Читать книгу Сыщик и канарейка - Алиса Дорн - Страница 6

Доктор

– Я не знаю, как объяснить разгром в квартире Ульриха, – призналась леди, открывая дверь с табличкой на одном из материковых наречий.

Помещение за ней пропиталось запахами пива и кухонного масла. Леди Гринберг, нисколько не смущенная обстановкой, кивнула хозяину и, показав три пальца, устроилась за ближайшим столом.

– Садитесь, – похлопала она по скамье рядом с собой, – сейчас нам принесут самый крепкий кофе в городе. Здесь удобно разговаривать: пан Блажей не поймет ни слова, что мы скажем. Мы с Ульрихом заходили сюда, чтобы обсудить дела.

– Вам было что скрывать?

Детектив Эйзенхарт выбрал место напротив леди и теперь сверлил ее полным подозрения взглядом.

– Всем нам есть что скрывать, детектив. Разве я не права? – она почему-то оглянулась на меня.

Ответить Эйзенхарт не успел: принесли кофе. Я сделал глоток и едва не закашлялся: малинового гайста в кружку добавили от души.

– Крепкий во всех смыслах.

– Именно так я всем говорю, – подмигнула мне леди.

– Мы можем наконец перейти от светской беседы к разъяснениям? – раздраженно потребовал Эйзенхарт. – Или нам все-таки придется поехать в управление?

Со вздохом леди отставила кружку.

– Я не знаю, кто был в квартире Ульриха и что он там искал, но знаю, что означали эти чеки. Ульрих не шантажировал меня. Я платила ему жалование, – нехотя призналась она.

– Жалование? За что?

– За то, что он изображал моего жениха.

Это было неожиданно.

– Простите? – удивленно переспросил Эйзенхарт.

– Наша помолвка с бароном Фрейбургом была фиктивной, – повторила леди. – Мне нужен был жених, и я предложила Ульриху исполнять эту роль за деньги.

Мы с Эйзенхартом переглянулись.

– Но, ради всех духов, зачем? Вы богатая, молодая, даже в определенной степени привлекательная особа…

– «Даже»… – пробормотала леди Эвелин. – А вы умеете делать комплименты, детектив.

– Вы легко нашли бы себе мужа, не прибегая к таким уловкам!

– Но я вовсе не искала мужа! – возразила она. – Лишь жениха, и то на время.

За столом повисло молчание.

– Возможно, вам стоит попробовать начать с начала, – предложил Эйзенхарт.

Леди Гринберг достала из сумочки портсигар.

– Моя зажигалка осталась в жакете. Не поможете?.. Благодарю. – Она вернула мне спички и попросила: – Раз вы так добры, доктор, не могли бы вы снять очки? Ужасно отвлекает, знаете ли, когда не видишь глаза собеседника.

Просьба застала меня врасплох. Каждый из духов, благословляя при рождении, оставляет нам не только склонность и дар, но и частицу себя. Кого-то это красит: перья, растущие на голове вместе с волосами, выглядят оригинально и придают определенную изюминку внешности; я также знал не одну танцовщицу, чьей карьере помог пушистый хвостик, доставшийся от Лайлы-Кошки. Другим везет меньше: мало кто хочет жить с оленьими рогами или, в моем случае, со змеиными глазами на человеческом лице. Никто не назовет это уродством – было бы оскорблением духов даже думать в таком ключе, – но, зная о неоднозначной реакции окружающих, я предпочитал скрывать глаза за синими стеклами.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Я же не прошу вас снять перчатки, – резонно заметила она.

Было это случайностью, или леди что-то заметила? Я решил уступить, но предупредил:

– Это не самое приятное зрелище.

– Уверена, вы преувеличиваете… Я же говорила: так гораздо лучше.

Она улыбнулась, и я не сумел удержаться от ответной улыбки. Я не мог сказать, каким именно образом, но манера, с которой держалась леди Эвелин, изменилась. Отстраненная вежливость сменилась искренностью, пусть не всегда любезной. Но это новое лицо леди Гринберг мне нравилось гораздо больше. Затянувшись сигаретой, она начала свой рассказ:

– Мы живем в крайне прогрессивной стране…

– Когда я сказал «с начала», леди, я не имел в виду сотворение мира, – перебил ее Эйзенхарт.

Леди Гринберг его замечание демонстративно проигнорировала.

– Вы все-таки хотите поговорить с мистером Норбертом? Нет? Почему-то так и думала. Как я уже сказала, империя идет на гребне прогресса: мы вторые в мире по объему промышленности, на тридцать лошадиных повозок в Гетценбурге уже приходится два автомобиля, а в столице и все пять, электричество проведено во все дома в крупных городах. Но в то же время женщины не могут голосовать, учиться в университете или иметь свой капитал. Если женщина замужем, все ее деньги принадлежат мужу; если нет, то откуда ей их взять?! Она не может заключать контракты на суммы, превышающие карманные расходы, не может пойти работать без разрешения отца, который будет получать за нее жалование, а в большинство завещаний вставлена клаузула[5] о семейном положении, – она передернула плечами. – Право, какая дикость!

– Да вы феминистка!

– Я женщина, – ответила леди Эвелин таким тоном, будто это все объясняло.

– Считаете, что сами распорядились бы деньгами лучше?

– Конечно. Или вы из тех мужчин, которые считают, что женщина в мгновение ока все спустит на тряпки? В любом случае я распорядилась бы своим состоянием эффективнее, чем мой зять, вложивший приданое моей сестры в бриквайтские алмазные копи. Он бы еще купил акции Южно-Роденийских железных дорог!

– «Экономический вестник империи» давал им самый положительный прогноз, – заметил я.

Леди фыркнула:

– Верьте больше газетам! Вместо того чтобы включить мозги, сходить в торговую палату и заплатить шиллинг за просмотр их отчетности. Один только процент представительских расходов делает все очевидным. Южно-Роденийские дороги даже никого не обманывают: люди сами с удовольствием делают это за них. – Леди Гринберг покачала головой и продолжила: – Я возвращаюсь к делу, детектив, успокойтесь. Моя бабушка оставила мне небольшое наследство. Но она выросла и жила в то время, когда считалось, что женщина не приспособлена для ведения серьезных дел, поэтому поставила условие: если к двадцати одному году я не выйду замуж или хотя бы не буду обручена, деньги перейдут под контроль моего отца, пока он не решит, что я достаточно взрослый и, – леди Эвелин скорчила гримаску, – почтенный человек, чтобы распорядиться ими самостоятельно. А он так не решит никогда.

– Поэтому вам пришло в голову нанять барона Фрейбурга на роль жениха?

Леди Эвелин пожала плечами:

– Если вкратце, то да.

– А еще говорят, что правильное воспитание позволяет укротить преступные наклонности! – проворчал детектив.

– Не забывайте, я выросла в семье банкиров. Вряд ли это можно назвать правильным воспитанием. Пока вы учились ловить убийц, мои родственники изучали тысячу и один способ уйти от налогов.

Увидев, что кофе за столом кончился, хозяин принес нам еще поднос. Пробормотав слова благодарности, леди Гринберг продолжила:

– До меня доходили слухи о долгах Фрейбурга, а у меня были деньги. Полгода назад я решила спросить Ульриха, не согласится ли он оказать мне небольшую услугу, и мы обо всем договорились. Каждый месяц я платила ему определенную сумму, а он в обмен на это выходил время от времени со мной в свет. Мы договорились, что наша помолвка продлится до февраля, чтобы я успела получить наследство. После этого он должен был завести с кем-нибудь интрижку, чтобы дать повод помолвку разорвать, и мы расстались бы, крайне довольные друг другом. Как видите, детектив, у меня не было никакого резона убивать Ульриха. Более того, – с тоской произнесла она, – его смерть мне крайне невыгодна. Если бы его убили месяцем позже!.. Теперь моим планам не суждено сбыться.

– Вам так нужно это наследство, леди Гринберг? Зачем? Насколько я понимаю, вы не стеснены в средствах.

– Это личное.

Эйзенхарт усмехнулся.

– Сколько, вы сказали, вам оставили?

– Немного, – леди Эвелин не выдержала и отвела взгляд. – Возможно, триста…

– Не сходится. Вы уже заплатили лорду Фрейбургу больше этой суммы, – перебил ее детектив.

– Тысяч. Триста тысяч шиллингов.

– Это вы называете «немного»?!

У его возмущения были причины: по меркам обывателя сумма казалась немыслимой. Я посчитал в уме. Мое жалование в университете составляло порядка восьмидесяти шиллингов в месяц, не считая налогов. Такое количество денег я не скопил бы и за пять жизней.

– По сравнению с тем, что получила моя сестра, это немного, – спокойно подтвердила леди Гринберг. – Надеюсь, теперь вы верите, детектив, что у меня не было причин убивать Ульриха?

– Нет.

– Нет?

– Вы слишком много недоговариваете, – пояснил ей Эйзенхарт. – Поэтому – нет, я вам не верю. Но у вас есть возможность меня переубедить. Почему вам так нужны эти деньги?

Леди Эвелин окинула его недовольным взглядом.

– Я хотела уехать в колонии, – отчеканила она.

– Почему? У вас какие-то проблемы в империи?

– Никаких. Просто мою семью легче любить на расстоянии.

– Для этого не обязательно переселяться на другой конец света.

Леди Эвелин пожала плечами:

– Возможно, переезд на другой континент – немного кардинальное решение этой проблемы, но едва ли оно квалифицируется как преступление.

Черкнув что-то неразборчивое в блокноте, Эйзенхарт задал следующий вопрос:

– Почему именно барон Фрейбург?

– Я вам объяснила. Всему свету известно, что барон на грани банкротства и пойдет на все, лишь бы не продавать поместье. Я решила попытать удачи. Надеюсь, – сузила она глаза, – вы не думаете, будто я питала к нему нежные чувства и решила таким образом завлечь под венец?

Детектив отреагировал без всякого смущения:

– Это одна из версий. Но, раз мы об этом заговорили: почему вы не завлекли под венец, по вашему же выражению, кого-то, кому не пришлось бы платить?

– А почему вы не женаты? – парировала леди Эвелин. – Брак – это сделка. Способ получить социальный статус или финансовую безопасность. К счастью, у меня есть и то, и другое. И потому нет никакой необходимости вступать в подобные отношения.

– Некоторые люди женятся по любви, – заметил Эйзенхарт.

Вместо ответа леди Эвелин затянулась сигаретой.

– Вы могли точно так же разорвать помолвку после получения наследства.

– И оплачивать бедняге бальзам на сердце?[6] Я потеряла бы на этом больше, чем выиграла бы. К тому же, что бы вы обо мне ни думали, мне не доставило бы удовольствия обманывать безвинного человека.

Возможно, это заявление произвело бы большее впечатление, если бы леди не упомянула в первую очередь о финансовой стороне дела.

– Хорошо, – сдался Эйзенхарт, – допустим, вы тут ни при чем. Вы знаете, кто мог желать барону Фрейбургу смерти?

– Мы не были близки с Ульрихом. Разумеется, нам приходилось разговаривать, но у нас не имелось причин затрагивать подобные темы. Вам лучше спросить Андрэ… Андрэ Коппинга, сына текстильного магната. Они с Ульрихом были друзьями с детства. Если кто-то сможет вам рассказать об Ульрихе, так это он. Я знаю только… – Она колебалась, но все же решила продолжить: – Я знаю, что некоторые из его кредиторов проявляли нетерпение. Около недели назад мне довелось услышать, как один человек кричал на Ульриха, требуя вернуть ему долг. Он был весьма рассержен.

– Где это было? Вы можете описать того человека?

– Лучше. Он работает в казино здесь неподалеку. Я могу вас туда провести.

Виктор одарил ее тяжелым взглядом.

– Вы ведь знаете, что подобные заведения запрещены законом? Что вы вообще там делали?

Леди Эвелин знала.

– Но у моего брата наступила темная полоса, и он попросил помочь ему отыграться. Не могла же я ему отказать, – ее губы снова тронула усмешка.

– Отчего он попросил именно вас?

– Мне везет. Больше, чем другим.

Эйзенхарт вздохнул.

– И почему вы еще не за решеткой? – поинтересовался он у леди Эвелин.

– Потому что у моей семьи много денег и хорошие адвокаты, – получил он ответ. – Бросьте, детектив! Половина мужчин в этом городе играет в азартные игры. Но только я признаюсь в этом, чтобы помочь вам в расследовании.