуйста, – подмигнула ему Ынхе.

– Справа, – выкрикнул в ответ Кен Джун.

Девушка успела отскочить и пнуть от себя попавшее под ноги бревно. В темноте конь наткнулся на внезапно оказавшееся на пути препятствие, запнулся и упал, придавив собой наездника.

Разбойников оставалось ещё четверо. Не слишком много, чтобы Кен Джун при помощи Ынхе не одолел их, но и не слишком мало, чтобы они не смогли ранить задержавшихся на дороге.

Джун выбрал самого мощного и сильного из противников и стал двигаться в его сторону.

– Прикрой меня, – велел он Ынхе через плечо.

– Уже тут, – нагнала его девушка-оборотень, держа ятаган двумя руками.

Вдруг среди гула набирающего силу ливня послышался лай собак. Вспышка молнии осветила берег, куда выскочили борзые. Кен Джун пнул налетевшего на него пса. Хорошо, что на ногах юноши была защита, иначе он рисковал остаться хромым на всю оставшуюся жизнь. Животное с визгом отлетело в сторону.

– Джун, я боюсь собак, – в голосе Ынхе, ещё минуту назад задорно отбивавшей нападки, звучало отчаяние.

– Проклятье демонов! – выругался Кен Джун. – Ты это серьёзно?

– Я же лиса! – напомнила девушка.

Юноша посмотрел на неё. Ынхе теперь выглядела не храброй воительницей, а загнанным зверем. Пользы от неё в этой ситуации не было. Между тем трое разбойников продолжали наступать, а четвёртый поднимался с земли.

– Ынхе! – позвал Кен Джун, чтобы девушка послушалась его. – Будем отступать вниз по реке. Недалеко находится старая мельница. Там нам проще будет обороняться. Ты поняла?

Кицунэ повторять не пришлось. Она понеслась прыжками по скользким камням, а Джун, старался не отставать, отбиваясь в темноте от преследователей. Когда конь одного из оставшихся разбойников упал, поскользнувшись, юноша побежал изо всех сил, чтобы настичь девушку-оборотня.

Когда насквозь промокший Кен Джун добрался до мельницы, Ынхе уже стояла у входа, но поза её была странной.

В свете очередной молнии Кен Джун увидел, что за спиной девушки стоит кто-то ещё и удерживает её, приставив её же ятаган к горлу.

«Один из разбойников поджидал здесь», – мелькнула догадка в голове юноши.

Но в этот момент раздался металлический скрежет. Не отпуская Ынхе, фигура сделал шаг навстречу. Кен Джун увидел, что от ноги зловещего незнакомца тянется цепь. Он был прикован.

Кен Джун вспомнил, как управляющий Го говорил, что на мельнице будто бы завелся злой дух. Как раз сейчас им предстояло узнать, кто кроется за этим вымыслом. Это было по меньшей мере интересно, но в данный момент совсем не кстати, ведь разбойники никуда не пропали и должны были появиться с минуты на минуту. Поэтому Кен Джун стал действовать решительно.

– Чего ты хочешь? – крикнул он захватчику девушки-оборотня.

– Подойди и разруби мои цепи, если не боишься – расхохотался тот, и хохот его слился с раскатом грома.

Кен Джун осторожно двинулся вперёд. В те секунды, что молнии озаряли небо и землю, он смотрел не на Ынхе, а за цепью, и остановился, когда та максимально натянулась. Так Джун оказался напротив неприятеля, который не мог его достать. Самое поразительное было в том, что перед юношей действительно предстал призрак: окровавленные одежды знатного воина, сквозная дыра посреди груди, длинные седые спутанные волосы, отросшие ногти и зловонное дыхание. Лица было не видно, его скрывала тень низко надвинутого шлема. Джун не мог отвязаться от мысли, что, возможно, это и к лучшему.

– Почему сам не разрубишь, раз отнял клинок у моей помощницы? – спросил юноша.

– Это заколдованная цепь и разрубить её может только проклятый клинок, – оскалился призрак и в гортани у него забулькало. – Я ведь вижу, у тебя именно такой.

– Вот что: отпусти девушку, помоги победить разбойников, которые преследуют нас, и тогда я разобью цепь, – спокойно ответил Джун.

– Почему, по-твоему, я должен на это согласиться? – разозлился призрак.

– Подумай: если ты убьёшь девушку, то один я с разбойниками не справлюсь, – пояснил Кен Джун. – Тогда перед смертью я свой меч сломаю о камни и заброшу куда-нибудь подальше, где его никто никогда не найдёт, и тогда тебя никто не освободит.

– Как я могу знать, что ты не обманешь? – прохрипел призрак.

– Даю тебе слово Кена, – пообещал Джун.

Призрак отпустил Ынхе как раз в тот момент, когда перед мельницей показались разбойники. Джун кинул Ынхе свой малый меч, чтобы она тоже могла защищаться. И она запрыгнула на окно, где собаки не могли её достать.

Во дворе остались призрак и Кен Джун. Животные чувствовали неживое присутствие и вели себя нервно. Это было на руку защищавшимся. Собаки щерились и боялись подходить, а кони старались сбросить наездников и бежать прочь.

Снова полыхнула молния и раздался раскатистый удар грома.

Раненый разбойник направился к Ынхе, посчитав её наиболее слабой. Возможно, его рассуждения не были ошибочными, но девушка заняла хорошую позицию и смогла нанести сокрушительный удар с высоты окна, сначала отбросив врага, а затем, уже окончательно отправив с берега в бушующий поток реки.

Другой разбойник бросился на призрака, приняв его за старика, но тот, размахивая ятаганом, завис в воздухе над ямой, куда, не ожидавший подвоха нападавший, угодил с разбега и где затих.

Кен Джуна атаковали сразу двое.

С одним разбойником Джун расправился быстро, ударив его головой в лицо, откинув от себя и пронзив мечом. Но воодушевившись такой легкой победой, юноша допустил непозволительную оплошность – неосторожно отступил назад и зацепился за выступавший из земли корень. Повалившись с ног, он скатился по каменистому берегу к самой реке, поняв, что вывихнул правое плечо, когда не смог поднять меч. Нужно было подниматься и перехватить меч в другую руку, но Джун не успел. Лезвие меча противника неслось на бешеной скорости прямо в лицо юноше, распластавшемуся на спине среди валунов. Между кончиком лезвия разбойника и лицом Кен Джуна оставалось не больше длины мизинца. Джун схватил лезвие руками, стараясь удержать.

Ынхе уже бежала на помощь, но была ещё слишком далеко.

В этот момент за спиной разбойника послышался свист, он рефлекторно оглянулся и увидел безобразное с тонкой переносицей и высокими скулами перекошенное лицо призрака, изъеденное тленом.

Джун тоже взглянул в это лицо и узнал его. Однако, воспользовавшись моментом, он отклонил нависавший клинок от себя, и тот вошёл в землю рядом. Затем Джун сделал подсечку, повалил противника, схватил из земли чужой меч и нанес смертельный удар.

Теперь вокруг шумел только дождь. Вода струями текла с волос Кен Джуна, заливая глаза. Одежда была не только мокрой, но и грязной. Юноша сжал порезанную ладонь, чтобы остановить кровь. Ынхе оказавшись рядом, ощупывала его плечо, намереваясь вправить вывих, но Кен Джун отстранил её.

– Отец? – обратился он к призраку.

Призрак чиркнул клинком ятагана возле самого лица Джуна, и то еле успел отступить

– Теперь руби цепь, – грозно приказал призрак.

– Джун, чтобы призрак подобрел, нужно дать ему перцовую смесь, – шепнула на ухо юноше Ынхе и протянула небольшой мешочек. – Это действует на любых злых духов.

Юноша послушно развязал его, достал щепотку и кинул в призрака.

Тот вдруг заискрился, закрутился и чихнул.

– Будь здоров, отец, на этом свете и во всех мирах, – Джун разрубил цепь. – Ты свободен.

Они укрылись от дождя на мельнице.

Джун сел на большое каменное колесо жерновов, подумав, что крыша в нескольких местах прохудилась, и мельнице не помешал бы ремонт. Ынхе снова обернулась лисицей и пристроилась на старых мешках. А призрак опять надвинул шлем пониже и встал на стражу у входного проёма, напоминая музейный экспонат.

– Что с тобой случилось, отец? Почему ты стал призраком? – спросил Джун, выливая воду из сапогов.

– Призраком становится тот, кто погиб от чужих рук, но не знает своего убийцу, – погладил редкую бородку мертвый господин Кен.

– Не ты ли погиб доблестно в бою под знамёнами единого Дай-го, вызвавшись один на один в смертельной схватке сойтись с гигантом Аби, отправленным восставшими из Керё? Не пали ли вы оба на поле брани от ран, нанесённых друг другу?

– Я погиб в том бою, но лишь потому, что накануне битвы меня отравили, – вздохнул призрак. – Поскольку я не знаю, кто это сделал, после смерти я превратился в вечно голодного злого духа, которого речная ведьма приковала к мельнице.

Они помолчали, размышляя над произошедшим. На улице начинало светать. Хоть дождь и не прекращался, призрак начинал бледнеть. Наставало время прощаться.

– Мы должны отомстить за твою смерть, – сказал Джун отцу.

– Ты, сын, следуй своей судьбе. Если все мы будем поступать верно, то и правосудие не заставит себя ждать, – призрак обнял Кен Джуна и растворился прямо у него в руках.

Ынхе прыгнула на порог мельницы. Река за ночь поднялась, подтопив берег. Тела убитых разбойников лежали в лужах. Лисица подошла ближе к одному из них и принюхалась. Кен Джун вышел за ней и снял черные платки с их лиц.

– А разбойники странно похожи на солдат Лорда, – сказала ему Ынхе.

Кен Джун ничего не ответил.

– Возвращаемся в село? – отряхнулась лисица.

– Нет, Ынхе, – задумчиво возразил юноша. – Я поеду прямиком домой в «Птичий терем». А тебе нечего мокнуть, ты возвращайся к госпоже Инари и убедись, что речная ведьма пришла, куда нужно.

Они вместе добрались до излучины, где оставался привязанным Лунь.

Кен Джун взобрался на скакуна и посмотрел на лисицу. Та в свою очередь внимательно смотрела на него, выжидая.

– Ну, беги, – сказал он ей и, убедившись, что Ынхе ускакала в мокрую траву, тронулся сам.

Дождь стоял белёсой пеленой, скрывая и сады, и села, и горы. Так прошлое Кен Джуна до вчерашнего дня было скрыто от него завесой забвения. А теперь внутри него дождь прекратился. Всё прояснилось. Мысли были столь чёткими и острыми, что покалывание отдавалось и в пальцах. Ему не терпелось начать действовать.

Под покровом дождя Кен Джун прибыл в «Птичий терем» незамеченным. Вместо того, чтобы предстать перед семьей и объявить о своём возвращении, юноша сам отвёл Луня в конюшню и накормил. А затем вошёл в здание через дальнее крыло дворца, где размещались слуги. Столкнувшись возле кухни с поваром, он попросил не докладывать матери о своём приезде, после чего поднялся по приставной лестнице на чердак, где хранили старые вещи.

Последний раз Кен Джун был на чердаке в детстве. Мальчишкой ему нравилось забираться сюда тайком от родителей (потому что сыну господина не положено уподобляться детям слуг) и рассматривать сложенное там добро, которое представлялось тогда настоящим сокровищем. Джун не мог понять, почему столь оригинальные и ценные вещи как дедушкины карты, вёсла, ходули и барабан или отцовские колокола и телескоп пылились на чердаке, в то время как дом заполняли безвкусные безделушки вроде масок и статуэток, доставленные из самого далёкого далека и подаренные уже не вхожими дом гостями по самым банальным поводам.

На чердаке как всегда стоял волнующий аромат – пахло сеном, ветошью и пылью. Среди прочих составленных друг на друга и похороненных здесь вещей Кен Джун нашел и свой платяной деревянный сундук. Крышка его, на которой изображалась сцена сбора риса, была заперта на ключ. Разумеется, если бы он спросил у домашних, где ключ, то тот оказался бы где-то потерян, а на самом деле надёжно спрятан. И юноша не питал надежд его отыскать. Вместо этого он осмотрел сундук. Замок был надёжным и взломать его не вышло бы. Но, Кен Джун лучше других знал слабое место своего сундука: петли, закреплённые снаружи стержнями со спиральной нарезкой вместо заклёпок. Довольно быстро Джун снял крепление и петли с помощью перочинного ножа, просунул в образовавшуюся щель дедушкину стальную ходулю вместо лома и рванул крышку вверх. Та с треском вылетела, осыпав взломщика острыми щепкам. Склонившись над открытым сундуком, Джун замер. И в первый раз за долгое время глаза его наполнили слёзы.

В сундуке лежали клетка птицы, два красных приглашения из храма Справедливости, а также свиток, перевязанный красной лентой. Кен Джун снял ленту и развернул его. На рисовой бумаге чернилами был написан портрет девушки , играющей на цитре.

Новое чувство овладело сердцем Кен Джуна. Теперь его захвалила пустота, оттого что ни мать, ни братья, ни дядя, ни Геге с Диди не сказали ему ни слова. Они сговорились и решили за него, что ему не стоит бороться за Сон У. И только госпожа Инари проявила к нему сострадание.

Опустив крышку сундука на место и взяв оттуда только красную ленту, юноша покинул «Птичий терем» и отправился в Священную рощу.