Читать книгу Праздничная гора - Алиса Ганиева - Страница 4

На следующий день около полудня Шамиль вошел в городскую редакцию. В прогретом солнцем коридоре ему встретился озабоченный зять, муж его старшей сестры, который тотчас после скорых приветствий увлек его в конференц-зал. Собственно, это была узкая комната, в которую набилось человек сорок: все страшно галдели. Лица сидевших за овальным столом с микрофонами Шамиль не сразу узнал. Это были сотрудники редакции, люди бизнеса и науки, а также пара депутатов из Народного собрания. В первую минуту ничего нельзя было разобрать из-за гвалта, который подняли мужчины. Человек в бежевом пиджаке с густой, закрывавшей лоб шевелюрой настойчиво повторял:

– Информацию не подтверждает ни одна государственная инстанция! Ни одна инстанция не подтверждает информацию!

Юноша с выдающейся вперед нижней губой размахивал руками, обиженно оглядываясь на соседей:

– Как не подтверждают? А в Интернете что пишут? Мне сегодня звонили из Минеральных Вод, у них там рядом строят вал. Конкретный вал!

Шамиль поискал глазами зятя, но тот уже пробирался к столу, упрямо выкрикивая одну и ту же фразу:

– Дайте слово Шарапудину Мурадовичу! Дайте слово!

Наконец говоруны умолкли и уставились на лысого человека, неподвижно упершегося в лакированный стол пухлыми ручками.

– Вы все, тут присутствующие, покупаетесь на провокации, – начал он, сглатывая окончания. – Откуда, слушайте, вообще поступила эта непроверенная информация? Вместо того чтобы сеять панику в народе, нужно, слушайте, разбираться с зачинщиками, клеветниками, интриганами. Покажите мне их, я им сам голову оторву!

– Шарапудин Мурадович, почему это неправда? – встряла из угла крепкая девица, крашенная в блондинку.

Лысый удивленно наморщил лоб, потом повернулся к ней всем корпусом, отцепившись от стола и задергав ручками в воздухе:

– Как откуда, слушай?! У меня самые верные сведения. Я с Москвой каждую минуту переговоры делаю. Кавказ – это оплот России в борьбе с терроризмом, это буфер, слушай, это демографический кладезь! Какой еще вал? Ваши интернеты-минтернеты разве правду скажут?

Шамиль прислонился к стене, теплой, несмотря на включенный кондиционер. Опасения, тревожившие его в последнее время, начинали оправдываться. Контуры мифического вала, неустанно возводимого для изоляции Кавказа от России, постепенно обретали в его воображении пугающую ясность.

– Если так оно и есть, то мы сами в этом виноваты, – заговорил худой человек с родимыми пятнами на лице, бурно жестикулируя. – Это мы ни слова не сказали, когда сюда КамАЗами нетрадиционную литературу завозили! Когда убивали наших политиков, все знали, кто убивал, и никто не пикнул! Отвечаю, никто слова не сказал! А если полиция нарушает законы…

– При чем здесь полиция? – вскочил, перебивая говорившего, полный мужчина в голубой полицейской рубашке. – Что это за хапур-чапур? Почему стрелки переводите? Где полиция нарушала закон?

– Я не буду сейчас все случаи перечислять, – попытался увернуться худой, сделав широкий жест в сторону наседавшего полицейского.

– Откуда узнали?

– В газетах пишут.

– Ва, чего только эти газеты не пишут…

Человек в бежевом пиджаке откинул шевелюру со лба и умиротворяюще поднял ладони:

– Друзья, друзья, давайте сабур сделаем. Я уже вам сказал, что никто из центра известие не подтверждает…

– Они не подтверждают, простые люди подтверждают, – встрял юноша, еще больше оттопыривая нижнюю губу.

– Даже если это правда, – продолжал бежевый, не опуская широких ладоней, – наша дружба с Россией продолжится. Вот, говорят, дотационный регион, дотационный регион. А посмотрите сюда: если мы налоги никуда отдавать не будем, мы сами себя кормить сможем. У нас есть нефть, газ, в Юждаге есть медь. У нас тут транспортный узел Европа – Азия, незамерзающий морской порт, трубопроводы, гидроэлектростанции, машиностроение, виноделие, рыбохозяйственный комплекс. По производству сыра и овощам мы в стране на первом месте. А курорты? Бальнео… бальнеологические, лечебно-грязевые, пляжные, горные, какие хочешь есть! Ковров ручных, деревообработки, гончарных изделий, чего хочешь – вагон! Ни в одной республике такого, как у нас, нет!

– Вот как раз наш Шамиль Магомедов из Кубачей вернулся, с мастерами разговаривал, – вставил зять.

– Во-во! – радостно согласился бежевый. – Как там наши художники?

– Раньше делали боевое оружие, настоящее, а теперь сувениры штампуют. Скоро все ненастоящее станет, – ответил Шамиль без улыбки.

– Зато сейчас на международный рынок выйдем, торги наладим. А виноделие? Коньяков девяносто процентов в России мы производим, кремлевский алкогольный фонд – на основе наших напитков!

Бежевый закашлялся.

– Про алкоголь сейчас не время говорить, – пробасил каменнолицый человек в серой тюбетейке.

– Дайте мне закончить, – тряхнул шевелюрой бежевый.

Но каменнолицый, глядя куда-то поверх сидящих, продолжал:

– Вы тут так говорите, как будто на одной нефти мы будем процветать. Умма{Сообщество верующих (араб.).} становится крепкой не из-за нефти, а из-за веры. Может, у нас теперь как в Чечне будет: взял вторую жену – получи однокомнатную квартиру, взял третью – получи двухкомнатную. А не так, как теперь: вторую жену все осуждают, зато по саунам, астауперулла{Прости, Господи (араб.).}, ходят. Если центр откажется от мусульман Дагестана, то все они еще больше должны сплотиться вокруг тариката. А тем, кто портит ислам, нужно сказать, как советовал досточтимый шейх: «Оставьте лес диким зверям и выходите к людям!» Нужно научить заблудших истинной вере, да смилостивится над ними Пророк, салаллаху алайхи вассалам. В школах нужно будет наставить детей на истинные знания. А то учат их, что люди получились из обезьян. Ну какой нормальный человек этому поверит? Всемогущий Аллах начал творить людей с Адама, алейхи салам, из красной, белой и черной глины. Из его левого ребра была создана Хава, и с них началась жизнь на земле. Все пророки, начиная с Адама, приходили к людям с исламом. То есть с таухидом – единобожием. И Аллах не принимает никакой другой религии, кроме этой. Уйдут русские, будет фитна – смута. Некоторые заблудшие называют ее газаватом{У мусульман священная война с неверными.}, но они даже не чувствуют запаха газавата. Пусть Аллах нас защитит от людей смуты! Главное, постоянно наставлять соседей. Если ты сам дуа совершаешь, а твой сосед пьет, ты должен его научить. Иначе на том свете он скажет ангелам: «Не меня берите в ад, а моего друга, который меня не научил». И вам придется отвечать за грехи ближнего…

– Да о чем вы вообще говорите? – подскочила крашеная девица в углу. – Нас тут предали, захлопнули ловушку, и делайте что хотите, а мы чему радуемся?

– Хадижа, успокойся, – осаживал ее зять.

Но та продолжала:

– Люди говорят, выпускать никого не будут, а у моего брата в Ростове жена с детьми, как он туда вернется? Вам-то хорошо, – обратилась она почему-то к полицейскому, – вас на вертолетах в Турцию увезут, а народ что будет делать?

– Я здесь при чем? – вспылил тот, раздувая полные щеки. – Турция здесь при чем? Место свое знай, женщина. Как шайтан, вскочила здесь, слюнями брызгаешь!

– Чего вы боитесь? – закричал ей бежевый.

– Закрытых боюсь!

Каменнолицый замигал правым глазом:

– Это люди смуты дискредитируют ислам…

– А они говорят, что вы и все Духовное управление дискредитирует, – снова вклинился губастый юноша.

Все разом заголосили.

Шамиль вышел в жаркий коридор и поводил плечами, как бы желая отогнать происходящее. Потом достал телефон и потыкал в кнопки, но дядя Алихан не отвечал. Набрал своему другу Арипу, который работал в Москве, но и Арип был недоступен. Из конференц-зала раздавались многоголосые крики, среди которых особенно выделялся хриплый бас Шарапудина Мурадовича.

Постояв в нерешительности, Шамиль вышел на улицу. Ничего как будто не изменилось. Сначала он взглянул на узкий перекресток, где сигналили громоздкие маршруточные такси, потом на смеющихся девушек, толпящихся у входа в нелепое стеклянное здание со множеством модных вывесок, потом на палатку «Хлеб», откуда высовывалась чья-то повязанная косынкой голова. Голова кричала что-то голоногим мальчишкам, бегущим в сторону обклеенного завлекательными афишами деревянного забора, окружавшего замороженную стройку. За забором слышались счастливые крики купальщиков, плещущихся в огромной дождевой луже на месте выкопанного и недостроенного фундамента. Через дорогу от редакции пестрели нарядные частные коттеджи и кривые белые домики, на одном из которых кто-то вывел углем «Продаю муку».

Шамиль повернул за угол, туда, где под навесом сидела разморенная солнцем женщина и продавала квас. Купил большой пластиковый стакан за несколько десятирублевых монет и зашагал в сторону выжженной клумбы. Недалеко от клумбы росла чахлая акация, бросая на разноцветную тротуарную плитку редкую тень.

Он присел под акацией, на исписанную черным маркером скамейку, глотнул квасу и задумчиво уставился прямо перед собой. Несмотря на жару, на улице было людно и шумно. Из маленьких кофеен доносилась визгливая музыка вперемежку с жужжанием бензопилы, возбужденными криками прохожих и стрекотом степной саранчи. Шамиль снова набрал дяде Алихану и снова безрезультатно. «Что это я на измены сел?» – спросил он сам себя и выпрямился.

Возвращаться в редакцию не хотелось, тем более что вскоре должна наклюнуться нормальная работа. Омаргаджи говорил ему, что узнает про какое-то хорошее место в суде. Шамиль допил квас большими глотками, смял пластиковый стаканчик и, не найдя, куда его бросить, оставил лежать на скамейке. Захотелось увидеться с Омаргаджи тотчас же. Он встал и побрел в сторону моря, где в старых, пропахших деревянной плесенью дворах ютилось несколько небольших адвокатских контор.

Свернув на соседнюю улицу, Шамиль столкнулся с похожим на бочонок Хабибулой. Хабибула подскочил от радости и, широко щерясь добродушным золотозубым ртом, залепетал:

– Салам, Шамиль! Куда идешь? Я вчера с кутана{Населенный пункт, административно входящий в горный район, но находящийся на равнине, в зоне отгонного животноводства. Возникает на месте пастушьих стоянок на зимних пастбищах.} приехал, молоко, творог, туда-сюда привез. Валлах, не хотел ехать, хотел Марата послать, но самому пришлось. Туфли видишь у меня какие порватые? – говорил он, показывая на свои дырявые сандалии. – Сейчас молоко-сыр продам, и момент куплю себе туфли от души. Салимат поругает, а я что, виноват, что ли? Пока сегодня по городу ходил, порвал. У нас трубы на улице меняют, вот так вот грязь лежит, камни острые царапают… Идем ха, ты куда спешишь?

– Хочу к Омаргаджи зайти, по работе поговорить.

– Какому Омаргаджи? КIурбанизул Омаргаджи? – Хабибула весело засмеялся, на ходу потирая складчатый рот. – Он ко мне на десятый кутан приезжал, двадцать раз мне в шахматы проиграл! Двадцать раз! Теперь видит меня, убегает…

– А ты не знаешь про слухи, Хабибула? – спросил Шамиль, примеряясь к короткому шагу спутника.

– Какие слухи? А, то, что у Меседу шифер от ветра упал в Шамхале? Еще как слышал! Мне Салимат говорила. Позвала бы она меня ставить шифер, ничего не было бы. Я крепко делаю, у Магомеда спроси. Этот Запир же есть, который Пайзуллы сын? Вот его позвала. Поэтому…

– Нет, я не про Меседу, – отмахнулся Шамиль. – Тут другое говорят. Нас от России отгораживают. Пограничники, туда-сюда. Берлинская стена.

Они остановились на перекрестке, сплошь забитом гудящими автомобилями. Из окон машин высовывались нахмуренные лица и машущие руки. Молодые прохожие сгрудились у бордюров, снимая толкучку на телефоны. Хабибула замахал руками около ушей, как бы давая понять, что ничего не слышит из-за дорожного шума.

– Ле, куда все едут? – спросил он, воодушевленный зрелищем. – Ты на них посмотри!

– Наверное, где-то дорогу разрыли…

– Идем ха, – еще раз предложил Хабибула, – я тебе сметану дам, творог… Что про стену ты говорил?

– Вот, говорят, стену строят на севере, нас отгораживают, – неохотно повторил Шамиль.

– Ай, астауперулла, – засмеялся Хабибула, – этот хапур-чапур оставь, да, свой! Что ты говоришь? Ты сейчас у Карима в газете? Это ваши журналисты ай-уй делают. Нам сюда теперь.

Он взмахнул полной рукой в сторону длинной и беспорядочной улицы, усеянной частными лавками.

– Нет, не обессудь, к тебе потом зайду, Хабибула, – улыбнулся ему Шамиль, – сейчас, клянусь, не могу.

– Когда сможешь? Я же скоро опять в кутан поеду, – бодро ответил спутник, расправляя дешевую рубашку на большом животе.

– Завтра, может, зайду, – неопределенно пообещал Шамиль, оглядываясь на сигналящие автомобили.

– Ждать буду! – радостно закричал Хабибула, подавая ему руку. – Давай ха тогда.

И пошел, слегка припрыгивая в дырявых сандалиях. Шамиль повернул в другую сторону вместе с толпой.

– Ле, что там? – спросил он у одного юнца, пробегавшего мимо.

– Движуха какая-то, отвечаю, – бросил тот на бегу, зыркнув глазом, и тут же растворился в гурьбе.

В кармане у Шамиля заиграл дагестанский гимн, он жадно прижал трубку к уху:

– Салам алейкум, дядя Алихан!

– Ваалейкум салам, Шамиль, – голос дяди Алихана звучал глухо и неуверенно. – Я твои звонки видел, не мог отвечать, тут в министерстве собрание. Ты про это, про вал этот слышал уже?

– Да, в газете обсуждали.

– Правда, говорят… – дядя Алихан тяжело подышал в трубку. – Сейчас будем решать… там еще сепаратисты вроде из-за этого собираются.

– У Кумыкского театра? – спросил Шамиль, глядя, как молодые люди плавно стекаются к площади у замысловатого полукруглого здания.

– Не знаю. Ты где сейчас?

– Я здесь тоже.

– Там особо не стой, и, короче, мы сами не знаем еще, сейчас будем этот вопрос прояснять. Фарид из правительства же есть…

Голос дяди Алихана внезапно прервался. Поняв, что связь исчезла, Шамиль спрятал мобильник и оглянулся.