Читать книгу Завтрак в облаках - Алла Иошпе - Страница 3

Опыт жизни своей писатель Максим Горький называл «мои университеты». А в моем случае, если не считать действительно моего родного Московского государственного, то в разные периоды жизни «моими университетами» был опыт общения с моими, а потом и с нашими домработницами. Это была высшая школа общения с особой частью народа, которая на протяжении многих лет стала нашим спутником по жизни.

Эта школа и стала «моими университетами».

Домработницы у нас были всегда. Или почти всегда. В зависимости от возможности. Материальной. И чем меньше были наши возможности, тем бедней и с большими проблемами были наши помощницы.

Кто-то назвал домработницу «домраба». И напрасно. Еще неизвестно, кто у кого в рабстве. Лишь по крайней необходимости приходилось жить под одной крышей с посторонним человеком, впускать в свой дом, а то и в свою душу чужие характеры и проблемы. Но из общения с этими «пришельцами» мы узнавали много нового. О жизни провинциальной, о судьбах конкретных людей… И естественно, жизненный опыт наш расширялся. Прямо не выходя из дому.

В услужение в чужой дом шли просто от необходимости выжить. Работы нет. Жить не на что. Вот и идешь в прислуги. Жизнь их, как в зеркале, отражала состояние самого общества того времени. И в то же время – положение в этом обществе тех, к кому эти люди приходили служить.

В нашем доме помощницы появились не сразу. Пока я была маленькой, их не было вообще. Незачем было. Сестра уже выросла, а со мной все время – мама. Она бы не доверила меня, любимую и болявую, никому. Даже если б и была возможность. А ее, этой возможности, в то время и не было. А вот когда уже у меня самой появилась дочка, тогда выхода не стало.

К тому времени я уже закончила свой психологический факультет и меня приняли в аспирантуру. А так как «на меня вся наука смотрит с надеждой», то мне надо появляться в клинике нейрохирургии имени Бурденко каждый день. Там я работала над своей кандидатской диссертацией. Тогда и встал конкретный вопрос о помощнице. Вернее – о няне.

Денег на это нет. Да и откуда им быть?! Муж – инженером за копейки… Правда, моя аспирантская стипендия. Хоть и повышенная. Но она ненамного отличалась от обычной. И – на няню. И мама, взявшая на себя всю заботу о малышке, решает, что все-таки надо деньги идти зарабатывать. Детям помочь, раз так.

Дочке Танюшке к тому времени уже два. Можно и с няней оставить. Если найти таковую, конечно.

И мы даем объявление.

Няня не заставляет себя ждать. Вернее, та, которая была бы нужна, заставляет. А эта, которая не заставляет, – приезжая. И жилья у нее нет. Да и у нас нет места, где ей спать. Нам нужна няня, что приходит и уходит. Но хотеть не вредно. Таковой – за наши деньги – нет. Пришла эта. Жить ей негде, потому и не берет никто. И она в слезы:

– Устройте хоть как-нибудь! Не пожалеете! Хоть в коридоре, хоть на полу… пожалуйста-а-а!

А у нас недавно в проходном коридорчике, который сразу при входе в наши пятнадцатиметровые «апартаменты», папа ванну соорудил. Самую настоящую. Чугунную. Знакомый дворник стянул со стройки и папе за бутылку «уступил». Ванна-то в узком коридорчике вдоль стены поместилась, но перекрыла весь проход. Но папа, совершая невероятные усилия, «мешавшую» нашей ванне стенку «подвинул»… к соседке. Короче, ванна устроилась как-то. И тетя, которая в няни хочет, обрадовалась:

– Так я в самой ванне и спать буду!

А мама:

– Ну как же можно человека в ванну класть?!

А тетка:

– Ну а ежели человеку вообще спать негде?! А вам няня нужна?!

И плачет опять.

Тут папа и придумал накрыть толстой доской эту ванну. И накрыл. И получилось как тахта. Только жестко.

Няня перестала рыдать. А радоваться стала.

Так у нас и обосновалась она. Тем более что цену она назвала соответствующую.

Правда, тогда это была уже не первая, а вторая няня. Первая проработала всего неделю. Танюшке тогда было месяца три. Родители сняли нам маленькую комнатку в Подмосковье. Все-таки дача. Чтоб «ребенок дышал». И ребенок дышал.

Я на даче. Одна с малышкой. Муж, мама – все работают. Пригласили женщину в помощь. По объявлению пригласили. Помогала. Но почему-то стали пропадать детские ползунки. Новые, красивые: голубые и ярко-розовые, их подарили мои университетские однокашники, когда пришли на новорожденную дочку посмотреть. Купить такие вещи тогда было почти невозможно. А если доставали когда, то очень за дорого. А они у нас пропадали. Пропадали красивые ползунки постепенно, но пропали все.

Однажды, когда я с Танюшкой гуляла по саду, вдруг что-то голубое и розовое средь зеленой травы попалось мне на глаза. Вот они! Эти потрясающие подарки! Но – не спешите радоваться! Их не ветер сорвал с веревки! А няне нашей проще было их выбрасывать, чем стирать. Пролежавшие не стиранными на земле, под дождем… эти ползунки и стирать уже было ни к чему.

Первой няни и не стало.

Ну так вот. А та, новая, на доске которая, была тихая. Покорная даже. Стирала. Гладила. Качала коляску с ребенком во дворе, под окном. Так, чтоб моя мама могла их видеть. А я – в своем МГУ все время. Но вот уже и мама на работу вышла. И няня с маленькой Танюшкой остаются дома одни. Без нас.

…В тот день я пришла домой пораньше. Прихожу – дома никого. Ни няни, ни Танюшки. Может, мама раньше освободилась, и они все втроем куда-то умотали?! Тогда почему коляска во дворе стоит, а в коляске – никого?! И вообще, что происходит?! Сердце начинает бешено ускорять темп.

Выхожу на Бронную… Нет их.

Иду на наш бульвар, на Никитский. Нет их.

Бросаюсь в нашу милицию.

А там! На жесткой скамейке для всяких хулиганов и разбойников сидит наш ребенок! В слезах и соплях, мокрый, голодный… Молчит с испугу, только глаза таращит и икает тихонько от ужаса…

А няньки нет.

Оказалось. За день до этого она упросила маму дать немного денег вперед. А сегодня взяла девочку и пошла с ней. «Пешком». Без коляски. Душа требовала банкета. И банкет был. И, шатаясь, отправилась няня догуливать на бульвар. А девочку забыла. Вот водители и увидели на проезжей дороге, прямо между машинами, маленького плачущего ребенка. Одного. Стоит, маму зовет. Кто-то отвел девочку в милицию. Спасибо, тогда не было такого активного движения на дорогах. Но все-таки движение было.

Вот так наша Танюшка и заимела свой первый привод в милицию. И последний, надеюсь. Какое счастье, что я тогда пришла домой раньше мамы. Страшно представить, что могло случиться, если б мама явилась раньше и пережила весь тот ужас, который выпал на мою долю.

Все. Потом – долго никаких нянь.

Мама отложила идею с работой на долгое время. Опять все взяла на себя: лучше будет она, молодая бабушка, с любимой внучкой сидеть.

…И вот Танюшка уже и в детском саду. Да и у меня жизнь новая. С новым мужем. В новой квартире. Вернее, в огромной коммуналке с большим количеством хороших людей и дверей.

Наше жилье состояло из двух запроходных комнат с высоченными потолками. Наш друг, который помогал нам переезжать, сразу сказал, что, если эти комнаты поставить на бок, получилась бы кубатура та же, а метраж больше. Но никто их, эти комнаты, на бок не «поставил», метраж остался прежним, а мы были счастливы первому самостоятельному с ним жилью.

Но без помощницы уже просто никак. Хотя бы просто отводить дочку в детсад. Который, к счастью, совсем рядом. За углом. Правда, через дорогу.

Первое время после переезда на эту квартиру отводил дочку по утрам муж. Прямо перед работой. Он работал тогда еще в ОКБ КП – чего-то там кабельной промышленности. В подмосковных Мытищах. И приходилось мужу вставать так же, как Танюшке. Очень рано. Мне же было милостиво дано еще полчасика поспать. Так и вижу их – заспанных, сонных. Его и маленького ребенка. Чуть ли не поддерживающих друг друга, пошатывающихся со сна… зевающих… Смотреть на это было и трогательно, и грустно. Так было жалко их!

И пришлось все же искать кого-нибудь в помощь.

Очень средних лет даму предложила одна из наших многочисленных соседок. Жила дама недалеко от нас. Рано утром мы одевали ребенка, а она отводила в сад. Когда вечерами у нас было выступление и мы не успевали забрать дочку из садика, мы просили тетю Зину подменить нас. Ребенка забрать.

И все вроде бы хорошо.

Но однажды соседская бабуля ужасным шепотом рассказала, что видела, как наша маленькая девочка шла из детского садика одна посредине проезжей дороги. Опять!!! История повторилась. Шла прямо по мостовой. Няня же по тротуару спокойно прогуливалась со своей подругой. А по дороге на большой скорости совсем рядом с ребенком летит машина.

Чудо спасло нашего ребенка. Спасибо тебе, Господи! Опять – спасибо.

Вот с тех пор мама моя уже окончательно бросила идею работать.

И вот у нас уже отдельная квартира. Правда, далеко от нашего родного центра. Даже от метро далеко. Квартирка маленькая. Но наша. Первая с Ним – НАША. И конечно же опять нужна помощница по хозяйству. Ох, как нужна! Нам часто уезжать. Уже концерты, гастроли… Как уедешь?!

Домработницу нашли. Уже даже с небольшой рекомендацией. «Небольшой» – потому что люди малознакомые порекомендовали. И вроде бы опять все хорошо. Только по ночам я как-то странно себя чувствовала. Все время казалось, что кто-то смотрит на нас. Следит. А у нас с Ним – любовь.

Думала вначале – показалось. Оказалось – не показалось. Просто даме было интересно, чем это мы тут занимаемся по ночам.

Ну и опять – выручай, мама!

И мама выручает. Поэтому папа мой, бедный, все время один. А мама – «в лавке». Мама – на посту.

.. А вот уже и большая четырехкомнатная квартира на Красной Пресне. Женщина появилась неплохая. Работящая. Быстрая. Только голова всегда покрыта платком почему-то. Никогда не снимает платок. И кошек ненавидит люто. Оказалось, в детстве играла с кошкой, а у той – стригущий лишай. Вот и стала лысой Тамара. Навсегда.

Отсюда и платок. Отсюда и ненависть к кошкам.

Но сын у Тамары есть. От профессора-татарина сын. Тамара, домработница наша, как-то раз убиралась у профессора, полы мыла. И нагнулась как-то низко-низко… А сама – полная, аппетитная. Хоть и в платке. И профессор-татарин не выдержал, не удержался то бишь, и пристроился сзади…

А сердобольная Тамара – ему:

– Ну зачем вы так? Неудобно, небось. Лучше ляжем.

И легли.

Вот так и получился у Тамары татарский сын профессора.

А у нас уже гастроли постоянные. И дочь уже сама в школу ходит. Хоть и не ближний свет. Но сама. А на хозяйстве – она. Домработница Тамара. Убирает. Готовит. В магазин… А мы – уходим, уезжаем, улетаем…

Танюшка – с ней.

Конечно, оставляем деньги на питание. Да на непредвиденные расходы всякие оставляем. А Тамара подружкам Танюшиным чаю с сахаром не дает. «Мне на ваш сахар денег не оставили. Нету вам сахару». Дочка нам об этом долго не рассказывала. Боялась, что ругать Тамару будем или уволим сразу.

А как она одна будет?! Лишь спустя годы и рассказала. И про то, как на дочкину просьбу купить ей любимые яблоки Тамара изрекала:

– Килограмм яблок – три дня без обеда.

Тамара вообще деньги сильно «уважала». Наши деньги. Когда мы не в поездке, а дома и денег на «непредвиденные расходы» не полагалось, ей становилось больно и обидно. И постоянное «Аллочка Яковлевна, де-е-ню-ю-жку!» было у нее вместо «доброго утра».

Ее «уважение» к деньгам дошло до того, что однажды она откровенно призналась, что деньги у нее всегда есть, потому что:

– Что вы думаете? Неужели я каждый день не сэкономлю для себя каких-нибудь десять ваших рублей?!

А это тогда были все-таки деньги.

…Потом был долгий перерыв. Это было то самое время, когда нас объявили всяческими врагами Родины нашей. И уже было нам не до помощниц по дому. Тогда мы вообще собирались уезжать навсегда из СССР.

Собираться-то мы собирались. И даже полностью собрались. Но не уехали. Не выпустили нас. Не отпустили… Так сильна была любовь к нам нашего государства. Двери квартиры поджигались, машину разбивали, работы лишили. Лишили всего. Даже все записи на радио и ТВ с нашим участием уничтожили. И афиши… Но главное – дочь-отличницу из МГУ исключили.

Но жить надо.

И живем как-то.

К счастью, появился на свет наш ненаглядный внук Костик. И потому у нас появляется няня Тася.

Посоветовала, вернее, привела нам ее наша приятельница. Она, приятельница, намного старше нас. И была умная. Понимала наше положение. И что значит попасть в эту «нацию отказников» – понимала. Когда отказано во всем. Когда и работы нет, а проблемы и безденежье, наоборот, есть.

И говорит приятельница:

– Возьмите к себе Тасю. Она хорошая. Какую-никакую дачку все равно снимете для ребенка. Вот она там жить с внучиком и будет. И вообще.

– Только деньги ей не давайте. Откладывайте для нее просто, – добавила.

– Почему не давать денег? – спрашиваем.

– Они не удерживаются у нее, – отвечает.

А почему «не удерживаются», не объяснила. А мы и не спросили.

И взяли Тасю. И решили посмотреть на нее, пока мы тоже на даче с ребенком. Родители же Котика – врачи. Всегда заняты.

Тася была замечательная. Простая деревенская баба. Аккуратная. Заботливая. Убиралась чисто. Смотрела за маленьким Костиком… Любила его. Но все- таки поначалу мы не оставляли ее с ребенком одну.

Но однажды… Однажды нам пришлось отъехать в город.

Возвращаемся… Уже у калитки слышим песню.

Входим…

Тася… возлежит на нашей кровати, развалилась по-королевски… и песню поет. С выражением так поет. Рулады выводит, руками дирижирует… Пьяная. Маленький мальчик Костик рядом на полу с машинками играет. Подпевает как-то.

…Потом были Вики, Нади, Кати.

Разные, равнодушные и не очень, всегда чужие. Была даже такая, что в свои шестьдесят пять сидела в Интернете все время. Продвинутая была. Искала «своего» мужчину. И кажется, нашла. Потому что однажды – приезжаем на дачу, а дамы не оказалось. Ушла. Убежала просто. Спешила к «своему мужчине».

Конечно, все эти женщины – искатели своего счастья. Как могли, так и искали. Хоть какое. Им казалось, найти это счастье можно только в Москве. И их, одиноких и неприкаянных, было жаль. И – что им наши проблемы, когда у них свои такие?!

Там, где они жили, работы не было никакой. А если кто уже на пенсии, то страдал от одиночества. Дети их выросли. Уже свои семьи у них, у детей. Мать вроде бы и не нужна больше. А так хочется ей к кому- нибудь приткнуться. Да и подработать не грех, чтоб не зависеть.

И от родных детей – идут к чужим.

…А что мы?!

Мы опять даем объявление: «Срочно требуется помощница… с проживанием на даче…» Дача у нас уже своя.

Приходит пара. Молодые, красивые. Ищут работу для двоих. Вместе работать, значит. И, естественно, вместе жить.

Нам не нужна пара. У нас нет работы для двоих. Но когда они узнали, что у нас для помощницы есть отдельная комната… Стали так уговаривать! Так уговаривать!

– Ему не надо платить, – говорила она.

– Устроюсь где-нибудь на подработки, поддержу жену деньгами, – говорил он. – И на даче помогу.

Видно, очень уж нужна им работа с проживанием. Говорят, будут всю жизнь благодарны…

И видят, легко уговорить нас и разжалобить.

Разжалобили. Уговорили.

Мы взяли.

Кончилось то лето. Мы переехали в Москву. Пара осталась на даче.

А Вика очень уж часто болеет. То ангины, то гриппы. Чаще всего подозрениями на аппендицит страдает, говорит.

Запои. Узнали мы об этом, когда были на редком нашем отдыхе. Позвонили нам соседи дачные. Мол, скандалы пьяные каждый день, вплоть до драк и битья окон. Наших, разумеется. Весь наш отдых испорчен. Улетаем домой. Еле удалось распрощаться.

Но все же спустя время опять поселилась у нас на даче пара. Уж очень они были влюблены друг в друга. И так просили не разлучать их. Мы разлучать их не хотели, потому и отказали им обоим.

Но.

Но они – на даче. Они все же у нас.

Однажды звонят из милиции, спрашивают, знаем ли мы, что наш работник был осужден за убийство.

Потом появилась симпатичная молодая женщина с Украины. Тогда еще не было этой трагедии с войной. Мы еще дружили тогда с «нашей житницей». Женщина пришла по рекомендации. Говорит, одинока. Но есть сын приемный. Из детдома взяла. Не совсем здоровый, сказала.

Растрогала.

Взяли.

Потом вдруг и муж «приемный» объявился. У «одинокой». «Приемный» – потому что мать приняла. В дом.

– Принимай! – говорит. – Он хороший. Баптист и в хоре поет.

Ну и мы приняли. Потому как любовь у них в то время была. И она уж очень просила за него. А любовь для нас – святое. Ладно, пусть и муж приезжает.

Он и приехал. Как одолжение сделал. Ей. Заодно и нам. Отдыхает все время. Благо мы в гастролях постоянно. А парочка на природе радуется. А на даче у нас ни цветы, ни овощи не растут. Некогда нам этим заниматься. И им некогда. Они заняты. Она моет его в ванной нашей. И массажи там делает. И подстригает под бокс. Ему так больше нравится.

Отдохнул муж и – обратно, на Украину. «По делам».

А она расстраивается. А нам жалко ее. И мы ее вместе с собой в роскошный израильский санаторий берем. На поправку здоровья и настроения.

В «Плазе» у нас номер трехкомнатный. Люкс. Нас тут любят. Уважают. Приезжаем сюда часто. И все нам по бартеру: мы им – концерт, они нам – номер роскошный, обследование по полной, лечение самое лучшее.

А в этот раз мы просим хозяина санатория, израильтянина Нахума Керена, принять вместе с нами нашу так называемую родственницу. Говорим – споем для отдыхающих теперь два полных концерта. А не один, как всегда.

Хозяин – уже наш друг. Умный. Настоящий. Давно. Его чтут, боятся и уважают. Потому такой идеальный порядок в санатории. Когда слышат, что хозяин к санаторию подходит, все и всё подтягивается и вытягивается в струнку. И все и всё работает.

Нашу «родственницу» лечили по полной программе. А лечение там дорогое и уникальное. В престижных московских клиниках не всегда найдешь такую медицинскую аппаратуру. А главное, такого Нахума Керена.

В общем, спели мы для них ТРИ концерта.

А наша «больная» все время звонит мужу. На Украину. По телефону гостинично-санаторному. Что очень дорого. Да и по нашему мобильному, в роуминге.

– Я в раю, – говорит мужу.

А нам:

– Век за вас молиться буду!

Но век молиться ей за нас не пришлось. И не только век.

Приезжаем в Москву, а нашей помощнице, поздоровевшей и похорошевшей, почему-то срочно понадобилось уезжать. Плачет, говорит, что-то с сыном…

Собираем ее, подарки всякие готовим «больному» приемышу.

Оказалось, ушла в другой дом работать. Больше денег предложили.

Молилась ли она потом за нас, как обещала? Не думаю. Лучше б не молилась, а ушла б от нас до того, как в таком санатории мы ее лечили. И столько за нее пели.

Потом долго никого в дом не брали. Сами как-то выкручивались. Котя, наш внук, уже и в садик пошел… а вот уже – и в школу…

Ну а потом наконец-то нам повезло. До сих пор у нас настоящая помощница. Порядочная. Добрая. Ответственная и остроумная. Это она заявила однажды об одной из наших гостий:

– Не смотри, что некрасивая! Жрать сядет – залюбуешься.

И вообще столько у нее народных выражений! Но таких крепких, что привести их на этих страницах нельзя. Неудобно как-то. А жаль.

Занимается Наталия Ивановна всем нашим хозяйством. И нами. Если надо, и укол сделает. И шею помассирует. И борщ украинский. Ну а на концерт с нами – так это святое. И не дай бог, если кто-то не с пиететом, к которому она привыкла, произнесет про нас что-нибудь не так! Мы товарищу тому не завидуем. Ни-ни! И не пытайтесь. Мы – самые лучшие и самые талантливые!

А как она к нашему концерту готовится! Что наденем? Что поем? И – советует. А если что-то, по ее мнению, не так – недовольна. Ругается.

– Ничего себе! – ворчит. – Такую песню не вставили! А люди по ней скучают! Как не стыдно только?!

И сердится.

Наши диски на концертах никому продавать не доверяет. И «консультирует» желающих. Какие песни на каких CD находятся. И рекомендует, что купить.

А рекомендует то, что ей самой нравится. А нравятся ей все. Вот и «консультирует». И сидит счастливая! Гордая! Она – соучастница всего этого праздника.

Вот так. Сейчас наконец-то нам повезло. Ну а что будет дальше? Никто никогда не знает, что будет дальше.

Вот и мы не знаем.

Поживем – увидим.

Давайте поживем.