Читать книгу Основатель деревни. История рода - Алла Плотникова - Страница 3

Мой отец проходил службу с 1951 по 1954 год в артиллерийских войсках на острове Эзель (Саарема), что находится в Эстонии. И будучи радистом, дослужился до сержанта, но не только в радистском деле преуспел он. За что ни брался в армии, всё получалось. И на балалайке играл так, что зрители заслушивались. И гармошка, и баян подчинялись чутким пальцам, но всё же главным занятием отца было не военное и не музыкальное, а иное искусство. Всю жизнь он писал заметки и статьи, которые неоднократно публиковались в районной печати. И во время службы не оставил призвания: в армейских газетах были напечатаны его острые заметки о жизни артиллеристов.

И, к удивлению, ему даже была вручена почётная грамота за активное участие в качестве внештатного корреспондента. Почему я говорю «к удивлению»?

Наверное, потому что, едва ли не все воители, вооруженные пером, отчасти являются рыцарями Печального образа и в награду за свои подвиги получают не почётные грамоты, а в лучшем случае, тумаки и насмешки.

Я говорю о людях, сражающихся со словом не от скуки и не наживы ради (у этих-то всё в порядке). А о тех, кто, жаждая помочь людям угнетённым, освободить закованных в кандалы, утешить обездоленных, отправляется совершать подвиги, не обременив свою душу ношей из белых сорочек и монет, только лишь во имя света, любви, во благо всего человечества и мира.

О тех собратьях и сосестрах по перу, которые способны разглядеть даже в самых грубых, трусливых, подлых, лживых, невежественных людях не тварей духовно падших, а несчастных пленников коварного Фристона. Ради освобождения которых, они, эти рыцари, вооружённые лишь старым фамильным пером, идут сражаться с невероятного размера великанами, и не важно, за какой ширмой их спрятал злой колдун.

Эти воины и воительницы, о которых я говорю, в желании расколдовать людей отыщут зловредных великанов и, даже если это будет стоить им жизни, выволокут на свет, чтобы каждый мог убедиться в их существовании, явственно увидеть, пощупать огромные зловонные тела.

Но, увы, даже когда раздутые туши великанов на всеобщем обозрении разлагаются лёжа под солнцем – рабы, почти все, так и остаются рабами, а трусы трусами, – оттого-то рыцари пера зачастую и бывают биты, высмеяны, оболганы. Кому понравится узнать, что вонючие великаны скрывались не за ветхими лопастями соседских мельниц, а за грязным тюлем собственной души? Но так же, как Дон Кихот, способный разглядеть в лопастях мельниц не механизмы, призванные упростить труд мукомолов, а развевающиеся на ветру смрадные патлы великанов, и не способный об этом молчать, мирится.

Так и писатель в кружении листопада, в пьяном танце дождя, в хороводе вьюги, видит далеко не случайную часть природы, а улыбку бога (кем бы он ни был), его призывно протянутую руку и тоже не в силах молчать, мирится, веря, что только в правде спасение. А правда есть в каждой душе, её только нужно отвоевать из потного плена великанов, поэтому облачается в ржавые доспехи и, вооружившись старым фамильным пером, отправляется в очередное странствие по дорогам родовой памяти, по пути собирая сияющий венок из народных песен, сказок, былин, стараясь не пропустить даже невзрачных травинок. С одной лишь целью: передать этот светящийся венок следующим поколениям.

К сожалению, часто странствующие травники забывают, что они должны не только собирать все лечебные, зачастую горькие, травы и цветы, но и призывать, воспламенять, если нужно, воскрешать омертвевшие души потомков.

Поэтому я пишу эту книгу не только в качестве исторического памятника, но и как призыв к моему огромному Роду, веря, что всё связано, и одно поколение, уступая дорогу новому, никуда не уходит, а остаётся до тех пор, пока о нём помнят. Пока Род, оберегая свою кровь и душу от колдовского зелья, продолжает передавать светлый венок из песен, сказок, былин из поколения в поколение, – мой призыв не останется не услышанным. Отправляюсь в путь по дорогам Родовой памяти с целью собрать все лечебные травы и цветы в единый венок, а затем передать его детям и внукам, как и любой рыцарь Печального образа, не обременив души ношей из белых сорочек и монет. Человек, способный видеть в кружении мельничных жерновов и шестерней движение планет, танец Вселенной, разве может думать о монетах?

Осознающий, что всё в этом мире связано, что в каждом человеке есть божий свет, и все трусы, рабы являются всего лишь пленниками злого колдовства коварного Фристона?

Так и мой отец, Плотников Евгений Петрович, в короткие минуты солдатского досуга, отдыхая на седых камнях острова Саарема и наблюдая за пареньем на ветру крылатых мельниц, которых к моменту пятидесятых годов на острове было около двух тысяч, и, казалось, стоит им взмахнуть разом крыльями, то и остров вслед за ними поднимется в небо, думал совсем не о находящихся внутри мельниц жерновах и шестернях, призванных облегчить труд эстонским мукомолам, и не о том, как аккуратен и сыт образ жизни европейцев, а вспоминал родную, милую деревню своих отцов, а вместе с тем и своего прапрадеда…

Я точно знаю это, так как отец сам не раз мне рассказывал.

Сержант Плотников Евгений Петрович – потомок основателя рода в пятом поколении

Он смотрел на доломитовые стены крепости Курессааре, которая некогда была резиденцией эзельских епископов, на алые, словно окровавленные, остроконечные крыши её оборонительных башен; но думал не о Юрьевой ночи, и не о тевтонских рыцарях, и не о том, как они, огнём и мечом, обращали некогда свободных жителей острова в христианство, а вспоминал маленький деревянный дом, в котором вырос, луга с высоким разнотравьем, коней, пасущихся на лугу. Это была взаимная любовь, лошади платили ему ответной привязанностью, с полуслова слушались. Их спокойствие, сила, смелость и выносливость были примером для подражания. Почему-то рядом с лошадью он становился добрее, сильнее, а значит, полноценнее.

Ничего с собой не мог поделать – тосковал по дому. Хотелось в свою родную деревеньку Плотниковы, что затерялась в верховьях Вятки.

И ничего ему не нужно было, кроме родной земли…

Не нужно было… Только бы прогуляться по родным просторам, и даже во сне он часто видел поля, засеянные горохом, рожью; среди колосьев ржи синели васильки. Луга пестрели ромашками и колокольчиками. Вот от родного дома песчаная дорога на ферму, спускающаяся вниз… Внизу блестит гладь воды – это река Вятка, словно любимая девушка, игриво подмигивает…

Чтобы служба не казалась такой тоскливой, он решил начать летопись своего рода. Начал вспоминать и записывать в тетрадь.