Читать книгу Завернувшись в тёплый плед. Лето. Второй сезон - Алия Латыйпова - Страница 6

– Пошли вон, сорванцы!

– Дёру, дёру!

– Живой?

Митька лежал калачиком на выжженной солнцем траве, когда широкая тень накрыла его, а потом помогла встать.

– Живой. Спасибо. – Он вытер рукавом предательские слёзы, провёл под носом, размазав кровь по щеке.

Митька с матерью гостил в деревне почти месяц. Закончил третий класс, но выглядел младше: коленки казались болтами на птичьих ногах, плечи падали вперёд, отчего Митька сутулился, вещи на нём висели, как высохшая сливовая кожура. Деревенские прозвали мальчика Заморышем, в свои игры не брали, а при удобном случае награждали тумаками.

– Влетит от матери, – подумал Митька, глянув на оторванный карман.

Спаситель – старик с пышной шапкой белоснежных волос – словно угадал волнение мальчишки:

– Надо зашить прореху, не то мать заругает. Идём.

Митька послушно отправился за стариком, хоть и помнил напоминания мамы по поводу незнакомцев. Но в голосе старца слышалась теплота, да и быть выпоротым Митьке тоже не хотелось. Далеко идти не пришлось. Сразу за поворотом стоял домик с длинной печной трубой. Старик указал тростью в правую сторону, где под ветвями вишни притаилась лавочка. Хозяин вынес из дома катушку ниток, протянул Митьке, и тот, быстро вдев нитку в игольное ушко, стал заштопывать на себе карман.

– За что на тебя напали хулиганы-то? – спросил старик, опираясь на трость.

– Славка книжку мою забрал. Я погнался за ним, а тут ещё двое его дружков… Стали дразнить меня… ай! – Митька уколол ногу. – Книжку между собой перебрасывать. Я толкнул Славку, а дальше вот что. – Он указал рукой на лицо и шорты. Дёрнул худыми плечами.

– Хорошая книжка была-то?

– Лучшая. Мне папа её подарил перед… перед командировкой. – Митька сильно зажмурился.

– Не горюй, – успокаивал старик. – Сердце у тебя храброе.

– Вы так говорите, чтобы я не плакал. Меня в школе дразнят, здесь тоже. Мама вечно говорит, что нужно кашу есть. А я её терпеть не могу! – В сердцах бросил Митька.

Старик улыбнулся под седыми усами.

– Кашу есть надо. А вот мышцы иметь, чтобы доказать свою правоту, не обязательно. Нужен крепкий ум.

Митька почал головой в знак несогласия.

– Умойся напоследок, а то мать сразу догадается, что ты дрался.

Мальчишка дотронулся рукой до носа, нащупал на щеке засохшие капельки крови. Возле колодца набрал из ведра пригоршню воды и плеснул себе в лицо. Открыл глаза и попятился назад.

Он стоял в царских палатах. Вдоль деревянных стен на лавочках сидели бояре в тёмных платьях и смотрели на него. Митька от удивления прикрыл лицо руками. Хлоп-хлоп – нащупал жёсткую бороду. Да и руки не его, чужие.

– Что велишь писать в указе, Великий государь?

Митька уставился на писаря, застывшего с пером.

– Повелеваю образовать библиотеку в Софийском соборе. Ибо книги – суть те же самые реки, которые напояют вселенную, – заговорил Митька чужим-своим голосом.

– Мудры дела твои, Государь, – склонился над бумагою писарь.

Весь день Митька говорил чужим-своим голосом, диктовал указы, а люди всё шли к нему за советами и уходя благодарили. К исходу дня вышел он, прихрамывая, из палат и вновь оказался во дворе старика. Только никого там не было, лишь высокая трава и полуразваленный дом. Митька потёр кулаками глаза. Посмотрел на руки – его, тонкие, с веснушками. И вихрем помчался с того места.

Пробегая мимо футбольного поля, столкнулся со Славкой и его дружками.

– Эй, Заморыш, книжка нужна? – Славка размахивал заветной вещью.

Митька думал, как быть: вырвать книжку, толкнуть Славку, затем убежать, а что потом? Решение пришло быстро: посмотрел на Славку открытым взором и сказал:

– Она мне, конечно, дорога, но отец всегда говорил, что хорошими книгами нужно делиться. Она твоя. Читай на здоровье.

Развернувшись, Митька пошёл домой, оставив троицу с открытыми ртами.

Через пару дней мальчик обнаружил историю «Лётчик для особых поручений» на крыльце, а в ней записку:

«Нам понравилась книга. Приходи играть в футбол, бить больше не будем. Славка, Лёха, Пузырь».

Утреннее солнце блестело в каплях росы, где-то в стороне петух кричал о начале нового дня, а внутри Митьки трепыхалось новое для него чувство свободы.