Читать книгу Зачарованные - Алисон Ноэль - Страница 4

Воздух застывает, а время словно съеживается и опадает усталыми складками. Открываю деревянную дверцу риада[2], где мы с Дженникой живем уже несколько недель, и покидаю наш внутренний дворик, увитый розами и жимолостью. Теперь я оказываюсь в лабиринте узких улочек старого города. И все снова замирает.

Но на сей раз я решаю поступить по-другому. Надо бы попробовать нечто новенькое. Я пробираюсь вдоль палевых стен и прохожу мимо худого мужчины, застывшего на дороге. Тихо дотрагиваюсь до белой хлопковой рубахи незнакомца и мягко разворачиваю его в противоположном направлении. Подныриваю под брюхо драного черного кота, который оцепенел в прыжке, и быстро переставляю местами бронзовые светильники, которые продает старик на углу. Потом направляюсь к следующей лавчонке и примеряю ярко-синие бабуши[3]. Они мне нравятся, так что я их не снимаю и оставляю взамен свои старые кожаные сандалии и пригоршню мятых дирхамов[4].

Глаза болят от напряжения, но я изо всех сил стараюсь не моргать. Если я не выдержу, то прохожий в белой рубахе оживет, кот мягко завершит свой прыжок, а продавцы будут озадаченно пялиться на свой товар. Мир вновь мгновенно погрузится в свой обычный хаос.

Но когда я замечаю светящиеся силуэты, то сразу инстинктивно зажмуриваюсь. Я надеюсь, что они растают в воздухе и отправятся по своим делам. Пусть делают, что хотят, только пусть не наблюдают за мной!

Раньше я думала, что такое случается со всеми людьми, пока не рассказала об этом Дженнике. Она скептически улыбнулась и заявила, что у меня – переутомление из-за длительных перелетов. Дженника уверена, что время никого никогда не ждет, поэтому нужно всегда торопиться.

Но я-то всегда понимала разницу. Я, наверное, полжизни провела в самолетах и разбираюсь в часовых поясах. Очевидно, мое состояние не имеет с «синдромом путешественника» ничего общего. Впрочем, я предпочитаю не упоминать вслух о всяких чудесах. Я просто терпеливо жду, когда они повторятся. Вот и все. Кстати, на протяжении последних лет такие странности участились. С тех пор как мы прилетели в Марокко – раза три в неделю.

Рядом пробегает молодой парень, примерно моего возраста, и его жадный взгляд напоминает мне, что нужно поправить голубой шелковый шарф и полностью прикрыть волосы. Ускоряю шаг. До сумерек мне надо успеть на площадь Джема-эль-Фна[5] – я хочу опередить Вейна. Сворачиваю за угол, и самые разные ощущения обрушиваются на меня, как лавина.

Прямо передо мной – ряды открытых жаровен, на которых готовят голубей, козлят и бог знает что еще. Блестящие от соуса тушки вращаются на вертелах, в небо поднимаются облака дыма, ароматного от специй. Заклинатель змей устроился по-турецки на толстых циновках, кобра зачарованно покачивается под гипнотический аккомпанемент флейты. Завораживающе гремят огромные барабаны, их шум неумолчно пульсирует повсюду. Это – вечные звуки площади, которая пробуждается к ночной жизни.

Делаю глубокий вдох, наслаждаясь смесью запахов экзотических масел и жасмина, и быстро озираюсь по сторонам. Мне недолго осталось любоваться красотами города – съемки скоро заканчиваются, и мы с Дженникой отправимся куда-нибудь еще, где требуется талантливый гример. Доведется ли нам вернуться сюда?

Пробираясь к лотку с едой возле заклинателя змей, где уже околачивается Вейн, я специально медлю пару секунд. Мне нужно справиться с раздражающим приступом слабости, который случается со мной всегда, когда я вижу его взъерошенные золотистые волосы, синие глаза и мягкий изгиб губ. «Наивная дуреха», – говорю я себе и укоризненно киваю.

А с ним ведь не стоит встречаться. Правила игры мне хорошо знакомы. Самое главное в такой ситуации – никогда не увлекаться и не принимать ничего всерьез. Веселиться, получать удовольствие – и не оглядываться назад, когда настанет время расставаться. Ведь красота актеров принадлежит поклонникам. Ни одно из звездных лиц никогда не будет принадлежать мне.

Дженника таскала меня с собой, когда я была еще совсем маленькой. Поэтому я вечно оказывалась в роли ребенка на съемочной площадке. И волей-неволей я подчинялась неписаным законам: сидела тихо, не лезла под ноги, помогала, если попросят, и самое главное – не путала кино с реальной жизнью.

Короче говоря, с детства я постоянно общалась с разными знаменитостями, поэтому реагирую на них спокойно и впечатлительностью не страдаю. Возможно, именно поэтому я им и нравлюсь. Внешность у меня приятная. Я довольно высокая, стройная, с длинными темными волосами и зелеными глазами. Но в целом – ничего особенного, просто среднестатистическая девчонка. Но я никогда не тушуюсь и не смущаюсь, сталкиваясь со звездами: для них это непривычно, и в результате они сами проявляют ко мне интерес.

Впервые я поцеловалась в Рио-де-Жанейро с мальчиком, который, между прочим, выиграл приз MTV за «Лучший поцелуй». Никто из проголосовавших за него явно с ним не целовался, это уж точно. А во второй раз – на Новом мосту в Париже – с парнем, который красовался на обложке «Vanity Fair»[6]. Да, они богаты и популярны, за ними гоняются папарацци, но в остальном наши жизни не так сильно различаются. Большинство из них – странники, как и я. Мы постоянно меняем дома и друзей. Никакой оседлости. Если твой единственный адрес – почтовый ящик «до востребования», трудно завести постоянные отношения.

Однако когда я подхожу к Вейну, то чувствую, как меня охватывает смятение. Мне трудно дышать. Он улыбается мне своей фирменной ленивой улыбкой и говорит: «С днем рождения, Дайра!» Я знаю, миллионы девушек готовы на все что угодно, лишь бы очутиться сейчас на моем месте, в моих голубых бабушах с загнутыми носами.

Улыбаюсь в ответ и засовываю руки в карманы армейской зеленой куртки. Дескать я не замечаю, как его взгляд скользит по моей фигуре – задерживаясь на моей обтягивающей майке и узких джинсах.

– Здорово! – Он ставит ногу рядом с моей и кивает на такие же шлепанцы, только мужские.

Затем смеется и сообщает:

– Как думаешь, может, мы запустим новый модный тренд, когда вернемся в Штаты?

«Мы». Никакого «мы» не существует, и вообще меня его притворство раздражает. Съемки закончились, и наш короткий роман – тоже, а он еще пребывает «в образе». Впрочем, вскоре в наши паспорта поставят выездной штамп.

Из-за этих мыслей мои нежные чувства исчезают, как пламя, погашенное ливнем, и место восторженной барышни занимает настоящая Дайра.

– Вряд ли, – усмехаюсь я, пиная его бабуши.

Ничего, он это заслужил, раз уж считает меня наивной девицей.

– Слушай, давай перекусим? Мне страшно хочется местный длинный бутерброд с мясом или с колбасой. И картошку!

Поворачиваюсь к лоткам с едой, но Вейн хватает меня за руку.

– Подожди минутку. – Он притягивает меня к себе. – У тебя – день рождения! Можно придумать что-нибудь особенное! Как тебе идея насчет одинаковых татуировок?

Таращусь на него в полном изумлении. Он что, шутит?

– Дайра, не бойся, ничего постоянного! Я имею в виду их временные татуировки хной – мехенди. Они смываются, но выглядят классно.

Он чуть приподнимает левую бровь, и я с трудом подавляю желание нахмуриться. Ничего постоянного. Прямо-таки девиз моей жизни. Но мехенди – это лучше, чем глупая переводная картинка. Мехенди будет украшать меня еще долго после того, как оплаченный студией личный самолет Вейна умчится прочь.

– Режиссер тебя убьет, если ты заявишься завтра на съемки, расписанный хной, – парирую я.

Вейн пожимает плечами. Сколько раз я видела подобный жест – и у него, и у других молодых актеров. Он чувствует себя абсолютной звездой. Он незаменим. Вейн думает, что он – единственный на свете семнадцатилетний парень с толикой таланта, загорелой кожей, вьющимися волосами и пронзительными глазами. Ну, разумеется, он заставляет экран сиять, а девицы (а также их мамаши) млеют от его красоты. Это опасный ход мыслей, особенно если ты работаешь в Голливуде. Такие идеи приводят к лечению от наркозависимости в клиниках, к ролям в дешевых телевизионных сериалах и низкобюджетных фильмах, которые даже не выходят в прокат, а выпускаются на DVD.

Впрочем, я не сопротивляюсь, когда он тащит к женщине, одетой в черное. На ее коленях лежит горка пакетиков с хной. Пока Вейн договаривается насчет цены, я чинно усаживаюсь перед ней. Она отрезает уголок у одного из пакетиков и выдавливает темную пасту на мою кожу, не спрашивая, какой орнамент я предпочитаю. Хотя мне все равно. Прислоняюсь к Вейну и позволяю ей делать то, что она хочет.

– Не трогайте узор как можно дольше, чтобы он закрепился. Чем темнее краска, тем сильнее ваш молодой человек любит вас.

Женщина бросает многозначительный взгляд на нас с Вейном. По-английски она изъясняется плохо, запинаясь и с акцентом, но смысл ее фразы вполне ясен.

– Мы не… – собираюсь сказать, что мы не влюблены друг в друга, но Вейн обнимает меня и чмокает в щеку.

Его улыбка заставляет мастерицу улыбнуться в ответ, демонстрируя нам редкие почерневшие зубы.

Я впадаю в ступор, потрясенная его нежностями, и ощущаю себя идиоткой. Я пылаю, на руках размазана хна, похожая на грязь, а к спине прижимается восходящая юная звезда.

Я вообще-то не представляю, что положено чувствовать в такой момент. Но явно не то, что чувствую сейчас я. Похоже, Вейн играет очередную роль. Он перевоплотился в дерзкого юношу и теперь выступает для этой странной марокканки, которую мы больше никогда не увидим. Но зрители – это зрители, даже если их мало.

Когда женщина принимается покрывать хной ноги Вейна, я начинаю потихоньку отколупывать крошечные кусочки хны. Витиеватый узор превращается в пыль и смешивается с землей.

Почему-то мне не хочется, чтобы марокканка была права. Я не могу позволить себе влюбиться.

Сделав татуировки, мы с Вейном направляемся к жаровням. Уплетаем пять бутербродов с мясом и колбасками, жареную картошку и запиваем все двумя бутылками «Фанты». Потом бродим среди уличных артистов, разглядывая акробатов, жонглеров, ясновидящих, целителей, музыкантов и дрессировщиков с ручными обезьянками. Там даже обнаруживается женщина-дантист, и мы в ужасе наблюдаем, как она выдирает гнилые зубы какому-то старику.

Идем по площади, касаясь друг друга бедрами при каждом шаге. Дыхание Вейна щекочет мне ухо, он вытаскивает из кармана маленькую бутылочку водки и предлагает мне хлебнуть, но я отталкиваю его. Где-нибудь в другом городе я бы, пожалуй, не возражала, но Марракеш – слишком загадочный и немного пугает меня. Кроме того, я не знаю здешних законов, но подозреваю, что к алкоголю тут относятся строго. Не хватало еще загреметь в тюрьму за «распитие спиртных напитков».

Вейн усмехается, отвинчивает крышечку и делает пару глотков. Затем прячет водку и тянет меня в пустой переулок. Я спотыкаюсь и прищуриваюсь в темноте. Теплые ладони Вейна поддерживают меня за талию, и я вспоминаю присказку Дженники, которую та повторяла мне, приучая спать без лампы:

– Нужно только привыкнуть, а свет сам найдет тебя.

Вейн стаскивает шарф с моих волос и придвигается настолько близко, что я различаю его синие глаза. Его идеально очерченные губы прижимаются к моему рту. Я растворяюсь в поцелуе, ощущая слабый вкус алкоголя на его языке. Ласкаю напряженные плечи Вейна, глажу шелковистую гриву его волос. Он задирает мне майку…

Я в каком-то бреду – и от его горячего тела, и от его обещаний. Подчиняюсь властному приказу его пальцев, захвативших в плен мою грудь, и мои собственные руки скользят вниз, ощущая рельефные мышцы живота, все ниже и ниже, к поясу его джинсов. Я готова продолжать свои исследования, но Вейн отстраняется.

– Лучше пойдем отсюда… – хрипло шепчет он.

Мы оба стараемся перевести дыхание, сопротивляясь желанию вновь слиться в жадном поцелуе.

– Нет, серьезно, это будет потрясающе! Быстрей!

Он вытаскивает меня из переулка на ярко освещенную шумную площадь. Сперва я не возражаю, но непрекращающийся ритм барабанов зачаровывает меня.

– Нам сюда. Эй, Дайра! Что с тобой?

Он недоуменно хмурится, а я, ни на что не реагируя, направляюсь к источнику пульсирующего ритма.

Пробираюсь сквозь плотную толпу и наконец оказываюсь лицом к лицу с тем, что я искала. Гипнотический звук красного кожаного барабана заполняет мою голову. Передо мной плывут сполохи шелка, золотых монет и обведенные сурьмой страстные глаза на полускрытом платком лице.

Вейн проталкивается следом за мной и останавливается рядом. Он заворожен зрелищем одетого в длинный кафтан мужчины, который бешено извивается под мерный звон цимбал. Но Вейн, конечно, не видит того, что все дрожит, расплывается и мерцает. Я словно смотрю на мир сквозь радужное стекло. Яркие силуэты внезапно возникают вокруг нас и манят меня, зовут к себе.

Быстро моргаю несколько раз, пытаясь вернуться в реальность, но без всякого успеха. Сияющие люди по-прежнему окружают меня, а теперь к ним присоединились и вороны.

Тысячи птиц заполняют площадь. Они садятся на барабанщика, на танцующего трансвестита, взлетают и приземляются где хотят. Пространство мигом гаснет в тысячах бусинок глаз, неотрывно наблюдающих за мной. Светящиеся люди медленно движутся вперед: они идут прямо по воронам, превращая их в месиво из черных окровавленных перьев. И я ничего не могу сделать, чтобы остановить их. Но я могу убежать.

С воплем бросаюсь в толпу, расталкивая людей, крича, чтобы они убирались восвояси. Вейн хватает меня, прижимает к груди, просит успокоиться. Я облегченно вздыхаю, не зная, как объяснить свой приступ безумия. Но в эту секунду взгляд мой падает на площадь, и я обнаруживаю нечто похуже ворон. Сейчас она заполнена тысячами окровавленных отрубленных голов, которые насажены на пики.

Кошмарные рты искривляются, и чудовищный хор выкликает мое имя, призывая меня прислушаться к предупреждениям, пока еще не поздно. Один из голосов звучит громче прочих. Измученное лицо, которому он принадлежит, очень мне знакомо. Я видела его на старой фотографии из нашего с Дженникой домашнего архива.