Читать книгу Бездна. Девушка. Мост из паутины. Книга первая - Алиса Гаал - Страница 2

2006 год. Ханой

Мужчина встал из-за стола и быстро заходил по кабинету. Чувствуя, что его терпению пришел конец, не в силах скрывать более раздражения, он спросил, повысив голос:

– Вы отдаете себе отчет в том, ГДЕ находитесь?

Сидевшая напротив девушка устало кивнула.

– В самом деле? – переспросил он.

Девушка смотрела на него с плохо скрываемым удивлением. «Может, он думает, что я не в себе?» – только так могла она объяснить этот нелепый вопрос, заданный в третий раз на протяжении этого бесконечного ночного разговора.

Время давно перевалило за полночь. Мужчина закурил и вышел, давая короткую передышку собеседнице. На самом деле передышка была необходима обоим. Он понимал, что зашел в тупик, и, наблюдая за ней через стекло, в очередной раз отметил, как меняется ее лицо, превращаясь в маску, скрывающую мысли и чувства. Эту маску необходимо сорвать, и она заговорит. Но сделать это в ближайшие часы будет невозможно. Несчастная, неужели она не понимает, что все кончено? Бьющаяся о прутья клетки птица ранит себя, а железные прутья, как и наблюдающие за ней люди, безучастны к жалким попыткам обрести свободу. Так и она, растрачивая силы, ослабнет и совсем скоро, убедившись, что помощи ждать неоткуда, заговорит, пытаясь обменять собственную жизнь на нужные показания. Впрочем, в ее случае это вряд ли поможет. И в очередной раз он задал себе вопрос, который не давал ему покоя все часы допроса: кто она, отчаянная авантюристка, осознанно рискующая в побеге за легкими деньгами, или законченная дура, не понимающая, что на кон поставлена ее жизнь?

Девушка тем временем лихорадочно перебирала события этого злосчастного вечера. Ощущая, что силы и самообладание на исходе, она погружалась в себя, стараясь на несколько минут абстрагироваться от происходящего. Эта нелепая история вот-вот подойдет к закономерному финалу: с минуты на минуту придут представители компании, и через несколько часов, максимум дней, все закончится. Она вернется домой, а там, ответив на многочисленные вопросы коллег о малоприятном приключении, окунувшись в повседневную рутину, навсегда сотрет из памяти этот вечер… и все же, впредь постарается никогда больше не летать без необходимости в эту страну. В сознании назойливо вертелась мысль о том, как и когда она сможет улететь домой. Если бы допрашивающий ее офицер на считанные минуты получил способность читать мысли, он был бы поражен, осознав, как далеки от правды обе его версии. И вполне возможно, приятно удивлен, узнав, что самой верной была первая спонтанная мысль, пришедшая на ум, при виде входящей в кабинет изящной, как статуэтка, девушки, доверчиво устремившей на него удивленный взгляд огромных глаз. Верную мысль он моментально отверг, пожурив себя за слабость. «Такие, как она, – размышлял он, – созданы, чтобы вводить в заблуждение! Скорее всего, осознавая это, она чувствовала собственную неуязвимость. Ей было нетрудно под прикрытием своей профессии, используя эффектную внешность, делать черное дело. Те, кто ее нашел, не могли не понимать, что эта девица – курочка, несущая золотые яйца. Но ей не повезло, не повезло в стране, которая не прощает». Позвольте, господин офицер, вы сами себя запутали! Ваша интуиция, потесненная логикой и многолетней практикой натаскивания на жертву, не обманула вас. Девушка, действительно, не понимала до конца, ни где находится, ни чем это может обернуться. Уже обернулось.

А за стенами кабинета тем временем стоял растерянный представитель компании, на которого она возлагала надежды. Несколькими часами ранее ему удалось проинформировать начальство о случившемся. Решение скрывать произошедшее, пока это представляется возможным, принято было незамедлительно. В том, что скандал неминуем, ни у кого не оставалось сомнений. Какой урон он нанесет репутации компании! Ничего подобного не случалось с момента ее основания – без малого 60 лет. Безупречная репутация – этим по праву можно гордиться. И тут такое! В отделе безопасности в панике искали ее дело и с облегчением вздохнули, убедившись, – кристально чистое. Отдел по связям с общественностью собирался на экстренное совещание с руководством – необходимо было срочно подготовить стратегию. Управляющие отделом обслуживания полетов и ее непосредственный куратор спешили в отдел безопасности, а коллеги, будучи свидетелями произошедшего и на данный момент находившееся в полете, обязались в срочном порядке явиться в кабинет ген. директора в день прилета. Несмотря на то, что рабочий день подошел к концу, в непосредственно затронутых этим пренеприятным известием отделах не думали расходиться, а новость, подобно лавине, неслась по офисам с неимоверной скоростью. Когда в Ханое наступит утро, необходимо связаться с консульством и поставить их в известность – поступил приказ. Кто-то тихо сказал, что ей, даже если она виновна, крупно не повезло. Такого она не заслужила.

– А консул, – раскатистый, грубоватый голос секретарши Нурит был слышен в соседних кабинетах, – сможет помочь?

– Нет, – ответил вошедший начальник отдела безопасности, полковник запаса, командир одного из самых известных подразделений спецназа, – там действуют местные законы, одни из самых строгих в мире.

Наступила тишина.

И только Вера Елински была относительно спокойна, не догадываясь, что в песочных часах ее жизни утекают последние песчинки отпущенной ей безмятежности. Осознающая собственную невиновность, не знакомая с законами страны, в которую ее занесло по работе на 56 часов, она и представить не могла, что впереди безнадежная борьба, которую ей придется вести в одиночку. В этот страшный вечер, перечеркнувший все, что прежде составляло ее жизнь, она, сама того не ведая, вступала в новый мир, мир, неизгладимые шрамы которого она пронесет в душе через всю жизнь.

***

Конец твоего мира приходит не так,

как на великих произведениях искусства.

Э. Хемингуэй. Острова в океане

«Неужели ЭТО происходит со мной?» – Вера сидела на полу в углу темной камеры и пыталась осмыслить последнюю новость. Прошла неделя с того самого первого вечернего допроса, а событие, в котором она со свойственным ей оптимизмом в первые дни старалась видеть лишь неприятный эпизод, превращалось в настоящий кошмар. Завтра утром ее переведут в тюрьму, так сказал представитель консульства, не забыв «заботливо» предупредить о том, что условия в тюрьмах Вьетнама очень тяжелые, более тяжелые, чем в отделении, в котором она провела последнюю неделю. Вера, описав крошечную камеру – ее она делила с четырьмя женщинами – узкое помещение без малейших удобств: туалета, умывальника, кроватей, электричества, поинтересовалась, может ли быть еще хуже? «К сожалению, да, – последовал ответ. – Вас будут судить по местным законам, избежать суда поможет только чудо». Да, именно так он сказал.

– Что ж, – едва слышно произнесла Вера, – я верю в чудеса.

Мужчина, помолчав, добавил, что ей понадобится очень большое чудо.

– Вы вселяете в меня оптимизм, – заметила она. В тихом голосе промелькнули едва уловимые ироничные нотки.

– Вы должны быть реалисткой, – последовал совет.

Вера не знала, как это понимать. Всю неделю, состоявшую из непрекращающихся допросов, на нее давили, беспрерывно запугивая, повышая голос, угрожая. Офицер, проводивший допрос в первый вечер, казался ей теперь эталоном вежливости и терпимости – мысленно, не без толики сарказма, она отметила, что начинает понимать в этом толк. Расследовавшие дело служители закона относились к ней с нескрываемой агрессией. В первые дни подобное отношение задевало, даже ранило, но с каждым днем, с каждым допросом все острее проступала несправедливость происходящего, что пробуждало в ней недоумение, возмущение и дикое желание не опустить руки, а напротив – собраться и выиграть эту изощренную, непонятную игру. Защищаясь, она настаивала на присутствии адвоката, напоминала, что подозреваемый невиновен, пока суд не установит обратное, и требовала к себе соответствующего отношения. С адвокатом встретиться не удалось (по правде говоря, она так и не узнала, есть ли у нее адвокат), а обращение с ней стало еще более враждебным. На четвертый день допросов Вера с удивлением обнаружила, что перестает реагировать на крик, который превращается для нее в привычный фон. Она равнодушно смотрела на в очередной раз потерявшего самоконтроль следователя… вежливо, профессионально улыбаясь, предлагала ему выпить воды, либо просто дышать глубже. Это было даже, в какой-то мере, забавно, и Вера испытала слабое удовлетворение, поставив на место этого неизменно срывающегося на крик человека. В тот же вечер ее лишили ужина, а на следующее утро – завтрака, после чего она сдержанно отвечала на вопросы, механически повторяя рассказанное ранее, чем вызывала очередную волну негодования у допрашивающих. Уверяя, что добавить ей больше нечего, она с нарастающим страхом наблюдала, как вместо того, чтобы расследовать произошедшее, из нее пытаются выбить признание, не оставляя ни крупицы сомнения в том, что расследовать, по сути дела, нечего. Они не сомневались, что обвиняемая приведет их к поставщикам. Осмыслив ситуацию, Вера поняла, что помощь оказать ей может только консульство, а спасти – независимое расследование, которое, должно быть, проводят в компании.

Представитель компании, не без помощи консульства, добился встречи с ней на пятый день.

– Наберись терпения, – сказал он, – мы делаем все от нас зависящее.

Вера кивнула.

– Мы поставили в известность твою семью… Ты должна держаться, Вера.

– Я стараюсь, – она еле сдерживала слезы. – Кому Вы сообщили, брату?

– Да, как указано было в твоей анкете…

Анкета. Вера не могла забыть, как при заполнении, стоило глазам встретиться с простым, казалось бы, вопросом: «Укажите имя, фамилию и степень близости человека, с которым придется связаться в случае необходимости», странное волнение парализовало ее на считанные секунды. Она понимала, что это обычная формальность, но здравому смыслу вопреки, необъяснимое беспокойство продолжало преследовать ее на протяжении двухмесячного курса подготовки к должности. Моментами ей начинало казаться, что лучше не сдать один из многочисленных экзаменов и вылететь, избавившись, наконец, от вопроса, который она, в отличие от всех без исключения коллег, так и не смогла выбросить из головы. Вера ругала себя за впечатлительность и разыгравшееся воображение, а сейчас вспомнив об этом, с грустью отметила, что, возможно, предчувствие в который раз не обмануло ее. Она отбросила казавшиеся нелепыми волнения, и вот она здесь, в Ханое, в тюрьме.

– Вера, – голос вырвал ее из оцепенения, – мы попросили твоих родителей не привлекать прессу. На данном этапе в этом нет острой необходимости. Более того, это никому невыгодно.

Она с готовностью кивнула. В этом, действительно, нет необходимости! Ей не хотелось, чтобы ее имя упоминалось в сми в подобном контексте. К тому же, эти слова внушили оптимизм. Подчеркнутое отсутствие необходимости, как ей казалось, подтверждало, что дело можно решить собственными силами. Представитель компании добавил, что на днях ее навестит сотрудник консульства. Это была единственная хорошая новость за всю неделю! Наконец-то кто-то сможет повлиять на этих людей, напомнить им, что она гражданка другой страны, и, быть может, добиться компетентного расследования. Вера с нетерпением ждала. Она ощущала потребность выговориться, услышать ответы на мучившие ее вопросы и получить короткую моральную передышку, проведя несколько минут в обществе человека, который не видит в ней преступницу, с которым их объединит общая цель – защитить ее интересы в чужой стране. Ей необходимо было найти точку опоры, убедиться, что за ней стоят люди готовые отстаивать ее свободу.

Дипломата по имени Дэвид Вера встретила с нескрываемой радостью. Она не сочла нужным тратить драгоценное время на пересказ собственной версии событий, ведь ее невиновность, как ей казалось, очевидна. Вера просила повлиять на следствие, убедить рассмотреть другие версии и начать наконец расследование. «Пожалуйста, напомните им, что не следует нарушать законы, у меня есть право встретиться с адвокатом», – говорила она. Во время разговора Вера не могла избавиться от ощущения, что Дэвид выглядит растерянным и избегает ее взгляда. Он выслушал внимательно и заговорил, тщательно подбирая слова. Вера слушала едва дыша: слово плюс слово, предложение, перетекающее в новое предложение, много-много слов похожих на глухие выстрелы… ей начинало казаться, что она падает в пропасть, медленно-медленно, ощущая каждую секунду падения… Он говорил о том, что консульство весьма ограничено в действиях и не может, не в силах, влиять на судебную систему, в корне отличающуюся от западной модели. Ее будут судить по законам страны, в которой она находится, и избежать суда практически невозможно. Она должна знать, что между Вьетнамом и Израилем нет договора о выдаче заключеных, и потому, если ее признают виновной, наказание придется отбывать во вьетнамской тюрьме. Не в силах ответить на ее взгляд, он добавил, что здесь действуют очень жесткие законы, и она, во избежание осложнений, обязана делать все от нее зависящее, чтобы помочь следствию.

– Но следствия нет! – Вера говорила тихо, почти шепотом, и каждое слово давалось ей с трудом. – Они давят на меня, пытаясь вытянуть признание и информацию, которой я не обладаю.

Мужчина растерянно покачал головой, и Вера в очередной раз поймала себя на мысли: он выглядит не менее потерянным, чем она, и, кажется, сам не совсем знает, что можно предпринять. Он еще раз подчеркнул необходимость делать все, что в ее силах, ни в коем случае не провоцировать и не оказывать сопротивление – следователи очень недовольны ее поведением, которое, по их версии, является лишним доказательством ее вины. Дэвид помолчал, а Вера, пытаясь прийти в себя, думала о том, что происходящее рискует побить рекорд нелепости, если такой существует, и кажется непостижимым: как вместо того, чтобы положить конец набирающему обороты абсурду, окружающие втягиваются в эту жестокую игру?

– У меня для вас неприятная новость, – наконец добавил он. – Завтра вас переводят в тюрьму…

Прощаясь, Вера, собравшись с силами, отважилась произнести вслух то, о чем ей ежедневно твердили на допросах, то, что казалось невероятным и воспринималось как очередная попытка выбить почву у нее из-под ног и вырвать, наконец, нужные показания. Эти слова не производили желаемого эффекта, так как были для нее чем-то вроде страшной сказки, рассказанной непослушному ребенку в воспитательных целях. Но сейчас, когда, казалось, невероятное оборачивается реальностью, она не могла не задать этот вопрос:

– Скажите, пожалуйста, – наконец-то ей удалось поймать его взгляд, – мне не перестают угрожать, утверждая, что если моя вина будет доказана, меня ждет смертная казнь. Это ведь не может быть правдой?

Дэвид уставился в пол, не в силах вынести взгляда беззащитных огромных глаз.

– Не думайте об этом, – сказал он, – мы сделаем все, чтобы не допустить этого даже при худшем развитии событий.

– Значит… – Вера не узнала собственный голос, – здесь, и правда, такие законы, и они распространяются на иностранцев???

– Пока ваша вина не доказана, все может закончиться хорошо.

Пытаясь подбодрить, Дэвид сам того не ведая, нанес ей неожиданный удар: Вера безошибочно почувствовала – он сам не верит в то, что говорит. Таким тоном утешают тяжелобольных, когда уходит последняя надежда. Силясь подавить внезапно нахлынувшую слабость, она облокотилась о стену, слушая, как издалека до нее доносится голос: «Вы же верите в чудеса».

Вера верила в чудеса. Ей необходимо чудо, всего одно чудо. И оно произойдет, потому что иначе… В этот вечер она начала понимать, что ей предстоит борьба за свободу и, возможно, за жизнь. В этой борьбе, сказала себе Вера, будет один победитель – она. Сидя в темной душной, как сауна, камере, Вера запретила себе допускать даже мысль о печальном исходе дела. Об этом нельзя думать, непозволительно так глупо растрачивать силы. Повторяя про себя как заклинание, что в компании ведется расследование с целью доказать ее непричастность к произошедшему, что все закончится совсем скоро и к началу нового учебного года она будет дома, Вера уснула.

***

Казалось, этой поездке не будет конца. Невыносимая духота, медленно ползущая по дороге раскаленная груда железа… Яркое солнце с легкостью просочилось сквозь оконное стекло автомобиля и, словно забавляясь, безжалостно пекло кожу, слепило глаза. Влажность была настолько высокой, что, вдыхая спертый, душный, отнимающий последние силы воздух, рождался подсознательный страх: еще чуть-чуть и дышать будет нечем. Руки и ноги закованы в кандалы, металл накалялся с каждой минутой, оставляя красные полосы на нежной коже. Вдобавок ко всему машину трясло, словно попавший в зону турбулентности самолет. В очередной раз, еле удержавшись, чтобы не упасть, Вера удивленно отметила: оказывается, передвигаясь по земле, можно испытать почти «воздушные» ощущения. Ни разу, ни в одном полете, а их накопилось достаточно за последние полгода, она не чувствовала себя столь отвратительно. Безумно хотелось пить. Когда час назад ее, грубо подталкивая, вывели из отделения и затолкнули в машину, ей не дали позавтракать и отказали в стакане воды. Она не ела со вчерашнего обеда и не пила более 12 часов, что послужило причиной нынешнего недомогания. Чувствуя, что вот-вот лишится сознания, Вера, обратившись к охраннику, попросила воды. Тот смерил ее изучающим взглядом и отвернулся.

– Я хочу пить! – в этот раз она не просила, а требовала.

В следующую секунду по ее лицу стекала вода.

– Пей! – охранники засмеялись.

Вера, подняв голову, внимательно рассмотрела человека, выплеснувшего воду ей в лицо, и с издевкой произнесла неожиданно твердым голосом:

– Спасибо, вы мне очень помогли, мне уже лучше.

Смех прекратился, наступила тишина. Через несколько минут охранник демонстративно пил воду.

«Возможно, они получают указания вести себя подчеркнуто жестко с арестованными, – думала Вера. – Похоже, здесь пришли к выводу, что запугать, сломать – вполне эффективная стратегия». Настолько жестокое обращение с подозреваемым не переставало шокировать, и она с ужасом представляла, как в этой стране, должно быть, относятся к осужденным? Принесут ли извинения следователи, когда ее невиновность будет доказана, или это часть процесса абсолютно закономерная в их понимании? Неужели в судебной системе этой страны человек не вправе рассчитывать на каплю сострадания, будь то нормальное обращение во время допросов или стакан воды в адскую жару? К несчастью, ей пришлось убедиться, что вопрос этот – риторический. Изнывая от жары, жажды и голода, Вера силилась понять эту новую реальность: в поощряющей жестокость системе базовые права личности практически аннулируются. Что остается заключенному? Как защитить свои права? Как добиться необходимого приема пищи, уважения личных границ и главное: где заканчивается вседозволенность людей в форме? Перешагнув порог тюрьмы, останешься один на один с тюремщиками, догадывалась она, и все бытовые проблемы придется решать самостоятельно, ведь консульство не в силах утолить сиюминутную проблему жажды, голода…

Стакан воды, кусок хлеба, глоток свежего воздуха и холодный душ… Могла ли она представить всего десять дней назад, что повседневное, незначительное и, казалось, постоянное обернется едва ли не самым желанным, первостепенным и ускользающим?