Читать книгу Дух геометрии - Алиса Ханцис - Страница 8

Зое не спалось. Весь вечер ее мучала слабость, затылок налился свинцом – трудно было даже смотреть телевизор. После чая она легла и сразу задремала, а потом душный, путаный сон оборвался, и стало слышно, как тикают часы, словно парящие во мраке. Было уже заполночь – она чувствовала это, не глядя на циферблат, по особенной тишине вокруг и по черной пустоте окна, обращенного, как в небытие, в беззвездное небо. Зоя подождала еще, но сон не шел. В голову полезли суетные, мелкие мысли: о сапогах, которые надо сдать в ремонт, о повышении квартплаты. Во рту было сухо, от батареи тянуло жаром сауны – или саванны? Она встала, вышла на кухню, не включая света, – дочь поддерживала тут образцовый порядок, так что легко было на ощупь найти и стакан, и чайник. Спать расхотелось совсем. На полу в дальнем конце прихожей лежала бледно-желтая полоса, и Зоя, поколебавшись, осторожно приоткрыла дверь.

– Ты чего сидишь? Поздно уже.

Кудрявая голова, темневшая на фоне ярко освещенных страниц, повернулась не сразу, будто бы нехотя. Подойдя поближе, Зоя увидела, что глаза дочери красны, а лицо усталое, с розоватой полосой там, где рука подпирала лоб.

– Мне надо закончить.

– Что, трудно? – прошептала Зоя, чувствуя острую жалость от того, что не может помочь.

– Да нет, я свое уже сделала. Это Маринке. Она много пропустила, теперь догнать не может. Предметы новые…

Зоя скользнула взглядом по тетради – сплошные формулы, какая-то китайская грамота. Яся не раз пыталась объяснить, в чем суть ее специальности под громоздким названием «Фотограмметрия и дистанционное зондирование». Это, говорила она, измерение Земли с воздуха, при помощи аэрофотосъемки, радиоволн и лазеров. «А разве она еще не измерена? – удивлялась Зоя. – И глобусы есть, и карты». Ей казалось невыносимо скучным улучшать уже известное, копаться в деталях, погрешностях, миллиметрах. Нет, в том, что касается глобуса, все открытия давно позади. Каравеллы Колумба и Магеллана избороздили океан пятьсот лет назад, и «Земное яблоко»2 созрело уже к прошлому веку, покрывшись пятнами шести материков. А нынешним ученым достаются чужие огрызки. Какой смысл тратить на это жизнь? На свете еще столько загадок – Бермудский треугольник, НЛО… Но Яся не желала слушать об этом, и Зоино сердце сжималось при мысли о том, сколько времени, сил уйдет впустую. Надо радоваться юности, а не сидеть над формулами. Ах, как быстро промелькнут эти годы, окутанные лиловой весенней дымкой. Сама она слишком рано повзрослела и в неполные сорок уже почти похоронила себя, как вдруг в воздухе снова запахло сиренью.

Яся и раньше, в школьные годы, умела одеваться – вернее, умела выглядеть хорошо хоть в платье, хоть в молодежной футболке. Лишних денег у них никогда не водилось, выбор одежды в магазинах был беден и безвкусен, но дочь находчиво украшала себя то шарфиком, то брошкой, комбинировала одни вещи с другими и носила их аккуратно и подолгу. В комиссионках (их теперь называли иностранным словом «секонд-хэнд») она выкапывала настоящие драгоценности, вроде того вязаного платья в этническом стиле. Прямое и длинное, с широким кожаным поясом, оно превращало Ясю в индейскую принцессу. Броский геометрический орнамент удивительно шел к ее крупным чертам, и Зоино воображение охотно дорисовывало вплетенные в косы соколиные перья и воинственные росчерки красной охры на смуглых щеках.

В жизни, впрочем, этих щек долго не касались ни кисть, ни пуховка. В отличие от сверстниц, дочь не спешила краситься и выщипывать в ниточку свои густые брови. Сама Зоя пользовалась косметикой только в юности, когда ей хотелось выглядеть постарше. А теперь на трюмо снова выстроились футляры с помадой и палитры теней. Скулы и виски Яся припудривала темным, отчего лицо становилось изящней; смягчался взгляд в золотистых веках, а твердо очерченные губы, которые она оживляла, под настроение, то бежевым, то вишневым, вызывали у Зои невольную зависть – у нее самой рот был маленький, сердечком. Волнующе-сладкие флюиды поплыли по комнатам: земляничные нотки незнакомых духов, запах импортного лака для волос и утюга, которым Яся без конца наглаживала блузки. Это пьянило Зою, и она, как гончая, взявшая кровавый след, кружила около дочери, заводила разговоры по душам, всматривалась, вслушивалась, стараясь не пропустить ни знака. Ей хотелось дышать чужой любовью, но Яся делилась с ней крайне скупо. Зоя была готова, в пылу доверительной беседы, поведать ей о своих сердечных опытах; вот только рассказывать было нечего. После Юры она так и не сумела влюбиться, если не считать кинозвезд, чьи портреты стыдливо прятались в ее уголке среди картин. Мужчины вокруг были безлики, скучны, думали только о деньгах и сводили семейное счастье к кооперативной квартире и мастерице жене, которая будет эту квартиру обставлять.

А Юра… Его она когда-то любила, а теперь могла лишь пожалеть. Зоя со слов дочери знала о его мытарствах: о том, как в перестройку закрыли региональное отделение НИИ, где он работал; как он, вернувшись в Москву, вложил накопленные деньги в частный банк. Вскоре банк прогорел, директор его сбежал, а Юра, отчаявшись, схватился за первое же попавшееся объявление о работе и стал машинистом в метро. В сорок лет ему не стыдно было менять профессию. Где тот успешный делец в дорогом костюме, которого она воображала? Теперь Зоя уже не мешала дочери: пусть видится с ним – отец-неудачник не представляет опасности. Да и о чем им говорить? Встретятся раз-другой и забудут друг о друге. Однако вышло иначе. Яся вдруг кинулась его опекать, будто и зла не держала. Он подарил ей на семнадцатилетие свой старый «Зенит», и теперь по выходным дочь пропадала в фотокружке, а вечерами запиралась в ванной, занавесив дверь покрывалом. Зоя украдкой всматривалась в черно-белые скользкие квадратики, висевшие на прищепках; но там были всё больше пейзажи да лица незнакомых девчонок – должно быть, институтских подруг. Юноши попадались редко и выглядели уж очень обыкновенными. Вряд ли среди них мог быть он.

Всё закончилось так же внезапно, как началось. Вместе с летом пришла череда гроз, пахнущих тревожно и резко. А потом налетели пыльные ветра, заглушив истончившийся аромат сирени. Косметика лежала нетронутой, Ясины губы сохли, а в глазах – они тоже оставались сухими – отражались стальные тучи. Зоя мучительно прислушивалась к ней, пытаясь понять, что случилось. Походка, движения – всё оставалось прежним. Тело ее, уже совсем взрослое, было аскетически-спортивным; и лишь изредка, застав дочь в постели или в ванной, Зоя видела, как внутри у нее перекатывается тяжелая рубенсовская чувственность.

«Мужчины такие негодяи», – сокрушенно вздыхала Зоя, помогая дочери убрать со стола. Но та молчала, игнорируя уловки. Как удавалось ей хранить спокойствие, заниматься делами, словно ничего не случилось? Зоя и раньше замечала в ней эту сдержанность; не раз она обиженно смолкала посреди обсуждения книги или фильма, понимая, что дочь не разделяет ее чувств. А порой именно это качество спасало их обеих, когда мир ощетинивался штыками со всех сторон.

Ясе было семь лет, когда Зоя впервые ощутила в ней свою опору. Они жили в новой квартире уже почти год, и вот однажды пришлось вызывать сантехника. Раковина в ванной была плохо подогнана с самого начала, но Зоя надеялась, что и так всё будет держаться, если быть поаккуратней. А в тот день она, забывшись, неловко схватилась за край раковины и сорвала ее. Из трубы хлынуло прямо на пол. Как страшно стало при мысли, что сейчас они зальют соседей! Зоя в панике металась от телефона к ванной, пробовала заткнуть трубу тряпками. В бараке ее постоянно окружали люди, и если что-то случалось с краном или с газовой колонкой, всякий раз находился кто-то знающий, чтоб разобраться с неисправностью. А разве дозовешься помощи в квартирной многоэтажке? К счастью, Яся отыскала вентиль, которым перекрывают воду, – он был спрятан в туалетном шкафу.

Сантехник пришел только вечером, и Зоя вся изнервничалась, пока ждала его. Она боялась, что окажется виноватой в том, что вовремя не сообщила о кривой раковине. Вдруг за это положен штраф? Наконец грянул звонок, резкий, как пожарная сирена. Затопали по линолеуму грязные ботинки. После двух лет работы уборщицей это стало Зоиным ночным кошмаром. Ей до сих пор снилось, что она исступленно трет пол, а на нем снова и снова проступают рифленые следы. Лицо у сантехника было красное и сердитое, от одежды тянуло затхлой сыростью подвала. Он осмотрел раковину, сказал, точно сплюнул: «Дрянь дело», и взялся за работу. Зоя укрылась на кухне, стараясь не слушать лязга инструментов, кряхтения и мата. Время ползло невыносимо долго, на чтении сосредоточиться не получалось. Увидев мастера в дверях кухни, Зоя облегченно вздохнула.

– Всё на соплях было, – буркнул сантехник.

– Спасибо, – она мялась, не зная, что еще сказать. – Вы меня прямо спасли…

– Спасибо, хозяйка, в карман не положишь.

Зоя растерялась. Она подумала, что мастер шутит, но тот, собрав свои железяки, всё еще топтался в прихожей и шумно сопел. Поникнув, она прошла мимо него в комнату, достала из сумки кошелек – там лежал только мятый рубль.

– Столько хватит? – робко спросила она.

– Смеешься, что ли?

Красная от стыда, Зоя полезла в шкаф и выудила десятку. Ничего мельче у нее не оказалось, и она надеялась, что мастер даст ей сдачу. Но он сгреб купюру как должное и, пробурчав что-то на прощание, ушел. От хлопка двери по квартире пробежала дрожь, тоненько зазвенели висячие кристаллики люстры, и Зоя, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась. Душу словно бы заляпали черным, как стены в ванной. Никогда еще она не испытывала такого унижения – на нее повысили голос, ей говорили «ты», отняли деньги; а страшней всего было ее собственное бессилие. Чернота внутри разрасталась, пятна сливались в одно. И вдруг откуда-то, разгоняя мрак, зазвучала нежная музыка – ее любимый Поль Мориа. Неужели по радио передают? Зоя вытерла опухшие глаза, вошла в комнату – там крутилась на радиоле пластинка, но дочери не было, зато из ванной доносилось звяканье ведра и шум воды.

– Он всё починил! – весело объявила Яся, увидев ее. – А насвинячил-то как!

Что это я, в самом деле, опомнилась Зоя; ну подумаешь, деньги. Они вдвоем, музыка прекрасна, а остальное завтра забудется. На душе стало легко, и Зоя, прижав к себе дочку, покрыла поцелуями ее душистое личико. Какая она стала большая! Годы летят так быстро – не успеешь оглянуться, как вчерашний несмышленыш начнет давать советы. При мысли об этом Зоя, сама того не ожидая, испытала облегчение. Она так устала всё решать сама.