Читать книгу Какие трудности? Серия «Что видел – о том и пою» - Алив Чепанов - Страница 2

Солнце было уже высоко, когда Алекс подходил к знакомой точке, к магазину «Продукты», а именно к отдельному входу в винный отдел. С самого начала борьбы с пьянством и алкоголизмом, торговле была дана строгая партийная установка перевести все вино-водочные отделы продовольственных магазинов в обособленные помещения с отдельным входом и сокращённым рабочим днём. Вывеска над обитой железным листом входной двери была весьма лаконична: «ВИНО». На самой двери была прибита металлическая табличка с режимом работы вино-водочного отдела. На ней после слов «часы работы» было небрежно намалёваны черной краской прямо поверх старых цифр новые: «с 14:00 до 19:00».

Алекс знал, что нет смысла подходить раньше половины третьего. Этот период открытия винного отдела в народе назывался «взятием Бастилии». Примерно минут двадцать – тридцать после открытия, когда весьма пёстрые народные массы врываются в вино-водочный отдел и заполняют его полностью, вообще ничего не происходит. Всё проникшие во время «штурма» в магазин молча наслаждаются тем фактом, что они попали в круг избранных и добрались-таки к самому святому святых – к винному прилавку. Около получаса все обживаются на новом месте, знакомятся друг с другом и меряются кто круче. Дело в том, что во время «штурма» очередь чаше всего сбивается и внутри создаётся заново уже по новым никому не понятным правилам.

Но это всё будет позже, после открытия, а пока ещё было время и Алекс не спешил, так как по опыту знал, что ещё как минимум полчаса можно никуда не торопиться. Это время безвозвратно потерянное для продавщицы, так как пока покупатели силовыми методами выясняют кто всё-таки первый, ей непонятно кого же всё-таки обслуживать и также это время потеряно для самих покупателей, делящих между собой пальму первенства и первое место у прилавка. Сама же торговля в это время никуда не двигается вообще.

На дворе стояла слякотная весна 1988-го года. Растаяли только дороги, а снежные сугробы ещё стояли повсеместно, было похоже, что они и не думают таять, а даже наоборот становятся всё крепче и крепче из-за образовавшейся на них чёрной ледяной корки.

«Атас! Эй, веселей, рабочий класс! Атас! Танцуйте, мальчики, любите девочек…» – доносилось из открытого окна третьего этажа жилой девятиэтажке.

– Гуляет молодежь, небось уже затарились… – с завистью в голосе мечтательно прокомментировал седой гражданин с тросточкой, стоявший где-то в середине очереди. – Когда только успели?

– Женщина, я был перед вами. Я отходил, вы меня помните? – тщетно пытался встроиться в очередь высокий интеллигентного вида мужчина в сером плаще и черной шляпе.

– Вот ещё, чего выдумали! Не помню я вас. Здесь стояла молодая женщина, такая вся из себя, в зелёном пальто, её помню, а вас впервые вижу! – строго парировала полная женщина средних лет в больших очках с сильной диоптрией.

– Вы, может быть меня не разглядели? У вас зрение наверное плюс три, а то и больше? – настаивал интеллигент в шляпе.

– Ну уж мужика-то от бабы я ещё отличаю и если вы не женщина, то вы здесь и не стояли! – отрезала женщина, интонацией вахтёрши на проходной, не пускающей выпившего работника на предприятие.

– Вот интеллигенция! Погулял сходил, выспался, а теперь пришёл, где моя очередь! – подключился мужик в спортивной куртке с фингалом под правым глазом, стоявший перед женщиной в очках.

– Тут стоишь с самого утра, а он хитёр, подскочил, пустите меня в очередь! Я ветеран и то стою, никуда не отхожу! Не пускайте его! – вынесла приговор тщедушная старушка, стоявшая в очереди за женщиной в очках.

– Что, вы? Что, вы, товарищи? Я может быть и ошибся, пойду дальше по очереди поищу свою… – смутился мужчина в шляпе, никак не ожидавший такой резкой реакции общественности.

– На дурака хотел проскочить интеллигент вшивый! Вот из-за таких всё! – послышался хриплый голос из-за старушки.

– Не имей сто рублей, имей морду понаглей! А ещё шляпу одел! Не пускайте! Гоните его в конец! – зашумела очередь.

Интеллигент не выдержав такого коллективного натиска, всеобщего осуждения и унижения, уныло, как ученик получивший двойку с поникшей головой медленно поплёлся в конец очереди, по пути вглядываясь в лица людей, всё ещё надеясь найти своё место…

…Восьмидесятые годы похоронившие целых трёх генсеков постепенно подходили к концу. Не заканчивались только традиционные советские очереди. Как шутили комики в то время: «у нас народная примета такая: если очередь, значит что-то дают». После того как последнего генсека-экспериментатора осенило (или бес попутал) начать в России борьбу с пьянством и алкоголизмом, очередь в вино-водочные отделы стала нашим народным достоянием – главной достопримечательностью. По этим чисто русским «чудесам» надо было водить экскурсии, это для демократичных иностранцев было бы зрелищем похлеще всяких там картинных галерей и музеев. Ни где, ни в одной стране мира, такого невозможно было бы увидеть. А у нас можно было не только увидеть, но и при желании поучаствовать, особенно смелым и физически крепким экскурсантам. Настоящий экстрим: «штурм винного магазина».

«…Да глумится горбатый главарь… Атас!» – кричала группа Любэ из открытого окна жилого дома…

– И то правда, задолбал Горбач со своим «сухим законом», – переговаривались в очереди, – чтоб ему бы самому тут денёк отстоять от звонка до звонка!

– Да ещё бы перед его носом водка закончилась, вот тогда пускай бы поумничал – диалектика! – вторили другие.

– Соки говорит пейте на свадьбе-то! Это каково? Людям не помянуть как положено, не новоселье отметить, не защиту диссертации обмыть, не ребёнка окрестить! – возмущались третьи…

Услышав голос народа, Алекс вспомнил то время, когда он ещё только дембельнулся. В то время он мало бывал дома и очень редко заглядывал в телевизор. Так, иногда, разве что за компанию с мамой и бабушкой, когда они традиционно вместе смотрели программу «Время». Но и за то короткое время мимоходного просмотра Алекс успевал заметить очень странного человека, который сразу же обращал на себя внимание своим южным говором на «г» – он гэкал. Этот смешной человек с пятном на лбу привлекал к себе внимание ещё и очень странной, но подкупающей окружающих, манерой ведения диалога. Он выходя к народу не выступал, а как бы вёл диалог, хотя незаметно для слушателей участвовал в этом диалоге только он сам. Задавал вопросы всем, а отвечал на них один. Но самое главное, что резало слух любому образованному, даже в пределах средней школы, человеку – это его очевидно неправильное ударение в словах. Вначале народ думал, ну оговорился наш генсек, ну и что, с кем не бывает, зато какие сладкие песни поёт. Алекс слышал выступления нового генсека обычно на ходу, собираясь куда-нибудь или занимаясь чем-нибудь, но всё же успевал в глубине души поразиться этому совершенно безграмотному ударению.

«В нашей средней 656-ой школе, за такое ударение наш великий педагог по русскому и литературе Анна Ивановна Веремейчик поставила бы ему твёрдую двойку и не более того, – не уставал прикалываться Алекс над руководителем сильнейшей в мире державы, – неужели пограмотней никого в ЦК КПСС не осталось? Если нет, то тогда беда, беда для страны и для всего народа беда».

Анна Ивановна действительно была очень строга. Алекс имел у неё четвёрку по русскому и по литературе и считал эти четверки большим для себя достижением. А тут по центральному телевидению глава такого Величайшего в мире государства несёт следующее: «надо углубить» с ударением на второе «у», «новое мышление» с ударением на «ы», «меня понять» с ударением на «о» и тому подобное. Может быть это в какой-то мере и подкупало поначалу широкие народные массы. Дескать вот это наш народный вождь, он также как и мы путает ударение, и также гэкает как все южане. Но особенно действовало на простого гражданина – это «хождение в народ», когда глава государства выходил к простому люду где-нибудь на улице в каком-нибудь Усть-Засранске. Народ протягивал к вождю руки, радовался чему-то, наверное приобщению к важному историческому моменту, задавал вопросы и даже на некоторые получал ответы. Такого хождения в народ и такого тесного общения с простыми гражданами не было со времен первого вождя советского государства. Народ принимал нового молодого, по сравнению с предыдущими вождями, дышавшими на ладан, главу СССР ровно до того момента пока он не закончил свои теоретические выступления и ни начал что-то делать уже практически. Пока правление Горбачёва заключалось в красивых, убаюкивающих народ, своеобразных моно-диалогах, на близком к широким народным массам почти народном языке, наплевать, что непонятно о чём, с выходами на улицы к простым людям, это воспринималось всеми на ура. Но когда началось практическое правление Михаила Сергеевича и началось оно с повсеместной борьбы с пьянством и алкоголизмом, а заодно: с виноградниками, винодельческими и ликёро-водочными предприятиями, с нашими вековыми традициями и обычаями, отношение народа к новому генсеку резко переменилось с плюса на минус. Правда большее количество женского населения среднего и старшего возраста восприняли поначалу «горбачёвскую борьбу» положительно, в надежде на то, что наконец увидят трезвыми отцов, мужей и сыновей. Вскоре после начала повсеместной борьбы с пьянством и алкоголизмом были установлены новые условия и временные рамки продажи спиртного с 14:00 до 19:00. Постепенно все столкнулись с тем, что приобрести даже всего лишь одну бутылку водки или вина для какого-нибудь торжественного случая стало большой проблемой. Когда же мужчины стали приходить домой даже ещё пьяней чем раньше, так как пили теперь всё, что горит и голову дурит, тогда уже и женщины перешли в разряд недовольных «сухим законом» и соответственно самим главным борцом с пьянством и алкоголизмом. А после того, как вождь с экранов телевизоров посоветовал всему рабочему классу пить вместо водки и вина соки по любому случаю и на любые праздники, в народе генсека как только не поносили…