Читать книгу В ритме сердца - Алла Полански - Страница 3

Я всё время моталась по гарнизонам, ведь мой отец служил в войсках. Сложно было найти себе занятие, когда ты постоянно переезжаешь с одного места на другое. И если бы не внезапно нагрянувшая на моё юное сердце влюблённость к преподавателю ИЗО-студии, то, возможно, всё закончилось бы иначе. Подозревая меня не только в плотских чувствах, но и в огромном таланте к рисованию, он смело пришёл к моим родителям и сказал: «У Марины способности, которые обязательно нужно развивать».

Увлечение молодым педагогом быстро испарилось, лишь стоило мне всерьёз заняться делом. Мне нравилось рисовать, смешивать краски так, что натюрморт, который изображали все, на моём листе буквально оживал и светился. И хоть в десятом классе я однозначно определилась с выбором профессии, то с выбором мальчика, которому хотела бы отдать своё сердце, всё обстояло значительно сложнее. Сегодня мне нравился один, завтра – совсем другой. Я нещадно разбивала вдребезги их стонущие сердца, оставаясь всего лишь верным другом, нежно целуя на прощание в щёку очередного провожавшего кавалера, а потом бессовестно, бросая в смятении чувств молодого парнишку, бежала домой – рисовать.

На выпускном вечере мне признались в любви, по крайней мере, трое из тех, у которых хватило смелости это сделать. Но я, выразив глубокое сочувствие, ушла с бала под руку с отцом. Его цыганочка, копия матери, выросла. Толпившиеся вокруг меня мальчики заставили задуматься, что вскоре появится такой же, как он, смелый парень, и украдёт сердце его звёздочки.

Мне удалось поступить на бюджетное отделение дизайнерского факультета столичного университета. И началась жизнь, которая требовала полной самоотдачи. Моя комната превратилась в мастерскую, где стоял этюдник и приготовленные отцом деревянные подрамники, затянутые плотным белым холстом. Боже, мои работы висели на всех четырёх стенах, потом стали занимать большую часть балкона, каждый раз заставляя спотыкаться о них маму, развешивающую бельё. Но никто ни разу не упрекнул меня в этом.

Пленэра я с нетерпением ждала каждый день, с придыханием слушая рассказы девочек о романтических вечерах в палатке, на дикой природе. Особое чувство полной свободы кружило голову. И хотя спать в тесной брезентовой палатке, остро ощущая каждую неровность всем телом, не очень-то приятно, а преподаватели поднимали рано утром, заставляя с воодушевлением писать восходы и нисколько не сочувствуя только что заснувшим студентам, – мы всё равно включали по вечерам на всю катушку музыку, танцевали, кутили, горланили песни до хрипоты в голосе и… влюблялись без оглядки.

Как можно терять голову от мужчины, сходить с ума? Оказывается, можно. Я, наконец, поняла что значит «влюбиться», когда к нам приехали парни с архитектурного. Вообще-то, мне были знакомы многие мальчики с разных факультетов, но этот оказался новеньким. Появился он внезапно и только с началом третьего курса. Такие либо зачисляются после окончания колледжа, либо возвращаются уже отслужившими в армии.

Парень всем своим видом напоминал серьёзного волка-одиночку. Один в стае, сам по себе, на своей волне. Преподаватели не заставляли его рисовать, скорее, он поднимал их своим неуёмным желанием писать просыпающееся утро. Писал акварелью, гуашью, маслом. Вечером на дискотеке, постояв в стороне какое-то время, незаметно уходил. Надевал наушники, включал плейер и заваливался в палатке, не слыша возвращения остальных парней, мыкающихся в любовных приключениях.

Я впервые не знала, как обратить на себя его строгое внимание. Его не надо было просить поднести нагруженный тюбиками масляных красок этюдник. Он просто брал и нёс его в полном молчании, не говоря ни слова, даже помогал устанавливать. Но потом с головой уходил в работу.

Однажды он похвалил меня за удачный этюд, и тогда я стала писать с особым усердием и рвением, писать много, очень много. Комкала работы, которыми в прежние времена оставалась довольной. Только себя не обманешь и картинами не отвлечёшь: я не приблизилась к предмету своей любви ни на шаг.

В последний вечер четвёртого семестра, по сложившейся традиции, жгли большой костёр, пили сухое вино и прощались на всё лето. Я, погружённая в грустные мысли о том, что теперь не смогу видеть виновника своих страданий, который так основательно поселился в моём сердце, не сразу заметила, что вся группа разошлась парами, и только мы вдвоём сидим на брёвнышках у яркого, неугасающего костра. Тогда мне пришлось принять трудное для себя решение: пойти ва-банк и стать той отчаянно-нахальной девчонкой, которая сбивала парней с толку.

– Эй, друг, а ты целоваться умеешь?

– Вообще-то, меня зовут Демид.

– Я знаю. Так ты не ответил на мой вопрос, Демид.

– Я многое могу, но зачем тебе это нужно? Сделать зарубку об очередном покорении?

– Ладно, если трусишь, так и скажи.

Я обиженно встала и, показав ему спину, прямиком направилась по тропинке к палаткам, расположенным поодаль от костра. Но он успел ловко схватить меня за руку, резко дёрнул за неё и чуть не упал вместе со мной на землю. Не ожидав такого резкого поворота событий, я буквально потеряла равновесие. Однако рефлекторно оттолкнувшись сильной рукой от земли, он лихо усадил меня к себе на колени, с жаром притянул за бёдра к широкому торсу и начал неистово целовать. Эти поцелуи были одновременно и злые и чувственные, и в какой-то степени дикие.

– Ты думаешь, тебе всё позволено, – кривя губы, он нагло скользнул рукой под футболку, ладонью обхватил грудь и снова жёстко поцеловал.

Я, привыкшая к покладистости парней, начала вырываться и кричать, освобождаясь от плена его губ:

– Дурак, отпусти меня!

Придушенная его ласками, наконец высвободилась из железной хватки и, свалившись на землю прямо у его ног, вдруг услышала с сарказмом пропетую строчку из песни «Ты у моих ног».

– Придурок. Дерьмо, – нагнувшись, набрала в ладонь горсть земли и, с яростью швырнув ею в него, ушла прочь.

Я не смела оборачиваться. Всё тело предательски била мелкая, противная дрожь. А утром, с синими кругами под глазами и бледным лицом, сама погрузила свою сумку в багажник автобуса, молча оттолкнув Демида, который хотел помочь. Сев в одиночку на сиденье у окна, устало прикрыла веки. Мне никого не хотелось видеть. Однокурсники громко шумели и дурачились, но я не обращала внимания, полностью погрузившись в собственные мысли, уйдя с головой в себя. Даже почувствовав, что кто-то опустился рядом на соседнее место, не разомкнула глаз. Из упрямства сжала их сильнее, чтобы не быть втянутой в бессмысленный разговор и… уснула.

Проснувшись, не сразу поняла, где нахожусь. Щека прижималась к чему-то уютно-мягкому, а тело спелёнато чьими-то цепкими руками. Открыв глаза, я встретилась с насмешливым зелёным взглядом. Спросонья, сначала улыбнулась ему, отвечая тёплым вниманием, но потом, вспомнив вчерашний вечер, резко отодвинулась. Оглянувшись по сторонам, увидела, что все однокурсники уже вышли из автобуса, а значит, и мне непременно нужно поспешить, дабы вновь не почувствовать себя неловко.

– Спасаешься бегством, принцесса? – этот иронический голос звучал до самого порога дома.

Потом как в тумане слышала радостные возгласы соскучившихся родителей, которые наперебой то целовали, то пытались накормить домашними вкусностями и оживлённо выкладывали новости, накопившиеся за три недели моего отсутствия. А я с трудом изображала радость встречи – искрящиеся, дерзкие, задиристые зелёные глаза не отпускали из своего тленного рабства, всё туже затягивая на моей шее толстую прочную верёвку.