Читать книгу Я ухожу, Варя - Алиса Носикова - Страница 6

«Я не люблю Бруно. Я его терпеть не могу. И завидую ему, как уже сказал ранее. Однако завидую я вовсе не его богатствам, не его бесчисленным яхтам и особнякам, машинам, бриллиантам. Признаться честно, я и сам не беден, и если я захочу, постараюсь и напрягусь, то смогу обогнать его по количеству цифр на счету. Нет, деньги Кавалли не вызывают во мне пламя зависти, они не разжигают во мне ненависть, вызванную горьким осознанием чьего-то превосходства. Совсем нет. Его популярность – вот что действительно волнует меня всегда, когда мне приходится находиться в компании Бруно. Его любят все. Особенно женщины. И особенно красивые. И это неудивительно, ведь он действительно хорош собой: у него правильный овал лица, ярко выраженные скулы, прямой, чуть вздернутый нос и большие, ярко-зеленые глаза. Его взгляд всегда немного рассеян, но в нем виден огонь жизнь, в нем видна безграничная любовь к себе. Меня поражает его харизма и его чувство юмора. Он способен собирать вокруг себя самых знаменитых, властных, богатых и успешных людей не только Италии, но и всего мира. Я не знаю, сколько людей могли бы пожертвовать для него всем, что у них есть. Сотни, тысячи.

У Бруно нет жены и детей. Я вообще слабо представляю его во главе семейства. Я думаю и даже практически уверен в том, что мой итальянский товарищ умрет в одиночестве, окруженный бесчисленными «друзьями» и «подругами», только и мечтающими поскорее сопроводить его на тот свет. Я знаю многих, очень многих, кто в душе надеется увидеть свою жалкую фамилию в завещании Бруно, мечтает получить от него хоть малую часть его огромного состояния. Какие же они мерзкие люди, право! Они все пропитаны алчностью, их души уже давно сгнили, но они продолжают топтать землю и притворяться живыми. В них нет ничего святого, и я прекрасно знаю, как они закончат. Они будут страдать, прежде всего, от того, что в конце жизни ясно осознают всю свою бесполезность, беспомощность, всю свою грязь. Рик тоже относится к этим людям. Относится даже больше, чем все остальные вместе взятые. Я ненавижу его. Всей душой. Всем сердцем. Разумом. Сознанием. Всем своим нутром.

Я помню день, когда раз и навсегда решил наказать этого проходимца. Сделать так, чтобы он никогда не посмел повторить то, что сделал в ту ночь. В ту летнюю ночь, два года тому назад.

За несколько часов до «того события» мне пришло четвертое за неделю приглашение посетить очередную вечеринку Бруно. Я был тогда жутко уставшим, помню, что писал сценарий для компьютерной игры, разработкой которой занималась одна крупная и весьма известная компания. Я сидел днями и ночами, у меня болела голова, я пил таблетки и постоянно срывался на Варю. То приглашение, запечатанное в золотой, блестящий конверт, на котором печатными буквами было написано «To my Russian doll Eugene», произвело на меня только отрицательное впечатление. Я не хотел вставать со своего дивана. И тем более, ради того, чтобы снова наблюдать за тем, как Бруно напьется и станет раскидываться деньгами, как он станет прыгать в бассейн и корчить из себя тонущего, а потом смеяться над теми, кто поверит и станет его спасать.

Вероятно, того, кто это читает, смутила надпись на конверте с приглашением. Да, мы разговариваем на английском, потому что по-итальянски я знаю только пару устойчивых фраз. И да, он называет меня «матрешкой». Отвратительно и унизительно. Знаю. Терплю. И молчу. А вот почему молчу, понятия не имею.

Пока я читал надпись на конверте, ко мне сзади подошла Варя. У нее в тот день было прекрасное настроение. Она смеялась, танцевала и постоянно лезла обниматься. Я совсем не разделял ее радости. Прыгая и бегая вокруг меня, Варя вдруг заявила, что непременно хочет пойти со мной на вечеринку. Я не сразу сообразил, что она имеет в виду, и с минуту молчал. Когда же, наконец, до меня дошел весь смысл сказанного, я резко вскочил, взглянул на Варю и улыбнулся так, как не улыбался даже в детстве, когда мама раз в год приносила домой пакет конфет. Я готов был кричать от восторга. Моя усталость тут же исчезла, я побежал переодеваться и уже через несколько минут стоял у входа. Моя жена никогда не собиралась долго, и мне никогда не приходилось ждать ее по несколько часов. Варя довольно скоро вышла ко мне. В тот вечер она была особенно чудесна. Волосы, кудрявые и пушистые, ложились мягкими волнами на ее плечи. Она была в элегантном шелковом длинном платье глубокого черного цвета. В правой руке у нее была маленькая, темно-синяя сумочка с серебряным замком в виде сердца, а в левой – сложенный кружевной веер. Мы купили его еще в Лос-Анджелесе. И Варя с ним никогда не расставалась. Она не переносила жару и не могла выйти из дома без бутылки воды и этого веера. Интересно, хранит она его до сих пор или нет. Возможно, он уже лежит на свалке и ждет своего конца.

Варя ни разу не ходила со мной на подобные мероприятия до того дня. Именно поэтому я крайне удивился ее желанию, именно поэтому я был счастлив как ребенок. Я часто уговаривал ее составить мне компанию, но она была непреклонна. Нет, не то, чтобы Варя была упрямой или несговорчивой. Совсем нет. Она просто любила быть дома, в тишине, в одиночестве. Она с самой школы обожала готовить, и я, признаться, не пробовал ничего вкуснее ее фирменного блюда – стейка «филе-миньон» под брусничным соусом, с ломтиками жареного картофеля и свежей зеленью. Это блюдо всегда было превосходным. Я бы душу отдал, чтобы сейчас лицезреть его у себя на тарелке. В эту минуту. Однако я слишком вдаюсь в ненужные подробности своей прошлой семейной жизни и отдаляюсь от основной темы. Да-да, та самая ночь… И тот самый Рик Стефенсон.